Андрей почувствовал какую-то опустошенность. Здание штаба во дворе пошатнулось, и солнце, заливавшее до сих пор яркими лучами двор, словно куда-то исчезло. Откуда-то издалека долетел до него голос Грищука:
- Не теряй времени! Есть шанс попасть к начальству… И писем не надо будет посылать в политотдел. Выложишь свои соображения, доказательства… Считай, что повезло. Не каждый день приезжает во вносовский батальон член Военного совета. - Он взял Андрея за локоть и неожиданно улыбнулся: - Еще новость! Только что прибыл приказ о присвоении Моховцеву звания майора… А у нас такое чепе. Комедия!..
…В коридоре штаба было пусто. Только возле самых дверей Моховцева стоял высокий офицер с погонами подполковника и курил папиросу. Заметив Грищука и Земляченко, остановил их:
- Вы к кому?
Андрей козырнул, отрекомендовался:
- Лейтенант Земляченко. Дознаватель по делу ефрейтора Чайки.
- Слушаю вас.
- Хочу попасть на прием к члену Военного совета.
- По этому делу?
- Так точно!
- Сейчас нельзя. Обождите. Я доложу.
Подполковник бросил окурок в жестянку, стоящую у двери, и ушел в кабинет комбата. Грищука позвали со двора, и он, подбодрив товарища взглядом, отправился по своим делам. Андрей остался один.
Он оперся на подоконник: сквозь широкие стекла проникали лучи солнца, стлались по полу золотыми дорожками, которые с каждым разом меняли оттенки. Когда бегущие тучки закрывали солнце, в коридоре тоже темнело. Но вот солнце вырывалось из плена, и снова искрились вокруг светлые полосы. Эта игра света и тени больно тревожила взволнованного лейтенанта. Его мысли, так же сменяясь, быстро пробегали в тяжелой голове: надежды то угасали, то снова вспыхивали.
"А вдруг не найду слов рассказать все, что думаю? Да и согласится ли меня слушать член Военного совета? Может, действительно Моховцев прав и наказание неминуемо?..
Но ведь и наказание бывает разное! - Андрей обрадовался этой мысли. - Не обязательно, чтобы самое суровое. - Он и думать боялся о смертной казни. - Есть ведь смягчающие вину обстоятельства…" - И Андрей снова и снова - в который раз! - начинал подсчитывать эти обстоятельства.
"Напомню, что она никогда раньше не видела самолета такой марки… Нет, это не то!..
Из материалов, в частности из постового журнала, видно, что самолет шел на очень, большой высоте - восемь тысяч, поэтому легко было ошибиться… Нет, нет, и это не то!..
Дело облегчается только одним: хотя этот самолет был свой или, вернее, союзнический, но шел он без предупреждения, и противовоздушная оборона имела полное право сбить, его. Кроме того, Теохари сам говорил румынам, что они летели бомбить… Но кто может подтвердить, что это именно так?"
Андрей снова опечалился. Он хорошо понимал, что наблюдатель ВНОС не имеет права на ошибку, так же как и сапер. Разница только в том, что ошибка сапера стоит жизни ему самому, а ошибка наблюдателя-вносовца приводит к гибели многих людей и материальных ценностей, созданных трудом народа. Вот почему военные законы так сурово карают воина противовоздушной обороны за ошибку на посту.
Выходившая в коридор дверь штабной комнаты вдруг отворилась. Оттуда, держа в руках какие-то бумаги, вышел пожилой человек с погонами полковника юстиции. Он направился в кабинет командира батальона. Лейтенант вытянулся, отдал честь. Чтобы ответить по-уставному, полковник вынужден был взять свою ношу в левую руку. Андрей похолодел: он увидел в руке полковника знакомую рыжую папку.
А игра света и теней в коридоре продолжалась. Деревянный пол и стены то светлели, искрились, то тускнели, мрачнели, когда солнце исчезало.
Андрей посмотрел на часы. Прошло немало времени с тех пор, как он торчит здесь. Подумал, что, возможно, сейчас за дверью кабинета решается судьба Зины, а он совершенно бессилен повлиять на события. А уж когда начальство что-то решит, отдаст приказ, трудно надеяться, что оно отменит его. Подумав так, Земляченко сник. Ему казалось, что сейчас из двери выйдет командир батальона и прикажет собрать всех свободных от дежурства солдат на открытое заседание трибунала. От этой мысли в голове Андрея все затуманилось, и подполковнику, который вышел из кабинета, пришлось повторить дважды:
- Можете, лейтенант, идти к себе!
- А как же там?.. С этим делом?..
- Можете идти, с этим делом все будет в порядке…
4
Андрей не ошибся, думая, что, пока он стоит под дверью, в кабинете Моховцева решается судьба Зины.
Когда полковник зашел в кабинет, член Военного совета, кивнув в ответ на приветствие, сказал:
- Ну, Яков Петрович, так как относительно блудного или, точнее, заблудшего?..
- Орех твердый достался, товарищ генерал. Но раскусили. Только что говорил с отделом. Подтвердилось наше мнение - была попытка прощупать противовоздушную оборону и при возможности разрушить промыслы… Нам неожиданно очень помог американский сержант, бортстрелок "боинга". Пришел и заявил, что он сам возмущен этой провокацией и что, оказывается, никто из экипажа, кроме командира да местного фашиста, который прилетел с ними, не знал, что Плоешти уже заняли наши. Это скрыли от них…
- Так, - произнес генерал. - Отлично. Значит, нашелся среди них честный парень, который решился прийти и рассказать.
- Он просил, чтобы имя его осталось неизвестным для американского командования, - добавил полковник.
- Ну что ж, это понятно…
Генерал поднялся с кресла и подошел к висевшей на стене карте.
- Разве мало бомбили они, когда наши войска приближались к Плоешти? А ведь уничтожать промыслы не было уже никакой военной необходимости! Не могли ведь они не знать, что мы уже идем сюда и румынская нефть понадобится для быстрейшего разгрома врага! - с возмущением сказал он. - Теперь новое придумали! Притвориться, будто потеряна ориентировка, украдкой выйти на объект…
- Наверное, не ожидали, что наши зенитчики в боевой готовности.
- Кстати, промыслы в этом районе до войны принадлежали англо-голландскому тресту. Это был сильный конкурент американского общества "Ромыно-американа"…
- Значит, двух зайцев хотели одним выстрелом убить, - горько улыбнулся член Военного совета. - Но самое главное: война идет к концу и, видно, кое-кому не очень нравится, что мы пришли на Балканы… Да-а-а, - продолжал он. - "Друзья"… На востоке получаем от них свиную тушенку, а на западе… целую свинью хотели, подложить…
- Ох и народ же, эти американцы! - в тон генералу заметил полковник-артиллерист.
- Я не о народе говорю! - сердито оборвал его генерал. - Народ здесь ни при чем. Я говорю о некоторых незадачливых стратегах…
Артиллерист, который встал, когда генерал повернулся к нему, молча наклонил голову.
- А что с этим делать? - полковник юстиции положил на стол развернутую папку.
- Это что? - спросил генерал.
- Материалы вносовцев о чрезвычайном происшествии. Командир отдает наблюдателя под суд.
При этих словах взволнованный, бледный Моховцев, сидевший в углу вместе со Смоляровым, вскочил и вытянулся.
- Сидите, сидите, - приказал генерал. Он быстро просмотрел рапорт, который лежал сверху. - Ну что ж, командир имеет все основания отдать под суд наблюдателя, потому что он не знал и не мог знать то, что стало известно нам с вами.
- Он берет во внимание самый факт ошибки наблюдателя, который не распознал "боинг" и объявил боевую тревогу.
Генерал, кивнув головой, продолжил:
- Начальник поста, сержант или младший сержант, считает, что случилось чрезвычайное происшествие - его наблюдатель ошибся, определяя тип самолета. Этот взгляд справедливо разделяет командир части. Отсюда вывод: отдать солдата под суд. Но мы теперь знаем, что в районе этого поста была попытка диверсии, которая могла иметь далеко идущие последствия: и военные, и экономические, и политические… Диверсия не удалась, ибо наблюдатель-вносовец обнаружил бомбардировщик, а зенитчики сбили его.
Генерал замолчал.
- И зенитчики тоже всполошились, - вставил полковник юстиции. - Правда, их командир обращает наше внимание на то обстоятельство, что самолет шел на объект без заявки, то есть без разрешения, ВНОС объявил "Воздух", и батарея имела полное право открыть огонь… А майор Моховцев приложил к рапорту характеристику на ефрейтора Чайку - вполне положительная характеристика, очень хорошая характеристика.
- Следовательно, - подытожил генерал, - если зенитчики имеют право открыть огонь по нарушителю, то почему бы не признать такое право за вносовским наблюдателем? - И генерал, еще раз заглянув в рапорт, лукаво прищурился. - Тем более что она стреляла только… глазами.
Быстрая улыбка скользнула по губам генерала. Он пододвинул к себе папку с материалами дознания, раскрыл ее и в левом углу на рапорте Моховцева четким почерком надписал: "Дело приостановить!"
- Товарищ Твердохлеб! - протягивая папку, обратился он к секретарю Военного совета. - Заготовьте сейчас проект нашего ответа представителю союзников… Полковник юстиции, вы ведь не возражаете против того, чтобы прекратить дело и у вносовцев, и у зенитчиков?
Тот поднялся и в знак согласия вежливо наклонил голову.
Закончив с делами, генерал с удовольствием запросто беседовал с подчиненными.
Вскоре возвратился секретарь Военного совета и положил перед генералом лист бумаги с напечатанным текстом.
Генерал быстро пробежал его глазами.
"Представителю Командования Союзной стратегической авиации.
На Ваше отношение за №…
Сообщаем, что проведенным расследованием установлено: дня… 1944 года в… часов в районе… дежурный наблюдатель поста ВНОС заметил самолет, который шел на высоте 8 000 метров, держа курс на нефтяные промыслы. Поскольку предварительной заявки на пролет, согласно существующему порядку, от союзного командования не было подано, части противовоздушной обороны приняли меры, предусмотренные правилами обороны стратегического объекта, вследствие чего самолет, оказавшийся бомбардировщиком типа Б-17, подорвался на собственном боевом грузе.
Экипаж самолета в полном составе спасся и пребывает в г. Бухаресте под наблюдением Отдела Международного Красного Креста, который поставил нас об этом в известность копией письма, посланного в адрес Командования стратегической авиации союзников…"
- Ну что же, хорошо! Согласуем с командующим и пошлем, - одобрил генерал и поднялся из-за стола.
Через несколько минут высокое начальство отбыло из батальона.
5
В замочной скважине повернулся ключ. Зина, сидя на топчане, смотрела сквозь решетку окна на уголок неба, на застывшую в нем тучку, одну из тех, которые так раздражали Андрея своей игрой с солнцем.
Девушка даже не обернулась. То, что должна была сказать, она рассказала откровенно, нисколько не пытаясь уменьшить свою вину. Материалы дознания читала и была согласна с каждой строчкой.
"Неужели этого недостаточно? Неужели нужны еще какие-то разговоры, допросы?.. Или, может, уже поведут на суд?"
Зина, конечно, не могла знать, что в это время в штабе командующего такая же девушка-солдат выстукивала на машинке приказ:
"Командиру части ВНОС
майору Моховцеву
Сообщаем, что… дня… месяца 1944 года зенитчиками Н-ской части был обстрелян и сбит бомбардировщик, который, пользуясь способствующими для неожиданного налета условиями, пытался проникнуть в район важного объекта. Эта попытка закончилась неудачей в значительной мере благодаря тому, что нарушитель был своевременно замечен дежурным наблюдателем поста ВНОС ефрейтором Чайкой З. Я.
Довести до сведения личного состава части. Начальник отдела штаба командующего противовоздушной обороной".
Ефрейтор Чайка приготовилась ко всему, даже самому наихудшему…
Дверь отворилась, и в комнату вошел Моховцев с начальником караула Аксеновым. Они увидели, что девушка, подобрав ноги на топчан, крепко обхватила их руками, положила голову на колени и закрыла глаза.
- Ефрейтор Чайка! - торжественно произнес командир. - Вы свободны… Сегодня можете побыть в батальоне, а завтра поедете на свой пост.
Зина растерялась. Она подняла голову и посмотрела на капитана Моховцева испуганными глазами, точно боялась, что теряет рассудок и ей уже начинает мерещиться бог знает что.
Но это был не бред. Аксенов положил возле нее ремень, погоны, звездочку с ее пилотки.
Зина сидела с сомкнутыми на коленях руками, не имея сил шевельнуться и прогнать этот странный сон.
- Пойдемте, Аксенов, - сказал Моховцев. - А вы, - обратился он к девушке, - перед отъездом на пост зайдите ко мне…
Они вышли. Дверь осталась открытой настежь. Зина медленно выпрямилась, взяла в руки свой солдатский ремень, звездочку, которую два года носила на своей пилотке. Тучка в небе отодвинулась, солнце заглянуло сквозь решетку окошка, светлым ромбиком легло на полу, перед открытой дверью ее гауптвахты…
Когда она выбежала на свободу, увидела Андрея, стоявшего у радиостанции и не сводившего радостного взгляда с караульного помещения. Весть об освобождении Зины мигом облетела штаб. По двору уже мчались подруги, размахивая пилотками.
Теплый ветер тормошил кудряшки, выбившиеся из-под пилотки Зины, целовал ее в лицо. Девушка счастливо засмеялась и замахала всем рукой: Андрею, подругам…
Глава одиннадцатая
1
По сельской дороге двигался небольшой отряд. Дорога взбегала на холмы, белой змейкой опоясывала вдали невысокую гору и терялась на ее склонах, густо поросших кудрявыми буками и сине-зелеными смереками.
Чуть правее группы солдат шла крепкая девушка в военной одежде, со скаткой через плечо, с противогазом и автоматом. На спине у нее, кроме того, покачивался брезентовый мешок, через левое плечо свисал телефонный аппарат.
Четверо девушек, которые шли серединой дороги, были нагружены еще больше: у одной неизвестно как поместились на спине два раздутых вещевых мешка, у трех других - по тяжелой катушке телефонного кабеля.
Солдаты шли неторопливым, несколько широким для девушек шагом и, казалось, втянулись в это однообразное движение по грунтовой дороге среди бугров и кустарников. Только пот на загорелых обветренных лицах да сбитые набок пилотки напоминали, как тяжек для них этот солдатский труд.
Пост ноль девять направлялся к месту новой дислокации. Старенькая ротная полуторка подвезла солдат к грунтовке, а уже на посты, до которых было недалеко, девушки потянулись пешком по сельским дорогам Трансильвании…
Недолго задержались солдаты Моховцева на юге Румынии. Войска Второго Украинского фронта, ломая сопротивление противника на Венгерской равнине, очищали от фашистов Трансильванию и Венгрию. Войска Третьего Украинского фронта освободили столицу Югославии Белград. В конце октября радио принесло весть о штурме Дебрецена и о выходе советских войск на Тиссу. А еще через несколько дней батальон Моховцева вместе с другими частями противовоздушной обороны перешел Южные Карпаты и разбросал свои посты на север и северо-запад, прикрывая от воздушных бандитов Центральную и Северную Румынию.
Это была последняя дислокация батальона.
…Вскоре Давыдова остановилась возле контрольного столба, на котором висели провода армейской линии связи, достала из сумки тетрадь с начерченной Ляховым схемой.
- Ну что там, младший сержант? - спросила Рая Лубенская, не имея возможности заглянуть через плечо Давыдовой в тетрадь. Тяжелая катушка кабеля так согнула ее тоненькую фигурку, что девушка казалась горбатой. - Еще далеко?
- Скоро дойдем, километра три осталось.
- С гаком?
- А как же без него? - устало улыбнулась Зина, вытирая пилоткой лицо. - Ничего, девоньки, дойдем.
Люба Малявина тихонько, чтобы не услышал начальник поста, выругалась.
Давыдова закрыла тетрадь и положила ее в сумку.
- На развилке отдохнем, пошли!
И снова по жаркой дороге, мимо седых от пыли кустов, зашагал маленький отряд…
Через час, когда солнце поднялось в зенит, девушки оказались на развилке. Дорога, по которой они до сих пор шли, круто поворачивала вправо и вверх, а прямо перед ними, низиной, побежала другая - узенькая, поросшая полынью и травой. Она вела в село, крайние домики которого настороженно выглядывали из-за невысокого бугра, словно подкарауливали всех, кто ехали сюда из города.
- Привал! - скомандовала Давыдова. - Отсюда потянем шлейф.
Девушки, покряхтывая, как старушки, сняли с себя ношу; с наслаждением потягивались, распрямляли спины, потом уселись на траву.
- А что там вверху? - спросила Зара, оглядывая гору, у подножия которой они остановились.
В нескольких сотнях метров от них, за желто-красными зарослями, пряталась белая стена. За ней вздымалось, тоже белое, строение с колокольней.
- Церковь! Нет, монастырь, наверно, - догадалась Люба.
Несмотря на усталость, девушки поднялись, с интересом осматривали каменную стену, монастырь, который будто навис над долиной и селом.
- Товарищ младший сержант! Мы на минуточку! Только посмотрим.
- Успеете насмотреться, - буркнула Давыдова, но разрешила. - Только не лезьте куда не положено, - крикнула им вдогонку, - и через десять минут чтобы были тут, потянем линию.
Девушки поднялись по крутой дороге к стенам монастыря. При их приближении две монахини, которые давно с любопытством следили за невиданным отрядом, испуганно бросились к воротам. Люба Малявина, заложив пальцы в рот, звонко свистнула и махнула рукой, приказывая им остановиться.
- Ты что! - дернула ее за руку Зина. - С ума сошла? Не хватает нам только свистеть под монастырскими воротами.
Люба, словно не слыша замечания, подошла к темным фигурам. Монашки послушно стояли, склонив головы вниз и сложив руки в привычном набожном жесте. Бледно-желтые лица, обрамленные белой гофрированной повязкой, на которую накинут большой черный платок, потупленный взгляд - живое воплощение покорности.