Владимир не раз вспоминал майора Барцева, покончившего с собой именно из-за таких "пограничников", как Асхаков и Кутеев. Владимир знал майора Барцева по совместной службе, как сильного, волевого и перспективного офицера. Закончив военную академию имени Фрунзе, он, успешно поработав сначала заместителем начальника штаба части, был назначен начальником штаба в другую часть, и там, после побега за границу такого же ублюдка, как и Кутеев, он лишил себя жизни, не выдержав, видимо, такой же жесточайшей моральной экзекуции, что и лейтенант Есипенко. Владимир не раз ловил себя на мысли: может этот офицер и смог лишить себя жизни потому, что был сильным и волевым человеком? Как же это надо было его достать, что бы он таким страшным для себя поступком сказал: "Да пошли вы все!!!.."
1996 год.
СОВЕТСКИЙ СИНДРОМ
рассказ
Сон не приходил. С трудом оторвав отяжелевшую голову от подушки, Ильгиз посмотрел на часы: стрелки на них показывали три часа и двенадцать минут. Вытряхнув из флакона несколько таблеток снотворного, он бросил их в рот и вновь уткнулся лицом в подушку. Хотелось наконец-то уснуть, забыться, вычеркнуть из памяти копошившиеся в голове мысли, но ему это не удавалось – прошел уже почти год после случившегося, но нестерпимая душевная боль не хотела отпускать его. Перед глазами то и дело выплывал горящий факел падающего вертолета, глаза погибших его друзей, визг пуль, высекающих искры у его ног, мерцание бешено вращающегося винта рядом... Он изо всей силы пытался отгородиться от этого, заставить себя думать о чем-нибудь другом, но осколки воспоминаний того рокового дня, словно молнии, метались в сознании, мучили его. А еще в его сознании постоянно всплывал недавний разговор с заместителем начальника Пограничных войск СССР по авиации генералом Волховым.
- Да, – выслушав причину обращения к нему капитана Шимаева, назидательным тоном говорил генерал, - командование Пограничных войск отклонило ходатайство твоей бывшей части о награждении тебя орденами "Ленина" и "За службу Родине в Вооруженных силах", но ведь в жизни не это главное, капитан,… мы же служим Родине не из-за наград, так ведь?
- Родине мы, конечно-же служим не из-за наград, но, отклонив представление о награждении меня орденами, командование войск косвенно или специально делает меня виновным в смерти моих боевых товарищей. Мои сослуживцы смотрят на меня как на труса, а близкие погибших моих товарищей считают меня виновным в их смерти. Меня постоянно спрашивают, почему члены моего экипажа погибли, а я жив? Почему члены моего экипажа посмертно получили высокие правительственные награды, а я нет? Раз командование войск решило меня не награждать, считают они, значит, я этого не заслуживаю,… значит, я в чем-то виновен…
- Ну, что я могу тебе сказать?.. - запнувшись, генерал некоторое время в раздумье сидел молча, не поднимая глаз с лежащих на его столе документов. - Когда у командира гибнут его подчиненные, значит, этот командир чего-то не предусмотрел в своих действиях, чего-то не доделал, не принял каких-то необходимых мер для спасения своих подчиненных, а значит, что он в чем-то виновен, так уж у нас принято считать – ты же знаешь об этом.
- Знаю, но что я сделал не так?.. Если я в чем-то и виновен, товарищ генерал, так это только в том, что за почти семь лет войны в Афганистане привык к тому, что меня могут в любую минуту сбить, и в том, что я для успешного выполнения поставленных передо мной боевых задач привык рисковать своей, а значит, и чужими жизнями. И из горящего вертолета я выпрыгнул только тогда, когда до земли оставалось совсем ничего… Или, товарищ генерал, я не должен был пытаться спастись, а погибнуть вместе со всеми?
- Все это лирика, капитан… - генерал, поморщившись, встал и заходил по кабинету. – Ситуация была действительно сложной, и тебя никто не упрекает за то, что ты спасся. Просто начальник Пограничных войск генерал армии Матросов считает, что командир, у которого погибли его подчиненные, не заслуживает наград, он не подписал ни одного наградного листа на офицеров, у которых погибли их подчиненные*.
- Но ведь это же не справедливо!..
- Справедливо или нет - не нам судить. А для тебя, капитан, лучше всяческих наград является твоя жизнь, так что успокойся, живи и радуйся этой жизни.
- Лучше бы я тогда погиб, - потупившись, подавленным голосом произнес в ответ Ильгиз.
После этого тягостного разговора Ильгиз, не в силах больше терпеть разрывающую душу боль, несколько раз ловил себя на мысли, что лучшим выходом и для него и для тех, кто считает его виновным в смерти членов его экипажа - застрелиться. И сейчас эта страшная мысль, словно удар током, вновь пронзила все его тело. В этом мгновенном, как яркая вспышка, движении мысли Ильгиз порывисто вскочил с кровати и в бешенстве заметался по комнате, его нервы не выдерживали, тягостное чувство досады, беспомощности и несправедливой обиды продолжало накапливаться болью в сердце и требовало какого-то выхода. И кто знает, чем бы эта вспышка душевной боли закончилась, окажись в ту минуту под рукой пистолет…
Спустя минуту остановившись посреди комнаты, он, обхватив руками голову, громко застонал, затем, не в силах смириться с фактом чудовищной несправедливости, он торопливо подошел к столу, достал из планшета чистый лист бумаги, ручку и нервным почерком начал писать очередное письмо, на этот раз - председателю КГБ СССР Чебрикову:
"Товарищ генерал армии!
Я летчик Пограничных войск, капитан Шимаев И.К., вынужден обратиться к Вам в связи с тем, что со мной поступили не справедливо.
Я воевал в Афганистане честно. Я осуществил более 2500 боевых вылетов и 10 раз приходил на аэродром с боевыми повреждениями. Дважды в воздухе у моего вертолета отказывали двигатели, несколько раз я в полете уходил от пуска ракет. Я несчетное количество раз вылетал на нанесение ракетно-бомбовых ударов и более 40 раз участвовал в различных боевых операциях. За последний вылет я был представлен к награждению орденом Ленина, а до этого случая был представлен к награждению орденом "За службу Родине в Вооруженных силах" 3 степени и медалью "За боевые заслуги", но награды я не получил. Награжден орденом "Красной звезды" и медалями "За отвагу" и "За отличие в охране Государственной границы СССР". Имею ранения: контузию, черепно-мозговую травму, осколочное ранение лица…
***
В середине января 1989 года, когда уже последние подразделения 40 армии покидали территорию Афганистана, а до окончания десятилетней Афганской войны оставались считанные дни, для Пограничных войск КГБ СССР, ответственных за обеспечение безопасного вывода Советских войск из Афганистана, война продолжалась. По-прежнему пограничники несли боевые потери и по-прежнему в небе Афганистана сбивались советские пограничные вертолеты.
В один из таких зимних дней, взлетев с приграничного аэродрома "Пяндж", два вертолета Пограничных войск "Ми-8" - "Охотник", со спецаппаратурой, предназначенной для пеленгации мест нахождения группировок моджахедов, пересекли Государственную границу с Афганистаном и взяли курс в направлении города Ханабад. Там, между этим полностью заблокированным мятежными войсками городом и городом Кундуз, существовала серьезная угроза вооруженного нападения на выводимые из Афганистана советские войска.
На командирском кресле ведущего вертолета, с бортовым номером 86 сидел капитан Шимаев - высокий стройный офицер с худощавым, открытым, но усталым лицом, а за ним, строго соблюдая дистанцию, летел вертолет с командиром экипажа капитаном Поповым.
Для экипажей этих вертолетов задача была не новой: за два последних дня это уже был их третий вылет в тот район боевых действий с целью определения мест дислокации вражеских вооруженных формирований.
Вчера, перед вылетом, экипажам было указано, в целях безопасности ближе, чем на три километра к "зеленой зоне" не подходить – оттуда могла исходить угроза вертолетам: там, среди кишлаков и густых зарослей могли укрываться крупнокалиберные пулеметы и зенитные ракетные комплексы. Но летая на быстро несущемся вертолете на сверхмалой, недосягаемой для "Стингеров" высоте – всего лишь в пятнадцати метрах от земли и на значительном удалении от возможного нахождения мест дислокации моджахедов, трем операторам, работавшим в грузовой кабине вертолета, запеленговать места дислокаций вражеских формирований не удавалось. Безрезультатно отработав в воздухе более часа, операторы пришли тогда к выводу, что, летая на том удалении от возможных мест базирования моджахедов и на той высоте, которая была им указана перед вылетом, можно летать долго и не выполнить даже малой части той боевой задачи, которая была им поставлена.
- Может, нам стоит попробовать подойти к кишлакам поближе и ориентироваться относительно их расположения? – вопросительным взглядом посмотрев на Ильгиза, спросил правый летчик-штурман старший лейтенант Боташев, - мы уже половину топлива сожгли, и все впустую...
Капитан Шимаев, всегда ответственно относящийся к поставленным перед ним боевым задачам, знал, что нарушать приказ относительно режима полета он не имеет права, но он понимал и другое: война требует от ее участников активных действий, и ему, что бы успешно выполнить поставленную боевую задачу, тем более с оставшимся в вертолете топливом, уже нужно рисковать.
И отважный летчик, за шесть с половиной лет войны в афганском небе уже привыкший принимать опасные для себя и для жизни своего экипажа решения, подавив сопротивление рассудка, принял предложение своего боевого друга.
Доложив на аэродром о своем решении изменить тактику полета, его вертолет, а за ним и вертолет капитана Попова, тут же развернулись в сторону кишлаков. И, только тогда, когда вертолеты подошли к ним на удаление от ста до трехсот метров, при этом полностью подставив себя под удар не только ракет "Стингер", но и обычного стрелкового оружия, положительные результаты дали о себе знать: вчера на том участке его экипажем были запеленгованы две бандгруппы, которые тут же были уничтожены с помощью артустановок "Град". Сегодня с утра, вновь, пробаражировав в воздухе более двух с половиной часов, операторами, работавшими в грузовом отсеке вертолета, были обнаружены еще четыре бандгруппы. Но по количеству постоянно работавших в эфире радиостанций было ясно, что незапеленгованной остается еще одна группировка, которая действует под позывным "Марказ – 22". Переводчиком, старшим бортовым механиком-оператором Зенбулатовым было так же отмечено, что по командам и распоряжениям, исходящим от этой радиостанции, можно сделать вывод о том, что под этим позывным работает руководитель моджахедов.
Вернувшись на аэродром, капитан Шимаев доложил о результатах разведки начальнику разведотдела пограничного отряда, и тут же от него поступил новый приказ: "Заправить вертолеты и вновь вылететь в направлении города Ханабад. Задача: найти и запеленговать ту, последнюю, вражескую группировку в этом районе".
…Летели они высоко в небе, а под ними, словно прорывая одеяло из сплошной пелены облаков, высились освещенные безмерным солнечным светом снежные, переливающиеся всеми цветами радуги, вершины гор. Красота была неимоверная, но Ильгизу было не до любования красотами афганской природы – напряжение накапливалось.
Он отчетливо понимал, что этот боевой вылет будет гораздо сложнее прежних, что два вертолета, которые в течение двух дней продолжительное время летали по одному и тому же маршруту и в непосредственной близости от мест дислокации вражеских группировок, не могли остаться незамеченными. А после нанесения по базам моджахедов мощного артиллерийского удара желание сбить эти беспрерывно летающие над их головами вертолеты, у них возрастало многократно. "А раз так, - анализируя ситуацию, думал капитан, - моджахеды наверняка подтянут к тому месту, где мы постоянно летаем, расчеты с переносными зенитными комплексами".
Перед вылетом капитан Шимаев сообщил о своих опасениях начальнику разведотдела пограничного отряда.
- Товарищ подполковник, - обратился он тогда к нему, после того, как выслушал приказ о необходимости вновь вылететь в район боевых действий, - наши вертолеты, несколько дней часами летавшие над позициями моджахедов, наверняка уже привлекли внимание к себе… А после того, как там поработали наши установки "Град", нас там уж точно будут ждать, а мишень мы хорошая…
- Риск быть сбитым на войне всегда существовала и существует сейчас, что же теперь, товарищ капитан, прекратить летать?
- Я не сказал этого, товарищ подполковник, но я чувствую, что нас сегодня собьют.
- Что?! - оторвавшись от карты, раскинутой на столе, подполковник жестким взглядом в упор посмотрел Ильгизу в глаза. - В том районе, товарищ капитан, выводятся наши войска и существует реальная угроза нападения на них той группировкой, которую вам не удалось запеленговать и уничтожить. Я вам приказываю немедленно вылететь в указанный мною район.
- Есть! – приложив руку к шлемофону, ответил капитан и вышел из кабинета.
На протяжении всей войны в Афганистане, Ильгиз почему-то был уверен в том, что его не убьют. Он приходил с боевого задания с десятками пробоин в борту вертолета, но у летчиков его экипажа не было тогда даже царапин на теле. Несколько раз отказывали в полете двигатели, но его вертолет невероятнейшим образом благополучно приземлялся. Много раз он был на краю гибели, но всякий раз беда обходила его стороной. А в какой-то момент Ильгиз вдруг стал ощущать, как внутренний голос сердца стал предупреждать его о предстоящих опасностях, и его предвидение страшных событий несколько раз поразительнейшим образом сбывались. Так было, когда ему в течение нескольких ночей снился переворачивающийся в воздухе вертолет, а потом это вдруг случилось с вертолетом капитана Кулешова. Так было, когда он, еще будучи правым пилотом-штурманом, несколько раз безошибочно предупреждал своего командира о том, что их вертолет будет обстрелян духами. Интуиция его никогда не подводила. И сейчас какой-то таинственный внутренний голос вновь со всей силой кричал ему об опасности, мучил его душу, окутывая все его существо внезапным и неведомым чувством тревоги.
А спустя несколько минут после жесткого разговора с начальником разведотдела Ильгиз, подходя к своему вертолету, увидел то, что заставило его еще раз задуматься о целесообразности отмены полета: весь его экипаж, еще не зная о полученном приказе, вновь вылететь на боевое задание, нарушая бытующее у летчиков поверье - не фотографироваться перед вылетом, чтобы не накликать на себя беду, - оживленно снимался на фоне своего вертолета.
Высказав все, что он думает по этому поводу членам своего экипажа, капитан тут же сообщил о своем нехорошем предчувствии командиру эскадрильи. Тот в ответ лишь улыбнулся и ободряющим голосом произнес:
- Не обращай на это внимание, Ильгиз, надо лететь… Это последний раз - завтра для тебя война закончится.
Внутреннее напряженнее не спадало, но Ильгиз не мог настаивать на отмене полета, лишь, предчувствуя близкую беду, он распорядился всем членам своего экипажа и экипажу капитана Попова, пристегнуть до этого не используемые в полетах парашюты.
…Через сорок минут вертолеты прибыли в район боевых действий.
Сообщив своему экипажу по переговорному устройству и внешней связи своему ведомому о прибытии к месту работы, капитан Шимаев тут же положил свой вертолет в крутой разворот со снижением и, спустя мгновение, пробив светло-серую пелену, его винтокрылая машина оказалась под нижней кромкой облаков.
Оценивая обстановку, капитан сосредоточенно огляделся: вдали, прямо по курсу, прорисовывалась извилистая дорога, по ней должны были пройти колонны выводимых войск, внизу, между гор распласталась покрытая жухлой травой холмистая равнина с глинобитными домиками и тонкой светло-голубой ленточкой извивающейся реки. А к "зеленному массиву" протянувшемуся немного правее, со стороны одиноко возвышавшейся горы севернее Ханабада, тянулась несплошная облачность. Именно в том районе среди густых зарослей и вытянувшихся вдоль реки кишлаков вчера и сегодня утром были запеленгованы шесть радиостанций, именно там ему нужно было искать и последнюю, работавшую под позывным "Марказ - 22", радиостанцию.
Все взвесив, командир звена, учитывая опыт недавних полетов над этим районом, принял решение: укрываясь за облаками, протянувшимися на высоте примерно восемьсот метров от поверхности земли, приблизиться к "зеленой зоне" и оттуда попытаться определить место дислокации той, последней базы моджахедов, из-за которой они, рискуя быть сбитыми, вынуждены уже в третий раз прибыть сюда - в опасный район боевых действий.
Отрапортовав своему командиру на аэродроме о своем решении, Ильгиз тут же приступил к поиску вражеской группировки.
Спрятавшись в облаках, вертолеты сделали несколько заходов вдоль "зеленной зоны", но замаскированные и направленные в небо ракеты и крупнокалиберные пулеметы моджахедов, к счастью, пока молчали. Несколько раз Ильгизу на глаза попадалось то, что еще вчера, до работы артустановок "Град", называлось кишлаками. Там, среди развалин, обгорелых деревьев и дыма, словно букашки, бродили люди.
Наконец, в районе кишлака Аулиачашма, радостный возглас внимательно слушавшего эфир старшего бортового механика-оператора прапорщика Калиниченко возвестил о том, что пеленг радиостанции "Марказ - 22" осуществлен.
- Отлично сработано! – тут же отозвался старший воздушный оператор старший лейтенант Домогаров, обводя довольным взглядом своих товарищей.
Услышав в наушниках о пеленге неуловимой радиостанции, члены экипажа, находившиеся в пилотской кабине, тоже радостно переглянулись – приказ командования был выполнен, и теперь им можно было возвращаться на базу.
Доложив на аэродром о результатах разведки, капитан Шимаев тут же по рации передал свое решение о возвращении вертолетов и начал выполнять разворот на обратный курс. Казалось, уже ничто не помешает экипажам беспрепятственно вернуться домой, но страшное предчувствие капитана Шимаева и на этот раз его не обмануло: внизу, слушая гул вертолетов и направив в небо ракетный комплекс, духи терпеливо ждали, когда его вертолет, летевший в сплошной пелене, наконец-то выскочит в разрыв между кучевыми облаками. И это случилось…
Оказавшись в открытом пространстве и осознав смертельную опасность, капитан тут же, стараясь укрыться, направил свой вертолет в ближайшее облако, но несколько секунд неприкрытого полета стали роковыми для него и членов его экипажа: мощный взрыв, разрывая в клочья все, что находилось в грузовой кабине, с бешеной силой затряс вертолет. Тут же ворвавшаяся в кабину взрывная волна вырвала из его рук штурвал, разлетаясь мелкими стеклянными осколками по кабине, вылетели наружу передние окна и чудовищный удар в голову блистером, вылетевшего из двери пилотской кабины, заставил капитана схватиться за голову. От боли свет перед его глазами погас, но через мгновенье морозный зимний воздух, хлынувший потоком в кабину через образовавшийся спереди проем, заставил его очнуться. Несколько секунд он сидел, не соображая и тяжело дыша, глаза почти ничего не видели, уши словно залепило, лицо, иссеченное осколками стекла, горело огнем, а голова, сопровождаемая сильнейшим звоном в ушах, раскалывалась.