Комнатку парикмахерской перегораживала белая выглаженная простыня, закрывавшая от чужого глаза узенькую кровать. Неподалеку от дверей у стены прислонился столик; на нем громоздилось зеркало и лежал нехитрый инструмент: машинка для стрижки, ножницы, расчески. Перед столиком высоко поднималось самодельное подголовье парикмахерского кресла.
- Садитесь, прошу вас, - защебетала Мария, надевая халат.
- У вас как в настоящей парикмахерской, - удивился Андрей.
- Тоже мне еще! Когда я работала в салоне, вот то была парикмахерская! На стенах трюмо, против каждого кресла умывальник с горячей и холодной водой. А набор одеколонов! Какие душе угодно, от "Красной Москвы" до "Магнолии"! А здесь… - Она недовольно поджала губу. - Вы подождите, я сбегаю за горячей водой…
Через несколько минут девушка вернулась с чайником.
- Быстро!
- Стараемся! - Она ловко набросила простыню на Земляченко, аккуратно заткнула уголки за воротник гимнастерки. - Что сделаем? - Провела легонько рукою по его волосам. - Полечку, бокс, полубокс, ежик?.
- Просто подкоротите и побрейте.
В ловких пальцах девушки быстро зацокали ножницы.
- Вы к нам насовсем или в командировку?
- Насовсем.
- Новенький, значит. У начальства были?
- Нет… Первый визит к вам…
- Правильно, - похвалила девушка. - Хозяин у нас строгий, не любит, когда к нему заходят не в ажуре. А на какую должность?
Лейтенант молча пожал плечами.
- Наверное, на рацию, - с убежденностью сказала Мария.
Андрей только хмыкнул. Он не хотел начинать свою службу в новой части с замечания солдату за неуместные расспросы.
Тем временем Мария, ловко орудуя помазком, намыливала ему подбородок.
- Не удивляйтесь. Солдатские последние известия, - шаловливо подмигнула она.
Не успел Андрей оглянуться, как был подстрижен и побрит.
- Ну, вы настоящий мастер!
- Конечно мастер… Но сегодня работаю последний день. Вам повезло…
- Почему?
- Перехожу на батальонный, пост. Надоело! Кому война, а мне морока одна, - пошутила девушка. - Не было войны - стригла, война - снова стригу. Противно… Ну вот и все с вами… Жалко, нет "Шипра", - вздохнула она, - а то хоть в загс.
- Как-нибудь обойдемся.
- Без чего? - лукаво спросила Мария.
- Без того и без другого.
- А девчата у нас тут - во! - Она подняла большой палец руки в знак того, что ей недостает слов для оценки девушек. - Вот пусть закончится война…
- Ну, это когда закончится… - строго перебил ее лейтенант, давая понять, что такой разговор с ним неуместен.
Он поблагодарил девушку и вышел. На дворе возле радиостанции работали в комбинезонах солдаты. Из раскрытого кузова время от времени долетал тонкий визг, а за ним густой, равномерный шум умформеров.
"Испытывают передатчик!" - догадался Земляченко.
Дежурный офицер внимательно оглядел лейтенанта:
- Добрый казак! Теперь можно и к начальству. Пошли.
Они шли по длинному коридору, который тянулся через весь дом.
- У нас порядок - будь здоров! Командир требует дисциплину от всех, не глядя ни на звание, ни на должность.
- У вас и девчата… служат? - спросил Андрей.
- Уже рассмотрел?
- Парикмахер рассказала…
- А-а. Эта может… и рассказать и присказать. Девушек у нас - будь здоров! Когда хлопцев в пехоту забрали, на их место прибыли девушки. Они теперь везде: и в управлении, и на постах. Народ обстрелянный. Некоторые лучше хлопцев воюют. А есть, конечно… - И он махнул рукой. - Ну, поживешь - сам увидишь…
Перед дверью, обитой дерматином, остановились. Дежурный снова оглядел Земляченко с ног до головы, потом привычным движением расправил под широким ремнем гимнастерку и косточками согнутых пальцев тихо постучал по планке дверей.
- Войдите! - послышалось из комнаты.
- Разрешите, товарищ капитан? - громко спросил лейтенант, открыв дверь, но не переступая порога.
- Заходите!
- Я не один, со мной новый офицер.
- Заходите оба.
Из-за спины дежурного Земляченко не успел разглядеть командира части, но, услышав его слова, выпрямился, поправил на голове фуражку и шагнул вперед.
Из больших окон, расположенных против дверей, прямо в глаза ударило солнце. Андрей прищурился и почти вслепую сделал два шага. Затем, подняв руку, звонким от волнения голосом проговорил:
- Товарищ капитан! Лейтенант Земляченко, представляюсь по случаю назначения на должность начальника радиостанции.
Из-за солнца он плохо видел человека, который поднялся, слушая его рапорт.
- А мы с вами уже знакомы, лейтенант! - услышал Андрей тихий, спокойный голос. И он узнал того невысокого офицера, который сегодня отчитал его на улице за невнимательность…
2
- А мы с вами уже знакомы, - повторил капитан Моховцев.
Андрей еще больше вытянулся.
- Правда, знакомство наше состоялось при таких обстоятельствах, что лучше б не встречаться. А?
Воротник начинает душить Андрея, однако он не может, не смеет пошевельнуться, а тут еще это чертово солнце не дает раскрыть как следует глаза.
- У вас, лейтенант, все-таки есть совесть, - усмехнулся Моховцев. - Даже глаза отводите. Стыдно? А?
Андрей делает шаг в сторону. Наконец! Солнечные лучи падают мимо, и он хорошо видит командира.
За большим письменным столом, наверное оставленным гражданским учреждением, стоит осанистый человек. Сейчас на нем нет форменной фуражки с поднятой тульей, и розово поблескивает чисто выбритая загорелая голова. Из-под светлых выгоревших бровей - строгий, умный взгляд.
- Мне можно идти? - спрашивает дежурный.
- Идите, лейтенант Грищук, а мы здесь побеседуем.
Капитан опустился на свой стул. В открытое окно заглянул любопытный воробей. Он перелетел с акации на подоконник и повернул головку, точно приготовился послушать беседу между капитаном и молодым офицером.
- Откуда прибыли?
- Из госпиталя, товарищ капитан!
- С санитарками воевали?
- В госпитале лечат раны, товарищ капитан.
Моховцев поднимает плечи, отчего его погоны становятся почти торчком.
- Службу знаете?
Манера капитана разговаривать неприятна Андрею. К тому же командир или позабыл, или нарочно не предлагает сесть.
- Свою знаю, товарищ капитан.
- Как это "свою"?
- Радио.
- А проводную связь?
- Меньше. Все внимание уделял основной специальности, товарищ капитан.
- И телефон надо знать. У нас пока главная связь - проводная… Ясно?
- Так точно, товарищ капитан.
- А службу ВНОС совсем не знаете?
Андрей начинает припоминать, что он знает о службе ВНОС, и ему становится неловко.
- Та-а-к, - протянул капитан и, не отрывая от Андрея внимательного взгляда, короткими пальцами выстучал по столу какую-то дробь. - Что же с вами делать, лейтенант? Ведь придется, как и всем офицерам, дежурить на батальонном посту! А? - Он звонко ударил по столу. - Ладно, побудете здесь, возле радиостанции, подучитесь, привыкнете, а там посмотрим…
Лицо Земляченко мрачнеет: "Чего ж смотреть, когда в предписании отдела кадров написано - на должность начальника радиостанции…"
Моховцев почувствовал настроение офицера.
- Чем-то недовольны? А?
- Я солдат, товарищ капитан.
- Верно. Значит, так и сделаем, пока что назначаю помощником начальника радиостанции. Будете ходить в оперативную комнату присматриваться, изучите пособия по службе ВНОС и силуэты самолетов. Да так, чтобы спросонок мог ответить. Лично проэкзаменую. Ясно? А?
- Так точно. Разрешите идти?
- Выполняйте!
Земляченко козырнул, повернулся и, чеканя шаг, вышел из кабинета…
- Ну, как дела? - спросил Грищук, когда Земляченко снова нашел его. - А? - Он так похоже скопировал командира, что Андрей, несмотря на испорченное настроение, улыбнулся и спросил:
- Товарищ дежурный, разрешите сесть?
- Садись, садись. Хозяин, наверно, все время на ногах держал?
Земляченко утвердительно кивнул.
- Правильно! Вашего брата новичка сразу надо ставить на свое место! Как же он решил с тобой?
- На радиостанцию.
- Начальником?..
- Пока что помощником.
- Это чтобы ты нос не задирал. Там сейчас техник парадом командует… А откуда хозяин тебя знает?
Земляченко только рукой махнул.
- Обожди меня. Вернусь, покормлю, покажу казарму.
- Хорошо.
Несколько минут Андрей блуждал по двору, потом нашел скамеечку под акацией и сел. С наслаждением вдохнул пьянящий запах поздних цветов. "Как на курорте", - подумал он.
За высоким домом, в котором располагался штаб, садилось солнце, по двору стлались длинные тени.
Андрей задумался и не услышал, как к нему подошел лейтенант Грищук:
- Пошли, дружище, оформляться.
В большой комнате офицерского общежития было пусто. Двумя рядами стояли кровати, из-под которых виднелись вещевые мешки. Грищук указал на свободный топчан под стеной, и Андрей подсунул под него свой чемодан. В небольшой столовой, куда они пошли после этого, Андрей увидел двух офицеров, сидевших за столиком в углу. Это были начпрод Белоусов и врач батальона. На пороге кухни стоял пожилой старшина.
- Здравия желаю всем вместе и каждому в отдельности! - поздоровался Грищук. - Это наш новый товарищ, - отрекомендовал он Андрея, - лейтенант Земляченко. Прошу любить и жаловать двойной порцией, - обратился он к старшине.
- Ну, с кем еще тебя познакомить? - спросил Грищук, когда Андрей пообедал. - Может, к девушкам в казарму заглянем?
- А удобно?
- Хозяин тебя уже предупредил?
- О чем?
- Нет еще?.. Понимаешь, наш капитан - командир требовательный, строгий и, если хочешь, справедливый. Только вот беда - за девчат очень боится. Даже обидно делается. Понимаешь?
- Нет.
- Как клушка возле цыплят ходит, чтоб коршун не сцапал. Ясно? А? - Грищук приблизил к Андрею свое круглое, с диковатыми глазами лицо.
- Какой коршун?
- Когда начальство давало в батальон девушек, то предупредило, что командир отвечает за каждую головой, если с ней чепе случится… Ведь война войной, а жизнь жизнью.
Новые товарищи вышли из столовой.
Во дворе Андрей увидел, двух девушек, которые, согнувшись, тянули большой аккумулятор.
- Смотри, как напрягаются, бедняги, - пожалел их Андрей. - Нелегко, видно, им служить.
- Кому как… Одно дело служить здесь, другое - на наблюдательном посту, за десятки километров от ротного поста, за сотни от батальонного, у самой передовой. Там живут четыре, реже пять бойцов-девушек. Там тяжелее. Это не то что пехота, - с усмешкой промолвил он, - когда ты в коллективе воюешь… Тут - стоишь на посту, наблюдаешь, и сам ты себе и солдат, и офицер, и генерал… Будь здоров - служба!
Андрею до сих пор было неудобно обращаться на "ты" к своему новому знакомому, хотя тот это сделал сразу. А теперь, задетый за живое, он отбросил условности.
- А ты пробовал?
- А как же! Я начинал с солдата… Кстати, тоже в пехоте побывал.
Грищук немного помолчал, потом добавил:
- На посту каждый стоит… так сказать, наедине с совестью, со своим долгом… Где-то высоко в ночном небе проходит самолет. Наблюдатель не видит его, а по легчайшему шуму, похожему на шепоток ветерка, должен угадать: свой летит или чужой… Не проворонить и не ошибиться.
- Ну, это, пожалуй, легче, чем в атаку идти!..
- А попробуй на слух определить, каким он идет курсом, то есть на какой объект выходит, - это тоже легко? Даже в ясный день за десять - пятнадцать километров не так просто распознать тип самолета, его высоту, когда весь он как маково зернышко…
Андрей ничего не ответил. Приходилось и ему видеть самолеты - и свои, и вражеские, но он не очень задумывался, чем один отличается от другого. Конечно, если это свой, то хорошо, а если чужой, то…
- Каждый самолет имеет определенную скорость, "потолок", свои возможности маневрирования… - говорил Грищук.
- Это все можно изучить, повнимательней присматриваться…
- Пока будешь присматриваться, самолет уже вон куда уйдет. А тебе нужно немедленно известить зенитчиков, аэродром истребителей. Ведь зенитчикам тоже требуется время, чтоб подготовиться к встрече с врагом, истребителям - подняться в воздух, набрать высоту.
- Возле самой передовой, конечно, потруднее. А здесь…
- Посты везде, и у передовой и тут, каждую секунду настороже. Вот стоит наблюдатель одну смену, две, три, десять, а вражеских самолетов нет. Служит месяц - два, год - и ни единого пролета над его постом… Как здесь не ослабнуть воле, как не отвести глаз от надоевшего неба, как не взглянуть на землю, не заслушаться при восходе солнца птичьим гомоном в недалекой роще, как не замечтаться? Ведь девичьи души все-таки!.. И в это самое мгновение где-то за тучами крадется вражеский самолет, один-единственный за всю твою службу. И за твоей спиной он спокойно сбрасывает смертоносный груз на город, на станцию. Потому что ты его проворонил, и товарищ твой на соседнем посту тоже проворонил… Мужество, дорогой друг, есть не только у пехоты, что идет в штыковую атаку. Есть оно и у наших девушек, которые каждый день терпеливо выполняют свои обязанности. Недаром замполит Смоляров называет их стражами воздушного океана… Однако это уже философия, а тебя интересуют люди. Пойдем в мой взвод и…
Грищук не закончил фразы. В окне штабного здания появился капитан Моховцев, махнул дежурному рукой.
- Подожди минутку! - бросил Андрею Грищук и побежал к штабу.
Когда Грищук возвращался, во дворе появилась, словно выросла из земли, коренастая полная девушка с лихо заломленной на кудрях пилоткой. С трудом натянутая на ее могучие плечи солдатская гимнастерка, казалось, вот-вот лопнет по швам. Девушка козырнула и что-то сказала лейтенанту. На ее широком мясистом лице отражалось и смущение, и отчаянная решимость. В левой руке она сжимала какой-то белый комок.
Грищук остановился. Одним взглядом Андрей сразу охватил плотную фигуру девушки, увидел ее по-мужски крупные загорелые руки. "Ну, это уже почти солдат, - с удовлетворением подумал он. - Такая, пожалуй, и за мужика справится".
Не ожидая, пока Грищук освободится, Андрей не спеша направился к нему.
- Чего тебе, Максименко? - добродушно спрашивал тем временем у девушки Грищук.
- Да вот, товарищ лейтенант! - Девушка лихорадочно развернула белый комок, который сжимала в руке, и изумленный Земляченко даже издали разглядел, что это женский лифчик.
- Ну?! - нахмурился Грищук.
- Что же мне делать, товарищ лейтенант?! - громко говорила Максименко. - Лучше бы совсем не давали! Зачем мне этот детский размер? На нос?! Я обращалась к старшине, - обиженно продолжала она. - А он только и знает: других нет, один размер получил. Как-нибудь приладишь. А как я прилажу?!
Максименко сделала невольное движение, словно хотела примерить развернутый лифчик к своей высокой груди и подтвердить этим, что права она, а не старшина, но вовремя спохватилась и опустила руки.
- Так что же ты от меня хочешь, Максименко?! - почесал затылок Грищук. - А я тебе где возьму?
- Разрешите обратиться на склад, к старшему лейтенанту. Может, и найдется там хоть один для меня. Старшина не разрешает, еще и ругается!
- Ладно, обращайтесь.
- Есть обратиться! Разрешите идти?
Девушка откозыряла и четко повернулась кругом.
- Максименко!
Она снова повернулась лицом к офицеру.
- Максименко! - Грищук уже заметил, как по губам подошедшего к ним Андрея скользнула ироническая улыбка. - Вот что запомните раз и навсегда: ко мне по таким вопросам не обращаться. Для этого существует старшина! - сердито сказал он.
- Есть не обращаться по этим вопросам! - Девушка только сейчас заметила Земляченко и смутилась, поняв, что ее взволнованный разговор с командиром взвода слышал и этот посторонний офицер.
- Идите.
- Слыхал? Вот, друже, какие дела приходится иногда решать. Хай им грець! - проворчал Грищук, когда девушка отошла. Похоже, что ему было неловко перед новичком. - А впрочем, и это нужное дело… - тут же добавил он. - Снабженцы наши действуют по стандарту. Взяли на корпусном складе один размер, по количеству личного состава, раздали бойцам. А дальше хочешь носи, хочешь смотри…. Придется замполиту Смолярову доложить. Его хозяйственнички, будь здоров, боятся! Так-то, друже, - вдруг засмеялся он, и Земляченко понял, что Грищук не может долго сердиться и что к нему уже вернулось добродушное настроение…
В коридоре дома, куда вошли офицеры, было полутемно, хотя дневальная уже зажгла висевший на стене фонарь.
- Ты комсомолец?
- Комсомолец.
- Познакомлю сейчас с комсоргом.
Земляченко молчал. Думал о своем. Вспомнилось приключение на речке. Жалко, что забыл глянуть на эмблемы девушек. Может, они из какого-нибудь госпиталя? Или регулировщицы? У въезда в город он видел девушку с карабином за плечами и маленькими флажками в руках. Она ловко взмахивала ими, указывая путь автомашинам, и успевала одновременно отдавать честь офицерам, которые проезжали мимо нее… А может, из прачечного отряда? Нет, что-то не похоже. Загорелые лица, выправка - не похоже! А что, если они вносовки?.. "Вот еще, - рассердился на себя Земляченко, - буду девушками голову забивать!"
В конце длинного коридора открылась дверь. Узкий прямоугольник света лег через порог. Дневальная с повязкой на рукаве осторожно, чтоб не пылить, выметала сор.
- Так, так, аккуратнее подметайте, иначе быть беде! - весело воскликнул Грищук. - Ясно?
Дневальная вытянулась в струнку, а когда Грищук махнул рукой - подметайте, мол, дальше, - опять взяла в руки веник.
- Какая же беда, товарищ лейтенант?
- Суженый лысым будет.
- Вот почему не повезло Манюне, - тихо засмеялась девушка. - Видать, плохо прибирает в своей парикмахерской.
- Да и у вас не все в порядке, если глядя на ночь подметаете, - ответил Грищук и скороговоркой произнес: - "Ой, чыя цэ хата незаметена? Ой, чыя цэ дивчина незаплетена?"
- Проходите, товарищ лейтенант, пока я не обмела вас.
- Горенько мое! - с притворным испугом сказал Грищук и широким шагом ступил через порог.
- Здравствуйте, товарищи солдаты!
Андрей, который вошел в казарму вслед за Грищуком, нерешительно остановился возле порога.
Большая комната, где жили солдаты взвода управления, чем-то отличалась от обычной казармы. Андрей не мог сразу сообразить, чем именно.
Возможно, такое впечатление создавали постели: одеяла сложены вчетверо и не закрывают полностью простыней; концы простыней завернуты так, что кажется, будто это белые пододеяльники; на некоторых кроватях кроме больших набитых сеном солдатских подушек улеглись маленькие вышитые подушечки. Над кроватями висят нарисованные жирным карандашом портреты Зои Космодемьянской, Лизы Чайкиной, Людмилы Павличенко, Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко… А возможно, не свойственный солдатской казарме уют придает покрытый скатеркой стол, за которым сидят несколько девушек, занятых далеко не военными делами.
- Как жизнь молодая? - спросил Грищук. - А где комсомольское начальство?
- Дежурит.
- Привел пополнение, - он указал на Андрея. - Новый офицер нашей части лейтенант Земляченко.