Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина! - Николай Куликов


Новый боевик от автора бестселлера "Русский диверсант абвера". Завершение сверхсекретной операции "Sprung des Tigers" ("Прыжок тигра"), которая должна изменить ход Второй Мировой войны. Немецкий агент, прошедший выучку у легендарного Скорцени, против оперативников СМЕРШа и НКВД.

Он заброшен в советский тыл со спецзаданием, которое обязан выполнить любой ценой. Его абвергруппе доверена ключевая роль в покушении на Сталина. По его следу идут лучшие "волкодавы" Абакумова и Берии. Его обложили, как волка, засадами и патрулями, его явки провалены, а "парши" (смершевское прозвище немецких агентов-парашютистов) ликвидированы военными чекистами. Серьезно раненный, теряя сознание от потери крови, он держится на ногах лишь благодаря мощнейшему стимулятору фенамину, которым немцы снабжали своих десантников и диверсантов. Но бешеный волк, загнанный до потери инстинкта самосохранения, особенно опасен…

Содержание:

  • ГЛАВА 1 - Яковлев Александр Николаевич, агент Крот 1

  • ГЛАВА 2 - По следу немецких агентов 3

  • ГЛАВА 3 - Парашютисты 5

  • ГЛАВА 4 - Встреча с Лотосом 7

  • ГЛАВА 5 - Разговор в кабинете Сталина 10

  • ГЛАВА 6 - Предприятие "Цеппелин" 13

  • ГЛАВА 7 - Яковлев Александр Николаевич, агент Крот 15

  • ГЛАВА 8 - По следу немецких агентов (продолжение) 17

  • ГЛАВА 9 - И один в поле воин… - (Яковлев А. Н., агент Крот) 19

  • ГЛАВА 10 - Запасной аэродром "Соколовка" 21

  • ГЛАВА 11 - Аэродром "Соколовка" (продолжение) 24

  • ГЛАВА 12 - Монах - (Яковлев А. Н., агент Крот) 26

  • ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ - Из дневника А. Н. Яковлева 28

Николай Куликов
АБВЕР ПРОТИВ СМЕРША
УБИТЬ СТАЛИНА!

ГЛАВА 1
Яковлев Александр Николаевич, агент Крот

8 октября 1944 г.

г. Смоленск.

Спиридонов привел меня к одноэтажному длинному деревянному жилому бараку - по соседству таких стояло несколько. Дождь усилился, и на дворе никого не было: только у сараев-дровяников, расположенных метрах в сорока-пятидесяти, какой-то мужик в тельняшке колол дрова. "Что это он, под дождем, - подумал я удивленно, - другого времени не нашел?"

- Здравия желаем, товарищи офицеры!

Резко обернувшись, я сжал рукоятку пистолета в кармане шинели. Но опасность нам не грозила - это дровосек, после того, как гаркнул свое приветствие, бросил на траву топор и вытянулся по стойке "смирно", пожирая нас с Михаилом глазами преданного пса.

- Не обращай внимания! - сказал Михаил. - Ничего особенного, местный дурачок. Вроде бы контуженный на фронте, так я слышал… - И первым вошел внутрь барака. - Дверь не закрывай, здесь темно!

Мы оказались в длинном темном коридоре, по бокам которого с обеих сторон угадывались через равные промежутки двери. Спиридонов уверенно подошел к одной из них, пошарил рукой поверх косяка и вынул короткую узкую дощечку, из-под которой извлек ключ. Потом он быстро открыл большой навесной замок и отворил дверь в комнату: по тому, как Михаил уверенно держался и ориентировался, я понял, что раньше он здесь бывал и, скорее всего, неоднократно.

- Кто здесь? - Из соседней комнаты, что напротив, выглянула пожилая маленькая и сухонькая женщина в теплой кофте и шерстяном платке, накинутом на плечи.

Она вышла в коридор и, подойдя к нам ближе и подслеповато щурясь, повторила вопрос:

- Граждане, вы к кому?

- Тетя Маша, да я это - Михаил! - откликнулся Спиридонов. - Приехал на пару дней в командировку! Со мной приятель, герой-фронтовик - прибыли только что, даже сестру не успел предупредить!

- Ах, Мишенька! - Старушка всплеснула руками, подходя к нему ближе. - А я, дура старая, сразу тебя не признала. Сестра твоя на работе, в магазине - может, внучку послать, предупредить о твоем приезде?

- Не надо, тетя Маша! К вечеру она с работы вернется, а мы здесь - будет для нее приятный сюрприз! Я пока тут сам с приятелем похозяйничаю: дровишек наколем и все такое!

- Да вам с дороги и отдохнуть надо - не буду мешать…

С этими словами женщина направилась к себе: на пороге ее комнаты я успел заметить двух девочек примерно десяти и пяти-шести лет. "Внучки, наверное", - мелькнула мысль. Потом мы зашли в комнату так называемой "сестры".

Сразу за дверью была крохотная кухня: в углу кирпичная, побеленная снаружи печь с двумя конфорками. Слева от двери рукомойник, справа у окна стол и две некрашеных табуретки. Около печи аккуратно сложенная вязанка дров и небольшой шкафчик для посуды, подвешенный на стену, - вот и все, что я увидел в этом помещении. На противоположной от входа стене, за занавеской, была вторая дверь: я прошел туда вслед за Михаилом и увидел небольшую чистенькую комнату-спальню. Из мебели тут стояла аккуратно застеленная металлическая кровать с панцирной сеткой, старый платяной шкаф в углу и невысокое трюмо напротив кровати. Окон не было, и Спиридонов ненадолго включил свет, окинув обстановку внимательным взглядом.

Потом мы вернулись на кухню: я повесил свою плащ-палатку, а за ней и фуражку на вешалку у входа. Печь не топилась, в помещении было довольно прохладно, и снимать шинель я не стал - только расстегнулся. Ремень с кобурой и портупеей положил на подоконник, а сам сел на табуретку к столу у окна. Напротив расположился Михаил: он даже шинель не расстегнул, а кепку небрежно бросил перед собой на стол. С полминуты мы сидели молча, переводя дух с дороги. Первым заговорил Спиридонов:

- Ну вот мы и "дома". - При этом он злобно скривился и сплюнул в сторону печки.

Я, конечно, понял его горькую иронию: у нас не только не было своего дома - и Родину мы, похоже, потеряли безвозвратно…

- Но бог от меня, видно, еще не отвернулся, - Спиридонов суеверно перекрестился, - если послал тебя прошлой ночью. Если бы не ты, зачем мне с утра пораньше навещать радиста? Пошел бы, как обычно, прямо на работу - там бы меня и "взяли", нутром чую!

- Верно чуешь! Я уже тебе говорил, "Смерш" всех "перетрясет" - с кем был связан и даже просто общался твой напарник. На тебя они "выйдут" очень быстро - можешь не сомневаться.

- Да я и не сомневаюсь.

Естественно, говорили мы очень тихо, придвинув табуретки ближе друг к другу: деревянные стены барака слишком тонки и ненадежны…

Михаил закурил, потом пристально на меня взглянул и высказал мысль, которая мне тоже приходила в голову:

- Похоже, мы с тобой теперь одной веревочкой повязаны.

- Очень может быть, но окончательное решение не за нами. Как со связью?

Этот вопрос беспокоил меня больше всего: без связи мне здесь вообще нечего делать. Добраться до линии фронта и попытаться перейти на "ту сторону" я могу и в одиночку: никакие смоленские резиденты вроде Спиридонова мне для этого не нужны.

- Я же сказал, Николай, связь будет! В "аварийной" обстановке предусмотрен выход в эфир на запасной частоте и по новым позывным, два раза в сутки - в три ночи и в четырнадцать ровно. Сейчас около одиннадцати, ждать осталось недолго.

- Рация далеко?

- Рядом, в надежном тайнике - его еще немцы соорудили, незадолго до отступления. Предусмотрительными оказались, сволочи!

Меня не удивил нелицеприятный отзыв Михаила о наших теперешних "хозяевах". Есть замечательная фраза: "Победителей не судят!" Что было бы с тем же Сталиным, сумей армии Деникина захватить Москву в девятнадцатом и подавить большевистский мятеж? Висел бы на фонарном столбе в одном ряду со своими соратниками. То же в отношении немцев - раз они проигрывают войну, то автоматически превращаются из победителей в "фашистских сволочей" - даже для таких, как Спиридонов, которые совсем недавно готовы были пятки им лизать…

- А что за "сестра" у тебя здесь проживает? - спросил я.

- Надеждой ее зовут. Имя наверняка вымышленное: лет ей примерно тридцать или тридцать с небольшим: ничего бабенка, аппетитная…

- Как я погляжу, у тебя все бабы аппетитные, - прервал я Спиридонова, - может, по случаю, ты и к ней клинья подбивал?

- Что ты! С ней лучше не связываться - такая человека на тот свет отправит и не поморщится! Я ее еще по Пскову знаю: уже тогда про эту Надежду всякое говорили - вроде она у немцев на особом счету и все такое… В общем, ты меня понял - лучше от нее держаться подальше. Знаю точно, что она из донских или кубанских казачек: коммунистов-комиссаров ненавидит люто - у казаков с ними свои счеты…

- Как вы поддерживали связь? - снова прервал я Михаила. - Общие дела у вас были?

- Да никаких дел не было! Появлялся у нее один-два раза в квартал… Забирал посылки: питание для рации, иногда деньги - вот и все! Соседям она представила меня как двоюродного брата из района.

- Понятно. Еще вопросик: в бараке днем, кроме соседки и этих двух девчонок-малолеток, - есть еще кто-нибудь?

- Надежда говорила, больше никого. Этот полудурок контуженый болтается - вот и все. Остальные на работе: бабы да подростки - мужиков-то на войну забрали…

Я отчасти удовлетворил свое, отнюдь не праздное любопытство, но и "дядю Мишу" весьма интересовал один вопросик:

- Ты ночью помянул: забросили вас пару дней назад. Про задание не спрашиваю - не ребенок, но, ежели начистоту: заброска твоя кратковременная - ведь так?! Выполнил задание - и назад! Я прав?

Спиридонов говорил с какой-то заискивающей интонацией, заглядывая мне в глаза, словно пытаясь прочитать нужный ему ответ.

- Допустим, ты прав! Что дальше? - теперь я вопросительно посмотрел на Михаила, хотя прекрасно понял, к чему он клонит.

- Уходить мне отсюда надо - иначе все, хана! Если тебе скоро возвращаться к немцам, свяжись с ними и сообщи, чтоб и я с тобой!

- Послушай, Михаил, не будем торопить события: немцы не дураки и должны понимать, в каком ты положении, - мое, кстати, ничем не лучше. Когда выйдешь в эфир, передай о своих чрезвычайных обстоятельствах, плюс мое сообщение - этого вполне достаточно, поверь. А дальше все будет зависеть от полученного ответа - поэтому наберемся терпения и подождем.

Спиридонов молча подошел к печке и переложил в сторону сложенные около нее небольшой поленницей аккуратно наколотые чурки. Из деревянного пола в том месте, где лежали дрова, он вынул тщательно подогнанный кусок половицы и извлек из образовавшейся ниши жестяную коробку размером с внушительный том солидной энциклопедии.

- Кроме хозяйки, квартира известна только мне, - Михаил выложил коробку на стол. - На случай провала здесь спрятан запасной комплект документов и деньги - так что обузой я тебе не буду!

"Предусмотрительно, - подумал я, следя за его манипуляциями, - немцы очень основательно внедрили эту компанию: недаром агенты больше года продержались в русском тылу, а это большая редкость. Я, пожалуй, не припомню другой группы, которая бы сумела уцелеть и активно действовать такой же срок".

- Дай-ка взглянуть! - обратился я к Спиридонову.

Михаил подвинул мне коробку, потом закрыл нишу в полу и уложил дрова на место. Я в это время просмотрел поддельные паспорта и другие документы: их было два комплекта - на Михаила и, по-видимому, на его напарника-радиста. В таких вещах я знал толк и сразу отметил высокое качество подделок: паспорта, трудовые книжки, различные справки - об эвакуации, о медицинском освидетельствовании и еще целая стопка - все было с положенными отметками, печатями, штампами и записями. Особое внимание обратил на паспорта: похоже, они были подлинными, но только принадлежали когда-то другим лицам - теперь в одном из них красовалась фотокарточка Михаила. Отметки о прописке, даты выдачи, срок действия - все было в полном порядке.

- Неплохо сработано: теперь ты Машков Михаил Иванович - с чем тебя и поздравляю! - вернул я бумаги Михаилу. - Второй комплект на твоего напарника, теперь уже бывшего, надо уничтожить - прямо сейчас!

- Понимаю, не маленький…

Спиридонов (теперь уже Машков) начал разжигать печь: ловко настругал лучинки из сухого полена, и через две-три минуты в топке ярко запылал огонь. Когда пламя разгорелось, он бросил в печку вместе с бумагами напарника свой старый паспорт и еще кучу каких-то бумаг и справок, которые достал из внутреннего кармана шинели.

- Все, нет больше кладовщика ОРСа Спиридонова! - Михаил удовлетворенно потер руки, разложив по карманам свои новые документы и, между прочим, три пачки сторублевых советских купюр, которые также находились в коробке. Пустую жестянку он небрежно бросил в угол. Вскоре от топившейся печки в кухне потеплело, и мы сняли шинели.

- Перекусить бы тоже не мешало! - сказал "дядя Миша" и достал из бокового кармана пиджака банку рыбных консервов, из другого - кусок черного хлеба, завернутый в газету.

"Предусмотрительный… Хотя нет, ни о каких чрезвычайных ситуациях он не думал - просто решил позавтракать у себя на работе", - подумал я, в свою очередь доставая из вещмешка банку тушенки, хлеб и кусок сала в целлофановой упаковке. Глядя на выложенные на стол продукты, я негромко заметил:

- Это все! Если задержимся, придется отоваривать на продпункте мой офицерский продовольственный аттестат - что очень нежелательно. Не хочу "светиться" именно здесь, в Смоленске.

- Со жратвой проблем не будет, Надежда не даст умереть с голоду - как-никак, заведующая в продмаге.

- Надеюсь, ее помощь не потребуется, долго здесь мы не засидимся.

- Да уж… Надо отсюда двигать подальше и побыстрее!

Мы не спеша поели, напились горячего крепкого чая: воду вскипятили на печке, а заварка у меня была. Михаил закурил, и мы поговорили о каких-то пустяках - надо было коротать время до радиосеанса. В разведке длинный язык до добра не доводит, и обычно агенты весьма скудно делятся друг с другом информацией о себе. Но люди есть люди: что-то ненароком "проскальзывает" в разговорах, о чем-то рассказываем вполне осознанно - особенно, когда между напарниками складываются доверительные отношения. Мы с Михаилом особенно не откровенничали: даже ночью, в пьяном состоянии, он почти ничего не сказал о своем агентурном прошлом. Однако во фразе о "сестре" упомянул, что знает Надежду еще по Пскову, - это раз. Еще запомнились его слова: "Не подчиняюсь никакому абверу!" - это два. Я слышал о так называемом "Предприятии Цеппелин", напрямую подчиненном Главному управлению имперской безопасности в Берлине, а также знал, что в Пскове до недавнего времени находился его так называемый северный филиал. Отсюда сделал вполне логичный вывод, что "дядя Миша" - выпускник разведшколы этого самого "Цеппелина". Между прочим, агентов там готовили весьма основательно: курс обучения разведчиков "дальнего тыла" длился до полугода и больше…

- Бывал в Смоленске раньше? - полюбопытствовал Михаил.

- Не приходилось. И сейчас не должен был здесь оказаться - обстоятельства вынудили. А ты, помнится, упомянул, что в Смоленске уже больше года, - получается, внедрился в период немецкой оккупации. Так?

- Так и было. Вначале меня поселили в местечке Красный Бор, неподалеку от Смоленска - в июле сорок третьего.

- Тогда там располагался филиал Смоленской диверсионной школы абвера, - сделал я небольшое уточнение.

- В общем… Да. Откуда знаешь, бывал там?

- Бывать - не бывал, но слышал.

Михаил посмотрел на меня с уважением:

- Похоже, человек ты осведомленный, не какая-нибудь мелкая сошка. - Он глянул на часы. - До сеанса связи полтора часа. Не возражаешь, если я вздремну?

- Давай…

Михаил вышел в соседнюю комнату, и я услышал, как заскрипела сетка металлической кровати, куда он улегся, не раздеваясь.

Что касается моей осведомленности, то о структуре и деятельности абвера я немало узнал в период службы в так называемом штабе "Валли". Этот орган состоял из трех отделов, которым подчинялись все абверкоманды и абвергруппы на советско-германском фронте: разведывательные, диверсионные и контрразведывательные. Некоторое время я был прикомандирован к особой команде 1Г при разведотделе "Валли-1". Она занималась обеспечением агентов, забрасываемых в советский тыл, фиктивными документами и была укомплектована немецкими специалистами-граверами, а также знатоками делопроизводства в советских учреждениях и Красной Армии - в том числе из военнопленных. Основной задачей команды был сбор, изучение и изготовление различных советских документов, наград, штампов и печатей воинских частей и предприятий. Бланки трудноисполнимых документов - таких, как паспорта или партбилеты, а также ордена присылали из Берлина. Из разведывательного отдела меня вскоре перевели в диверсионный - "Валли-2". А в августе сорок третьего я получил отпуск, по возвращении из которого вскоре был заброшен в дальний советский тыл…

Хлопнула дверь в коридоре, и я непроизвольно потянулся к пистолету: он лежал около меня - только руку протяни. Но, прислушавшись, отчетливо различил детские голоса: "Те самые девочки из комнаты напротив". Дети на некоторое время затеяли шумную возню в коридоре, потом раздался голос тети Маши, которая их отчитала и выгнала играть на улицу. После этого я некоторое время наблюдал за ними в окно: дождь на время прекратился, и девочки устроили возле сараев игру в прятки.

Когда дождь полил снова, дети убежали домой - во дворе я больше никого не видел. Хотя нет, около половины второго, когда я уже собирался будить Михаила, мимо окна прошли двое мужчин. В первые секунды, как только они показались, я не на шутку встревожился и снова потянулся за своим "ТТ", но потом успокоился: один из них был тем самым дурачком в тельняшке, который при нашем появлении колол дрова. Сейчас он был в расстегнутой поношенной солдатской шинели без погон и в старой пилотке; рядом с ним шагал невысокий и невзрачный мужичок средних лет, без шапки и на костылях, одноногий инвалид. Вскоре они скрылись за углом соседнего барака, а я прошел в комнату - будить напарника. Он спал на боку, скинув сапоги и укрывшись шинелью, причем правую руку держал под подушкой, куда наверняка сунул пистолет. "Нервишки у тебя не так уж плохи, как мне показалось вначале, - заснул, как невинное дитя". Я потряс Михаила за плечо, и он почти сразу проснулся, как-то резко вздрогнув и уставившись на меня в момент пробуждения с явным испугом в глазах. Потом его взгляд принял осмысленное выражение - Михаил меня узнал и с облегчением шумно выдохнул, прежде чем встать. "Впрочем, - отметил я, - крепкими твои нервы тоже не назовешь…"

- Одевайся и пошли - тут недалеко! - негромко сказал он, застегивая шинель на все пуговицы.

На вешалке у выхода висел черный клеенчатый плащ-дождевик, принадлежащий, видимо, хозяйке, - сейчас он очень кстати пришелся Михаилу, который накинул его поверх шинели. Я тоже облачился в армейскую плащ-палатку, и мы вышли под дождь, который никак не хотел успокаиваться. В данной ситуации это было нам на руку: меньше прохожих и прочего народу на улицах. А нам не нужны были лишние любопытные взгляды…

Дальше