Черные танки шли по пятам, мы грудью встречали их, и нас оставалось все меньше на этой смертной дороге. Но мертвые передали нам свою ярость, и мы продолжали стоять. Вечером танки пошли на нас в пятый раз за этот день, а нас осталось только двое: я и наш политрук Гладков, веселый силач Валька Гладков; он нас учил на занятиях - будем бить врага малой кровью на его территории, а мы уже были черт знает где. Валька не выдержал, схватил последнюю гранату и пошел на танк. Граната мимо, а танк по Вальке. Я сидел в ровике, пока все танки не прошли, потом выглянул наружу: Валькин ремень со звездой распластался на песке, а на ремне след гусеницы, пятна крови. А Вальки нет - неужели?.. И тут я увидел Вальку у раздавленной березы. Танк прошел, березка снова стала распрямляться, открывая Вальку. "Валька, Валька!" Он все-таки услышал, открыл глаза и посмотрел на свою ногу - ноги не было. Даже песок не успевал впитывать Валькину кровь, а сам он сделался совсем белый. "Мало крови, может, ничего", - сказал он и затих, но в человеке, оказывается, хранится очень много крови. Вальки уже не было, а кровь еще текла. Я сидел и смотрел на Вальку, пока двигалась его кровь и что-то живое оставалось от него, потом схватил винтовку и побежал через лес в местечко. Танки уже прошли, пусто, тихо. За забором сараи стояли, длинные, без окон, я перемахнул - и туда. Тут навстречу в раскрытые ворота мотоциклист в черном френче, в больших очках; я пустил в него пулю. Мотоцикл вильнул, повалился, черный растянулся на асфальте. Распахнул дверь, вбежал в сарай. Боже мой, на полках аккуратно сложены штаны и гимнастерки, тысячи штанов и гимнастерок, в другом ряду стоят сапоги - тысячи сапог. А мы в то утро выскочили на улицу босиком, в одних кальсонах - и все это лежало на полках в сарае без окон, и черный мотоциклист валялся на асфальте, и колесо еще крутилось. Я поднял канистру, стал плескать бензин на гимнастерки и штаны, побежал в конец сарая, пока бензин не кончился. Чиркнул спичкой, огонь побежал по мокрому, взвился на полки, загудел, жарко опалил лицо. Я схватил два сапога, выскочил на двор - колесо уже не крутилось, а черный продолжал лежать. Забор, улица, ограда, огород, стреляют, я, задыхаясь, лежу в овраге - черный дым столбом стоит над складом. Я отдышался и побежал по полю, оглядываясь на дым, чтобы не потерять направления. Сапоги мои совсем износились, и палец вылез наружу, а те я бросил в овраге, потому что все на свете перемешалось и оба сапога оказались на левую ногу.
ГЛАВА X
- Я не могу воевать в такой обстановке! - кричал Стайкин с порога; он только что вошел в избу и оббивал снег с сапог.
- Чем тебе плохо так воевать? Скоро на лыжах пойдем. - Это сказал Молочков, прибывший с недавним пополнением.
- Ему ванна горячая нужна.
- А холодной не хочешь? Со снежком.
Солдаты смеялись.
Шмелев сидел за столом, как и позавчера, когда уходил Чагода, и смотрел в окно на падающий снег. А на месте Чагоды, положив руки на стол, сидел Войновский. С выражением покорного отчаяния Войновский говорил:
- Товарищ капитан, нельзя же так. Вам надо прилечь. Ложитесь, товарищ капитан. Хотя бы на часок. А я пойду на берег.
Снег за окном падал густо и неторопливо. Он ложился на землю и тут же таял, но падал свежий снег - белые пятна возникали на земле: снег оставался на пнях, под стеной сарая, на куче хвороста, на камнях у маяка, а Шмелев сидел и смотрел, как падает снег. Достал пачку, увидел, что там осталась одна папироса, сунул пачку в карман.
- Один часок, товарищ капитан, я прошу вас. Я скажу Джабарову, чтобы он постелил.
Солдаты в первой комнате продолжали разговор.
- Я не могу воевать в такой обстановке. Я требую, чтобы мне создали условия.
- А какие тебе нужны условия? - снова спросил Молочков.
- Ему в медсанбат захотелось, к сестричкам.
- Отставить разговоры, - Стайкин просунул голову в дверь, посмотрел на Шмелева, а потом отошел и встал боком, так, чтобы видеть через дверь капитана.
Солдаты приготовились слушать.
- Товарищи солдаты и старшины, - с выражением сказал Стайкин. - Докладываю. Для войны мне нужны следующие условия, самые нормальные и простые. Во-первых... - Стайкин поднял руку и загнул мизинец. - Во-первых, товарищи солдаты и старшины, мне нужен для войны противник, или, по-нашему, фриц, потому что, когда противника нет, я просто воевать не в состоянии. Дайте мне противника. Чтобы у него автомат - у меня автомат. У него танк - и у меня танк. Тогда я могу воевать на равных. Но это еще не все, товарищи солдаты и старшины. - Стайкин загнул безымянный палец, посмотрел через дверь на Шмелева. - Во-вторых, мне нужен для войны командир. Чтобы он распоряжался мной и думал за меня. "В атаку!" - и я в атаку. "Ложки в руки!" - и я работаю ложкой. Очень мне нужен командир, потому что на войне я органически не способен думать.
- А в-третьих? - спросил Войновский. Он встал из-за стола, подошел к двери и стоял, опершись на косяк и слушая Стайкина.
- Разрешите доложить, товарищ лейтенант. В-третьих, мне нужен тыл. Чтобы письма получать оттуда, посылки с вышитыми кисетами и запахом женских рук. Тыл мне нужен, чтобы оттуда шли ко мне боеприпасы, теплые подштанники и американская тушенка. Потом мне нужен тыл, чтобы было куда драпать в случае неприятностей. Если мне есть куда драпать, мне воевать спокойнее. Вот мои три условия, товарищи солдаты и офицеры, и я требую, чтобы мне их создали. В противном случае я пишу рапорт и подаю в отставку. У меня все.
- Вот это дал прикурить!
- Чего же тебе не хватает? Тыла тебе мало? И так в тылу сидим.
- Ты к Гитлеру обратись, пусть выделит для тебя противника.
- Войновский, - позвал Шмелев, он по-прежнему сидел у окна и смотрел на снег. Войновский подошел. - Кто дежурит на маяке?
- Комягин, товарищ капитан. Вы бы прилегли, товарищ капитан. Хотя бы на часок.
- Вызови маяк, - Шмелев повернулся и положил руки на стол.
Войновский покрутил ручку телефонного аппарата. Трубка сухо трещала. Маяк не отвечал.
- Плохая видимость, - негромко сказал Шмелев. Он сцепил пальцы рук и положил на них подбородок.
- Маяк, почему не отвечаешь? Доложи, что видишь на озере. Лодки не видишь?.. Как "кто" спрашивает? Капитан спрашивает... Он и так знает, что плохая видимость. Надо смотреть лучше - тогда увидишь. Ясно?
Солдаты в соседней комнате замолчали и слушали, как Войновский говорит с маяком.
- Подожди минуту. - Войновский отставил трубку от уха и посмотрел на Шмелева. - Будете говорить с маяком, товарищ капитан?
Шмелев ничего не ответил. Подбородок его соскользнул с руки, голова скатилась набок. Он спал.
- Значит, так, - тихо сказал Войновский в трубку. - Приказано усилить наблюдение. Ясно? - Он положил трубку, вышел в первую комнату и прикрыл за собой дверь.
- Заснул, - сказал он.
- Теперь уж не дождаться, товарищ лейтенант, - сказал Маслюк, доставая из кармана кисет. - Из этого Устрикова еще никто не возвращался.
- Сначала Куц, теперь капитан, - сказал Войновский. - Если что - я буду на берегу.
Метрах в ста от берега сквозь падающий снег была видна вода, она двигалась и колебалась, а между ней и берегом широкой полосой снег лежал прямо на воде. Войновский спустился вниз и осторожно ступил на снег. Лед легко выдержал его. Войновский остановился, пораженный, потом сделал несколько шагов, разбежался и покатился по льду, оставляя за собой темную гладкую полосу - лед под снегом был гладкий и почти прозрачный. Войновский катился по льду, забавляясь и не подозревая о том, что он первым покидает этот опостылевший берег. Лед сухо затрещал под ногами, Войновский остановился, постоял, потом снова разбежался и покатился к берегу.
Солдаты в избе курили.
- Вот поставят нас на лыжи и скажут: иди, - говорил Молочков. - Еще в запасном полку сказывали: наступление скоро откроют.
- А мы специально тебя дожидались, - сказал Стайкин и показал Молочкову гримасу. - Эх ты, мастер лыжного спорта.
Солдаты засмеялись.
- Тише вы, - сказал Джабаров. - Капитан спит.
- Гиблое место это Устриково, - сказал Маслюк. - Не хотел бы я туда идти.
- Старший сержант, расскажи что-нибудь веселенькое.
- Предварительные заказы принимаются только по телефону.
- Расскажи про Шестакова. Как он наряд от старшины получил.
- Про топор?
- Давай про топор.
Солдаты усаживались поудобнее, готовясь слушать. Стайкин потянулся, громко зевнул и лег на нары.
- Давай. Что же ты? - попросил Молочков.
- Не хочется, - сказал Стайкин. - Скучно что-то.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Но этот шар над льдом жесток и красен,
Как гнев, как месть, как кровь.
А. Блок
ГЛАВА I
Батальоны выходили на лед Елань-озера ровно в полночь, как было намечено по графику. Где-то за облаками висела невидимая луна, остатки рассеиваемого ею света просачивались сквозь слой облаков на землю, и снег отражал их. Черная ночь становилась темно-серой: фигуры людей в маскировочных халатах казались темно-серыми, и черные стволы автоматов тоже были темно-серыми - плотная темно-серая масса стлалась вокруг. Впрочем, и луна учитывалась графиком, и было точно известно, что через пять с половиной часов, когда батальоны будут подходить к вражескому берегу, луна уйдет за линию горизонта, и тогда, в нужный момент, придет абсолютная темнота.
Батальоны выходили к Елань-озеру по замерзшему извилистому руслу Словать-реки, будто живая река мерно лилась меж берегов к озеру, а под ногами людей, подо льдом туда же бежала холодная вода и тоже вливалась в холодное озеро.
Шмелев увидел впереди глубокое пространство и оглянулся. Позади был виден изгиб колонны, темно-серые фигуры людей и темно-серый берег, уходящий в темноту. Шмелев поднял руку и сказал вполголоса: "Стой!" Команда повторилась, пошла, затихая, вдоль колонны, и было слышно, как не сразу останавливается вытянувшаяся колонна и затихают звуки движения.
Рядом со Шмелевым шагал капитан Рязанцев. Он повозился с халатом, поднес к лицу что-то темное.
- Вышли к маяку на восемь минут раньше графика.
- Продлим привал, - ответил Шмелев.
Из мглы возникла высокая тень - перед Шмелевым вырос человек в кубанке и в полушубке.
- Старший колонны? К генералу. - Кубанка повернулась и побежала к берегу.
У подножия маяка плотно стояла группа людей в коротких бараньих полушубках. Они были без маскировочных халатов, и это отличало их от всех остальных, кто находился на берегу в эту глухую ночь. Один из них, в высокой, заломленной назад папахе, стоял в центре группы. Шмелев остановился и доложил, что первый батальон вышел на исходный рубеж.
- Вот и дождались, Шмелев, - сказал командующий, папаха закачалась в серой мгле.
- Дождались, товарищ генерал. Назад дороги нет.
- Только вперед, - живо сказал Игорь Владимирович. - Надеюсь, я дождусь к утру хороших известий. Что вы перерезали дорогу и сидите на ней. - Папаха снова задвигалась в темноте. - Вопросы есть?
- Никак нет, товарищ генерал. Солдат должен знать, на что он идет.
- Прекрасно сказано, капитан. - Игорь Владимирович сделал шаг вперед и оказался совсем близко со Шмелевым. - А генерал, со своей стороны, знает, на что он посылает вас, можете не сомневаться в этом. Вы понимаете - сейчас я не могу сказать всего. Вы узнаете свою задачу, когда выполните ее.
- Игорь Владимирович, - сказал человек, стоявший рядом с командующим, - вы не забыли?
- Да, Шмелев, - сказал командующий. - Полковник Славин пойдет с вами.
- Товарищ генерал, - быстро сказал Шмелев, - разрешите доложить. Первый батальон полностью укомплектован командирами. - Шмелев сам удивился тому, какой у него холодный и ровный голос, хотя внутри у него все задрожало.
В группе вокруг командующего произошло движение. Игорь Владимирович сделал шаг назад.
- Командир бригады болен и не может пойти с вами. Полковник Славин будет моим представителем. Ему не нужны вакантные должности.
- Товарищ генерал-лейтенант, - сказал Шмелев, - разрешите в таком случае сдать батальон полковнику Славину и остаться на берегу.
- Вы понимаете, капитан, о чем просите?
- Понимаю, товарищ генерал. И прошу вас понять меня.
- Хорошо, - медленно сказал Игорь Владимирович. - Я надеюсь, вы до конца понимаете это. Идите, капитан.
Шмелев отдал честь и быстро побежал по тропинке. Он услышал, что кто-то бежит за ним, и прибавил шагу.
- Капитан, постойте. Товарищ капитан!..
Шмелев остановился. Человек набежал на него и встал, тяжело дыша. Он был почти на голову выше Шмелева.
- Командир дивизиона аэросаней капитан Дерябин Семен Петрович, - быстро говорил высокий. - Прибыл в ваше распоряжение для совместных действий по форсированию озера.
Высокий шагал за Шмелевым по узкой тропинке. Он был во всем кожаном и в сапогах; снег громко скрипел под его ногами. Шмелев покосился на высокого:
- Как же вы влезете в свою машину?
- Показать? - он перегнулся пополам. Ноги его взлетели вверх и закачались над головой Шмелева, потом мелькнули в воздухе, и он снова стал высоким. - Нравится? - спросил Дерябин.
- Цирк на льду, - сказал Шмелев и пошел по тропинке.
В голове колонны капитан Рязанцев неторопливо расхаживал перед небольшим строем, объясняя политрукам и комсоргам рот значение предстоящей боевой операции. Шмелев обошел строй. Дерябин скрипел позади сапогами. Шмелев повернулся к нему:
- Карта есть?
- На полтораста километров вперед. Хватит?
У Шмелева была карта только на сорок километров, и он подумал, что высокий человек запасливый.
- Прошу. - Шмелев лег на снег у ящика с гранатами.
Дерябин лег лицом к нему. Джабаров воткнул между ними колышек и набросил сверху брезентовую плащ-палатку.
Шмелев зажег фонарик, осветив крышку ящика и лицо Дерябина - длинное, с острым лисьим носом и узкими скулами. На голове у него кожаный шлем, лицо от этого казалось еще более длинным и лисьим.
Они разложили карты, и Шмелев стал объяснять задачу. Высокий кивал головой, тыкал в карту острым носом и делал пометки карандашом.
- Где вы, мародеры? - Край палатки задрался, и под брезентом показалось румяное лицо Клюева.
Щурясь от света, Клюев лег рядом со Шмелевым и задышал ему в лицо.
- Зачем полез в драку? Чем тебе Славин помешал?
- Красив уж очень. Не люблю красавчиков.
- Пошел бы с нами. С нас меньше спроса.
- То-то и оно, - Шмелев показал карандашом на карту. - Продолжим?
- А смело вы, товарищ капитан. Я бы не решился. - Дерябин с уважением посмотрел на Шмелева.
- Сколько у тебя саней? - спросил Клюев.
- У меня саней нет, - ответил высокий, - У меня машины-аэросани.
- Сколько? - спросил Шмелев. - Быстро!
- Двенадцать машин сосредоточены в устье Словати, в хвосте колонны.
- Пойдут с нами? - спросил Клюев.
- Что вы, товарищ майор? Я же вас сразу разоблачу. Меня же за четыре километра слышно. Я вступлю с началом боя.
- По шесть штук на брата, - сказал Клюев. - Жить можно.
- Сколько раненых берете за один рейс?
- Четыре человека в кузове. И трое стоя на лыжах - если легкораненые. - Высокий подул на пальцы, согревая их.
- Не густо, - заметил Клюев.
- Скорость? - спросил Шмелев.
- До восьмидесяти.
- Боеприпасы будете разгружать в квадрате сорок семь - двадцать три, - сказал Шмелев.
- Сорок семь - двадцать три. Понятно. - Высокий клюнул носом карту. - Сорок семь - двадцать три? - удивленно повторил он. - Нет, не могу.
- Сорок семь - двадцать три. Точка, - сказал Клюев.
- Не могу, товарищ майор. Не имею права.
- На что ты не имеешь права? - спросил Клюев. - Воевать не имеешь права?!
- Не имею права подходить к берегу ближе трех километров. - Высокий заволновался и заморгал глазами.
- Почему? - спросил Шмелев.
- У меня военная техника, - сказал высокий. - Я же мишень, товарищ капитан. Не имею права входить в зону огня.
- А мы, черт возьми, не мишень?! - Клюев стал красным и часто задышал. - Мы кто, по-твоему?
- Товарищ капитан, поймите меня, - поспешно говорил высокий. - У меня техника. Учтите, не боевая, ничем не защищенная. Двенадцать моих машин и двенадцать ваших солдат. Вы потеряете двенадцать солдат и не заметите. Подобьют двенадцать машин - и вы отрезаны. Как на острове. А меня, учтите, подбить легче, чем пехотинца. Солдат в землю закопался, а я весь на виду. Ничем не защищенный. Я - машина транспортная, не боевая.
- Как тебя зовут? - спросил Шмелев и с восхищением посмотрел на высокого. - Я что-то забыл. Повтори.
- Дерябин, товарищ капитан. Семен Петрович Дерябин.
- Ну и сволочь же ты, Семен Дерябин, - с восхищением сказал Шмелев.
- Воля ваша: товарищ капитан. Приказывайте - пойду ближе. Пойду и лягу.
- Ну и сволочь, - повторил Шмелев и стал смотреть в карту. - Приказываю. Квадрат сорок семь - двадцать четыре. Там будет оборудован пункт приема и палатка медсанроты.
- Сорок семь - двадцать четыре. Это можно. Это мне подходит. - Дерябин облизал языком тонкие губы. - Напрасно вы так, товарищ капитан. Я действую в ваших же интересах. Без меня вы на острове...
- Ладно, действуй, - сказал Шмелев и отвернулся.
- Напрасно вы так. Потом будете благодарить. Я вам за сорок восемь часов переброшу пятьсот тонн грузов. У меня график.
- Почему за сорок восемь часов? - спросил Клюев. - А потом?
- Как? - удивился высокий. - Разве вы не знаете?
- Что мы не знаем? Быстро! - Шмелев наставил фонарь в лицо высокому, и тот снова заморгал глазами.
- Не могу знать, товарищ капитан. У меня график всего на сорок восемь часов, а потом сказано - ждать дальнейших распоряжений. А что будет с вами, не знаю. Не верите? Ах, товарищ капитан. Напрасно вы меня обидели, перед боем это нехорошо. - Он перестал моргать и посмотрел на Шмелева долгим странным взглядом, в котором были печаль и злоба, наглость и отчаяние - все вместе в одном взгляде.
- Ладно, иди, - сказал Шмелев и опустил фонарик.
Высокий задом выполз из-под брезента, и было слышно, как сапоги его часто заскрипели по снегу.
- Ах, какая сволочь, - повторил Шмелев.
Джабаров сдернул с колышка плащ-палатку и зашуршал ею в стороне. Шмелев подождал, пока глаза привыкнут к серой мгле, и поднялся. Клюев лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в небо.
- Так бы и лежал здесь, - сказал он. - Спокойно, мягко.
- Три минуты, - сказал Шмелев. - Засекаю время.
Клюев резко вскочил.
- Все, Сергей. Вошел в график. - Он тяжело вздохнул и прибавил: - Сон с утра нехороший видел. Будто я в яму провалился и песок меня засасывает. Знаешь, плывун такой, мокрый, холодный. Нехороший сон.
- Откуда ты взял? Наоборот, песок - это очень хорошо. Ты брось! - Шмелев пристально посмотрел на Клюева, но увидел лишь темное расплывчатое пятно вместо лица.
- И этот тоже, - говорило пятно. - Ты видел, как он на тебя глядел? Слухи всякие ходят...
- Нет, - солгал Шмелев. - Не видел. Смотреть не хочу на такую сволочь.
Торопливым деловым шагом подошел Рязанцев.
- Провел инструктаж, - сказал он. - Время.