- И все же какова ваша личная оценка состояния немецкой обороны, товарищ Петровичев?
- За последние два дня, товарищ генерал, немецкая оборона заметно насыщена огневыми средствами. Вы видите впереди неглубокую лощинку, она в пятидесяти метрах от вражеского переднего края? Из нее хорошо прослушивается почти неумолкающий шум моторов. Думаю, что это неспроста. Фашисты определенно готовятся к нанесению контрудара.
"Я точно такого же мнения, капитан", - отметил про себя Чавчавадзе, задержав взгляд на худощавом, с крепкими скулами лице Петровичева. Он вновь прильнул к окулярам стереотрубы.
- Ну так, генерал Веллер, топайте… Угощение вам приготовлено отменное: все у нас есть… И все же - матушки-пехоты бы побольше. В батальонах ее всего пятьдесят-шестьдесят процентов к списочному составу. Трудно, но умыть - умоем тебя, вражья сила, чтобы грязной не ходила… Как ты думаешь, комбат, ошпорим крестоносцев?
- Как пить дать, товарищ генерал, по первому классу…
- Пройдемте, капитан, по расположению ваших рот. Посмотрим, что еще можно сделать для усиления взводных участков. Кстати, берегите своих бронебойщиков. Организуйте на танкоопасных направлениях засады. Противотанковое оружие в умелых руках - это сила. И чтобы ни одна вражеская машина не перевалила через твои траншеи. Помни, участок обороны у тебя немалый. Низина. Уж очень она привлекательна для нанесения танкового удара. Так уж и быть. Помогу вашему батальону из своего резерва взводом бронебойщиков. Хорошие ребята. И помни, назад - ни шагу.
- С бору по сосенке, уже и роща. Это очень хорошо! Спасибо, товарищ генерал. Мне бы солдатиков… Хотя бы взвода два, полных, - Петровичев улыбнулся и зачем-то поднял правую руку к пилотке.
- Ишь ты, чего захотел. Может, тебе целую роту сверх штата? Смелее бери на вооружение суворовские правила, капитан. Ведь ты не кем-нибудь командуешь, а гвардейцами… Хорошо, что ты понимаешь с первого слова…
Комдив вернулся с переднего края в штабной блиндаж только к полуночи. Едва успел перешагнуть широкий, сплетенный саперами из лозняка коврик, лежащий на пороге, как оглушительно и резко, с треском и хрипом ударил гром. Из тяжелой и плотной, как свинец, тьмы вырвалась дугообразная, ослепительно-белая молния. Охватив огромный кусок неба, она, подобно гигантскому мечу, врубилась в лес. И вдруг как из ведра на землю обрушился ливень. С утра не было ни малейшего облачка. Стоял ясный, даже знойный сентябрьский день. И, поди ж ты, ни с того, ни с сего пошел дождь! И какой: быстротечный, грозовой, полосующий лес огненными стрелами молний!
- Ух и силища! - восхищался генерал разбушевавшейся стихией.
- Любил я прежде такую погоду… - неожиданно и доверчиво сказал стоящий рядом с комдивом капитан Вихров.
- И что же, капитан? - спросил адъютанта генерал, заинтересованно повернув голову в его сторону.
- До войны, кажется, это было очень давно, любил я бродить по тихому, уснувшему городку, товарищ генерал, в дождливую погоду, - с грустью сказал адъютант. - Кругом безлюдно, все в легком тумане, дрожащий свет фонарей… Или вот, например, в старом заросшем парке…
Чавчавадзе добродушно усмехнулся:
- Сколько вам лет, капитан?
- Двадцать шесть, товарищ генерал. Пора зрелого возраста.
- Не ожидал, что адъютант у такого черствого человека, как генерал Чавчавадзе, с поэтической натурой…
Вихров при вспышке молнии заметил, что глаза у командира дивизии светятся молодо, по-мальчишечьи озорно.
Разве мог предполагать в этот момент капитан Вихров о том, что генерал в мыслях занят совсем другим, что командир дивизии вновь, в который раз вернулся в раздумьях к возможностям дальнейшего укрепления обороны, что его беспокоят фланги девятого стрелкового, особенно левый, сопряженный со стрелковым полком дивизии Шмелева. Думал он и о том, что проливной дождь сильно затруднит движение автотранспорта между армейской базой и тылами дивизии, что "Меркурий" продолжает молчать и подаст ли свой голос - никто не знает. Да и мало ли о чем думал генерал…
На узкой, заросшей травой мокрой дорожке, ведущей к блиндажу комдива от землянок штаба, послышались легкие шаги. Невидимый, скрытый в кустарнике часовой-автоматчик предупреждающе окликнул:
- Стой! Кто идет? Пароль?
- "Сталинград", - отозвался подошедший, и генерал узнал по голосу майора Окунева.
- Не спите, майор? - не удивившись его появлению, спросил Чавчавадзе.
- Не спится, товарищ генерал…
Комдив помолчал.
- Понимаю, понимаю вас. Не дает покоя этот самый Левашов?
- Да… Не ухватили мы его за хвост. Ушел.
- Дорогой ценой обходится нам эта наука… Порой мы забываем, что враг опытен, коварен и расплачиваемся за это кровью… Как ваше плечо? Побаливает? - имея в виду ранение Окунева, полученное в схватке с немецкими диверсантами, спросил комдив.
- Душа болит, товарищ генерал. Как вспомню о наших солдатах, легших там…
- Они выполнили свой долг, майор. При встрече с диверсантами ваша группа оказалась на высоте. Что такое вражеский лазутчик по сравнению с подразделением отъявленных эсэсовских бандитов?! Много бы беды они нам принесли. Вы хорошо сделали, что без вызова сами пришли ко мне. Нужно посоветоваться по одному важному вопросу. Только честно скажите - плечо в порядке? Осложнений не предвидится?
- Нормально, товарищ генерал. Пуля касательно прошла по спине и слегка затронула мягкие ткани. Всего делов-то!
Командир дивизии, пропустив Окунева, плотно прикрыл дверь.
- Есть одно задание, товарищ майор, не очень сложное, но скажу прямо - ответственное. Смотрите, - комдив подошел к висевшей на стене крупномасштабной карте. - Перед нами районы квадратов "тридцать девять" - "сорок один". Сюда, к поляне "Черный кристалл", после выполнения задания…
Бойкий телефонный звонок прервал генерала.
- Слушаю. Да, я… Очень хорошо, великолепно! Продолжайте наблюдение… Это разведчики, - пояснил он Окуневу. - Звонили с переднего края. Замечено необычное оживление у противника.
Полковник Купорев, шурша плащ-накидкой, стряхивая с нее дождевые капли, вошел к комдиву. Чавчавадзе посмотрел на часы и несколько, сконфуженно сказал:
- Прошу извинить, Василий Федорович, задержали дела в батальоне у Петровичева. Но времени у нас больше чем достаточно. Вихров! - позвал он адъютанта. - Горячего чая на три персоны, - он улыбнулся и как-то запросто, по-домашнему, объяснил: - Озноб какой-то, черт его побери, и поужинать бы не мешало… Я признателен вам, полковник, за разработку плана предстоящих операций. Сегодня в два часа со всем штабом дивизии, командирами полков, их начальниками штабов проведем общее совещание. Нужно дополнительно отработать поставленные комкором и штабом армии ближайшие и последующие задачи, принципиальную схему взаимодействия между приданными нам частями и подразделениями. Прошу вас, Василий Федорович, обеспечить своевременную явку всех.
- Принято, товарищ генерал.
- Я был сегодня в полдень в штабе приданного корпусу авиационного полка, - воспользовавшись паузой в разговоре между комдивом и начальником штаба, сказал Окунев. - От его командира мне пришлось услышать коротенький, но волнующий рассказ о таинственной радиостанции в тылу врага. Ее радист на русском языке, причем открытым текстом, просил нанести бомбовый удар по скоплению техники неизвестной танковой дивизии. Летчики дальней авиации отозвались на этот призыв, потом пошли штурмовики. Как докладывали после, на земле, на территории этой танковой дивизии, горело все, что могло гореть…
- В каком районе все это происходило? - быстро и оживленно спросил командир дивизии, подходя к карте.
- В квадрате "двадцать девять", товарищ генерал, урочище "Белых сов".
Лицо Чавчавадзе стало вдруг серьезным, задумчивым.
- Это могла быть рация лейтенанта Черемушкина, - уверенно произнес он. - Ее сигналы мы приняли из этого самого квадрата.
- Вы знаете каждый шаг разведгруппы Черемушкина? - спросил майор Окунев.
Генерал Чавчавадзе отрицательно покачал головой.
- К сожалению, нет. Я не Бог и все предусмотреть не могу… Виктор Арсентьевич, - держа в руках осургученный пакет, обратился генерал к вошедшему адъютанту, - это донесение с нарочным офицером отошлите в штаб корпуса.
- Будет исполнено, товарищ генерал.
- Вот мы и подошли, по сути дела, к заданию, которое вам, товарищ Окунев, надлежит выполнить. Знаю, что вы устали. Но отдыха не будет. Командование дивизии поручает вам сопровождать в тыл противника очередную разведгруппу во главе с лейтенантом Гогиношвили. Состав ее - девять человек. Очень возможно, что намеченный поиск пройдет по следам лейтенанта Черемушкина. Прошу к карте. Перед нами квадрат "сорок один" - база партизанского отряда. Видите? В самом центре квадрата небольшая поляна под названием "Черный кристалл". Она вполне пригодна для посадки транспортного самолета типа ЛИ-2. После выполнения задания лейтенант Черемушкин должен привести сюда свою группу. Условные знаки: при появлении самолета над поляной, а вы должны быть над ней ровно в ноль пятнадцать, огонь фары левой плоскости транспортника будет сигналом для разведчиков. На земле должны вспыхнуть костры: вначале два, через минуту - третий, затем еще один - тоже через минуту. При вспышке двух костров самолет будет идти на посадку. В случае, если сигналы на земле будут отсутствовать, самолет набирает высоту и кружит над поляной в течение десяти минут. Ваш транспортник будет сопровождать звено истребителей Як-11. После посадки самолета они уйдут. Но в назначенный час другая группа истребителей этого же класса, о чем знает и командир "Дугласа", встретит вас на обратном курсе. Ваша задача: вывезти за линию боевого охранения противника людей лейтенанта Гогиношвили и взять на борт, если она окажется на месте, разведгруппу Черемушкина. Продумайте детально свои действия на случай встречи с гитлеровцами. Эта встреча вполне возможна. Каждый в самолете будет обеспечен парашютом. Все предусмотрено. И еще, майор. Имеющееся на борту самолета оружие, боеприпасы, продовольствие передадите по описи командиру партизанского отряда. Радиостанцию с комплектом запасного питания - тоже. Командир отряда в свою очередь лично, в ваши руки, возможно, передаст пакет. В нем секретные документы. Лейтенант Черемушкин мог послать кого-либо из разведчиков к поляне "Черный кристалл". Вы понимаете, о каких документах идет речь? Подробно ознакомьтесь с инструкцией-памяткой, врученной вам начальником штаба, полковником Купоревым.
- Слушаюсь, товарищ генерал! Разрешите вопрос… Конечно… если он не содержит служебной тайны?
- Говорите, Евгений Алексеевич, - разрешил Чавчавадзе.
- Что стало с группой фашистских парашютистов в квадрате "двенадцать"?
- Все до единого уничтожены, - ответил комдив. - Последним застрелился старший группы гауптштурмфюрер фон Роне. Живым, к сожалению, нам не один не попался. Да и наши солдаты, опасаясь, что в сумерках кто-либо из диверсантов может ускользнуть, не стеснялись. Кстати, майор! Вы представлены к награде и очередному званию - званию подполковника. Ваш список солдат, участвовавших в операции захвата и представленных к наградам, утвержден командармом. Они награждены орденами Отечественной войны первой степени. Павшие - Боевого Красного Знамени, в том числе и лейтенант Бородин.
Майор сконфуженно принял поздравления, поблагодарил. Он вышел от комдива и полной грудью вдохнул аромат хвойного леса.
Гроза прошла. В небе сияли чистые звезды.
Глава пятнадцатая
Группа старшины Двуреченского уже миновала приземистое, с небольшими оконцами деревянное строение барачного типа - караульное помещение власовцев, когда в отдалении послышалась непрерывная очередь крупнокалиберного пулемета. Кто-то там, где оставались склады боеприпасов и горючего, казалось, намертво отжал гашетку, бездумно растрачивая полную ленту. И вслед затем, густой и пронзительный, щекочущий напряженные нервы разведчиков, вой воздушной сирены располосовал воздух. Ее властный, протяжный голос, глуша пулеметные строчки, повис над лесом.
Часовые у караульного помещения явно забеспокоились. На очищенную от зарослей площадку один за другим стали выскакивать свободные от караульной службы власовские солдаты. И вдруг в этом бедламе, грохоте и стуке, окриках и ругани ясно послышался щелчок, похожий на звук лопнувшей где-то совсем рядом бумажной хлопушки. Там, в стороне, где находился охраняемый власовцами объект, взвился растущий в ширину черный столб дыма. Гулкой волной прокатилось над лесным массивом эхо мощного взрыва. Затем еще и еще, разделенные между собой секундами, раздавались тяжелые выхлопы, и каждый раз поднималась в небо разорванная бахрома буро-черной сажи. Хотя с минуты на минуту Егор Двуреченский и ожидал нечто подобное, взрыв заставил его невольно съежиться, будто ему плеснули за ворот холодной воды.
- Ну, елки точеные, держись, Танька, начинается, - скороговоркой произнес он. - Теперь наши ноги - самый верный союзник. Быстро! И чтобы ни одна веточка не шелохнулась. Гитлеровцы еще не догадываются, что к чему, а то бы набросили на нас Мамаеву петлю. Я бы на их месте поступил так же, по горячим следам…
"Григорий Сукнин пожертвовал собой - это ясно, - но выполнил обещанное. Только среди власовцев таких, как он, единицы", - мелькнуло в его сознании.
И все же, несмотря ни на что, разведчики не бросились стремглав к спасительной роще. Осмотревшись вокруг, не заметив ничего подозрительного, настораживающего, они короткими перебежками стали удаляться от шумного места. Двуреченский отметил, что тянувшееся рядом полотно узкоколейки изменило свое направление. Плавной дугой оно сворачивало влево и терялось между деревьями. Очевидно, узкоколейка уходила к югу. И там, на каком-то полустанке или разъезде, переходила в железнодорожную артерию, возможно, связывающую Лопатино с Ширино где-то на пути к хутору Камышиха.
Чувствуя сладковатый, едкий запах гари, провожаемые уже отдельными глухими взрывами, трескотней и залпами стреляющих в огне ружейных и автоматных патронов, разведгруппа Двуреченского как-то незаметно приблизилась к намеченной точке. От нее оставалось пройти до железнодорожной дороги около двух километров. Радость скорой встречи с партизанами вдохновляла каждого. Справа от разведчиков, метрах в восьмистах, в гуще леса оставался заброшенный женский монастырь, как это значилось на карте. Но неожиданная встреча с двумя немецкими солдатами, неизвестно как оказавшимися на пути, начисто сломала их надежды и планы.
Гитлеровские солдаты привидениями вынырнули из-за деревьев, угрожающе выставили перед собой автоматы. Пустые зрачки смотрели прямо на старшину и Щеголькова.
"Влипли! Ой, как влипли", - пронеслась у Двуреченского суматошная мысль.
Руки разведчиков сами по себе отвели затворы назад, в боевое положение. Немцы проделали то же самое. Те и другие держали пальцы на спусковых крючках, готовые перестрелять друг друга. Кто они? Солдаты секрета или патрульного подразделения? Если первое - то они должны понять, что перед ними группа власовцев, имеющих какое-то задание. И пока не выяснят причин, почему эти трое оказались вдали от своих, в запретной зоне, чрезвычайных мер принимать не осмелятся. К тому же стволы русских автоматов готовы изрыгнуть огонь. Значительно сложнее, если они, эти гитлеровские солдаты, окажутся передовым дозором патрульного отряда. Так оно и есть: у одного из солдат с одутловатым лицом и черными усиками "а ля Гитлер" - за плечами открытая рация. Из ее корпуса выступает гибкий тросик антенны. На лицах гитлеровцев - нескрываемое превосходство и насмешка.
Скосив глаза, Двуреченский заметил, что ножны на поясе у Юлаева пусты. Ахмет стоял в более выгодном положении. Толстый ствол сосны прикрывал его тело от автоматной очереди.
"Когда же Ахмет ухитрился выдернуть кинжал из ножен, - мелькнула мысль у старшины. - При взмахе его руки - а цель Ахмет, конечно, уже выбрал - ближайшего к себе фрица - прыжком к солдату с рацией".
Немцев несколько смущали белеющие на рукавах у встреченных треугольники с крупными буквами РОА. Но скорее не они, эти буквы, останавливали немецких солдат от применения оружия, а личная безопасность, ведь русских трое. Лучше ждать. Патрульное подразделение должно подойти с минуты на минуту.
Немец с рацией за плечами скривил в презрении толстые губы, прошелся по фигурам разведчиков ядовитым взглядом маленьких кабаньих глазок и, коверкая русское слово, отрывисто спросил:
- Пароль?
- "Дунай!" - поспешно ответил на вопрос старшина. - Надеюсь, вы знаете отзыв?
- "Днепр"! - почти выкрикнул второй, по-юношески стройный и высокого роста немец, переглянувшийся со своим товарищем.
- Ищем одного недотепу из караульного подразделения, - усмехнувшись, пояснил Двуреченский. - Отпросился грибы собирать. Вам никто не встречался в лесу, кроме нас? - И вновь уже открыто посмотрел в сторону Ахмета Юлаева.
Гитлеровцы опять переглянулись друг с другом. В их глазах таилось недоверие. Наконец тот, что с кабаньими глазками и черными усиками, решился, видно, задать еще какие-то вопросы, но запоздал… Ахмет Юлаев легко и резко взмахнул правой рукой, и из рукава его куртки выскочила яркая, желто-белая искорка. Длинное лезвие кинжала вошло в грудь высокого немца. Он судорожно схватился за рукоятку, как подкошенный, упал на колени и ничком растянулся на земле.
Несдобровать было бы Двуреченскому и Щеголькову, если бы солдат с кабаньими глазками и черными усиками раньше снял с предохранителя поставленный на боевой взвод "шмайссер". И хотя все это заняло доли секунды, непостижимо малое время, этого оказалось достаточно для Двуреченского и Щеголькова. Приклады их автоматов одновременно обрушились на его голову. Стальная каска немца издала стонущий, скользящий звук от удара металла о металл, осела у солдата до самого подбородка. И в тот же миг мелькнули среди деревьев новые фигуры немецких солдат.
- Ребята! Фрицы! - первым предупредил Щегольков.