- Шумно, однако, "духи" отметили твой приезд, - глухо, сквозь зубы пошутил командир десантно-штурмовой группы майор Макаров, когда Владимир доложил ему о прибытии на должность его заместителя по политчасти, - это просто счастье твое, что духовские снаряды немного в сторону легли.
Владимир и сам понимал, что он сегодня родился второй раз. А еще, кошмарное дыхание смерти с первых минут пребывания на афганской земле, заставило его взглянуть на жизнь по-новому. Теперь уже и он мог с обжигающей сердце болью сказать: да, война – это очень страшно.
Уже через несколько дней после прибытия на афганскую землю, Владимир принимал участие в боевой операции. Поднявшись высоко в горы и блокировав вытянувшийся вдоль небольшой речушки, кишлак, где, по данным разведки укрывалась группа моджахедов, он в составе группы пограничников ждал команды к дальнейшим действиям. И в этот момент откуда-то издалека сначала послышался приближающийся клокочущий гул, а затем над ним с грохотом пролетело звено боевых вертолетов. Развернувшись в нескольких сотнях метров от кишлака, они легли на боевой курс и тут же огненно-дымные стрелы НУРСов понеслись в его сторону. Потом был второй боевой заход, потом третий…
- Там же ведь старики, женщины, дети… - произнес он тогда сдавленным голосом, обращаясь не то к себе, не то к стоящим рядом с ним офицерам, но его слова утонули в безмолвном молчании. Нет, глядя на то, как клокочущими всполохами рвется там земля, и как выскакивают из кишлака, ища спасения, обезумевшие от страха люди, он, осознавая их обреченность, не рвал свое сердце и не бился в истерике - не мог он, офицер, показывать свою душевную слабость перед другими офицерами и подчиненными. Но нежелание разбираться, где враги, а где простые крестьяне с их семьями, женами и детьми, потрясло тогда Владимира. Он смотрел на происходящее и не мог поверить своим глазам.
А, когда плотная завеса дыма и пыли над тем местом, куда был нанесен массированный авиаудар, развеялась и десантно-штурмовая группа вошла в то, что раньше называлось кишлаком, Владимир застыл в ужасе: ощущение нереальности было таким, что ему стало трудно дышать. Метрах в двадцати от него, у обвалившейся стены, лежал присыпанный опаленной каменной крошкой старик, из его груди торчал окровавленный обломок ребра, запрокинув свою седую голову, он пускал изо рта кровавую пену и бился в агонии. Тут же рядом с ним лежала девочка лет десяти, из ее разорванного живота, вывалившись на землю, валялось синюшно-кровавое месиво. А вдали, среди искореженных стен, языков пламени, черных скелетов обуглившихся деревьев, пепла и бесформенных комков обгорелого человеческого мяса, с отрешенным взглядом бродила молодая женщина с оторванной по локоть рукой, из ее раны, словно из крана, хлестала кровь. В неподвижном жарком воздухе над руинами разгромленного кишлака висел удушливый смрад тротила, гари, крови и фекалий, а тишину то и дело разрывали доносившиеся откуда-то из развалин глухие вопли искалеченных бомбежкой, людей. И странным было даже то, что в этом аду кто-то еще оставался жив.
…Благополучно проехав километров двенадцать по пустыне, они выбрались на разбитую до предела грунтовую дорогу. На ее поверхности то и дело бросались в глаза воронки от фугасов и мин, а на обочине валялись черные от копоти искореженные автомашины. Слева, метрах в десяти от дороги высилась покрытая клочками иссушенной зноем травы гора, вдали, на ее склонах паслась большая отара овец, и несколько пастухов с длинными палками в руках лениво передвигались вместе с нею. А справа, метрах в тридцати от дороги, врезавшись под крутым откосом в землю, катила свои воды почти красного цвета от глины мутная река, она местами круто изгибалась и, поблескивая на солнце, исчезала в скалистых горах.
Несмотря на то, что возможность подорваться на мине или попасть в засаду на этом участке дороги всегда была предельно реальной, Владимир, уже неоднократно проезжавший по этому участку дороги, еще никогда ранее не испытывал такого острого ощущения приближающейся опасности, как сейчас. Он пытался гнать от себя нехорошие предчувствия, но его сердце бешено колотилось, а какое-то внутренне напряжение и щемящий звон тревоги в душе настойчиво подсказывали ему, что сегодня с ним может случиться что-то страшное.
Беспокойно заворочавшись на сиденье, Владимир, обращаясь к водителю с напряженной тревогой в голосе, приказал:
- Езжай точно по колее впереди идущей БМП и старайся держаться от нее подальше!
Ефрейтор Суров, тоже ощутив нарастающую в душе опасность, сбавив скорость и вцепившись напряженно-сосредоточенным взглядом в дорогу, стремился повторять буквально все зигзаги впереди идущей машины, а его гимнастерка на спине стала буквально мокрой от пота.
Нервное напряжение нарастало с каждой минутой.
Достав из кармана измятую пачку сигарет "Памир", Владимир, открыв окно, закурил. Но за кабиной дул боковой порывистый ветер, ему в лицо то и дело швыряло песком, и он, тут же ощутив неприятный скрип песка на зубах, плюнув в окно и швырнув туда же свой окурок, вновь торопливо поднял стекло. Потянувшись рукой к фляге, он открыл ее и, сделав несколько глотков теплой, воняющей хлоркой, воды, пытаясь унять свое напряжение, скривившись, громко проронил:
- Эх, холодной минералочки бы сейчас…
- Да, минералочка – это хорошо… - не отрывая своего напряженного взгляда от дороги, отозвался Суров, и тут же со злой веселостью в голосе, он добавил: - а еще лучше было бы сейчас чего-нибудь успокоительного хлебнуть.
Владимир не ответил. Некоторое время в кабине вновь висело напряженное молчание.
- Товарищ старший лейтенант, - тоже пытаясь унять свое волнение с помощью разговора, обратился Суров к офицеру, заговорив с ним о наболевшем, - Вы не слышали, когда нас на дембель собираются отправлять?
- Почему же не слышал, - Владимир натянуто улыбнулся, - слышал: как только, так сразу…
- Ну, это понятно, - тоже нервно улыбнувшись, протянул ефрейтор. – А если точнее?..
- А если точнее, то ты и сам прекрасно знаешь, что пока замену вам не пришлют, о вашем дембеле не может быть и речи.
- Знать-то я знаю, - скривившись, протянул Суров, - только домой уже ужас как хочется… Я на эти афганские горы уже спокойно смотреть не могу.
- А ты и не смотри. Вон, - Владимир взглядом указал солдату на дорогу, - смотри лучше под колеса – живее будешь…
- Да уж хотелось бы до дембеля дожить… - Зло усмехнувшись, Суров сквозь стиснутые зубы, продолжил. - За год, что я тут выполняя интернациональный "долг", помогал духам коммунизм строить, я уже двенадцать пацанов домой в цинке отправил… А ради чего они тут жизни свои отдали, а, товарищ старший лейтенант? Неужели кто-то и впрямь надеется на то, что в этой нищей феодальной стране можно что-то построить?
Около минуты Владимир сидел молча, силясь что-то ответить, но ничего стоящего на ум ему не приходило. Наконец, поморщившись, он неопределенно произнес:
- Ну, раз помогаем, значит, кто-то на это надеется…
- А вы, товарищ старший лейтенант, как сами считаете? – оторвав взгляд от дороги, Суров в ожидании ответа с интересом посмотрел Владимиру в лицо.
- А я, Суров, офицер и коммунист, поэтому я обязан думать так, как мне это приказывает наша партия и правительство.
- Понятно, - после напряженной работы мысли, ехидно хмыкнул ефрейтор, - "Демократический централизм!"…
- Вот именно, Суров, - улыбнулся в ответ Владимир, удивившись при этом глубоким познаниям солдата в области партийного и комсомольского строительства.
Будучи заместителем командира ДШМГ** по политчасти, он, конечно же, не мог себе позволить ответить солдату иначе: он должен был говорить ему о долге, о чести, о Родине, хотя сам, окунувшись в жестокую реальность афганской войны, уже давно стал понимать, что он здесь не Родину-мать защищает. И о так называемой интернациональной "помощи" в его идейной голове бередили точно такие же нехорошие мысли, что и у его подчиненного - ефрейтора Сурова.
А перемена в его сознании произошла тогда, когда он, насмотревшись на быт и нравы местного населения, стал осмысливать происходящее. Он ясно и отчетливо понял, что в этом чужом ему враждебном мире, где даже ребенок для него может быть опасен, - нет ни друзей, ни союзников. Каждый камень в горах, каждый дом в этой забытой богом стране представлял угрозу для его жизни. Нет, совсем не такой ему представлялась страна, которой он, ценой своей жизни должен был бы помочь построить социализм.
Некоторое время они ехали молча.
- Товарищ старший лейтенант, - отрывая офицера от своих мыслей, вновь заговорил Суров, покосившись глазами в его сторону, - а как вы думаете, стоит ли мне подругу о дембеле предупреждать? Может, мне лучше внезапно к ней нагрянуть, а?
- А ты что же, не доверяешь ей? – улыбнувшись, Владимир в упор посмотрел в лицо Сурову.
- Ну, вы же знаете поговорку, товарищ старший лейтенант: "Доверяй, но проверяй"… Вон Сане Чурикову подруга писала, что любит, он ее все "Зайкой" ласково называл, а неделю назад ему брат письмо прислал и сообщил, что она за кого-то замуж выходит… - Несколько мгновений ефрейтор молчал, затем, поморщившись, он со злостью в голосе, продолжил: - Теперь он этой гниде даже сказать не сможет то, что он о ней думал… А для нее Санина смерть, наверное, и к лучшему… А, товарищ старший лейтенант?
- Я не знаю, Суров… - не в силах подобрать подходящие слова для ответа, после небольшой паузы задумчиво отозвался Владимир. - Женщины - это такие непредсказуемые создания, что от них чего угодно ожидать можно…
В кабине вновь повисла молчаливая пауза, но наболевшая тема о Сане Чурикове теперь уже не хотела отпускать ефрейтора, и он, искоса взглянув в сторону офицера, вновь горячо заговорил:
- Представляете, товарищ старший лейтенант, Саня еще вчера, перед боевой операцией, нам всем говорил, что он везучий, что ему еще в детстве какая-то цыганка сказала, что он будет жить долго и счастливо… Он искренне верил, что его здесь ни за что не убьют… Представляете, товарищ старший лейтенант, - пытаясь сглотнуть ком в горле, Суров нервным взглядом вновь посмотрел офицеру в лицо, - Саня вчера еще разговаривал со мной и смеялся, а сегодня…
Договорить ефрейтор не успел.
Как только БМП сравнялась с выпасавшейся на склоне горы отарой коз и овец, из-под ее днища вырвался столб яркого огня, и машина, словно спичечный коробок, подлетев в воздух и заваливаясь на бок, гулко ухнула. Тут же из люков машины взметнулся столб яркого пламени и повалил густой черный дым.
В ту же секунду из-под широких одежд мирно пасущих на склоне горы скот пастухов появились автоматы, и, сначала метрах в десяти, прямо перед их машиной, заплясали фонтанчики пыли, а потом что-то громкими металлическими шлепками ударилось в кабину.
- Ох, еб…! – невольно вжавшись в сиденье, истошно закричал ефрейтор Суров.
Внутри у Владимира тоже от страха похолодело. "Засада!", - пронеслось у него в голове.
- Останови машину! – тут же закричал он Сурову, лихорадочно соображая, как ему действовать в сложившейся обстановке. Останавливаться и вступать в бой с "духами" на открытой местности, конечно же, было нельзя, но и движение вперед было невозможно: слева – гора, справа – глубокий обрыв и река, а спереди - взорванная БМП перекрыла собой дорогу.
Суров, выкатив от страха глаза, матерясь и отчаянно давя ногой на педаль тормоза, пытался остановить машину, но она все еще неудержимо двигалась вперед, а пули беспрерывно колотились по кабине, даже на мгновение не давая Владимиру возможности передохнуть от страха надвигающейся смерти и оглядеться.
Вдруг со стороны водителя, разлетаясь кровавыми брызгами по кабине, громко хлопнуло стекло. Суров, схватившись руками за голову, истошно закричал от боли, а машина, потеряв управление, страшно подпрыгивая на ухабах, обреченно покатилась к обрыву. В панической горячности Владимир схватился за дверную ручку и, вываливаясь из кабины, закричал:
- Всем из машины!
Больно ударившись при падении автоматом, Владимир покатился по каменистому склону обочины дороги, и тут вдруг у него за спиной громко рвануло. Подхватив словно пушинку, Владимира отбросило воздушной волной еще дальше, и, вдыхая на лету удушливый бензиновый жар, он успел подумать: "попало в бензобак".
Упав плашмя на землю, он тут же услышал, как в метре от него что-то громко плюхнулось. Бросив быстрый взгляд на упавшее рядом, Владимира замутило: это была голова и одетая в военную гимнастерку часть туловища рядового Сергиенко, ехавшего в кузове. Его застывшие стеклянные глаза на изуродованном болью лице были открыты.
С ужасом отшатнувшись в сторону, Владимир вскочил на ноги и суматошными перебежками, стараясь найти укрытие, бросился к обрыву. Но через мгновенье прозвучавшие сзади выстрелы и просвистевшие рядом с ним пули заставили его упасть на землю. Перекатившись по земле и остановившись у небольшого бугорка, Владимир бросил быстрый взгляд туда, откуда был слышен треск автоматных очередей, и сквозь полыхающий огонь и черный дым, исходивший от лежащей вверх колесами машины, он разглядел спускавшихся к нему по сопке людей. Их было пятеро, они стреляли в него на ходу. Пули свистели над головой, ударялись в землю рядом, и Владимир понял, что он тоже должен стрелять в них, что он должен этих людей убить.
Сердце колотилось, в голове звенело. Не чувствуя рук, он сдернул предохранительную скобу автомата до упора вниз, оттянул затвор, и указательный палец лег на курок. Тут же сухим плевком вылетели из автомата две пули и, впереди бегущая неуклюжая фигура, подминая под себя оружие, с разгону ткнулась головой в землю. Прицелившись, Владимир выстрелил в другого душмана, который, что-то по-своему крича, держал перед собой плюющийся огнем автомат. Тот тоже ткнулся лицом в камни и замер. Остальные трое, пытаясь рассредоточиться, стали разбегаться по сторонам, но прежде, чем они успели спрятаться за камнями, Владимир успел сделать еще одну короткую очередь, и еще один душман, споткнувшись, упал.
Что, не ожидали?.. - сквозь зубы процедил Владимир.
Пытаясь оценить обстановку, он бросил мгновенный взгляд вокруг себя, и то, что он увидел справа, заставило его содрогнуться: вниз по косогору, пытаясь зайти к нему с тыла, бежало человек десять.
"Хотят взять живьем!" - с обжигающим сердце страхом тут же пронеслось в голове.
В его памяти были еще совсем свежи события вчерашнего дня. Тогда, преследуя бандгруппу, которая скрытно пыталась совершить нападение на колонну с войсками, двигавшуюся из СССР в направлении города Файзабад, ДШМГ в течение часа вела с ней бой, а когда он прекратился, и личный состав стал прочесывать кишлак, в котором укрылись оставшиеся в живых душманы, за дувалом одного из домов, в луже с нечистотами, были обнаружены два трупа. По спущенным армейским брюкам и валяющимся рядом с ними гимнастеркам, было видно, что это - советские солдаты. Их половые органы были отрезаны, а содранная с пояса до шеи кожа, обнажив внутренности и белеющие ребра, была собрана бантиком над их головами и связана веревкой. По трупам, наслаждаясь пиршеством, омерзительно переливаясь ярко-сине-зеленным цветом, ползали жирные, пропитанные трупным ядом, мухи.
После увиденного ощущение ужаса долго не покидало Владимира. Не в силах заснуть, перед его глазами почти всю ночь стояли изуродованные тела солдат, и сейчас, с особой остротой осознавая опасность оказаться в плену, он, ища спасение, еще раз бросил оценивающий взгляд по сторонам. Справа и слева вдоль дороги валялись только небольшие булыжники, скатившиеся с горы, а метрах в двадцати пяти слева от себя Владимир увидел торчащий из земли огромный камень, там, укрывшись за ним, у него могла бы быть возможность держать под прицелом спрятавшихся за камнями на сопке слева и двигающихся в его направлении вдоль обрыва справа душманов. Он понимал, что бежать к тому камню по открытой местности равносильно самоубийству, но, не поменяв эту позицию, шансов уцелеть или не попасть в плен у него оставалось еще меньше. Не раздумывая, он решительно вскочил на ноги и стремительным броском, огрызаясь огнем на ходу, метнулся к камню. Тут же, высекая на каменистой земле искры, перед его ногами ударили пули.
"Только не плен… только не плен…", - не обращая на это внимания, пульсировала в его голове единственная мысль.
Достигнув цели, Владимир с разгону шмякнулся на землю, и тут же, высунувшись из-за камня, взял под прицел одного из душманов, бежавших к нему справа. Выстрелы прозвучали, когда дух был уже совсем рядом, метрах в пятнадцати от Владимира. Он видел, как на бородатом, искаженном свирепой яростью лице афганца, вдруг застыла гримаса смерти. Нелепо взмахнув руками, он плашмя упал на землю. Остальные духи, отставшие от первого афганца метров на десять, рассыпавшись, залегли. Тут же перекрестный шквал огня обрушился на Владимира. Пули, ударяясь о камень, с отвратительным визгом отлетали в стороны, разбрасывая вокруг него крошку и пыль.
Уткнувшись лицом в землю и сжавшись, Владимир лихорадочно пытался сообразить, что делать. Не ко времени, в его голове то и дело проносились образы жены, сына, дочери… А пули, оставляя на камне белые отметины, все продолжали остервенело стучать по его укрытию, вспахивать рядом с ним землю и, брызгая крошкой, с рикошетным стоном отлетали в разные стороны буквально в сантиметре от его головы.
В какой-то момент шею что-то больно обожгло. В горячности не обращая на это внимания, он, смахнув с шеи боль рукой, заставил себя выглянуть из-за камня. Правее, метрах в тридцати от него, под прикрытием огня несколько "духов" бежали к нему, вновь желая взять его живьем.
Вскинув автомат, Владимир, пытаясь произвести, доведенную до автоматизма короткую очередь в два патрона, вдруг услышал одиночный выстрел, один из духов упал, сраженный наповал, а вместе с этим в его голове пролетела устрашающая мысль о том, что в магазине закончились патроны. Духи были уже совсем рядом, времени на замену магазина у него не было, и он, в горячности выхватив из кобуры свой пистолет, стал стрелять из него в быстро приближающихся к нему душманов.
Задыхаясь от ненависти, он вслух считал каждый выстрел: "Раз,… два,… три"… Последняя, восьмая пуля, должна была быть для него. И он уже готовился к смерти, как вдруг откуда-то издалека донесся приближающийся гул.
"Это БМП", - мелькнула в голове Владимира радостная мысль.
Услышали звук приближающейся боевой машины и духи. Что-то громко закричав, они сначала кинулись назад, затем, отходя и отстреливаясь на ходу, стали торопливо подниматься по склону горы вверх. А Владимир, заменив в автомате пустой магазин на полный, выскочил из своего укрытия и, дрожа от накопившейся в душе ярости, продолжал неистово стрелять им вдогонку: его автомат, глухо стуча, очередь за очередью выбрасывал из себя смертельный груз. Он видел, как выронив из рук автомат, покатился по склону горы вниз один душман, за ним, всплеснув руками, покатился второй, потом третий…