* * *
Ошалело вскидываюсь на постели и несколько минут не могу понять, где нахожусь. В голове настойчиво пульсирует: "Фух… Пронесло вроде…". Наконец глаза фокусируются на светящемся табло электронных часов. Без десяти пять. Однако незапланированно ранний подъем вышел сегодня. Приснится же такое! Не к добру видно, давненько этот сон не беспокоил. Энергично трясу головой, прогоняя остатки забытья, вытряхиваю из мозгов чертову батарею и полуобвалившийся окоп наблюдательного поста. Похоже помогает, объективная реальность уверенно заполняет рассудок, не давая ему вновь нырнуть в события почти пятилетней давности. На какое-то время перед мысленным взором еще задерживается Одесса, что-то орущий в гарнитуру рации, но вот и он тускнеет и, махнув на прощание рукой, соскальзывает в бездну небытия, за край моей личной микровселенной, туда, куда обычно рано или поздно уходят сны, без разницы приятные или нет.
Отбрасываю в сторону скомканное одеяло, и только тут замечаю, что вся постель разворочена и внешним видом напоминает сорочье гнездо. Видно изрядно побрыкался пока проснулся. Простыня сбита пропитанными потом скользкими комками. Какой идиот придумал шелковое постельное белье! Зато девчонкам нравится! Что тут может нравиться, кроме осознания, что оно на порядок дороже обычного? Лениво размышляя над этой проблемой направляюсь на кухню, где меня поджидает предусмотрительно заряженная с вечера кофеварка.
Немудреный холостяцкий завтрак - кофе с бутербродами окончательно приводит в чувство. Сегодня переломный день моей жизни и следует по максимуму быть в форме. Сегодня наконец все решится, да или нет, пан или пропал и прочее, короче кто не рискует тот не пьет шампанского. Пан или пропал? Нет, уж извините, по любому выходит Пан! Хорош калмбурчик? "Пан" - личный позывной, прилипший еще с училищных времен. С тех пор так сросся с ним, что и в мыслях уже не зову себя по имени.
Возвращаюсь в комнату, ныряю под кровать и извлекаю закрытый на кодовый замок кейс. Щелкает, откидываясь, крышка. Внутри пять толстых пачек банкнот. Пятьдесят тысяч зеленых. Для кого-то, наверное, вовсе даже не поражающая воображение сумма. Для кого-то, но не для меня. Из кожаного нутра кейса смотрят хорошая квартира с евроремонтом, собственная, а не съемная, приличная машина, счет в банке и пусть маленькое, но свое дело, а значит свобода, независимость, обеспеченное будущее. Только одна загвоздка, эти деньги не мои, они мне не принадлежат, они не принадлежат даже Одессе. Это деньги банка. Кредит, взятый Одессой под шикарную пятикомнатную квартиру его покойных родителей. Кредит, взятый для развития нашей с ним фирмы, для обеспечения контракта на поставку сахара из Краснодара. Контрактом занимался я, он липовый от начала до конца. Ребята из Краснодара в жизни не имели никакого отношения к сахару, от них требовалась только видимость. Одесса этого не знал, и, как директор оформил кредит под свою квартиру. Теперь деньги у меня. Но банк в положенный срок потребует их у Одессы, значит нужно сделать так, чтобы требовать было не у кого…
"Ничего личного, просто бизнес". Дурацкая фраза из кино услужливо всплывает в мозгу. Как неприятно все же вышло! Надо же было так случиться, что дорогу к вожделенным деньгам загораживает не какой-то незнакомый мужик, а свой брат Одесса. Тот самый, с которым пять лет спали на соседних койках в училище, вместе дохли в лагерях и делили все пополам. Эх, Одесса, Одесса… Как же мне не подфартило с тобой… Тут же одергиваю себя, нечего врать! Себе врать не зачем! Что тебе там не подфартило, Пан? Или ты всерьез решил, что чужой мужик доверил бы тебе свои деньги? Нет? Ну так и зови вещи своими именами! Предательство! Вот как называется то, что ты собираешься сделать! А предают только свои, и только своих! Так что нечего строить тут из себя невинную овечку! По крайней мере перед самим собой. На миг закрываю глаза, и память услужливо ныряет в глубину лет.
* * *
Жаркая усталость сбивает с ног, оседаю на пыльную растрескавшуюся от невыносимого жара землю. Дошли! Привал, долгожданный отдых. Полуденное солнце жжет глаза даже сквозь сомкнутые веки. Ужасно хочется пить, но фляга пуста уже несколько часов. Из пересохшего горла с хрипом и свистом вырывается воздух. Кто-то хлопает меня по плечу. Надсадно кряхтя поворачиваюсь. Одесса. На запыленном лице кривая улыбка.
- На глотни, у меня еще осталось…
Жадно хватаю флягу, жалобно булькающую остатками живительной влаги. Теплая, воняющая дезинфекцией жидкость проливается в горло, и, кажется, растекается по всему телу, смывая усталость и растворяя боль в натруженных легких. Никогда не пил ничего вкуснее.
* * *
Перекошенные злостью пьяные рожи. Ого, вон у того жирного в тельняшке в руках "розочка". Вот это мы попали! Их пятеро, нас двое. Ремень с тихим шорохом привычно охватывает руку. Ну что, уроды, потанцуем! "Спина к спине!" - кричит где-то сзади Одесса.
* * *
Пьяный выпускной вечер, круговерть лиц, торжественных слов, золотых погон. Пьяные слезы. "Мы встретимся, обязательно встретимся, ровно через год в этот же день!" Бокал шампанского об пол! Одесса в расстегнутом кителе: "Э, брат, да ты совсем сомлел! Пойдем подышим, пойдем! Слыхал, через год встретимся!"
* * *
Встретились… Вновь всматриваюсь во внутренности кейса. Зеленые банкноты плывут, меняют очертания, превращаясь в старинные серебряные монеты. Ровно тридцать штук. Тридцать серебряников… Но квартира, машина и счет в банке… Соберись не будь мямлей! Второго шанса просто не будет, да и поздно уже поворачивать назад. Рука тянется к мобильнику, сбрасывая гипноз иностранных бумажек. Пошел дозвон.
- Привет Пан, как дела?
- Здоров, брат. Все замечательно как в танке, бодр и весел, деньги в банке. Видал, стихами разговаривать начал. Как сам? Отдохнул, выспался?
- Да все путем.
- Тогда предлагаю позавтракать, а заодно обсудить наши дела.
- Идет, подъезжай.
- Да пошел ты, знаю твои кулинарные способности, еще отравишь! Давай в кафешке на углу, через час. Я как раз подъеду.
- Ты что наследство получил?
- Ага, от троюродной бабушки, ну так что?
- Да ничего, если угощаешь, то без проблем.
- Заметано, давай брат, через час!
Со вздохом облегчения нажимаю клавишу отбоя, по лицу катятся крупные капли пота, нелегко дался разговор, нелегко. Набираю следующий номер.
- Питон?
- Да.
- Это Пан.
- Я понял.
- Все как договаривались. Кафе "Восток", через час. Пойдет от дома.
- Ладно.
- Ты все помнишь, что делать?
Вместо ответа гудки отбоя. Нашел кого спрашивать… Нервы, будь они неладны, нервы… Все, теперь действительно все. Питон, давний знакомец по стрелковому клубу, сделает все как надо. Всегда был аккуратистом. Классный стрелок из пистолета - мастер спорта, неоднократный призер и так далее. Машина запустилась и назад не отмотать. Секунду смотрю на дисплей мобильника переживая смешанные чувства. Все это легко было представлять в теории, планировать лежа на кровати. И даже начать осуществлять план на практике было просто. Теперь телефонный звонок привел его в действие и где-то внутри начал расти страх, даже не то чтобы страх, а какое-то жуткое ощущение неотвратимой неправильности происходящего. Ощущение того, что еще несколько минут и случится нечто ужасное, такое что уже не поправишь никакими силами. Мысли скачут и путаются. Опять всплывает лицо Одессы: "Что ж ты так, брат?"
Палец тыкает в кнопку дозвона, и телефон начинает набирать последний вызванный номер. К черту квартиру, машину и банк, не хочу. Так не хочу! Дам Питону отбой, надо, заплачу неустойку! К черту все! Слишком заигрался…
- Абонент временно недоступен, или находится вне зоны действия сети, - заявляет механический голос.
Проклятие, отключился! Что делать? Надо срочно звонить Одессе, предупредить, чтобы не выходил из дома! Быстрее! Так, меню последних вызовов, вот Одесса… Стоп! И что я ему скажу? Извини, брат, я тут решил тебя убить, а в последний момент передумал? Ни хрена себе заявочка! Черт! Так, успокоились, только без паники. Еще час времени, Одесса не выйдет из дома раньше чем через пятьдесят минут, ему до кафешки рукой подать. Если не жевать сопли вполне успею перехватить Питона и дать отбой. Ну, по коням! Сборы занимают не больше трех минут, вылетаю из квартиры и утыкаюсь в высокую фигуру в темном плаще, замершую на лестничной клетке.
- Бежим создавать алиби?
Секунду не врубаюсь, потом узнаю говорящего, и волна сумасшедшей радости захлестывает нутро. Ну надо же как удачно!
- Питон! Слава Богу, ты здесь! Я снимаю заказ, к черту все! Слышишь, ничего не надо!
Слабая улыбка трогает его губы, у Питона всегда так. Его не поймешь, радуется он или печалится, одинаковый, как памятник. Скотина бесчувственная. Глаза, однако, не улыбаются, как обычно холодные, пустые, бесцветные. При первом знакомстве обычно это шокирует. Но я знаю Питона давно и не обращаю внимания.
- Не ори на весь подъезд. Не на митинге. Пойдем в квартиру.
Левая рука выныривает из глубокого кармана плаща и с неожиданной силой направляет меня в мое жилище. Интересно, почему левая, Питон правша, но правая рука будто приросла ко второму карману. Чем-то мне это не нравится. Но внезапно обрушившиеся радость и облегчение, эйфория от удачно решенной проблемы не дают мне додумать мелькнувшую мысль. Тем временем за гостем захлопывается дверь, и мы оказываемся в тесной прихожей.
- Послушай, Питон, а как ты здесь оказался, ты же должен был…
Я осекаюсь, потому что правая рука Питона наконец покидает карман и вытягивается в мою сторону. Напряженную кисть продолжает малокалиберный спортивный пистолет.
- Бабки где? - голос тихий и спокойный, как всегда.
- Подожди, Питон, какие бабки? Ты же ничего не делал? За что?
- Ваньку валять не надо. Бабки с краснодарского сахара. Где? - пистолетное дуло вопросительно заглядывает мне в глаза.
- Какой сахар! А ты вообще, здесь при чем!
- Пристрелю, - тем же тоном прерывает мою возмущенную тираду Питон.
- Ладно, хрен с тобой. Был сахар! Были бабки! Вчера вечером Одесса положил в банк, счет и всю прочую хрень знает только он, от меня ты чего хочешь?
- Не гони. Бабки здесь. Знаю. Минуту на то чтобы достать, потом прострелю ногу.
Вглядываюсь в пустые, мертвые глаза и понимаю - убьет, по любому убьет! И не просто так он здесь оказался, когда должен был быть на другом конце города. Наверняка отследил, гад. И не собирался он мочить Одессу, как договаривались. Что ему три штуки баксов, когда за такой же труп можно взять пятьдесят. Вот дурак! Вот это влип! Убьет ведь! Прихлопнет как муху! Вот ведь пошел по шерсть, а вернулся стриженным! Зачем только я все это затеял! Стоп! Думай, тяни время! У Питона ствол, а уж как он умеет с ним обращаться, знаю не понаслышке, не одну тонну свинца вместе отправили в мишени. Быстро оглядываю прихожую, нет, здесь никаких шансов. Бросится на него? Нет, далековато стоит, пока доберусь, точно пару дырок во мне успеет сделать. И за угол отскочить не успеть - слишком неудачно стою. Тесно и нет ничего подходящего, запустить в убийцу, чтобы хоть на секунду отвлечь. Выманить бы его! Добраться до кухни, там ножи, вилки, вообще подручных предметов хватает. Можно попробовать. Вдруг повезет! Только осторожно, чтобы не догадался! Чуть-чуть подыграй ему. Давай!
- Слушай, Питон, ладно сдаюсь, здесь бабки. Здесь! Там много! Пятьдесят кусков! Давай поделимся и разбежались, а?
Он только молча мотнул головой. Еще бы, зачем делиться, когда можно взять все?
- Не хочешь, ладно. Тогда забирай все и уходи. Я не скажу, что это ты! Честно! Скажу, ограбили в подъезде, договорились? Нет?
- Боливар не вывезет двоих, так ты говоришь обычно? - вновь тень улыбки, не отражающейся в глазах, возникает на его губах.
- Убьешь, сволочь?! Так и так ведь убьешь?! Ну и хрен тебе тогда, а не деньги! Ищи сам!!!
- Квартира маленькая - найду. А умирать долго будешь.
Ствол пистолета опускается, нацеливаясь мне вниз живота. Отлично, теперь только не переиграть, пусть видит, что я испугался и готов на все. Только не переиграть…
- Питон, ты что! Нет не надо! Да подавись ты своими деньгами! Отдам! Все отдам!
Вновь улыбается, скотина! Весело тебе! Ничего, сейчас, сейчас… Скоро придет мой черед веселиться.
- Веди, - ствол пистолета обозначает повелительный жест и вновь упирается мне в грудь.
- Там, на кухне на антресолях! Сейчас! Сейчас!
- Иди. Доставай.
Пятясь, отступаю на кухню. Питон тоже делает несколько шагов и замирает в начале коридора, ствол неотступно смотрит мне в живот. Медленно, осторожно подставляю табуретку и открываю антресоли. Так, что у нас здесь? Верхняя часть моего тела надежно скрыта от убийцы. Отлично. Нарочито шумно передвигаю левой рукой какой-то хлам, а правая цепко ложится на рукоять маленького разделочного топорика. Жаль, что это не пистолет, но за неимением гербовой, пишем на простой. Слабый, но шанс. Лучше так, чем пристрелят как барана на бойне. Глубокий выдох и медленный вдох, мышцы ног предельно расслабляются, потом незаметно напружиниваются. Пошел отсчет. "Раз", - правая рука вытягивает топорик из-под коробки с пустыми бутылками. "Два", - левая надежно упирается в край антресолей. "Три!" - резко приседаю, топорик летит в голову Питона, а я сам рывком ныряю за угол.
Почти получилось, время послушно растягивается, и я успеваю заметить вздрогнувший воздух на срезе ствола и неловко скорчившуюся уворачиваясь от моего подарка фигуру Питона. Потом что-то тупо бьет в область печени, а до ушей доносится кашляющий звук выстрела. Врезаюсь спиной в массивный обеденный стол, но боли абсолютно не чувствую. Еще один удар в голову, и сознание сворачивается в черную точку, гася окружающий мир.
* * *
Мужчина в черном плаще вышел из подъезда, чуть задержался на ступеньках, подставляя лицо под ласку теплых лучей весеннего солнца, и зашагал, обходя лужи, в сторону арки, ведущей на улицу. "Как все просто…" - мельком подумал он, перепрыгивая текущий к сливной решетке ручей, и погладил пачку зеленых банкнот надежно скрытую в глубоком кармане. Его не терзали комплексы и сомнения, он уже давно жил только для себя и считался лишь со своими интересами и желаниями. Так его научила жизнь, та самая сучья и подлая, что кипела вокруг под девизом: "Подставь ближнего, пока он не подставил тебя!" "Кто сильнее, тот и прав! У кого больше денег, тот и на коне!" - кричала она ему в уши с самого детства, улыбаясь с экранов телевизоров рекламой дорогих машин, ухмыляясь с ночных улиц манящими вывесками казино и ресторанов. "Все продается и покупается", - развратно шептала она в шорохе чулков дорогих проституток. И он соглашался. До сих пор он всегда был сильнее, деньги всегда были, и он мог купить на них все, что хотел.
А та ерунда, о которой он когда-то читал в давно забытых книгах, со смешными названиями "Любовь", "Дружба", "Честь", и которая, по словам тех же книг, не покупалась за деньги, ему была просто не нужна. Зачем?
Истребитель
Противный писк, на одной и той же визгливой ноте, настойчиво бился в барабанные перепонки, разрывая расслабляющую пелену утренней медитации. Какое-то время Кеннет еще продолжал по инерции плыть в сверкающем тумане, не понимая, что могло нарушить его покой, но унылые контуры окружающей реальности уже неумолимо проступали сквозь разрывы в искрящейся дымке. Переход был как всегда мгновенный, он осознал себя сидящим в позе лотоса на старом потертом ковре в дешевой однокомнатной квартирке, которую снимал уже много лет. Небрежно брошенный на стол пейджер надрывался, захлебываясь писком.
Скривившись как от зубной боли Кеннет потянулся к столу. Так и есть. Недаром вчера у него было какое-то смутное предчувствие. Бегущая строка раз за разом повторяла два слова: "Красный код". Он знал, что это значит. Вызов экстренной срочности. О том, чтобы закончить тренировку теперь не может быть и речи, а то, что прерванный процесс духовной регуляции опасен для здоровья, руководство Компании волновало меньше всего.
Не прошло и минуты, как Кеннет Карсон, ни чем не примечательный молодой парень лет двадцати пяти, вошел в двери станции метро и растворился в пестрой толпе спешащих по своим делам горожан. Уже довольно давно он вынужден был отказаться от вождения автомобиля, который с тех пор тихо доживал свой век, гния в гараже. Дело в том, что в последнее время у Кеннет все чаще случались видения, слава Богу, кратковременные продолжавшиеся всего несколько секунд, зато качественно выбивавшие на это время из реальности. Запределье не хотело отпускать, напоминая о себе даже в реальном мире. Кеннет давно свыкся с этими приветами с работы, но случись с ним такое за рулем, последствия могли быть ужасны. Так что пришлось скрепя сердце отказаться от вождения любого транспорта. Он прекрасно знал, что во всем виновата эта проклятая работа. И видения были отнюдь не самым большим злом, которое она ему доставляла. Он все равно никогда не мог толком вспомнить их содержания, как ни старался. Они проходили, оставляя после себя знобкую вялость в мышцах и смутное чувство вины и тревоги в душе, иногда память сохраняла лицо кого-нибудь из погибших друзей. Но все это было ерундой по сравнению с припадками черной меланхолии и снами, приходившими каждую ночь. Запределье держало крепко, а неплохое жалованье, гораздо выше среднего, и разовые премиальные за риск, после каждого задания, позволяющие никогда не задумываться о деньгах, были, по мнению Кеннета, весьма небольшой компенсацией.
Но надо честно себе признаться, в этом мире ничего путного из него не вышло, и вряд ли он смог бы найти другую работу, разве что стал бы чистить ботинки на улицах, или мыть посуду в каком-нибудь третьеразрядном баре. Другое дело там, в Запределье, за погружения в которое ему и платили. Но именно Запределье Кеннет ненавидел и боялся больше всего на свете.