- Теперь мы знаем о Вас все, - продолжал господин бригадефюрер, - и лично я восхищен Вашим мужеством. Вы вынесли два года мук, много страдали - ни за что. Мы расследовали дело - Вы невиновны.
Маренн изумленно вскинула брови. Да не ослышалась ли она? Неужели на самом деле?
- Так я могу ехать? - спросила она с надеждой в голосе.
- Куда? - не понял ее Шелленберг.
- Домой. Во Францию.
- Не можете, - ее словно окатили ледяной водой.
- Но почему?!
- Вот об этом, фрау Маренн, я и приехал с Вами поговорить, - произнес Шелленберг серьезно и прошелся по комнате, заложив руки за спину. - Вы невиновны. Вас арестовали по ложному доносу. Мы определили, кто его написал: один из ваших аспирантов, которого Вы не допустили к защите диссертации.
- Я помню, помню, - кивнула головой Маренн, - очень неприятный юноша, да и бездарный. Я, признаться, подозревала его.
- Он будет наказан.
- Не стоит.
- Его накажет гестапо. Он работает на них. Он ввел их в заблуждение, указав на невинного человека, тогда как виновный, возможно, скрылся незамеченным. Но это не наше дело. Однако, являясь заключенной лагеря, Вы, фрау Маренн, также находитесь в ведении гестапо. И гестапо не собирается Вас освобождать.
- Что это значит? - возмутилась Маренн. - Доказано, что я невиновна, меня оклеветали, и я должна оставаться в заключении? Я не могу быть свободна. Почему? Я не понимаю…
- Потому что гестапо никого зря не арестовывает, - ее поразил ответ бригадефюрера, - а тем более не отпускает без веских оснований…
- Каковы же должны быть эти основания? - поинтересовалась Маренн язвительно, - Разве то, что я невиновна, само по себе не является достаточным основанием для освобождения моего и моих детей?
- Гестапо еще никто не доказал, что Вы невиновны.
- Но Вы же сказали… - Маренн растерялась. Или элегантный бригадефюрер не отвечает за свои слова?
- Сказал, - подтвердил он спокойно. - Но так считаем мы, разведка. Мы забрали Ваше дело в Четвертом управлении и сами доследовали его. Освобождение же из лагеря - исключительная прерогатива гестапо. А они возражают против Вашего освобождения.
- Но почему? - воскликнула, едва сдерживаясь, Маренн.
- Потому что у них нет такой практики, - страшные слова…
- Как это? - переспросила она, решив, что ослышалась. - Как это: нет такой практики? Даже если человек невиновен?
- Если он в гестапо - он виновен, - ответил Шелленберг жестко, но тут же пояснил: - Гестапо рассуждает так. Вы плохо знаете наше государство, фрау Маренн, - в голосе бригадефюрера промелькнуло сочувствие. Германия теперь, как вам объяснить, - он задумался на мгновение. - Германия теперь - это гестапо. Они контролируют все и все решают… Гестапо может арестовать не только Вас или любое другое гражданское лицо. Они могут арестовать и меня, и его, - Шелленберг указал на своего адъютанта, - и даже рейхсфюрера СС. Они могут арестовать любого, если усомнятся в нашей преданности фюреру. Из гестапо не освобождают, фрау Маренн. Гестапо не бывает не право. Оно право всегда. Даже если впоследствии Генрих Мюллер, шеф тайной полиции, станет Вашим лучшим другом, он никогда не признается, что он был неправ.
Как генерал войск СС, я могу принести Вам извинения за ошибку, совершенную не мной, но гестапо никогда не извинится перед Вами - не ждите. И я не могу их заставить - это не в моей власти. В моей власти лишь помочь исправить ошибку. И на это гестапо, которое конечно же знает, что вы невиновны, - подчеркнул бригадефюрер Шелленберг, - на это гестапо готово согласиться. Точнее, они уже согласны. Мы все обсудили с. их руководством.
- И что это значит? Что ждет меня? - Маренн снова охватил страх за детей. Господи, неужели ей никогда не вырваться из этой проклятой страны? Сколько они еще будут мучить ее? За что?
- Вчера вечером я имел беседу о Вас с рейхсфюрером СС Гиммлером. При нашем разговоре присутствовал обергруппенфюрер СС Мюллер, шеф гестапо. Я не стану от Вас скрывать, основанием, чтобы вырваться из лап гестапо и стать свободным, относительно, конечно, ибо тот, кто побывал в гестапо, - не пугайтесь, но это правда, - либо умирает, либо уже никогда не сможет быть от него полностью свободен. Так вот, таким основанием является толь ко согласие на сотрудничество с тайной полицией. Но я снова обращаю Ваше внимание, фрау Маренн, - Шелленберг сделал многозначительную паузу, - я не хочу, чтобы Вы испугались и отказались раньше времени, перечеркнув очень многое. В вашем случае все будет иначе.
Мы выговорили у гестапо исключительное право работать с Вами, мы - внешняя разведка СД. Конечно, это нам кое-чего стоило. Но Вас не касаются детали подобного рода - наш извечный торг с Мюллером существовал до вашего появления, продолжится он и после вас.
На сей раз Мюллер уступил - свое он отыграет как-нибудь попозже, никто не сомневается в его отменной памяти. Возможно когда-нибудь, если Вы примете наши условия, он попросит отыграться Вас. Но не будем забегать вперед - вернемся к настоящему положению вещей.
А оно таково, - Шелленберг перестал мерить шагами пространство кабинета и остановился прямо перед Маренн. - Вы очень запутали свою жизнь, фрау, и нам пришлось потрудиться, прежде чем мы установили истину - для Вашей же пользы. У Вас много титулов, много имен и жили Вы до сих пор, как оказалось, вовсе не одной жизнью, как все обычные люди, а двумя-тремя одновременно, и о каждой из них либо сложены легенды, либо наоборот, - абсолютно ничего не известно.
Тем не менее мы установили, что Вы, уважаемая фрау Ким Сэтерлэнд, если читать Ваши документы, предоставленные гестапо, на самом деле - эрцгерцогиня Мария Элизабет фон Кобург де Монморанси, по своим родственникам имеющая также титулы принцессы Бонапарт и принцессы фон Габсбург, правнучка английской королевы Виктории, внучка австрийского императора Франца-Иосифа, племянница последнего императора Австро-Венгрии Карла Первого Австрийского. Список Ваших родственников можно продолжать бесконечно - он охватывает династии, правившие в Бельгии, в Испании, в Нидерландах, не говоря уже о Франции, России и Германии, с которыми Вас связывают самые близкие узы.
Однако Вы отказались от прежней жизни, предпочтя скромное имя безвестной и безродной американки, причем, как обнаружилось, даже не пытались получить американское гражданство. Вы отказались от прежней жизни по личным мотивам, на фоне Вашего конфликта с приемным отцом, не преследуя тайных целей, - нас это вполне устраивает. Нас также устраивает, что, отказавшись от гражданства Франции, вы до сих пор являетесь подданной Австрии, а значит, теперь Вы - подданная рейха.
Благодаря Вашему родству с Габсбургами, Вы принадлежите к германской нации - это очень важно, и… к германской расе, что в нынешних обстоятельствах важно вдвойне. Обычно для доказательства арийского происхождения требуются документы с 1750 года, подтверждающие, что все предки в роду были германцы. В Вашем случае можно представить генеалогию более древнюю, которая охватывает по меньшей мере полторы тысячи лет.
Узнав, что по австрийской линии Вы принадлежите к династии Габсбургов, притом, к той ветви, которая до 1918 года находилась у власти в лице Вашего деда императора Франца-Иосифа, рейхсфюрер СС не имел возражений - аннепапир ему не понадобился…
"Да уж, какой аннепапир? - подумала Маренн, слушая Шелленберга. - Рейхсфюрер СС оценивает происхождение Габсбургов - очень забавно. А как же сам фюрер с его фантиками, которые он подбирал за Габсбургами?" Однако вслух она воздержалась от замечаний - еще неизвестно, чем увенчается речь бригадефюрера, что он хочет ей предложить конкретно, основную же мысль она уже поняла - сотрудничество. Осталось выяснить, в какой области.
- И наконец, Вы имеете нужную рейху профессию. Вы получили прекрасное образование, Вас считали и считают до сих пор одной из лучших учениц австрийской школы психиатрии. Вас знает ученый мир. Более того, насколько мне известно, Вы положили начало целому научному течению, соединив теоретическую психиатрию с практической хирургией. Вы великолепный практик и вчера днем Вы блестяще доказали нам это. Простите нас за небольшой розыгрыш, но поймите, мы должны быть бдительны. Вы - известная в европейских кругах личность, и неправдоподобным казалось то, что Вы очутились в лагере…
"Ну надо же! - Маренн возмутило последнее замечание бригадефюрера. - Им показалось неправдоподобным! Они сами засадили меня за решетку, а теперь говорят, что им казалось неправдоподобным, как я там очутилась! Сами удивились, что сделали такое!" Значит, она не ошиблась - они экспериментировали с ней.
- Полковник медицинской службы Максим де Кринис, - продолжал Вальтер Шелленберг, - мой давний друг и Ваш знакомый, дал чрезвычайно высокую оценку Вашей деятельности и лестно отозвался о Вас как о специалисте в рапорте рейхсфюреру. И не только он. Его безоговорочно поддержали сразу несколько специалистов клиники Шарите.
Исходя из всего изложенного выше, рейхсфюрер СС разрешил мне предложить Вам выбор. Прежде чем я озвучу предложение рейхсфюрера, я хотел бы предупредить Вас, фрау Маренн, от излишней поспешности - необходимо все тщательно взвесить, прежде чем принять решение.
- Что же на весах? - впервые за долгое время позволила себе поинтересоваться Маренн.
- На весах? - переспросил Шелленберг, - На одной чаше, как Вы поняли, вероятно, - возвращение в лагерь вне зависимости от того, виновны Вы или нет, на весьма неопределенный срок, фактически пожизненно, для Вас и Ваших детей. Единственное, чем я смогу Вам помочь при таком обороте событий, - так это добиться от шефа гестапо, чтобы Вас вернули Габелю, а не послали в более современный лагерь, где условия содержания строже, жестче и, я бы сказал, страшнее. Я не сомневаюсь, от великой радости, что план разведки провалился, Мюллер поступит именно так в назидание и Вам, и нам заодно. Возможно, у Габеля Вы и дотянете до "следующего подарка судьбы", но скажу честно, что очень сомневаюсь в этом. Его лагерь тоже скоро модернизируют - все остальное Вы сами хорошо представляете себе. Вы знаете, что это значит. С Вашим здоровьем и слабым здоровьем Вашей дочери у Вас практически нет перспектив. От Вас избавятся в первую очередь. Тем более, насколько мне известно, у Вас там много недоброжелателей среди администрации - кое у кого случались неприятности из-за Вас. Они утихомирились, когда Вами заинтересовались из Берлина, когда же Вас вернут как непригодный, извините, к употреблению материал, они отыграются в полной мере. Работать в полную силу Вы не можете, с Вашим своенравным характером они знакомы, у Вас двое больных детей. Одним словом… Продолжать я не буду - Вы догадываетесь; что этого достаточно, чтобы однозначно решить Вашу участь, причем в ближайшее время, не затягивая.
На другой чаше… - Шелленберг остановился, глядя через окно на колышащуюся свинцовую гладь озера. - На другой чаше, я бы сказал, фрау Маренн, - очень ценное сокровище. Такое предложение можно сделать далеко не каждому, а только тому, кто обладает преимуществами, которые я перечислил ранее, то есть только такому человеку, как Вы. И скажу честно, - он повернулся, - среди всех заключенных, находящихся в тюрьмах в рейхе, вы - единственная.
Мы предлагаем Вам вступить на службу. Полковник Макс де Кринис готов взять Вас к себе в подчинение. Его отделение относится к моему Управлению, а также подчиняется сугубо медицинской организации - Главному медицинскому управлению СС. Да, Вы не ослышались, - подтвердил он, заметив удивленный взгляд Маренн, - мы предлагаем Вам вступить в СС. Вам, заключенной лагеря. Но не полноправно, конечно. Однако различие окажется настолько невелико, что Вы даже не заметите его. Мы и сами хотели бы быть избавлены от многих обязанностей, от которых, в связи с Вашим положением, окажетесь избавлены Вы: партийные собрания, пропагандистские мероприятия, членские взносы и прочее в этом роде.
В остальном - Вам дадут должность, соответствующую Вашему научному рангу, Вам дадут звание, обмундирование, даже оружие. Не говоря уже о жаловании, квартире, бесплатных обедах и ужинах. Вы получите возможность заниматься наукой, наконец. Одним словом, Вам предоставят все, что принято понимать под словосочетанием "нормальная жизнь". Ваши дети будут учиться наравне с немцами. Позднее их возьмут на работу.
Конечно, когда придет призывной возраст, Вашего сына направят на службу в германскую армию, ведь он, как и Вы, австриец. Но его призвали бы в любой другой стране, и во Франции в том числе. Таков удел каждого юноши сейчас, и германского - тоже. Если он немец, он должен служить, если нет - он будет возвращен в лагерь. Я не обманываю Вас, фрау Маренн. Все уже согласовано, я повторяю.
Согласован вопрос и о Вашем звании. Де Кринис настаивал дать Вам звание, равное с ним, он считает, что по профессиональным заслугам Вы даже превосходите его. Но рейхсфюрер решил иначе: для начала - оберштурмбаннфюрер, что равняется подполковнику. Посмотрим, как все пойдет.
Я понимаю, - улыбнулся Шелленберг, видя, как на лице Маренн проступает озадаченность, - все звучит для Вас нереально, как сказка. Вы спросите, что мы хотим за это? Я полагаю, вы догадываетесь - все предельно просто. Мы хотим, чтобы Вы работали на нас. Ваш опыт, знания врача нужны германской армии, Ваши связи в Европе и Соединенных Штатах необходимы СД. Мы, конечно, попросим Вас оказать нам некоторые услуги, но обещаю - в меру Ваших сил. А в основном Вы будете работать с де Кринисом и заниматься своим прямым делом - медицинской практикой. А также наукой. Этого Вам никто не запрещает. Ограничения? Они будут. Но тоже все обыкновенно: Вы принадлежите теперь рейху, фрау Маренн. И Ваш интеллектуальный багаж - именно он интересует нас в первую очередь, - отныне тоже собственность рейха.
Вы можете поехать во Францию, если желаете, жить там некоторое время, Вам не воспрепятствуют, можете отправиться за океан. Но работать Вы будете на рейх. Гарантии - это Ваши дети. Если Вы нарушите договор, - а мы даже не возьмем с Вас никакой подписки, - гестапо достанет их и на краю света.
Пожалуй, существует еще один щепетильный вопрос, - Шелленберг наконец сел за письменный стол, напротив Маренн. - Репутация? Мы подумали об этом. Сотрудничество со спецслужбами обычно не идет на пользу репутации ученого, да и нам вовсе не выгодно, чтобы Ваша репутация оказалась подмоченной. Вашего настоящего имени никто не узнает. Вы останетесь Ким Сэтерлэнд, заключенной в лагере Габеля, там и будете числиться для всех "любопытствующих" посторонних глаз и носов.
В остальном Вам будет предоставлена абсолютная свобода. Мы не можем освободить Вас в полном смысле этого слова, но мы идем на компромисс, выгодный и Вам, и нам. Вы нужны Германии, нужны Австрии - теперь это одно и то же. Мне кажется, подобная ситуация вовсе не должна претить Вам. Ведь Австрия - это единственная оставшаяся у Вас Родина. Родина, которая не отказывалась от Вас, которая не предала Вас, как Франция. Страна, которой веками правили и которой веками служили Ваши предки.
Пока Вы будете подчиняться де Кринису, я Вам уже говорил, Зауэрбруху, главному врачу СС, и мне. В основном - мне. Так что Вашего будущего шефа, фрау Маренн, Вы видите перед собой. Что же касается тех, с кем Вам придется работать: некоторых Вы знаете очень хорошо - это персонал клиники Шарите и кафедра де Криниса в университете. Вы вернетесь к ним, но уже в другом качестве, - с другим статусом, так сказать.
Вы также познакомились с некоторыми из своих будущих коллег по Шестому управлению: это мой адъютант, барон Ральф фон Фелькерзам, он присутствует здесь, - Шелленберг еще раз указал на гауптштурмфюрера, - начальников отделов - оберштурмбаннфюрера СС Скор цени и штандартенфюрера СС Науйокса - Вы тоже знаете. Пока этого достаточно. С остальными познакомитесь в процессе работы.
Вчера в ресторане я обратил внимание: Вы прекрасно нашли общий язык с Науйоксом, поладили с его супругой, я знаю, что и с оберштурмбаннфюрером Скорцени - тоже. Не зря он так ратовал за Вас и, в сущности, заварил все это дело. Я не впервые увидел Вас вчера в Шарите - но настоянию оберштурмбаннфюрера мне пришлось поехать в лагерь, чтобы посмотреть на Вас. Так что решайте, - Шелленберг легко пристукнул ладонью по столу. - Все карты - перед Вами. Я не хитрил с Вами, я говорил открыто, как есть. Я не стараюсь вас купить, мне легче не связываться с Мюллером и отправить Вас обратно в лагерь. Конечно, у меня есть мастера по психологическим обыскам и проверкам. Они хорошо знают свое дело, но рядом с Вами они - дилетанты, школьники. Вчера Вы прекрасно поняли всю игру - не справился даже сам профессор де Кринис, - Шелленберг улыбнулся. - Я даю Вам сутки на размышление, - сказал он в заключение. Потом поднялся из-за стола, взял фуражку с высокой тульей. - Я понимаю, что такое решение дорогого стоит. Завтра в это время мой адъютант приедет за ответом. Вас никто не будет беспокоить. Думайте. Но прежде чем уйти, сообщу Вам два факта, чтобы Вам легче было принять решение. Они значительно прояснят картину. Оба проверены и совершенно достоверны.
Маренн насторожилась: про что он собирается говорить? Какие факты?
- Надеюсь Вы уже убедились, что я искренен с Вами, - продолжал Шелленберг спокойно. - Так вот: Ваш учитель, господин Зигмунд Фрейд, если Вы не знаете, эмигрировал из Австрии в Великобританию. Он получил информацию о том, что Вы бесследно исчезли в Германии, и обратился с просьбой к правительствам Англии и Франции помочь в розыске, даже на самом высоком уровне. Ответом ему послужило полное молчание и равнодушие. Вы понимаете, в силу того, что Фрейд - еврей, он не может обратиться напрямую к фюреру, он вынужден искать посредников. Но Франции Вы опять оказались не нужны. Она отказала Фрейду в помощи. Вы - не гражданка Франции, и Ваша судьба не интересует ее правительство. Тут ни при чем, как выяснилось, ни Фош, ни Бонапарт. Подумайте об этом.
Еще раз повторю: Вы нужны Австрии, стране, от которой Вы не отказывались, которая ничего не сделала, чтобы Вы отказались от нее и в этот раз готова протянуть Вам руку помощи. Вы нужны рейху. Далее… Второй факт. Он касается доноса на Вас. Дело в том, что Ваш аспирант не по собственному побуждению оклеветал Вас. Будь он даже трижды зол, он бы не решился - Вы слишком известны. В таком деле необходимо иметь поддержку - и он ее нашел. В лице Вашего родственника, герцога Карла-Эдуарда Кобургского, который, - Вы, вероятно, не знаете, - является группенфюрером СС и состоит в большой дружбе с некоторыми нашими бонзами.
Герцог Кобургский щедро оплатил услуги доносчика. Зачем? Опять-таки все просто, фрау Маренн: из-за наследства, от которого Вы отказались. Он хотел прибрать его себе. Но, к его разочарованию, выяснилось, что Ваш приемный отец, маршал Фош, остававшийся распорядителем Вашего состояния до Вашего совершеннолетия, все-таки оставил за Вами все нрава наследования полностью и в своем завещании указал, что в случае Вашей смерти состояние наследует Ваш сын.