2
Прага просыпалась. Дворники с лопатами, метелками и мусорницами в руках начинали утреннюю приборку города. Прогремел первый трамвай. К центральному рынку тянулись грузовики и высокие пароконные фургоны, набитые мясными тушами, бидонами с молоком, овощами и различной снедью.
Блажек издали увидел брата. Вместо обычной трубки в зубах у Лукаша торчал черный костяной мундштук с дымящейся сигаретой.
Пройдя мимо брата, Блажек замедлил шаг и сказал:
- Здесь не место для серьезного разговора, да и одеты мы не на один лад. Иди за мной.
До служебной квартиры политической полиции, где томился в одиночестве плененный Зельц, было недалеко. Лукаш следовал за Яном, который шел спортивной, пружинистой походкой, не оглядываясь назад. Когда они дошли, Блажек остановился, подпустил к себе Ярослава и быстро вбежал в подъезд.
Поднялись на четвертый этаж. Блажек открыл знакомую нам дверь и впустил Лукаша. Первое, что бросилось в глаза Ярославу, - спутанный по рукам и ногам, привязанный к батарее человек. Ярослав опешил.
- Кто это? - спросил он вполголоса.
- Сейчас узнаешь.
Зельц, как-то дико завывая, поводил налитыми кровью глазами. Его лицо было искажено бессильным гневом.
- Не скули ты, ради господа бога, - проговорил Блажек и провел брата в соседнюю комнату. У окна с бархатными занавесями стоял письменный стол и возле него два кресла. В книжном шкафу поблескивали тисненные золотом и серебром корешки книг. У одной стены стоял мягкий диван, у другой - круглый полированный столик. На подносе - графин с водой и стаканы.
Блажек указал брату рукой на диван, а сам сел в кресло у письменного стола.
- Вот что, дорогой, - он скрестил пальцы рук, сжал их, приложил к подбородку. - Прежде всего ты хочешь знать, что это за тип? - он кивнул в сторону первой комнаты. - Это крупный диверсант, гестаповец, гейнлейновец. По нем давно веревка плачет. Я его разыскивал битых два года и только сегодня ночью изловил, совершенно случайно. А вот все это конфисковано у него.
Блажек вывалил из портфеля на стол мотки шнура, электродетонатор, запалы.
- Хм, - только и произнес Ярослав. И вдруг спросил быстро: - Чья это квартира?
Он сразу обратил внимание на нежилой вид комнаты.
- Моя служебная.
Блажек раскрыл записную книжку диверсанта и показал Лукашу чертеж.
- Что здесь изображено? - заинтересовался Лукаш.
- "Дейч-Хаус".
- Это его книжка?
- Да, - ответил Блажек и посмотрел на Лукаша. Тот к чему-то прислушивался. - Ты что?
- Стучат.
Блажек прислушался, потом встал и в сердцах выругался.
- Да это Зельц, мерзавец, выстукивает!
Он вышел в соседнюю комнату, снял с ног своего пленника ботинки и поставил их в стороне.
- Теперь стучи сколько хочешь, если пяток не жалко.
Вернувшись к Лукашу, он продолжал:
- Прими во внимание, что "Дейч-Хаус" вмещает более тысячи человек и находится в самом центре Праги. В нем регулярно собираются пражские немцы, да и приезжие заглядывают. Сегодня вечером у них назначено какое-то собрание.
- Я еще ничего не понимаю, - признался Лукаш.
- Сейчас поймешь. Дело вот в чем…
Давая себе полный отчет в том, что чешский народ готов оказать сопротивление и осуждает действия своего правительства, идущего на уступки фашистам, гитлеровцы решили ускорить реализацию своих планов. Им нужен был повод для открытого вмешательства в чехословацкие дела, для оккупации всей страны. И вот в чьей-то вероломной голове зародилась идея грандиозной провокации. Осуществить ее было поручено штандартенфюреру СС фон Термицу. Фон Термиц привлек в качестве одного из исполнителей опытного диверсанта Зельца. В Праге Зельцем руководила засекреченная личность под кличкой Эгер. План был такой: под немецкий клуб "Дейч-Хаус" заложить большое количество взрывчатки с таким расчетом, чтобы взрыв произошел вечером, когда клуб будет переполнен.
- Ты понимаешь? - горячо дыша, говорил Блажек. - Задумано нечто вроде поджога рейхстага. Трудно себе вообразить, что произойдет, когда весь мир узнает: в Праге взлетел в воздух "Дейч-Хаус" вместе с немцами! У кого же возникнет мысль, что немцы подорвали самих себя? Кто усомнится в том, что это дело рук чешских патриотов и в первую очередь вас, коммунистов? И вот о чем еще не забудь: между гестапо и нашей политической полицией достигнуто соглашение о сотрудничестве. Я только вчера узнал об этом.
Лукаш сидел неподвижно, ошеломленный всем услышанным.
- Видишь ли, Ярослав, - опять заговорил Блажек, - предотвратить взрыв - дело пустое. Стащу эту сволочь в полицию - и все будет поставлено на ноги.
- А они уже заложили взрывчатку? - прервал его Лукаш.
Блажек усмехнулся.
- Ровно в десять вечера все должно взлететь к чертовой бабушке.
Лукаша нельзя было отнести к числу нервных или малодушных. Но тут и он почувствовал, как по его телу пробежал холодок.
Блажек продолжал:
- Но если я стану виновником провала этой грандиозной провокации, то сам понимаешь, что сделает со мной гестапо. Значит, мою птичку нельзя выпускать из наших рук. Надо ее куда-то упрятать и в то же время предотвратить взрыв. Давай решать вместе.
Лукаш задумался. "Да, трудная задача".
Эту задачу они решали более двух часов. Первым покинул квартиру Лукаш.
Блажек, уходя, сказал Зельцу:
- Веди себя спокойнее. Я тебе такой галстук пристроил на шее, что ты удавишься, если будешь вертеться. Дыши ровнее, привыкай к новому положению. Бывает и хуже. Я тебе принесу кое-что перекусить, и жизнь пойдет своим чередом.
Глава шестнадцатая
1
На службу Ян Блажек шел в отличном расположении духа. Сомнения больше не мучили его, и все свое поведение в последние дни он склонен был считать единственно возможным и правильным. Он был убежден, что действует в полном согласии со своей совестью. Он даже не опасался осложнений, какие могут возникнуть в связи с похищением Зельца, если эта история каким-нибудь путем всплывет наружу и станет достоянием гласности. Короче говоря, Блажек исключал возможность нежелательных для него последствий. Для этого не было оснований. Кто знает о том, что Зельц попал к нему в руки? Кто видел его с ним? Ни один человек. Правда, полицейский и дежурный отделения железнодорожной стражи могут при случае засвидетельствовать, что Блажек у них был и кого-то допрашивал. Что же следует из этого? Кого допрашивал Блажек? Подозрительного человека. А допросив, убедился, что его подозрения не подтвердились, и задержанный был отпущен. Да и кому придет в голову интересоваться таким незначительным инцидентом?
Только три человека могут подробно рассказать о ночном приключении: он сам, Зельц и Лукаш. Говорят что когда три человека знают тайну, то она уже перестает быть тайной. Но тут, кажется, придется сделать исключение из правил. За себя Блажек ручался, за Ярослава тоже, и за Зельца тем более. Зельц если и получит возможность раскрыть рот, то лишь для того, чтобы проглотить кусок хлеба. Об этом Блажек позаботится. А впоследствии если Зельц и заговорит, то скажет лишь то, что нужно ему, Блажеку.
Поэтому нет никакого смысла мучиться над вопросом: как обернется дело и что за ним последует? Последует только то, что предусмотрел Ярослав и с чем согласился Блажек.
На службе Ян Блажек просмотрел утреннюю почту, принял несколько подчиненных ему работников, подготовил документы на подпись шефу.
В начале двенадцатого он взял было телефонную трубку, но так и не снял ее с рычажка.
Да, пользоваться служебным телефоном для предстоящего разговора рискованно. Не такое сейчас время. Нет ничего легче установить, кто звонит, куда и откуда.
Блажек предупредил секретаря шефа, что отлучится на полчаса, не больше, и вышел в город.
Городские телефонные аппараты он знал наперечет и выбрал тот, который казался ему более подходящим.
Набрал номер.
Произошел следующий разговор:
- Алло! - отозвались в трубке.
- Хайль Гитлер! - воскликнул Ян.
- Хайль! - ответил голос.
- Я хотел бы говорить лично с германским послом господином Эйзенлором.
- Кто же вы?
- Немец.
Небольшая пауза, и тот же голос в трубке:
- Господин Эйзенлор отсутствует. С вами сейчас будет говорить господин Грегори.
- Отлично.
- Я вас слушаю, - послышался уже другой голос.
- С вами говорит патриот, немец. Назвать себя и встретиться с вами не имею сейчас возможности, хоть и крайне желал бы этого. У меня чрезвычайно важное сообщение… Я должен предупредить вас и в вашем лице посольство Третьей империи, что сегодня, как только стрелка часов в вестибюле "Дейч-Хауса" достигнет цифры двадцать два, то есть ровно в десять вечера, "Дейч-Хаус" взлетит в воздух. Вы поняли меня?
Молчание.
- Вы слышите меня?
- Да, да, да… Вы говорите что-то невероятное.
- Но это невероятное произойдет, и его надо немедленно предотвратить. Все подвальное помещение "Дейч-Хауса" заминировано, взрывная схема подведена к стенным круглым часам в вестибюле. С этих часов и надо начинать.
- Ясно… Ясно… Вы все сказали?
- Да, все. Хайль Гитлер!
- Хайль!
"Добрая половина дела сделана", - с удовлетворением сказал себе Блажек и вернулся на службу.
Примерно через час полицейская машина пришла в движение.
Когда Блажек явился по вызову в кабинет Выслужила, там собрались почти все чины полиции. Шеф был бледен, пальцы его слегка дрожали. Отвлекаясь на телефонные звонки, он обрисовал создавшееся положение и не преминул подчеркнуть, что оно чревато самыми серьезными политическими последствиями.
Ссылаясь на распоряжение министра внутренних дел, Выслужил приказал немедленно оцепить здание "Дейч-Хауса" и произвести в нем тщательный обыск. Его цель? Извлечь взрывчатку, заложенную вражеской рукой в подвальном помещении.
- Действуйте, - сухо приказал шеф и встал. Вслед за ним поднялись подчиненные.
В комнату вошли три офицера в армейской форме, отрекомендовали себя специалистами-пиротехниками и доложили, что прибыли в распоряжение начальника полиции.
- Выезжайте на место, не теряя ни минуты! - с отчаянием крикнул Выслужил. - Все поголовно выезжайте!
Здание "Дейч-Хауса" было оцеплено. Полицейские в штатских костюмах заняли все входы и выходы. Из подвального помещения стали выносить ящики с толом.
Когда операция была закончена и в "Дейч-Хаусе" стихла суматоха, Ян Блажек опять отправился к телефону-автомату.
Убедившись, что его слушает господин Грегори, Блажек сказал:
- Вас снова беспокоит человек, сообщивший вам о "Дейч-Хаусе".
- Это вы?
- Да, я.
- Прекрасно! Германия высоко оценит ваш подвиг. Мы доложили обо всем в Берлин фюреру… Вас необходимо немедленно представить господину послу. Скажите, кто вы и где находитесь. Мы сейчас же пришлем за вами машину.
- Минуточку! - прервал его Блажек.
- Пожалуйста, пожалуйста!
- У меня к вам только два вопроса.
- Я слушаю.
- Вам известно, чьих преступных рук это дело?
- Конечно, конечно… Замешаны экстремистские элементы из чехов.
- Это точно установлено?
- Совершенно точно. Основные нити преступления уже в руках следствия.
- Отлично. В таком случае у меня есть еще одно небольшое сообщение, очень важное для успеха следствия. Я прошу вас записать мои слова.
- Сейчас… Одну минуточку…
Шум. Движение. Шелест бумаги.
… - Я слушаю вас, говорите!
- Пишите! Заминирование "Дейч-Хауса" осуществлено гестаповцами. Приказание отдал находящийся в Дрездене штандартенфюрер фон Термиц. Закладку мин производил Артур Зельц, он же швейцарский подданный под фамилией Бонне. По национальности - судетский немец, по профессии - диверсант. Зельц находится сейчас в надежных руках и то, что он рассказал, может повторить всему свету, то есть выступить в печати и по радио. Поэтому предупреждаю вас: если будут сделаны попытки свалить всю эту грязную авантюру на чехов и обмануть мировое общественное мнение, получится большой скандал. Провокация будет немедленно разоблачена.
Блажек услышал в трубке какой-то неопределенный звук и затем короткие гудки: Грегори в бешенстве оборвал разговор. Посмеиваясь в усы, Блажек вышел из телефонной будки. "Теперь подождем и поглядим, как будут развиваться события", - сказал он себе.
Взяв в автомате несколько бутербродов, Блажек нанял такси и поехал на свою служебную квартиру. Надо было накормить Зельца и попытаться вызвать его на откровенный разговор.
На квартире Блажека ждала ошеломительная новость: мертвый Зельц полусидел, полувисел у батареи. Глаза его остекленели, изо рта вывалился синий язык.
Блажек сокрушенно покачал головой и присел на корточки перед трупом гестаповца.
- Эх ты, Зельц-Бонне! Предупреждал же я тебя как человека: не вертись, не вырывайся! Вот видишь, что получилось. А мне хотелось еще кое-что узнать у тебя… Жаль. Рановато ты перебрался на тот свет, поторопился.
Блажек отошел от трупа, сел на диван и закурил, пуская густые клубы дыма.
- Что же мне с тобой теперь делать?
2
Обермейер весь день провел дома, в Карловых Варах, а около девяти вечера поехал в Прагу. Он остановился в отеле "Империал", недалеко от "Дейч-Хауса".
Казалось, он потерял всю свою выдержку, ходил из угла в угол и нервно покусывал ногти. От времени до времени он поглядывал на часы.
Когда стрелка приблизилась к десяти, напряжение Обермейера возросло до крайнего предела. Он подошел к окну и застыл в неподвижной позе истукана.
До десяти осталось три минуты… две с половиной… две… полторы… одна… пятьдесят секунд… сорок… двадцать… пятнадцать… десять… пять…
Обермейер облизал пересохшие губы.
Уже две минуты одиннадцатого, а взрыва нет. Часы врут. Не может быть! Они работают с точностью хронометра. В течение четырех дней он специально заходил в "Дейч-Хаус" и сверял их со стенными часами в вестибюле. Ну хорошо, допустим разницу в одну-две минуты. Но прошло уже пять.
Около получаса стоял Обермейер у окна. Взрыва не последовало.
Обермейер закрыл глаза. Неужели Зельц не сумел добиться синхронизма в работе часов и схемы? Этого нельзя допустить! Тогда что же? Отказала взрывная схема? Тоже исключено. Если бы за это взялся кто-либо другой, не Зельц, то еще можно было бы сомневаться в успехе. Но Зельц! Зельц, прошедший специальную выучку, имеющий большие познания в пиротехнике, набивший себе руку на разных "сюрпризах". Зельц обучался там же, где и Обермейер, - у полковника Восса и инструктора Блау в Берлине…
Her, нет, ошибка Зельца исключается.
Когда стрелка показала одиннадцать часов, Обермейер убедился, что взрыва не произойдет. Обессиленный напряжением пережитых минут, он опустился в кресло, стиснул виски кулаками, резкая головная боль сверлила мозг. Обермейер застонал и еще крепче стиснул голову.
- Ах, черт!
Он ощутил пустоту в груди, полный упадок сил. Внезапно страх закрался в его сердце. Страх усиливался с каждой минутой, он не мог справиться с ним. От страха у него свело руки, ноги, голова его дергалась.
Обермейер протянул дрожащую руку к телефону и с трудом набрал номер Зельца, но ему никто не ответил. Подождал минут пять, набрал еще раз - тот же результат.
"Конечно, он побежал в "Дейч-Хаус", - попытался успокоить себя Обермейер. - Не пойти ли и мне туда?"
Он оделся, запер комнату и вышел. Но, сделав несколько шагов, остановился. Какое идиотство! Взрыв может произойти как раз в ту минуту, когда он приблизится к "Дейч-Хаусу"! Нет, нужно обдумывать каждый свой шаг. В "Дейч-Хаус" ему нельзя идти, пока он не увидится с Зельцем.
Обермейер вернулся в "Империал".
Ночь прошла в тревоге. Обермейер спал урывками: в течение ночи он несколько раз безуспешно пытался дозвониться до Зельца. Где мог пропадать Зельц всю ночь? Точно в воду канул. Ни взрыва, ни Зельца.
Утром, усталый и мертвецки бледный, с черными тенями под глазами, Обермейер появился на улицах Праги. И первый, кого он увидел, был Милаш Нерич.
Поздоровались.
- Не приехал еще твой шеф? - спросил Нерич.
Он не мог не заметить состояния Обермейера. Произошло что-то исключительное.
- Жду его сегодня или завтра, - ответил Обермейер. - А ты куда?
- На почтамт.
- Ну, как себя чувствует твоя невеста? - спросил Обермейер.
- Благодарю. Ты ничего не слышал о "Дейч-Хаусе"?
Вопрос заставил Обермейера вздрогнуть.
- Почему ты спрашиваешь?
- Вчера в "Дейч-Хаусе" обнаружили взрывчатку.
- Не может быть, - произнес Обермейер побелевшими губами. - Кто же обнаружил?
- Полиция, конечно. Говорят, полиция мастерски провела эту операцию…
- Подготовка взрыва - дело рук чехов. Здесь не может быть двух мнений, - сдерживая волнение, сказал Обермейер.
- Очень сомнительно, - неопределенно заметил Нерич. - Не вижу в этом логики: чехи заминировали, чехи обнаружили, чехи разминировали. Чепуха какая-то.
- Есть чехи, а есть коммунисты. Ты забываешь о них.
- Быть может, ты прав. Но есть одна маленькая деталь. Мне сказали, что об этом инциденте в печати не появится ни строчки. Виновники не обнаружены. Трудно разобраться в этом деле.
Почва заколебалась под ногами Обермейера.
- Очевидно, это предпринято в интересах следствия.
Нерич пожал плечами.
- Поживем - увидим. Ну, я должен идти.
Полчаса спустя Обермейер мчался на своем "Аэро" в Карловы Вары. Нужно было немедленно отослать депешу Термицу, известить обо всем, что произошло.
Но посылать депешу уже не было смысла: его самого ожидала шифрованная депеша от штандартенфюрера фон Термица. Текст ее гласил:
"Вы проявили тупоумие и сорвали одну из крупнейших акций фюрера. Зельц, видимо, попал в руки чешских коммунистов. Сестру немедленно отправляйте в Варшаву. Ведите себя осторожно, ваше положение опасно".
Обермейер схватился рукой за сердце. Впервые за свою жизнь он почувствовал дурноту.
Глава семнадцатая
Новое правительство Чехословакии планомерно и поспешно проводило фашизацию страны.
Отказавшись от установившейся традиции отмечать день двадцать восьмого октября как национальный праздник, клика Гахи - Берана в то же время сочла нужным отметить тридцатое января - день прихода к власти Гитлера. Чехословацкое радио транслировало речь Гитлера, произнесенную по случаю этой даты. Правительственная печать восхваляла фашистского диктатора.
Гитлер в своей речи в рейхстаге заявил, что не он, а англичане и американцы выступают как поджигатели войны и все "беды мира" происходят из-за того, что Германия не имеет колоний. Гитлер требовал возврата колоний, поносил Версальский договор, высказывал солидарность с Муссолини и заявлял о своем решении в случае войны выступить на стороне Италии.
Наглая речь Гитлера внесла смятение даже в ряды английских и французских "миротворцев". Они поняли, что их мюнхенская стряпня провалилась, что Гитлер, говоря попросту, обвел их вокруг пальца.
В начале февраля Англия и Франция запросили Гитлера, готов ли он, в согласии с мюнхенским соглашением, гарантировать новые границы Чехословакии.
Гитлер не торопился с ответом.