Однажды, когда Виктор вывозил товар с базы, к нему подошел мужчина с приятной наружностью. На левой щеке виднелась бородавка.
- Измайлов? Виктор Васильевич?
- Да.
- Очень приятно, я торговый агент. Вы собрались в магазин?
- Туда.
- Разрешите мне поехать с вами?
- Пожалуйста.
В дороге незнакомец неожиданно спросил:
- Вы не знаете, где можно купить конфеты к чаю?
Сердце Виктора забилось чаще, он с радостью посмотрел в строгие глаза долгожданного связного.
- Вчера к исходу дня их продали...
Попутчик крепко пожал Измайлову руку.
- Наконец-то! - невольно вырвалось у Виктора. - Я уже заждался вас.
- И нам хотелось раньше связаться с вами, но...
- Понимаю!
- Завтра вы должны встретиться с Добрым, представителем подпольного обкома партии. Он будет вас ждать возле речки, у замка Любарта.
В назначенное время Виктор и связной, захватив для отвода глаз удочки и нехитрые рыбацкие снасти, отправились на встречу.
Возле замка "рыбаки" миновали ветхий мостик и пошли вдоль берега. В условленном месте сидел полный мужчина лет сорока. Из-под густых бровей он внимательно наблюдал за поплавками, а уголком глаза осмотрел приближавшихся.
- Ну как, клюет? - спросил связной.
- Пока не очень, а начнет садиться солнце - обязательно клюнет, - ответил тот густым басом.
Вокруг никого не было. Связной подсел ближе:
- Это он, Виктор Измайлов.
- Забрасывайте удочки, - кивнул Добрый Виктору.
Виктор пристроился рядом, а связной отошел в сторонку и тоже закинул удочки.
Добрый подробно расспрашивал Измайлова, как он устроился, с кем встречается, что делают его брат и друзья.
Вытащив удочку и поправив червячка, Добрый по-отечески наставлял Измайлова. Он говорил о том, что подпольщики должны прежде всего разоблачать версию фашистов о небоеспособности Красной Армии, распространять листовки со сводками Совинформбюро, подымать дух у населения и веру в победу Страны Советов.
- Учтите, товарищ Измайлов, кроме вашей группы действуют и другие. Так что, если вдруг у вас появятся негласные помощники, не удивляйтесь.
Добрый потянул удочку, хотя и не клевало, насадил на крючок нового червячка.
- Ваши люди вооружены?
- Нет.
- А у вас лично есть пистолет?
- Нету.
- Через два-три дня мы передадим вам пару пистолетов и несколько гранат. Но никаких серьезных операций без согласования с нами не предпринимайте, чаще информируйте нас обо всем, что происходит в городе. Связного вы всегда найдете в часовой мастерской, что у центрального входа на базар. Спросите Ивана Денисовича. Ну, пора расходиться...
Только он это сказал, послышался легкий свист: связной предупреждал - чужой!
Подошел невысокий, щупленький человек. В руках он держал длинное бамбуковое удилище.
- Здравствуйте. Богатый нынче улов?
- Здравствуйте, - отозвался Добрый. - Сегодня не везет...
- Эге, надо умеючи! А вы что ж, так-таки с пустыми руками и возвращаетесь? - пристально глядя на собравшегося уходить Виктора, спросил он. - Не стыдно?
- Был бы у меня такой красивый поплавок, как у вас, может, и клюнуло бы. - Не скрывая иронии, Виктор кивнул на новенький красный поплавок с длинным гусиным стержнем на удочке незнакомца.
- Ну-ну... - хмыкнул под нос "рыбак" и удалился.
- Остерегайтесь таких, - предупредил Добрый. - Глупец, простачков ищет! Да, чуть не забыл, - спохватился он, - в любом случае мы друг друга не знаем. Встретились только здесь.
- Понятно.
* * *
Дунаева свела Пашу с Наташей Косяченко и Анной Остапюк. Посоветовавшись, девушки решили прежде всего достать медикаменты для раненых военнопленных.
Паша обошла несколько аптек. В одной из них она встретила знакомую провизоршу. Та дала ей ваты, с десяток бинтов, несколько пузырьков с йодистой настойкой и два термометра...
Домой Паша вернулась радостная: оказывается, кое-что можно сделать, стоит только начать.
В тот же день зашла на квартиру, где жила Шура Бе-локоненко.
- Если бы не счастливая встреча с Дунаевой, - делилась Паша с подругой, - я бы долго еще билась одна, как рыба об лед. А ты, Шура, будешь с нами?
- Куда ты, Паша, туда и я! - твердо заявила подруга.
Впрочем, Паша и не сомневалась именно в таком ответе Шуры Белоконенко. Девушки горячо обнялись: и дальше они пойдут одной дорогой, но на этот раз более трудной - суровой дорогой борьбы.
С хозяйкой квартиры, Марией Григорьевной Галушко, Шура сдружилась еще до войны. И когда она возвратилась в Луцк после неудачной эвакуации, Мария Григорьевна снова охотно ее приютила.
Сейчас Галушко так же радушно приняла и подругу своей квартирантки, Пашу Савельеву, понравившуюся ей с первой встречи. У Паши была гордая осанка, говорила она вдумчиво, не торопясь, как бы взвешивая каждое слово. И Галушко сделала вывод: "Серьезная, собранная".
Однажды, услышав разговор Паши и Шуры о бесчинствах фашистов, хозяйка тяжело вздохнула и, по привычке склонив голову набок, пытливо спросила, что же делать, как жить дальше.
- Больше всего жалко мне тех, кто в лагере военнопленных, - горестно промолвила она. - Если б не дети... - И на полном добродушном лице ее появились глубокие морщинки.
У Марии Григорьевны было трое маленьких детей. Подумав об этом, Паша ободряюще гляиула на хозяйку:
- А вы не огорчайтесь, Мария Григорьевна. Не обязательно самой идти на риск. Если хотите помочь военнопленным, для начала достаньте какую-нибудь одежонку. Ведь у многих осталась мужская одежда. Или сухарей соберите.
На добром лице Марии Григорьевны засветилась улыбка.
Как-то вечером, когда Паша, Шура и Мария Григорьевна обдумывали, как лучше передать в лагерь медикаменты, в дверь постучали.
- Кто? - громко окликнула Мария Григорьевна.
- Свой!
Вошел среднего роста мужчина, худощавый, с выразительным бледным лицом и пышной каштановой шевелюрой. Он осведомился, не помешал ли своим приходом, и, не дожидаясь, пока хозяйка квартиры его представит, отрекомендовался:
- Ткаченко.
Паша и Ткаченко удивленно посмотрели друг на друга.
- Вы? - обрадовался Ткаченко.
- Как видите, Алексей Дмитриевич! - ответила Паша, восторженно пожимая руку старого знакомого, и тут же пояснила Шуре: - Алексей Дмитриевич - инженер, мы давно знаем друг друга.
- Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке? - интересовался Ткаченко.
- Да, если не считать первых дней, когда пыталась пробиться на восток.
- Живете на старом месте?
1- Нет, пришлось поселиться в маленькой комнатке.
- Работаете?
- Собираюсь...
Мария Григорьевна, радуясь встрече старых друзей, пошутила:
- Вот и устроила вам свидание!
- Давно собирался навестить вас, Мария Григорьевна, да время не позволяло, - извиняясь, говорил Ткаченко. - А сегодня был здесь поблизости и вот зашел непрошеным гостем.
- Вы всегда были желанным гостем, Алексей Дмитриевич,- искренне, широко улыбаясь, промолвила Галушко. - А теперь тем более... Работаете по специальности?
- В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле. Оно приносит относительное равновесие в жизни.
Гость положил свои большие узловатые руки на стол, как будто не зпая, куда их девать.
- Хуже такого "равновесия" и не придумаешь! - осторожно вставила Паша.
В разговоре Ткаченко упомянул о типографской продукции - "аусвайсах" и "мельдкартах".
Услышав об этом, Паша так обрадовалась, что боялась выдать себя невольным волнением.
- А для чего все эти бумажки?
- На всякие нужды, - неопределенно ответил Ткаченко и, заметив, что такой ответ не удовлетворил собеседницу, добавил: - Рассылают по всем городам Украины. Это ж документы. Все равно что наши паспорта...
- Ну?
- Вот вам и ну! - в тон произнес инженер.
- За бланками, конечно, присматривают? -. Паша до шепота понизила голос.
- Как говорят - в оба. Но все равно за всем не уследят.
Только Ткаченко ушел, Паша спросила Марию Григорьевну, давно ли она знакома с ним.
- Давно. Душевный человек... А ты, Паша, где с ним раньше встречалась?
- В банке, сразу как приехала в Луцк. - Задумалась. - Вы поняли его намек: "За всем не уследят"? Не помог бы? Удостоверения нам очень пригодятся...
Старые знакомые встретились еще раз. Мария Григорьевна пригласила Ткаченко на чашку чая, а в действительности она с Пашей и Шурой решила "приобщить инженера к полезному делу". В этот вечер уже никто пе испытывал прежней скованности.
Паша встретилась с Ткаченко возле типографии, запит в сквер.
- Алексей Дмитриевич, - начала девушка, заметно волнуясь, и от этого сильнее обычного хмурила широкие черные брови. - Мы просим вашей помощи.
Ткаченко чуть двинул плечами:
- Кто это "мы"? Что за "совет" такой объявился? Девичий?
- Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, если пожелаете. А раз вы работаете в типографии...
- Что я должен сделать?
- Нам нужны бланки удостоверений. Мы их сами заполним и передадим...
- Если взяться за дело как следует, то получится.
- Я знала, что вы не откажете.
-- Почему?
- Да потому что вижу - вы честный человек.
А дома Паша говорила Марии Григорьевне и Шуре:
- Теперь необходимо быстрее устроиться на работу, чтобы меньше падало на нас подозрений.
- Ты права, Паша. Только при этом "новом порядке", где все вверх дном, устроиться по специальности не так-то просто, особенно мне, педагогу.
- Надо браться за любое дело, - твердо заявила Паша, хотя еще не была уверена в том, что поступает правильно.
* * *
С утра девушки отправились по городу в поисках работы. Заходили в магазины, в учреждения. Но ничего конкретного им не предлагали. В одном месте случайно прослышали, что в военную столовую требуются официантки.
Пойдем?
Пойдем!
...В дверях столовой увидели хозяина. Высокий, с оттопыренными ушами, худой, кости да кожа, хотя совсем еще не старый - лет пятидесяти.
- Вы подруги или сестры? - сняв черные очки, спросил хозяин.
- Подруги.
- Фамилии? - сощурил он левый глаз.
- Моя - Савельева.
- Я - Белокоиенко.
- Что вы умеете делать?
Девушки замялись. Действительно, какую работу они могут выполнять в столовой?
- Вам нужны официантки? Нас это вполне устроит, - покорно произнесла Паша.
- Да-а, - протянул хозяин. - А кто за вас поручится? Здесь столуются очень приличные люди, их должны обслуживать только те, в ком я абсолютно уверен!
Умоляющие глаза девушек не смягчили сердце предпринимателя. Сам он недавно вернулся на эти земли из-за границы, куда бежал в 1939 году. Теперь он мечтает о большом деле и придирчиво относится к тем, кого нанимает.
- Значит, никто не поручится? Тогда в официантка не возьму.
- Простите. До свидания!
- Попробуйте достать поручительства.
- Попробуем.
Хозяин проводил девушек долгим оценивающим взглядом и, словно сожалея об их уходе, крикнул вдогонку:
- В судомойки возьму!
- Спасибо, господин, если достанем рекомендации, обязательно придем, - бросила сгоряча Шура.
Белоконенко устроилась на работу в лагерь военнопленных, а Паше так и пришлось пойти в судомойки.
- Немного поработаю, а там подыщу что-нибудь получше, - решила она и отправилась в столовую.
Идти было стыдно и страшно. Казалось, все встречные провожали ее презрительными взглядами, кивали, - мол, еще одна пошла в услуя{ение к фашистам.
Невольно вспомнились первые мечты юности о будущем. Школа в Ржеве. Суровая снежная зима. На лыжню вышли сверстницы. Все думали об одном - не отстать! Раздалась команда. Со старта Паша ушла пятой. Но за несколько метров до финиша сделала рывок и под шумное одобрение подружек первой пересекла красную ленточку. Кажется, и сейчас еще шумят в ушах аплодисменты...
А однажды, когда сидели в парке и гадали, кем быть, Паша неожиданно для всех заявила:
- Я буду летчицей.
- Летчицей? - хором переспросили подруги.
- Подумайте: человек - словно птица! Летишь высоко-высоко, огромные реки кажутся всего лишь голубыми лентами. А села и города такими крохотными. А поднимешься вдвое, втрое выше, туда, куда никто еще не залетал, и увидишь всю землю от края до края...
С тех пор до окончания средней школы Пашу так и звали летчицей...
Как только исполнилось шестнадцать лет, Паша подала заявление о приеме ее в ряды ленинского комсомола. "Буду предана комсомолу и партии, как Павка Корчагин..." - писала она тогда.
На собрании все говорили, что она хорошо учится, дисциплинированная, активная. Но вот поднялся один юноша, кашлянул, поправил ершистые волосы и срывающимся баском заявил:
- Все, что здесь я слышал о Паше, правильно. Только мне кажется, что Савельева слишком гордая, важничает перед... ребятами. С товарищами надо быть попроще. Ты ведь еще не взаправдашняя летчица!
Кто-то на задних рядах хихикнул.
Паша покраснела и подумала: "Может, п правда я перед ребятами такая зазнайка..."
Домой возвращались поздно. Взявшись за руки, шли по центральной площади, оглашая ее звонким смехом и песней. Это была незабываемая прогулка. Каждому хотелось подольше быть вместе. Был тут и юноша, что критиковал ее. Она подошла к нему и с доброй улыбкой взяла под руку.
- Видишь, я больше не важничаю...
Услышав топот колонны немецких солдат, Паша очнулась от радужных воспоминаний, невольно подумала: "После всего этого работать судомойкой, да еще у фашистов?!"
- Ну я вам покажу судомойку! - процедила она сквозь зубы и зло посмотрела вслед марширующим солдатам.
Теперь, когда Паша и Шура поступили на работу, у них оставалось совсем мало свободного времени, зато они почувствовали себя увереннее. И когда к Савельевым нагрянули жандармы проверять документы, Паша отнеслась к этому спокойно. Слова "работаю в офицерской столовой" произвели впечатление.
Но через несколько дней Савельева сообщила Шуре тревожную новость - ее вызывает хозяин столовой "для беседы". Подруги долго строили различные догадки о целях вызова. Обдумав все, Паша пошла с твердым намерением покинуть работу, если хозяин задумал что-нибудь недоброе,
ЗАГАДОЧНЫЙ ГЕСТАПОВЕЦ
Хозяин столовой встретил Пашу наглой, похотливрй улыбкой.
- Как работается, барышня? Нравится у нас?
- Уже привыкла.
- Привыкла к грязной посуде? И о другой работе не мечтаешь?
- От меня ведь это не зависит.
- А от меня зависит! - чванливо заявил хозяин. - Но тебе надо научиться приличным манерам, понимать желания посетителей... Тут один офицер... Ну, как тебе объяснить, уж очень ты ему приглянулась. Хочет с тобой познакомиться. Посиди минуточку, я сейчас возвращусь...
И быстро вышел из кабинета, оставив дверь приоткрытой. Просеменив по залу, он присел к столику, за которым беседовали два офицера. В открытую дверь Паша все видела и слышала.
- Разрешите? - подобострастно обратился хозяин к одному из офицеров,- Вас ждут... Изволите?
Худощавый белокурый гестаповец отпил глоток коньяку, закурил.
- Вы ручаетесь за нее?
Предприниматель только развел руками и еще больше изогнулся:
- Знаю ее недавно, но уверен, она, гм... приличная...
Белокурый обратился к соседу:
- Извини, друг, сердечные дела.
Понимаю, понимаю...
Светловолосый стройный офицер вышел из-за стола и направился за услужливым предпринимателем. Пата хотела выскочить из кабинета, пока не поздно. Но офицер уже был у двери. Переступив порог, он звонко щелкнул каблуками.
- Честь имею! Офицер немецкой армии Герберт!
Паша, не слыша собственного голоса, отрекомендова?лась:
- Савельева.
Пристально посмотрев Паше в глаза, офицер обратился к ней по-русски:
- Наверное, я виновник вашего плохого настроения? Не так ли?..
- Что вы, - возразила девушка.
- Я давно хотел с вами познакомиться. - Герберт говорил ровным, словно приглаженным, тенором. - Как видите, сегодня сбылось мое желание. Но я вижу, вы меня чуждаетесь.
Вместо ответа Паша спросила:
- Вы немец? А где же научились так хорошо говорить по-русски?
- Я переводчик... - коротко пояснил Герберт и тут же предложил пойти побродить по городу.
Бродить по городу с гестаповцем?! Паша внутренне вздрогнула, но отступать было поздно.
Они шли медленно по слабо освещенной улице Словацкого. Девушка рассеянно слушала офицера, "высокомерно говорившего о Германии, которая быстро возвеличилась и стала самой могущественной державой в Европе. Пройдет немного времени, уверял Герберт, и великая Германия станет властвовать над миром. Он не сомневается в этом, ибо так говорит фюрер.
Паша не вступала в беседу, чтобы какой-нибудь неосторожной фразой не задеть честь мундира фашиста: тогда беды не оберешься.
Наконец офицер замолчал. Молчала и Паша. О чем говорить? Что приятного услышит она от этого чуждого ей человека?
- Вы сказали, вас зовут Паша? - нарушил молчание Герберт.
- Да.
- У меня есть сестра Маргарита, тоже очень хорошая девушка.
"Для чего он об этом говорит?" - силилась понять Паша. Но так и не поняла...
Первое знакомство было скоротечным и вызвало недоумение. Чего добивался офицер своими россказнями о "великой Германии"? Хотел проверить ее отношение к немцам? Но почему же на прощание сказал: "Очень буду рад увидеть вас завтра".
Знакомство с Гербертом продолжалось. По отдельным фразам, словно случайно брошенным переводчиком, Па-ша поняла, что ведет он себя очень странно. По всей вероятности, прощупывает, как реагирует новая знакомая на его подчас весьма откровенные суждения по поводу методов гестапо, применяемых во время допросов советских узников. К сожалению, трудно было уловить, порицает он гестапо или просто иронизирует. В устах этого человека даже правда казалась ложью. Доверять она ему никак не могла.
На третьей встрече Паша, осмелев, высказала ему свое отношение к войне, грабежам, невыносимым людзнакомым и оздоравливающим. Чувствуя ее постоянное недоверие, он однажды сказал ей, чтоб она не боялась его гестаповского мундира. Герберт предложил Паше послушать... радио.
- Радио? - Паша удивилась.
- У меня дома.
Неужели он предлагает без всякой затаенной мысли?
- Для вас разве не опасно, если чужой человек послушает радио в вашей комнате?
- А разве вы не опасаетесь знакомства с сотрудником гестапо? Наверняка вам этого не простят! - отпарировал Герберт.
Паша шла с Гербертом и чувствовала такую тяжесть во всем теле, будто на ногах были пудовые гири. Вернуться? Но теперь поздно, не надо было соглашаться...
Зашли в хорошо обставленную комнату. Герберт извинился за беспорядок в ней, хотя обычного холостяцкого беспорядка и не было. Включил приемник. Из репродуктора полилась музыка. А потом... раздался голос Москвы. Сильный баритон передавал сводку Совинформбюро.