3
Делегация сталинградцев состояла из восьми человек. Возглавлял ее начальник производственно технического отдела Главсталинградстроя инженер Рыбаков. Гости встретились с Юркевичем, осмотрели город, ознакомились со строительством автомобильного завода и только на следующий день, разделившись на группы, пошли по объектам.
Алексей заметил их, как только они показались в воротах стройки. Чувствуя, что по спине пробегает холодок, он негромко предупредил Прибыткова:
- Ну, Змитрок, на всесоюзную арену выходим. Предупреди хлопцев, а я встречать пойду. Они к Алешке, должно быть, сначала заглянут.
Он бросил кельму, вытер о штаны руки и, заметнее обычного переваливаясь, начал спускаться по шатким сходням.
На площадке царило оживление. Все, казалось, было как всегда. У растворомешалки суетились девушки. С грузовика рабочие сбрасывали песок. Напряженно скрипел подъемник, подавая ковш с раствором. Но приподнятое оживление замечалось во всем: и в том, как работали девушки, - чаще, чем это нужно, поправляя платки, - и в размеренных движениях рабочих, сгружавших песок, и даже в поскрипывании подъемника, напоминавшем курлыканье журавлей. Это передалось Алексею, и он, взволнованный, подошел к конторе прораба. Но то, что увидел в темном прямоугольнике двери, смутило его окончательно. Обнимая одного из сталинградцев, Алешка хлопал его по спине и захлебывался то ли смехом, то ли плачем.
- Микола, ай, Микола! - повторял он, и Алексею Казалось, что на светлых, обычно насмешливых глазах его слезы.
- Что это у вас такое? - спросил он со скрытой иронией, почти догадываясь, кого обнимает Алешка.
Плечи сталинградца вздрогнули, он выпрямился, но Алешка не выпустил его из объятий, и тот не мог пока повернуться. Однако по красивой голове, по фигуре, стройной, широкоплечей, по чуть кривым, как у кавалеристов, ногам Алексей узнал Кравца.
- Пусти-ка, прораб, - сказал он, поддаваясь порыву. - Я, кажись, тоже был в партизанах, и мы не меньше знакомы. Слышь, а?
Они тоже обнялись и поцеловались. Держа бывшего "заклятого друга" за плечи, Алексей стал разглядывать, надеясь найти в его лице что-нибудь новое и чужое. Но тот совершенно не изменился. Словно и не годы прошли, словно и не вступала в свои права зрелость. Как и пять лет назад, под козырьком кучерявился порыжевший от солнца казацкий чуб, как и прежде, поблескивали серые, страшноватые для многих глаза, и так же презрительно вздрагивали при улыбке ноздри прямого короткого носа.
- И ты здесь, чертушка? - вскрикнул Кравец совсем как раньше. - А я гляжу, какой это Урбанович ходит во славе?
- Я тут дома, а вот ты каким манером сюда попал? - в свою очередь спросил Алексей.
- Закончил войну, погостил у родителей на Кубани, а потом рванул в Сталинград. Вот так, Лёкса, и попал. А Зося где? Наставничает, наверно?
Только теперь Алексей обратил внимание на остальных. В конторе были также Кухта и двое незнакомых - очень смуглый, небольшого роста, сухощавый мужчина и высокий, почти такой же, как Алексей, богатырь с волевым, энергичным лицом. Приветливо и снисходительно улыбаясь, они ждали, когда спадет возбуждение, вызванное этой встречей, и молчали.
- Знакомься, - сказал Кухта, встретив взгляд Алексея и показывая на смуглого мужчину. - Инженер Рыбаков. А это - Сычков. Слышал? Работает над механизацией штукатурных работ. Ну, а это, как известно, Кравец, твой собрат по профессии.
И хотя встреча с Кравцом, скорее всего, могла принести только терзания, Алексею было приятно видеть этого, когда-то своенравного кубанца, и, здороваясь с остальными, он смотрел только на него. В глубине же души они оба удивлялись, что все проходит так гладко.
- Спрашиваешь, как живу? - повернулся Алексей к Кравцу. - Спасибо. Дом построил. Сад посадил. Дочку имею.
- С Зосей живешь? - настойчиво повторил Кравец, гася насмешливые и в то же время тревожные огоньки в глазах.
- А то с кем же? Я, брат, занапрасно не меняю жен, как другие. Мне хватит и одной. Тем более, если она обещает целый, дом детей навести. Видишь, какие обещании дает?
- Та-ак, чертушка…
- А ты, должно быть, все еще холостяком ходишь?
- Свободный пока.
Это почему-то укололо Алексея. Он переступил с ноги на ногу и напряженно предложил:
- Пойдем, посмотрите, как работаем. Можно, товарищ Кухта?
Сталинградцы собирались сначала ознакомиться с учетом и организацией труда на стройке. Но отказываться было неловко, и все подались из конторы.
Алексей поднимался по сходням последним. Он слышал, как пыхтел и отдувался Кухта, как шутил Кравец, и все больше волновался. Его успех или неудача приобретали теперь особый смысл. Шли годы, а Алексей не мог простить Зосе ее увлечения, не мог примириться с тем, что Кравец когда-то любил жену и был близок с ней. А главное, что все это происходило на глазах. И вот сейчас его успех как бы должен был положить конец прежнему и нынешнему молчаливому спору, должен был успокоить самого, поднять еще выше. И он внутренне холодел от нетерпения и ожидания.
Пока сталинградцы знакомились с другими членами бригады, рассматривали ватерпас, кельму Прибыткова, он топтался у своего рабочего места, исподлобья смотрел на подручного и незаметно вытирал вспотевшие ладони.
Взялся он за работу неторопливо, наблюдая за бригадой и постепенно входя в ритм. Несколько месяцев назад бригада стала работать "двойками", и теперь Алексей полагался на это.
- А ну, Степан, давай! - сказал он через минуту подручному.
Тот зачерпнул сизоватый вязкий раствор и разостлал его по стене. Раствор заполнил пазы, неровности и начал твердеть, будто угасая. Дохнуло острым запахом извести, речного песка. Проникаясь сознанием, что под руками нечто живое, Алексей провел по раствору кельмой, привычным движением взял из подготовленной кучки кирпич и не положил, а бросил его рядом с замурованным. Потом, ловко пристукнув ручкой кельмы, потянулся за в вторым, и тот снова, послушный, лёг рядом.
Краем глаза он заметил, как одобрительно кивнул Сычков и оживился Кухта.
- Наддай, Степан! - не выдержал Алексей, чтобы опять не подогнать подручного.
Широкоплечий, сильный, он, казалось, не работал, а распоряжался кирпичом, раствором, напарником, и делал это легко, свободно, без всякого напряжения. Сосредоточенность проступала разве лишь на обветренном, с крупными чертами лице.
Он чувствовал в себе хмельную силу. Она просилась в работу. Ему захотелось развернуться, подать голос, крикнуть что-нибудь вроде молодецкого "гоп-ля".
Так он проработал около получаса, пока кто-то не положил на плечо руку. Почувствовав ее, Алексей огляделся. Возле него стоял Кухта, за ним, усмехаясь, Кравец, немного дальше - Рыбаков с часами в руке, Алешка, Сычков.
- Шабаш, - сказал Кухта, сжимая плечо Алексея. - Теперь подсчитаем. Устал?
От работы горели ладони и гулко билось сердце.
- Нет, - нарочно похвалился он, - наоборот, Павел Игнатович. Устаю, коли медленно работать приходится.
- Точно, чертушка! - согласился Кравец. - Ты заставь человека ходить, как в кино я видел, когда что-то испортилось. Ногу одну поднял, поставил, потом другую поднял. Он так и километра не пройдет. Я, между прочим, тоже не могу.
- Нет еврейской семьи без бабушки! - ввернул Алешка. - Ха-ха-ха!
Поддержка Кравца, собственный успех и даже хохот Алешки настроили Алексея на щедрость. Появилось желание чем-то отблагодарить всех. Да коль показывать себя, так показывать по-настоящему! И он торжественно произнес:
- Если можно, товарищи сталинградцы, буду просить вас к себе. Встретимся, поговорим, опытом обменяемся… - И, отведя Кухту в сторону, стал торопливо и горячо что-то шептать ему, прикрывая рот ладонью.
4
Когда Алексей приглашал сталинградцев, он был в ударе. Это получилось у него само собой, как делаются все великодушные жесты. Идея понравилась Кухте, и тот, чтобы придать банкету "фундаментальность", предложил помощь. Алексей принял ее, и это окончательно рассеяло сомнения, которые начали было точить его. Но когда он вернулся домой и перечислил Зосе приглашенных, то сам удивился тому, что сделал. В его доме будет Кравец! Кравец окажется рядом с Зосей. Они поздороваются за руку, станут разговаривать, Кравец будет смотреть на Зосю. Подвыпив, начнет шутить, может, даже вспоминать прошлое, а ему, как хозяину, придется мириться со всем этим и только усмехаться. Алексей заметил, как замешкалась, смутилась и Зося.
- Разве Кравец тоже здесь? - нагнулась она над Светланкой.
- Этот будет всюду, где ему лучше, - отрезал Алексей, наливаясь мстительным чувством и злым любопытством. И, уже готовый на страдания, только бы что-нибудь узнать еще, в чем-нибудь убедиться, что-то разоблачить, он добавил: - Коли демобилизовался, к себе на Кубань поехал. Говорил, месяц у родных прожил - как в карты проиграл. Но колхозного хлеба не захотел. Стал патриотом и Сталинград восстанавливать поехал. Так что встретитесь.
- Мне с ним нечего встречаться, - обиделась Зося, но не отошла от Светланки и не взглянула на мужа.
Он ждал, что жена обязательно начнет возмущаться, и то, что она не возмутилась, еще крепче разбередило душу.
- Ты, может, скажешь, и не было ничего вовсе?
Зося не ответила, взяла Светланку за руку и направилась к двери, но от порога повернулась.
- Было да сплыло. Не надо про это. И не вспоминай больше!..
Удачи приносят в семью согласие. Да и Алексей не давал последнее время поводов для ссор. Окруженный вниманием других, он не мог оставаться прежним.
С того времени, как Урбановичи переехали в собственный дом, в семье стали укореняться свои привычки, свой обиход. Вставали, как и во всякой рабочей семье, рано. Зося бралась готовить завтрак. Алексей выходил во двор и возился у дома: он умел находить работу. Да и заботы, которых хватало в любую пору года, казались срочными, неотложными. Дом стоял как игрушка, но нужно было оштукатурить сени снаружи, поставить частокольчик от улицы, построить возле сарайчика душ, вскопать землю под яблонями… И Алексей, встав утром, сразу же принимался за дело и работал, пока Зося не звала завтракать.
Из дому уходили вместе. Алексей - на строительство, Зося - со Светланкою в ясли, а оттуда в школу. Когда снова собирались вместе, Зося заставляла мужа подробно рассказывать о прожитом дне. И если он начинал сразу с того, что его занимало, просила: "Ты по порядку, ничего не пропускай… Ну, ты пришел, а дальше что?" Выслушав его скупой рассказ, она начинала рассказывать сама, - чаще всего о дочке, ученицах, но зато основательно, ничего не пропуская, уверенная, что мелочей в таком деле нет и все одинаково важно. По вечерам принимались каждый за свое: Зося - за планы и тетради, Алексей - за какую-нибудь прореху в хозяйстве.
Правда, он упорно, и чем дальше, тем больше, добивался, чтобы Зося бросила работу - сама воспитывала дочь. И случалось так, что Светланка, их общая радость, становилась причиной неладов. Стоило ей только прихворнуть, вернуться из яслей с поцарапанной щекой, как начинался тягостный разговор о Зосиной работе. Бывало еще хуже, когда она задерживалась на педсовете или родительском собрании. Алексей встречал ее тогда вовсе отчужденно. Им еще было невдомек: чтоб семья оставалась счастливой, мало одних удач и достатка. И, возможно, это стало яснее именно сейчас, когда у него, знатного каменщика, готовился званый ужин для делегации строителей такого города, как Сталинград. Думал ли, видел ли когда-нибудь во сне Алексей, что ему, бывшему деревенскому парню, у которого если и есть что-либо необыкновенное, то это сильные руки да жадное к работе сердце, придется от имени строителей столицы принимать у себя, приветствовать и угощать таких гостей. Нет, никогда не думалось и даже во сне не снилось! И все же он страдал в такую торжественную минуту, страдал и думал: "Нехай, может, ее и не было бы совсем".
Зося, раскрасневшаяся, но решительная, в веселеньком фартуке и платочке, бегала из кухни в комнату, где поставили столы, и носила посуду, настряпанную вкусноту. За ней по пятам важно ходила тетка Антя и показывала, куда что ставить. Чтоб поместилось больше гостей, столы разместили наискосок, оставив узкие проходы. Располневшая за последние годы Антя едва пролезала в них, подтягивая, насколько могла, живот, и сердилась.
Сымон сидел в углу на табуретке, с наслаждением курил и, добродушно посмеиваясь над женщинами, сыпал рифмами: "Что правда, то не грех, что торба, то не мех. У богатого гумна и свинья умна. Так, Антя?.." Когда же к нему подошел Алексей и, указав на радиолу, спросил, сколько она, по его мнению, стоит, Сымон засмеялся: "Не подкрепишься - за кусок хлеба отдать согласишься".
Посуды не хватало, пришлось занять у соседей, по зато теперь, накрытый белоснежными скатертями, уставленный бутылками и закусками, стол выглядел на славу, хоть при нем и стояли разные стулья.
Предоставив женщинам хозяйничать, как им заблагорассудится, терзаясь Зосиным вызовом, Алексей, может быть, впервые в жизни бродил без всякой цели из комнаты в комнату, включал и выключал радиоприемник, разглядывал себя в зеркало. Из кухни вкусно пахло жареным. Он вдыхал этот запах и, все больше волнуясь, опять начинал слоняться по комнатам. Но как только, просигналив, возле весницы остановилась первая "Победа" и Алексей вышел на крыльцо встречать приехавших, все заслонили хозяйские заботы. Он провел гостей в переднюю, позвал жену и, знакомя сталинградцев с Зосей, стал помогать им раздеваться. Даже когда очередь дошла до Кравца и тот, блеснув глазами на Зосю, озорно спросил, почему не знакомят его, Алексей нашел в себе силы ответить шуткой: такого, мол, знаменитого каменшика, как Кравец, и так все знают. Затем, словно ничего и не произошло, повел всех осматривать сад.
Яблони стояли строгими рядами. Еще не густые их кроны, будто прислушиваясь к окрестным звукам, едва очерчивались на бледном предвечернем небе.
- Молодец! - первым похвалил Кухта. - Если б каждый за свою жизнь посадил хоть одно деревце, вырос бы целый зеленый океан.
- У нас по двадцать шесть метров на душу запла-нировано такой роскоши, - бросил Кравец. - Да и растет все как скаженное. Точно. Канадский клен, чертушка, аж на два метра за год шугает.
- Тут тоже растет, - желая перечить всему, что ни скажет Кравец, сдержанно проговорил Алексей. - Только трудись. А то бывает и так: пряла, ткала, шила, да все языком. Ты вот скажи: сколько сам посадил? Свои метры, небось, другому передал?
- У нас разделение труда существует, - не смутился Кравец. - Я стены мурую, а другие в тресте зеленых насаждений работают. Так даже спорее выходит.
- У нас, у нас, будто тут не нашенское, - подражая интонации Кравца, засмеялся инженер Рыбаков.
- Вы делиться опытом не мешайте, - норовисто встряхнул чубом Кравец. - Пусть только хозяин руку из кармана вынет. Не иначе камень на всякий случай припас. И пусть не задается: у него с организацией труда не так уж распрекрасно. У нас, Лёкса, каменщик совсем не бутует.
- Этого мы не видели, - уже с открытой неприязнью проговорил Алексей.
В доме зажгли огни. В окне показалась ладная, при свете совсем девичья Зосина фигура.
Зося раскрыла окно, и в сад полилась музыка. Она хлынула внезапно, волнами, и все окрест изменилось. Молодой сад окутала таинственная настороженность. На потемневшем небе Алексей неожиданно увидал звезду, потом другую и еще, еще…
- Купил приемник, - произнес он глуховато, забыв, что уже рассказывал об этом. - Хочется, чтобы лучше было. А с тобой, Микола… Я согласен, ежели тебе не страшно, давай потягаемся.
- Да вы хоть по рукам ударьте! - посоветовал Кухта, подтолкнув Алексея к Кравцу.
В окне опять появилась Зося и пригласила в дом.