Книги 1 и 2: На долгие годы опустилась над Чехословакией черная тень фашистской оккупации. Но борьба с ненавистными захватчиками - борьба кровавая, бескомпромиссная - не прекращается ни на мгновение.
Книга 3: Завершилась Вторая Мировая война. Но перед народом Чехословакии стоит непростая проблема - определить путь по которому идти дальше. И вновь герои романа "Это было в Праге" вынуждены бороться с врагами Родины, защищать завоеванное в смертельной борьбе с фашизмом.
Роман знаменитого мастера отечественной остросюжетной литературы.
Содержание:
Книга первая - Предательство 1
Книга вторая - Борьба 39
Книга третья - Свет над Влтавой 107
Примечания 163
Брянцев Георгий
Это было в Праге
Книга первая
Предательство
Глава первая
В Карловых Варах еще не проснулась жизнь. Низины за городом были выстланы легким голубым туманом. Заря едва занялась. На востоке медленно светлело небо, постепенно окрашиваясь в багряный цвет.
Верный правилу, Мориц Обермейер на ночь не закрывал окон. Проснувшись, он несколько минут лежал неподвижно в мягкой теплой постели, потом быстро встал, сунул ноги в войлочные туфли и подошел к окну.
Стояло полное безветрие. Едва ощутимые колебания воздуха доносили запах уходящего лета, терпкое и печальное благоухание поздних цветов.
Обермейер окинул равнодушным взглядом крыши курортного городка, сладко зевнул, потянулся всем своим костлявым телом и стал проделывать гимнастические упражнения.
Все шло как обычно. После гимнастики предстояло принять холодный душ, потом разрядить две обоймы из "Вальтера" в домашнем тире и просмотреть газеты перед завтраком.
Сестра Эльвира накрывала на стол.
Обермейер вернулся из тира, опустился в кресло и взял утренние чехословацкие газеты. Почти все они в тревожных тонах сообщали о подозрительных приготовлениях в Третьей империи: призыв запасных, сооружение на западной границе новых укреплений, "случайное" появление над территорией Чехословакии немецких "Юнкерсов", перерегистрация среднего и низшего медицинского персонала, военные маневры вблизи Данцига… На первых страницах крупным шрифтом сообщалось о том, что делегация судетских немцев посетила премьера Годжу и решительно отклонила его план переговоров.
"Прекрасная создалась обстановка для миссии лорда Ренсимена, - подумал Обермейер. - Скоро весь мир поймет, что такое Великая Германия и ее фюрер. И если мне…"
- Ешь, пока завтрак не остыл, - оборвала его мысли Эльвира. - Брось газеты.
К еде Обермейер относился как к надоедливой необходимости и не испытывал к ней особого тяготения. Он не обратил внимания на то, что приготовила ему сестра на завтрак.
Не отрывая глаз от газетного столбца, он торопливо съел омлет с зеленым луком, стакан сметаны, выпил чашку черного кофе и закурил сигару.
Поведение брата за столом всегда возмущало Эльвиру и служило поводом к их частым ссорам. Но сегодня Эльвира промолчала, только насмешливо усмехнулась. Всего пять дней, как она вернулась из Будапешта после гастролей, и ей не хотелось в первые же дни обострять отношения с Морицем.
- Ты уже сыт? - спросила она брата, заметив, что он не притронулся ни к салату из свежих овощей, ни к ветчине со свежим горошком, ни к сосискам.
- Что? - Обермейер поднял глаза от газеты. На сестре было выходное платье. Он поинтересовался: - Ты куда собралась?
- В Прагу. Мне предстоит подписать контракт с локалем "Амбаси". Я взяла там несколько выступлении.
- Хм… но мне, вероятно, машина сегодня понадобится, - недовольным тоном заметил Обермейер.
- А я поеду с Милашем, - успокоила его Эльвира, - мы с ним еще вчера договорились.
С Милашем? Что ж, это вполне устраивало Обермейера. Он знал, что между сестрой и его бывшим однокашником по Пражскому университету, врачом Милашем Неричем, существуют приятельские отношения, быть может роман. Их совместная поездка казалась вполне естественной. Но сегодня имя Нерича навело его на другие размышления.
- Из маленького поросенка Милаш превратился в порядочную свинью, - проворчал Обермейер, - забыл старых друзей. Передай ему, что я на него обижен.
- Это ты с успехом можешь сделать сам, - откликнулась Эльвира. - Но к тому нет оснований. За эту неделю он был у нас два раза и ни разу тебя не застал.
- Поэтому он, видимо, и приезжал, что меня не было дома, - усмехнулся Обермейер. - Получается - он больше друг тебе, чем мне.
Эльвира передернула плечами. Странный человек ее брат Мориц: считает Милаша своим давним и преданным другом, говоря о нем, превозносит его способности, радушно его принимает, а сам никогда не ходит к нему, даже не звонит.
- А что тебе мешает навестить Милаша? Три квартала не такое уж большое расстояние.
- Я не врач. Врачи распоряжаются своим временем, как им заблагорассудится, а юристы рабы своих обязанностей… Кстати, не забудь о моей вчерашней просьбе.
- О просьбе? Но я уже забыла, - непринужденно ответила Эльвира.
Обермейер подчеркнуто пристально посмотрел на сестру и медленно, взвешивая каждое слово, проговорил:
- Я имею в виду этого старого английского хрыча, лорда Ренсимена. Ты должна во что бы то ни стало проникнуть в его окружение. Мною руководит не простое любопытство. Я хочу предвосхитить события, а тебе исполнить мою просьбу не составит труда. - И, сказав сестре несколько комплиментов, Обермейер пожелал ей счастливого пути и прошел в кабинет.
Дом перешел к Обермейеру по наследству. Кабинет когда-то принадлежал его покойному отцу. В нем все сохраняло память о старом Обермейере: симметрично развешанные по стенам гравюры, изображающие старинные улицы Кельна и Нюрнберга, тяжелый и громоздкий, украшенный грубой резьбой шкаф с книгами, к которым Мориц Обермейер никогда не прикасался, большой бронзовый чернильный прибор замысловатой конструкции, костяные статуэтки уродливых китайских божков, семейные фотографии кабинетного формата, дорогие, уже выцветшие драпри на окнах и дверях, портрет Вильгельма, написанный искусной кистью.
А на противоположной стене висел портрет Гитлера - единственное, что сын по собственному выбору приобрел после смерти отца.
Обермейер сел в удобное кресло с отполированными от времени подлокотниками и, откинувшись на спинку, закрыл глаза - ему надо было обстоятельно обдумать текст делового письма, - но за его спиной раздался голос горничной:
- К вам посетитель.
- Проси!
Вошел солидный, лысеющий, но еще не старый мужчина. Темно-синий, хорошо отглаженный костюм скрадывал его полноту. Переступив порог кабинета, посетитель поклонился с достоинством, во всяком случае не настолько низко, чтобы поклон мог показаться подобострастным.
- Жан! Очень кстати. Прошу, - сухо приветствовал вошедшего Обермейер.
- Я без вашего разрешения поставил свою машину во дворе.
- И правильно поступили, - одобрил Обермейер. - Садитесь и рассказывайте.
Жан опустился в кресло.
- Что же вам рассказать? - спросил он, легонько склонив голову к плечу.
- Что слышно о "дедушке"?
Жан улыбнулся.
- Прежде всего хочу обратить ваше внимание на небольшую деталь: перед самым приездом к нам лорда Ренсимена Лондон отправил своего посла в отпуск. Вы понимаете? По-моему, это симптоматично.
- Да, пожалуй. Сделано это с расчетом и, видимо, для того, чтобы развязать руки Ренсимену.
- Вот, вот… так и я думаю, - согласился Жан и приступил к подробному рассказу о встрече Ренсимена.
Обермейер слушал, уставившись на гостя белесыми неподвижными глазами.
Он прекрасно изучил Жана за годы своего сотрудничества с ним как с секретным агентом. Жан любил придавать своим словам некий скрытый смысл, чтобы показать, что ему известно то, что неизвестно другим. К сообщениям он неизменно добавлял свои личные соображения и старался в каждую историю вплести свое имя, даже в тех случаях, когда не имел к происшедшему никакого отношения.
Обермейер знал это, но ценил Жана и давал ему наиболее щекотливые поручения. Он считался с Жаном, так как к работе в гестапо этого человека привлек сам штандартенфюрер.
- Теперь о самом лорде, - продолжал Жан. - Типичный английский тори, от которого попахивает нафталином. Вы метко окрестили его "дедушкой". Внешне держится чопорно, надменно, показывая всем своим видом, будто выше англичан никого нет на свете.
- Как прошла его встреча с журналистами? - поинтересовался Обермейер.
- Вполне удовлетворительно. Лорд сделал вид, что растроган приемом чехословацкого правительства. Нашлись у него приветливые слова и по адресу Конрада Гейнлейна. Дальше он произнес несколько шаблонных демократических фраз, в которых отметил, что кабинет Великобритании возложил на него серьезную задачу: найти компромисс между национал-социалистской партией судетских немцев и чехословацким правительством. "Я, - сказал он, - ваш друг и приехал в эту прекрасную страну с миссией доброй воли". Ловко! В общем, в нашем деле мы получаем еще одного союзника. - И Жан позволил себе рассмеяться.
- А не опоздал он со своей миссией доброй воли?
Жан повел бровями.
- Возможно… Возможно…
- Какие разговоры идут в Праге? - спросил Обермейер.
- Гм… Как вам сказать? - Жан на мгновенье задумался. - Обобщение сделать трудно, здесь нужен дифференцированный подход. Разные круги воспринимают миссию лорда по-разному. Коммунисты, как всегда, непреклонны. Они кричат, что Ренсимен будет лить воду на мельницу Гейнлейна. В окружении Берана, Черны, Махника придерживаются того мнения, что Ренсимен разрубит гордиев узел, завязанный Бенешем в его игре в коллективную безопасность. Немного подозрительно ведет себя генерал Элиаш. Я опасаюсь, как бы он не оказал сопротивления нашим усилиям. Рассказывают, что генерал возлагает особые надежды на Россию и Францию, рассчитывает на их вмешательство.
- Дурак, - прервал Обермейер. - Франция никогда не выступит. А это сдержит Россию. Поверьте моим словам. Что касается сопротивления… - Обермейер сделал гримасу, - у Элиаша ничего не выйдет. Чехи за ним не пойдут. Коммунисты и Готвальд - вот кто опасен. За ними массы. Между прочим, я слышал, будто генерал Сыровы становится в воинственную позу. А?
Жан покачал головой.
- Генерал Сыровы? Этот выскочка? У него один глаз, и он сын сапожника - этого еще мало для того, чтобы стать национальным героем вроде Яна Жижки. Сыровы побили в России, побьют и здесь.
Хоть и не резко выраженное, но все же явное уважение к Яну Жижке, почитаемому чехами, послышалось в голосе Жана. Это не понравилось Обермейеру.
- Да черт с ними, в конце концов, и с Жижкой и с Сыровы, - резко сказал он. - Не спускайте глаз с Ренсимена. Весьма вероятно, его эксперты и консультанты захотят посетить Судеты. Постарайтесь их сопровождать. Мы должны знать, о чем и с кем они будут вести там разговоры. Ну, а о том, что нужно писать в газетах, вы знаете не хуже меня… - Обермейер поднялся с кресла. - Пока всё.
Жан тоже встал, поклонился и вышел из кабинета.
Обермейер вынул из ящика стола лист чистой бумаги, поудобнее устроился в кресле, поразмышлял некоторое время и, сильно сгорбившись, начал писать:
"Начальнику опорного пункта группы "В" гестапо. Дрезден - Прага, штандартенфюреру СС фон Термицу. Докладываю, что позавчера в Прагу приехал известный вам гость с островов, которого я именую в дальнейшем "дедушкой". В связи с этим все мои текущие дела я откладываю и займусь исключительно "дедушкой". Надеюсь, мою инициативу Вы одобрите. "Дедушка" остановился в "Карлтоне". Возлагаю надежды на свою сестру, которую постараюсь протолкнуть в его окружение. В прилагаемом плане я позволяю себе кратко изложить Вам то, что намерен предпринять на первых норах.
P. S. Игру в "бридж" с "Дравой" продолжаю. Ход дела позволяет надеяться, что его приобретение пойдет на пользу нашему клубу. Эгер. 5 августа 1938 года. Карлсбад".
2
Два дня спустя, сидя перед трельяжем в одном из номеров отеля "Карлтон", Эльвира Эрман заканчивала утренний туалет.
Ей двадцать три года, она красива, свежа, темные глаза выразительны, движения вкрадчивы и, как у профессиональной танцовщицы, ритмичны. Как и Мориц, она высока ростом.
Эльвира испытывала смущение оттого, что до сих пор не выполнила поручение брата: все ее старания завязать знакомство с лордом Ренсименом и людьми, приближенными к нему, не принесли никакого успеха. Сегодня она собиралась сделать решительный шаг. Одетая в хороший английский костюм, она спустилась в вестибюль, рассчитывая встретить там кого-нибудь из сопровождающих английского гостя.
В вестибюле она увидела трех субъектов. Их трудно было принять за постояльцев отеля. Судя по их поведению, это были секретные агенты чешской полиции. Двое развалились в креслах и с деланным вниманием просматривали газеты; третий, глубоко заложив руки в карманы пиджака, с таким же повышенным интересом рассматривал картину, изображавшую горный пейзаж.
Эльвира почувствовала себя неловко в этой компании. Она брезгливо повела плечом и повернулась, чтобы уйти.
Сверху навстречу ей обегал по лестнице немного грузный, но подвижной мужчина. Увидев Эльвиру, он задержал шаг, его выхоленное лицо с отвислыми щеками и двойным подбородком осветилось восторженной улыбкой.
- Пани Эрман!
- Господин Гоуска!
- Какая встреча!
- Рада вас видеть!
Улыбка еще шире раздвинула губы Гоуски. Он жарко поцеловал руки старой знакомой и пригласил ее на завтрак.
"Ну что ж, на время забудем о моем лорде", - решила Эльвира и приняла руку Гоуски.
Открытый кабриолет быстро домчал их до загородного ресторана "Баррандово".
Утро было чудесное. Гоуска и Эльвира выбрали себе столик. Всюду, по террасам скалы, разбегались эти маленькие столики под яркими цветными зонтами. Внизу черной лентой тянулась железная дорога. Нежно-розовый, прозрачный туман легко и медленно плыл над водами Влтавы.
В высоком синем небе теснились и распадались снежно-белые облака.
- Не правда ли, хорошо здесь? - спросил Гоуска с видом делового человека, который хочет показать, что и ему доступно увлечение природой.
- Очень хорошо, - согласилась Эльвира. - Здесь мое любимое место.
Гоуска слегка наклонился к ней.
- А вы хорошеете, и чем дальше, тем больше.
Эльвира рассмеялась.
- Если поверить вам, то в шестьдесят лет я буду первой красавицей на земле.
Гоуска не сводил с Эльвиры восхищенных глаз. Давненько он не видел ее! Давненько! А сколько она ему в свое время доставила и хлопот, и забот, и расходов… Но что значат все эти издержки души и кармана в сравнении с теми минутами, которые он не может забыть?
- В Будапеште гастролировали? - спросил Гоуска.
- Да.
- Успешно?
- Громкий успех. Разве вы не читали?
- К сожалению, нет.
Эльвира укоризненно взглянула на собеседника.
- Я же не успеваю, дорогая… Дела, дела…
Гоуска, представитель чешской фирмы "Колбен-Данек", долгое время был в разъездах. Эльвира знала об этом, знала, что у Гоуски большая семья. Но он был человек состоятельный, человек изворотливый и предприимчивый. Он мог сорить деньгами ради своего удовольствия, не задумываясь о завтрашнем дне.
- А что теперь вы собираетесь делать?
- Хочу пригласить вас поехать со мной в Швейцарию. Сейчас лучшее время для такой прогулки.
- Опоздали.
- Почему?
- Я подписала контракт с "Амбаси".
- Как жаль… Как жаль. А у меня заманчивый план.
- Я тоже очень жалею, - с наигранным огорчением сказала Эльвира.
- Но могу ли я рассчитывать, что в свободное время…
- Как всегда.
- Значит, по-прежнему друзья! - воскликнул Гоуска.
- Да, хоть вы этого и не заслужили… - Эльвира с улыбкой посмотрела на Гоуску и вдруг вспомнила: они встретились в "Карлтоне". Всегдашний практицизм сейчас же подсказал ей нужный шаг: возможно, Гоуска имеет сведения о лорде Ренсимене.
- Вы знаете, что в Праге гости? - спросила она.
Гоуска улыбнулся.
- Чего только я не знаю? Вы имеете в виду английского лорда?
- Да.
- Я даже могу вам предсказать, чем кончится миссия лорда Ренсимена.
- Вот как! Интересно.
Гоуска огляделся по сторонам и, убедившись, что по соседству никого нет, продолжал:
- Ренсимен поможет Адольфу Гитлеру захватить Судеты, а возможно, и всю Чехословакию. Его миссия "доброй соли" обернется для нас не совсем так, как многие этого ждут.
Эльвира сделала большие глаза. Не потому, конечно, что слова Гоуски ее удивили. Нет. А для того, чтобы Гоуска поверил в ее полную неосведомленность.
- Поверьте мне, - убежденно повторил Гоуска, - так и будет. И, по правде говоря, ни я лично, ни наша фирма ничего на этом не потеряем. Мы верим господину Шахту и деловым людям Германии. Приход нацистов не повредит нашим интересам. Нисколько. Конечно, Англия заинтересована в том, чтобы Гитлер не один все скушал… Ведь неспроста Ренсимен взял с собой такую проныру, как Гуэткин.
- Гуэткин?.. - Эльвира прищурила левый глаз. - Не слышала.
- Гуэткин, начальник отдела экономических соглашений английского министерства иностранных дел, - разъяснил Гоуска. - Приехал с лордом в качестве эксперта. Поговаривают, что он из русских евреев. Насколько это верно, судить не берусь. Но что он делец - это бесспорно. Один из секретарей Гуэткина мой друг еще по Парижу. Я его встретил вчера в "Карлтоне" и перекинулся с ним двумя-тремя словами… Мы поговорим поосновательней в ближайшие дни.
- Что же он за человек, этот его секретарь? - заинтересовалась Эльвира.
- Обаятельная личность. Сравнительно молод, недурен собой, большой весельчак и к тому же умница.
- О! Это уже любопытно, - Эльвира положила свою руку на руку Гоуски. - Надеюсь, вы его мне представите?
- Непременно. Я его затащу в "Амбаси", когда вы будете танцевать.
- Чудесно! Только не забудьте.
- Это невозможно, моя дорогая.