- Я передам обергруппенфюреру, - кивнул адъютант, - следователь проводит Вас, - он указал ей на гауптштурмфюрера. - Машина ждет у подъезда, - и, отсалютовав коротким взмахом руки "Хайль Гитлер!", вышел, унося с собой магнитофонную ленту.
"Я не успею доехать до Беркаерштрассе, как Мюллер и Кальтенбруннер уже будут знать все", - подумалось Маренн. Не оглянувшись на арестованного, она в сопровождении гестаповского гауптштурмфюрера медленно вышла из камеры и поднялась по лестнице из тюрьмы в здание имперской канцелярии.
* * *
Предвкушая "богатый улов" и последующую за ним расправу, Кальтенбруннер поставил только что доставленную адъютантом Мюллера ленту с записью допроса на магнитофон и, плеснув в рюмку коньяка, уселся в кресло напротив шефа гестапо, положив ногу на ногу, ожидая сенсационные разоблачения и свидетельства виновности одного из любимцев Гитлера в заговоре с целью свержения существующего режима.
- Говорите, он вел себя возмутительно высокомерно? - насмешливо спросил Кальтенбруннер Мюллера. - Ничего, посмотрим, что он запоет перед виселицей, этот говнюк… - посасывая сигару, Мюллер молча кивнул. Летели секунды, лента крутилась, но ничего, кроме шуршания и какого-то подозрительного шороха, с нее не доносилось. Кальтенбруннер с удивлением взглянул на Мюллера.
- Мне кажется, она пустая? - неуверенно спросил он.
Мюллер бросил сигару в пепельницу. Быстро прокрутил ленту до конца. В самом деле - ничего. Потом снял бобину, посмотрел ленту на свет.
- Она стерва, - коротко и жестко сказал он. - Стерва! - и вызвал адъютанта.
Как и предполагала, Маренн не доехала до ведомства Шелленберга. Перед самым поворотом на Беркаерштрассе она заметила в зеркало выскочившую из-за угла черную гестаповскую машину. Еще не видя номеров, она поняла, что это гестаповцы, потому что водитель уверенно, вопреки всем правилам, въехал на скорости на тротуар и, разгоняя сигналом встречный транспорт, - благо движение ночью вялое, - влетел на перекресток и перегородил Маренн путь, вынудив остановиться. Двое эсэсовцев, один офицер-оберштурмфюрер, вышли из машины и быстро подошли к автомобилю Маренн. Она опустила стекло.
- В чем дело? - спросила недовольно.
Офицер отдал честь.
- Фрау Сэтерлэнд?
- Да.
- Предъявите документы, - потребовал он.
- С какой стати? - недоуменно пожала плечами Маренн. - Вы кто? Дорожная полиция?
- Служба безопасности. Четвертое управление, - сухо представился оберштурмфюрер.
- А что случилось? - Маренн нехотя показала ему удостоверение.
- Обергруппенфюрер Мюллер требует, чтобы Вы немедленно явились к нему, - заявил офицер, едва взглянув на документ: он прекрасно знал, кого ему было поручено привезти к шефу. - Прошу Вас следовать за мной, - резким движением он распахнул дверцу автомобиля.
- Требует? - Маренн не торопилась выходить. - По господин обергруппенфюрер не имеет полномочий что-либо требовать от меня - он не мой начальник, - возразила она.
- Фрау Сэтерлэнд. Я не намерен обсуждать полномочия господина обергруппенфюрера. И не буду повторять, - офицер многообещающе положил руку на кобуру. Маренн поняла, что пререкаться дальше опасно и бессмысленно.
- А как же моя машина? - спросила она, выходя.
- Ее доставят в Управление, - ответил офицер, знаком приказывая солдату отогнать "мерседес".
- Я, случайно, не арестована? - как бы невзначай поинтересовалась Маренн, усаживаясь в гестаповскую машину. Офицер демонстративно промолчал. Он сел на заднее сиденье рядом с ней и коротко скомандовал шоферу:
- Принцальбрехтштрассе.
Заурчал мотор. Тронувшись с места, машина развернулась и быстро поехала по затемненным берлинским улицам в обратном направлении - к штаб-квартире гестапо.
* * *
Разъяренный Кальтенбруннер смотрел на Маренн подобно змее, жаждущей проглотить свою жертву. Его длинные руки с короткими толстыми пальцами уперлись в стол. Он весь подался вперед. Толстая шея, образующая прямую линию с затылком, побагровела от гнева. Вены на лице напряглись так, что казалось, они вот-вот лопнут.
За спиной шефа нервно переминался Мюллер. Шеф гестапо был возбужден, но выглядел бледным и утомленным. Когда он встретился взглядом с Маренн, в его глазах она прочла зловещую усмешку.
- Подойдите ближе, фрау Сэтерлэнд, - прошипел Кальтенбруннер. Маренн приблизилась к столу. - Еще ближе, - приказали ей. Она подошла почти вплотную.
- А теперь, - узкие коричневые глазки шефа СД сверлили Маренн острым ненавидящим взглядом, - положите оружие на стол. На мой стол. А также погоны, знаки различия - всё! Снимайте, снимайте сами! Здесь некому Вам помогать! Я должен Вам сообщить, - заявил он официально, - что Вы нарушали присягу и свой служебный долг. Вы предали фюрера и Германию, вступив в сговор с преступниками, и потому будете нести ответственность по всей строгости военного времени. И не надейтесь, что Ваш дорогуша-шеф, между прочим, я знаю, Ваш любовник, - он некрасиво усмехнулся, - спасет Вас и на этот раз. Сейчас ему это не удастся! У нас есть неоспоримые доказательства Вашей измены.
- Я не надеюсь, - спокойно ответила Маренн, отстегивая ремень с кобурой и кладя его на стол перед Кальтенбруннером. Его лицо было ей противно, но она старалась не отводить взгляд, - хотя меня удивляют Ваши заявления, господин обергруппенфюрер, - заметила она холодно, - особенно мне странно слышать, что Вы обвиняете меня в том, что я нарушила присягу и преступила долг, изменив фюреру и Германии. Вы, верно, запамятовали, что я числюсь до сих пор заключенной в концлагере и никогда не приносила присяги фюреру и Германии. Я выполняю свою работу, как любую из тех, которую я бы выполняла в лагере. Я никогда не заблуждалась насчет своей принадлежности к СС и символизирующих эту принадлежность знаков отличия или различия - как угодно. Мне выдали их, когда я согласилась сотрудничать с Германией на ином, отличном от лагерного режима, поприще.
Это мишура, которую я всегда была готова вернуть в любой момент, - продолжала она неколебимо. - И если Вы сейчас требуете, - пожалуйста, я возвращаю. Маскарад закончен - всё встает на свои места. Германия никогда не была моей Родиной, но для заключенных концлагерей, как я понимаю, такие "тонкости" не принимаются во внимание. У них нет гражданства в рейхе. У них нет долга и присяги. У них нет никаких прав. У них есть только обязанности, одна из которых, причем главнейшая - выполнять приказания надсмотрщиков. Что ж, если я не выполнила приказ - Ваше право решить, как поступить со мной. Однако мой проступок, если я его совершила, отнюдь не повод для высокой патетики и созыва трибунала.
- Хорошенькие у Вас представления, однако, - Кальтенбруннер низко опустил голову и смотрел в стол. - Их вам привили в Вашем Управлении? Форма, за которую пролита кровь многих героев, носить которую честь для каждого немца, не говоря уже о прочих, для Вас - мишура. Служба в СС, гвардии фюрера - маскарад, а командиры, оказывается, надсмотрщики… Хорошо, что не клоуны… Так Вы рассчитываете вернуться в лагерь? - иронически поинтересовался он, закуривая сигару. - Напрасно. Вам "такое веселье" не грозит. В лагерь вернется п будет терпеть там адовы муки, .- я Вам обещаю, мы постараемся, поверьте, - Ваша дочь, - он сделал паузу, давая Маренн возможность полностью осознать весь смысл произнесенного им. - А Вы… О, Ваша участь будет совсем иной. Вы уже ничем и никогда не сможете помочь ей.
Конечно, мы ничего не забыли. И никакой трибунал созываться не будет. Вас убьют как крысу. Да, да, дорогая фрау Сэтерлэнд, так что расстрел или виселица покажутся Вам райской долей.
- В чем Вы меня обвиняете? - выпрямившись, резко спросила Маренн, она не постеснялась перебить Кальтенбруннера. Тот поморщился от ее дерзости.
- Какая Вы смелая… Мюллер, - он обернулся к шефу гестапо. - Включите эту пленку, пусть она послушает. Кажется, память ей изменила, - он произнес со злорадством. - Ничего, мы напомним. Кстати, этот Ваш подопечный, генерал фон Корндорф, он уже расстрелян. Нарядом самых достойных молодых членов нашей партии и СС - ему оказана большая честь - в основном офицеры из подразделения его сына. Командовал же расстрелом, к Вашему сведению, сам штандартенфюрер фон Корндорф.
Маренн покоробило от отвращения, когда она услышала сообщение обергруппенфюрера, произнесенное с явной издевкой. Все-таки мерзавцы добились своего - уничтожили не физически, так морально, психологически раздавили. Страшно вообразить, что чувствовал сын, командуя расстрелом собственного отца…
- Вы слышите эту пустоту, фрау Сэтерлэнд? - язвительно поинтересовался Кальтенбруннер, кивнув на магнитофон. - Вот плоды Вашего "добросовестного труда", так сказать. Вы слышите? Отвечайте! - угрожающе повысив голос, он ударил кулаком по столу. - Слышите?
- Да, - подтвердила Маренн. Ее тихий ответ прозвучал разительным диссонансом по сравнению с громовыми раскатами голоса Кальтенбруннера.
- И я слышу, - обергруппенфюрер встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Маренн. Крепко взял ее за подбородок. - А теперь скажите мне, почему? - проскрипел он сквозь зубы. - Почему я слышу эту пустоту? Где показания? Вы стерли их?
Размахнувшись, он хотел ударить ее по лицу, но остановился, взглянув на дверь, и как-то обмяк. Отошел. Снова сел за стол, забарабанил пальцами по папкам с бумагами, лежащим на столе.
- Ну что Вы молчите? - потребовал он уже спокойнее, не глядя на Маренн. - Объясняйте, объясняйте… Где показания генерала фон Корндорфа?
- В конце пленки, - стараясь держаться невозмутимо, ответила Маренн, хотя внутри у нее все дрожало от нервного напряжения.
- В конце пленки? Ах, Вы… - Кальтенбруннер выругался и смачно плюнул прямо на ковер. - Наивная Вы наша… В конце пленки - как раз лишь повторение тех показаний, которые он уже давал на предыдущих допросах. А меня интересуют… Вы не знаете, что меня интересует? Неужели? Где показания против сына?! Где они? Стерты?
- Их не было, - смело ответила Маренн. - У меня ничего не получилось.
Кальтенбруннер замер от удивления.
- Что? Что? Что? - переспросил он, наклоняясь вперед, как будто плохо расслышал. - Не было? Не получилось? Да что Вы говорите? И это заявляете Вы?! Кто же поверит, что Вы, специалист такого уровня… Вы нас за дураков, что ли, держите, а?!
- Позвольте, герр обергруппенфюрер, - прозвучал у Маренн за спиной голос Скорцени. Она вздрогнула. Значит, это он вошел, когда Кальтенбруннер хотел ударить ее. Ему, конечно, все известно. Ей не хотелось, чтобы Скорцени присутствовал при разговоре.
- Вы прослушали пленку, Скорцени? - быстро спросил его Кальтенбруннер.Он явно чувствовал себя неуютно. Глаза его как-то нервно заморгали. Очевидно, ему не терпелось глотнуть чего-либо горячительного - для успокоения.
- Так точно, - Скорцени подошел к магнитофону и выключил пленку. - Я прослушал.
- И каково Ваше мнение? - Скорцени бросил взгляд на Мюллера, тот отвернулся.
- Я полагаю, - неторопливо заметил оберштурмбаннфюрер, пристально глядя в лицо шефа СД, - нам не в чем упрекнуть фрау Сэтерлэнд. Конечно, ее неудача не делает чести ее профессиональным качествам. Вероятно, впредь нам не стоит привлекать ее к такого рода деятельности. Пусть занимается тем делом, что и до сих пор.
По если вспомнить, такие случаи уже бывали в нашей практике. Взять хотя бы историю с Эльзером - взрыв в Мюнхене в 1939-м, помните, Мюллер? С этим Эльзером работали четыре лучших гипнотизера Германии. И только одному удалось загипнотизировать его. Однако даже под гипнозом Эльзер дал точно такие же показания, что и раньше. Один из этих гипнотизеров наилучшим образом, с моей точки зрения, охарактеризовал личность подобного типа. Такие люди замкнуты, они - как в ракушке. Их надо выковыривать оттуда. Практически они не поддаются быстрому гипнотическому воздействию и трудно поддаются внушению вообще. Похоже, генерал фон Корндорф как раз и принадлежал к такой породе людей… По моим воспоминаниям, он был не очень то разговорчив и большой гордец.
Так что в данном случае, возможно, виновата не столько фрау Сэтерлэнд, - заключил Скорцени, - сколько следователи гестапо, которые до нее работали с арестованным, - при его словах Мюллер покраснел от возмущения, - они не подготовили его должным образом и вообще слишком торопились все побыстрее закончить.
- Послушайте, Скорцени, - попробовал вступиться за своих подчиненных Мюллер, но Кальтенбруннер прервал его:
- Помолчите, Генрих.
Он посмотрел на оберштурмбаннфюрера - их взгляды скрестились, как два клинка.
- А что думает по этому поводу Науйокс? Он тоже слушал пленку? - жестко спросил Кальтенбруннер.
- Да. Он согласен со мной, - не задумываясь, ответил Скорцени. - Его пригласить?
- Не надо.
Эрнст Кальтенбруннер размышлял. Ему не хотелось уступать, но и ссориться со Скорцени он считал опасным. Таким образом он рисковал потерять важного, серьезного союзника - цементирующую основу всей своей коалиции. Если она развалится, это нанесет непоправимый вред реализации далеко идущих планов обергруппенфюрера по свержению Гиммлера. Не арест, об аресте уже не могло быть и речи, но даже унижение Ким, его гражданской жены, сделает из Скорцени врага - он снова переметнется к Шелленбергу и Гиммлеру, а учитывая его влияние на фюрера…
Конечно, для Кальтенбруннера явилось неожиданностью, что Скорцени столь рьяно встанет на защиту своей неверной супруги, с которой, как полагал шеф СД, - они давно уже расстались из-за ее любовной связи с Шелленбергом.
Безусловно, как и Мюллер, и как сам Кальтенбруннер, Скорцени прекрасно понимал, что Ким просто стерла запись, но хотел выгородить ее. Нет, Скорцени лучше иметь в друзьях. Пока. Там будет видно. Пусть забирает свою шлюху. Сегодня ей повезло, она отделалась испугом.
- Хорошо, - Кальтенбруннер слегка пристукнул ладонью по столу. - Мы еще разберемся с этим. А пока, фрау Сэтерлэнд, вы можете идти. Вы больше не нужны. И не забудьте прихватить оружие… Хайль!
Неожиданная покладистость шефа СД изумила Маренн и привела ее в замешательство. Мысленно она уже готовилась к самому худшему. Но не заставляя повторять себе дважды, она быстро вышла из кабинета Кальтенбруннера.
Белорусский излом
В течение весны и лета 1944 года советские войска потеснили немцев из Белоруссии и части Прибалтики, а в начале осени вышли к Кенигсбергу, столице Восточной Пруссии.
В сентябре Маренн оказалась в расположении группы армий "Центр", отступавших с боями от Лиды. Она прилетела вместе с адъютантом Шелленберга, штурмбаннфюрером СС Ральфом фон Фелькерзамом. По заданию шефа он проводил семинар с офицерами армейской разведки, поступившими после неудавшегося путча в июле 1944 года и ареста адмирала Канариса в непосредственное подчинение бригадефюрера СС.
Сразу после приземления на военном аэродроме Маренн отправилась с инспекцией по госпиталям, а Ральф фон Фелькерзам остался при штабе армии.
Накануне возвращения в Берлин они вместе посетили психиатрическую клинику доктора Гасселя в Кенигсберге, где проходили специальную подготовку агенты, засылаемые в тыл русских войск: опытные специалисты обучали здоровых людей имитировать симптомы, чтобы они с успехом могли изображать душевнобольных, отрабатывая свою "легенду". Пробыв в клинике целый день, Маренн и Ральф возвратились в штаб - наутро был заказан самолет на Берлин.
Оставив Ральфа беседующим с абверовцами, Маренн вышла покурить на свежем воздухе. Смеркалось - осень уже давала себя знать, к вечеру заметно похолодало. Темные дождевые тучи теснились над горизонтом, лишь узенькая полоска света мерцала, отделяя их от земли.
Маренн задумчиво всматривалась в бронзовые блики наступающей темноты. Ей всегда нравилось, оставаясь с природой наедине, чувствовать, как засыпает и пробуждается земля. Разрисованное причудливыми узорами небо напоминало рукотворные венецианские шелка; где-то вдалеке курлыкали журавли, похоже, уже собирались на юг…
На востоке приглушенно грохотала артиллерийская канонада. Постепенно она стала нарастать и приближаться. В воздухе мелькнули крылья ночных бомбардировщиков, послышался надрывный вой. Посыпались и взорвались, выплеснув черноватые тучи дыма, первые бомбы. Совсем рядом заухали пушки. Сполохи взрывов, крики раненых, поспешный топот множества солдатских ног, рев моторов, стрекот автоматов, неразборчивые слова команд - все слилось в одну адскую какофонию.
Прямым попаданием бомбы здание штаба разрушилось, вспыхнул пожар. Маренн бросилась к крылу, где проводил совещание Ральф фон Фелькерзам. Дверь оказалась распахнута, оконные стекла выбиты - внутри здания полыхало пламя. Во дворе горели штабные машины.
При входе, забаррикадировав его, лежало мертвое тело незнакомого Маренн армейского полковника довольно крупного телосложения. В окнах нижнего этажа она увн дела также несколько повисших тел офицеров, которые пытались выпрыгнуть в первые минуты обстрела.
Напрягая силы, Маренн оттащила мертвого полковника и вбежала в помещение штаба. Она искала Ральфа - где он? Вполне вероятно, ему удалось выбраться во двор. Но будь он где то поблизости, он бы обязательно искал ее.
Она взбежала по лестнице на второй этаж, где располагались служебные помещения абвера. Там она оставила Фелькерзама перед самым началом советской атаки.
Только вступила на площадку, в лицо ей гарью дохнул пожар. Снопы искр от обрушившихся стропил на мгновение лишили зрения, ослепив.
Прикрыв рукой глаза, Маренн вбежала в большую комнату, служившую конференц-залом. Так и есть Ральф лежал на полу, рядом с широким столом, за которым сидел во время беседы. На лбу и щеках его виднелась кровь.
Маренн оглянулась - пожар подобрался совсем близко, становилось нестерпимо душно, дыхание прерывалось.
Подбежав к Ральфу, Маренн склонилась над ним и приподняла его голову, он застонал. Слава Богу, жив!
Помимо Фелькерзама в зале на темном полу среди разбросанных бумаг в различных позах лежали еще несколько тел: трое абверовцев, один танкист, двое из местной зондеркоманды СС и молоденькая секретарша, совсем еще девочка, с расширенными от ужаса зрачками, неподвижно уставленными в потолок. Все они были мертвы.
Взяв у одного из эсэсовцев автомат, Маренн подхватила Фелькерзама под руки и потащила его к лестнице. Но едва успела она поставить ногу на ступень, как лестничный пролет обрушился, оставив внизу зияющую дыру, полную огня.
Несмотря на жару, Маренн почувствовала, как холодный пот выступил у нее на лбу. Ледяное прикосновение смерти сковало дыхание. "Неужели… конец?" - промелькнуло в голове.
Оставив Ральфа, она бросилась к окну на лестничной площадке: можно ли выпрыгнуть? Нет, дом старый, на высоком фундаменте… Со второго этажа - очень высоко… Она еще сможет как то спуститься вниз, а Ральф? Она же не оставит его.
Маренн снова вернулась в комнату. Перешагнув через мертвецов, подбежала к окну здесь. Тоже - под окном голая стена, ни одного выступа, чтоб ухватиться, и горящие машины на стоянке внизу.
В отчаянии Маренн оглянулась по сторонам, ища взглядом, куда, куда? С противоположной стороны она увидела дверь. "Так, - она сразу сосредоточилась, - куда ведет эта дверь? Надо посмотреть".