В первые дни нашего наступления бои за Крюково и другие населенные пункты носили особо ожесточенный характер. В районах Рождествено, Нефедьево, Снегири, Ленино враг сопротивлялся как обреченный: несколько раз переходил в контратаки, но они обходились ему дорого. Например, в боях за Крюково и Каменку фашисты потеряли только от огня артиллерии 54 танка, 77 автомашин, 7 бронемашин и 9 орудий. Огромный урон понесли они от огня нашей артиллерии в живой силе. В Нефедьево после наших огневых налетов было обнаружено более 1000 трупов вражеских солдат. В те дни особенно успешно действовали "катюши". Фашисты называли их "пушками смерти". В Лунево и Владычино огнем 523-го пушечного артиллерийского полка было уничтожено около 400 вражеских солдат, несколько минометных батарей, 2 орудия и 7 автомашин с боеприпасами. После того как "поработала" артиллерия, наши пехотные части овладели этими пунктами, почти не встретив сопротивления. В течение 6, 7 и 8 декабря наши войска сбили противника с занимаемых им рубежей, и он начал стремительный отход.
Под Москвой мы получили очень серьезный боевой опыт, который нам пригодился в будущих боях в период наступления с решительными целями.
В середине января 1942 года, в разгар наступления, произошло знаменательное событие: в нашу армию приехал секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкин. Он вручил правительственные награды многим командирам, политработникам и бойцам, в том числе и артиллеристам, отличившимся в боях под Москвой. Медаль "Золотая Звезда", орден Ленина и грамота о присвоении звания Героя Советского Союза были вручены младшему сержанту 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка П. Д. Стемасову, о котором я рассказал выше.
Артиллеристы Западного фронта, вдохновленные Коммунистической партией на героизм и самоотверженность, вместе с другими войсками отстояли Москву. Каждый знал, что, пока жив, обязан внести долю своих усилий в общее святое дело разгрома оккупантов.
У волжской твердыни
30 сентября 1942 Константин Константинович Рокоссовский был назначен командущим войсками Донского фронта. Ничего случайного не было в том, что через два дня я выехал к Волге в качестве начальника артиллерии Донского фронта.
Таким образом, мне пришлось непосредственно участвовать в исторической битве у волжской твердыни, где на артиллерию возлагались новые, более обширные по масштабу и характеру задачи.
На сталинградском направлении немецко-фашистское командование сосредоточило сильную ударную группировку в составе 6-й полевой и 4-й танковой армий. Их поддерживали крупные силы авиации и артиллерии. В августе сорок второго года к этим войскам присоединилась 8-я итальянская, а в сентябре - 4-я румынская армии. Эта группировка войск под командованием небезызвестного фон Паулюса насчитывала до 50 дивизий. До 9 августа бои шли на западном берегу Дона. С 13 сентября они развернулись непосредственно под Сталинградом и в самом городе и длились до середины ноября 1942 года. Упомянутым вражеским войскам, отчаянно рвавшимся к Волге, к жизненным центрам нашей страны, противостояли войска Сталинградского, Донского и Юго-Западного фронтов.
В те дни, когда фашисты рвались к Волге, 6 сентября 1942 года "Биржевая берлинская газета" писала:
"Поведение противника в бою не определяется никакими правилами. Советская система, создавшая стахановца, теперь создает красноармейца, который ожесточенно дерется даже в безвыходном положении. На том же исступлении построена советская военная промышленность, беспрестанно выпускающая невероятное количество вооружения. Русские почему-то сопротивляются, когда сопротивляться нет смысла. Для них война протекает как будто не на земле а в выдуманном мире".
Знаменательно, что "Биржевка" написала это после того, как немцам уже нанесли сокрушающий удар под Москвой. Ведь Гитлер и его пропагандисты кричали на весь мир: "Еще удар, и не будет России". Они утверждали, что все хозяйство нашей страны расстроено, промышленность уничтожена, живая сила иссякла и т. д. Все это, конечно, понятно: надо же было как-то оправдаться перед немецким народом и перед всем миром. Тогда-то фашистские пропагандисты и придумали байку, что мы воюем "не по правилам". Гитлеровцам очень хотелось, чтобы мы воевали по правилам, которые бы их устраивали. А мы воевали по правилам советского военного искусства, по законам советской военной науки. Придумал Геббельс байку и о том, что все в СССР - и труд и борьба - построено на исступлении, на фанатизме. И поэтому, мол, победа фашистской армии над Советской страной несколько задерживается.
Это было бессовестное вранье! Пониманию гитлеровцев не был доступен характер советского воина - человека нового социалистического общества. Под руководством родной партии он собственным трудом активно строил и укреплял свою Родину, и теперь, когда немецко-фашистские изверги топтали его землю, он бил врага по правилам военного искусства до полного его истребления. Победа или смерть - так стоял вопрос.
Вот что писалось в листовке, изданной Главным политическим управлением Красной Армии и хранящейся теперь в Музее революции в Москве:
"…Для немцев наши поля - "пространства". Для нас они - Родина.
Для немцев наши богатства - трофеи. Для нас они - наш пот, наша кровь, наша история.
Для немцев русские женщины - рабыни. Для нас они - наши жены, наша любовь, наша жизнь…" Для русского нет безвыходного положения. Сержант Иван Бобрик пробрался в подбитый немецкий танк, расположенный вблизи немецкого переднего края, и просидел там с телефонным аппаратом тринадцать суток. Он корректировал наш огонь. В танке сержант нашел пулеметное гнездо. Пулемета не было. Ночью Иван Бобрик вылез из машины, чтобы найти немецкий пулемет. Он его нашел, почистил, смазал, набрал патронов. На четырнадцатый день немцы обнаружили, где находится русский наблюдатель. Они двинулись на танк. Сержант их встретил сильным пулеметным огнем. Немцы начали обстреливать танк из орудий. Иван Бобрик выбрался из машины и вернулся в свое подразделение. Сержант четырнадцать дней был в труднейшем положении, но у него было мужество, и он нашел выход…
Несколько наших разведчиков отправились за "языком". Заместитель политрука Куникбаев увидел трех вражеских солдат. Он определил, кто из них командир. Двух гитлеровцев Куникбаев застрелил, а немца с петличками вытащил из дзота, притащил в свою часть.
Это - будни боя. Это то, о чем не пишут в сводках. Это повседневное мужество наших бойцов.
Война рождала тысячи и тысячи героев. Потрясающее впечатление произвел подвиг сержанта Николая Дмитриева, который, оставшись один у орудия, смело вступил в неравный бой с фашистскими танками.
У берегов Волги такие смелые подвиги стали обычными явлениями, наши бойцы ожесточились, научились всем своим существом ненавидеть фашистских захватчиков. В сочетании с подлинным боевым мастерством ненависть к врагу и великая любовь к своей Отчизне делали их подлинными чудо-богатырями, которые своей смелостью и дерзостью сеяли панику среди солдат и офицеров врага.
Вот на позиции стоит орудие. Командует им комсомолец старший сержант Александр Алеканцев. Расчет слажен, работает четко, как отрегулированный часовой механизм. Из-за холма выдвинулись вражеские танки. Они идут, развернувшись в боевой порядок, по всем правилам своей тактики, с немецкой педантичностью выдерживая положенные интервалы, ведя с ходу огонь из пулеметов и пушек. И вдруг этот стройный порядок дрогнул: загорелся ведущий танк. Проходит минута, другая - загорается еще один танк. А против всей вражеской стальной армады стоит лишь одно советское орудие. Кругом рвутся снаряды, падают люди, а оно стоит и стреляет, стреляет метко по целям. Заметались фашисты. Видно, нервничают: то пытаются зайти с фланга, то идти в лоб. Но всюду их настигает огонь орудия. Убит наводчик. Ранены другие номера расчета. Остался один старший сержант Александр Алеканцев, но восемь вражеских танков нашли свою гибель от меткого огня его орудия. Враг не прошел.
Тяжелый был бой. Очень тяжелый, а главное, слишком неравный. И победа осталась за нашим орудием, за советским воином.
А все ведь очень ясно: правило у каждого советского воина одно - видишь вражеский танк, бей, бей наверняка. Хочешь спасти Родину - убей врага. И артиллеристы плечом к плечу со всеми воинами били фашистов насмерть, наращивая свое сопротивление и силу наступления.
Не могу не рассказать о пятидесятилетнем наводчике орудия сержанте Березкине. В первой мировой войне он воевал против немцев и за доблесть был награжден тремя Георгиевскими крестами. В годы гражданской войны дрался против интервентов и белогвардейцев, защищая молодую Республику Советов. В боях за Сталинград он стал знатным наводчиком, наставником молодых солдат в батарее лейтенанта Царькова. Более сотни гитлеровцев и несколько пулеметов уничтожил своими меткими снарядами бывалый воин - сержант Березкин.
Советские воины всех возрастов, национальностей и боевых профессий - артиллеристы и пехотинцы, танкисты и летчики, саперы и связисты - бились против немецко-фашистских оккупантов по велению долга, по зову сердца.
Батарея, которой командовал старший лейтенант Павлов, в ходе оборонительных боев оказалась окруженной противником. Командир и его подчиненные воевали по закону верности Родине и по одному правилу - не сдаваться врагу, драться до последнего. И вот, маневрируя отдельными орудиями, прикрывая друг друга метким и интенсивным огнем, батарея наносила врагу невосполнимые потери. Два взвода вражеской пехоты нашли свою гибель от убийственного огня орудий батареи Павлова. Мужественные артиллеристы не только с успехом отбились от наседавшего врага и вышли из окружения без серьезных потерь, но захватили в плен четырех неприятельских солдат и офицеров.
Немецко-фашистское командование считало танки своим главным козырем и поэтому старалось использовать их как можно эффективнее. На отдельных участках фронта гитлеровцы применяли до тысячи и больше машин, но советская артиллерия и истребители танков, находившиеся в рядах пехотинцев, смело отражали их атаки.
Взять Сталинград фашистские захватчики так и не смогли.
Наши люди, воспитанные ленинской партией, стояли здесь, у волжской твердыни, как исполинский утес, явив миру образец стойкости, мужества и героизма.
Несмотря на величайшие трудности, вызванные вторжением в нашу страну гитлеровских захватчиков, партия и правительство неустанно заботились о том, чтобы снабдить войска всем необходимым. Характерно, что войска фронтов, действовавшие на сталинградском направлении, имели, например, значительно больше артиллерии, чем войска Западного фронта, оборонявшие осенью 1941 года Москву. Если перед началом оборонительного сражения под Москвой каждая общевойсковая армия имела в среднем около 590 орудий и минометов, то в начале обороны Сталинграда на каждую армию приходилось до 1070 орудий и минометов, то есть вдвое больше. К концу оборонительного сражения каждая армия, действовавшая на сталинградском направлении, имела в среднем 1100 орудий и минометов.
Стойкость сталинградцев враг пытался сломить жестокостью: он нещадно бомбил город, разрушая жилые дома, заводы, школы, культурные учреждения. Район города превратился в сплошной ад.
Учитывая беспрерывные бомбежки, нам пришлось отвести за Волгу почти всю крупнокалиберную артиллерию. В самом городе осталась преимущественно полковая и дивизионная артиллерия, способная вести огонь по живой силе и танкам. А отведенная за Волгу артиллерия наносила по врагу массированные удары в различных направлениях его наступления.
Так, например, мощная артиллерийская группа в 250 орудий крупных калибров под командованием генерала В. П. Дмитриева обстреливала войска противника, срывая асе его попытки взять город. И чтобы как-то оправдать свои неудачи при наступлении на Сталинград, немецко-фашистское командование распространило следующее сообщение: "У русских на восточном берегу Волги внезапно появилась масса тяжелой артиллерии". Вот тогда-то геббельсовская пропаганда вынуждена была заявить "об абсолютной неприступности волжской крепости", "о диком упорстве большевиков". Хотя и вынужденное, но это уже было признание реального факта.
По неофициальным данным, гитлеровское командование намеревалось взять Сталинград 25 июля, Саратов-10 августа, Куйбышев - 15 августа, Арзамас - 10 сентября, Баку - 25 сентября 1942 года. Но все эти бредовые планы рухнули. Их сорвала наша армия.
За битвой у Волги следил весь мир.
22 сентября 1942 года лондонский радиокомментатор заявил: "История Сталинграда является сейчас уже не военной историей, а историей человечества".
В ожесточенных сражениях между Волгой и Доном в июле - ноябре 1942 года враг потерял 700 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, более тысячи танков, свыше 2 тысяч орудий и минометов, более 1400 самолетов.
В то время, как немецкая группировка слабела, наши силы крепли, наращивались для сокрушительного контрнаступления. Уже разработана классическая операция по окружению и уничтожению врага под Сталинградом. В соответствии с ее планом войска Юго-Западного фронта нанесли главный удар с плацдарма юго-западнее города Серафимовича. Свои усилия они направили на разгром 3-й румынской армии и затем, развивая стремительное наступление в направлении на город Калач, соединились с войсками Сталинградского фронта, который наносил встречный удар на населенный пункт Советский. Во взаимодействии с Донским и Сталинградским фронтами наши войска смяли и уничтожили вражескую группировку. Одновременно, чтобы обеспечить наступление ударной группировки, Юго-Западный фронт частью сил правого крыла перешел в наступление в юго-западном направлении и вышел на рубеж рек Кривая и Чир, создав здесь активно действующий внешний фронт окружения.
Сталинградский фронт перешел в наступление из района Сарпинских озер, разгромив 6-й армейский корпус румын, и, развивая наступление на северо-запад в направлении Советский, он затем соединился с войсками Юго-Западного фронта. Сталинградская группировка врага была окружена и затем войсками Донского фронта ликвидирована. Для обеспечения действий своей ударной группировки фронт частью сил наступал в направлении Абганерово и Котельниково, также образовав на этом направлении внешний фронт окружения.: Наш Донской фронт получил задачу нанести два вспомогательных удара. Один - из района восточнее станицы Клетской на юго-восток с целью ликвидации обороны противника на правом берегу Дона. Другой - из района поселка Качалино на юг, вдоль левого берега Дона, в общем направлении на хутор Вертячий с задачей отсечь вражеские войска в малой излучине Дона от основной их группировки.
На артиллерию была возложена особенно почетная задача. Ведь это была операция, в которой советская артиллерия впервые нанесла по врагу массированные удары огромной силы. Как я уже сказал в предисловии к этой книге, в ознаменование ее заслуг в Великой Отечественной войне и был учрежден День артиллерии - 19 ноября. В этот день артиллерия положила начало контрнаступлению советских войск под Сталинградом.
Но продолжу начатый рассказ.
Поскольку на артиллерию фронта была возложена новая ответственная задача, предстояло очень тщательно подготовиться к ее выполнению. Личный состав каждого артполка, артдивизиона должен был хорошо изучить противостоящего противника, выявить наиболее важные цели, подготовить точные данные для стрельбы, чтобы надежно подавить их, расчистив путь нашей пехоте и танкам.
Большие трудности создавала артиллеристам местность: высокий правый берег Дона, кое-где возвышавшийся над левым на 60–80 метров. Со своих наблюдательных пунктов противник мог просматривать наше расположение на большую глубину и видеть все как на ладони. В то же время его оборона была почти полностью скрыта от наблюдения высоким берегом, что создавало большие трудности для разведки.
Чрезвычайно сложным оказалось передвижение артиллерии по открытой, безлесой местности. К тому же дороги были очень плохие. Поэтому тракторы и автомашины двигались медленно и часто выходили из строя. Не лучше обстояло дело с передвижением орудий на конной тяге. Когда-то сильные артиллерийские кони превратились в клячь, до того они были измучены. Артиллеристы сами нередко впрягались вместе с лошадьми и на лямках, напрягая силы, метр за метром тянули свои орудия вперед по размытым дорогам.
Очень трудно было укрыться на открытой местности, почти лишенной растительности. Маскировка и оборудование позиций требовали от артиллеристов большой выдумки, инициативы и подлинного искусства. Не так-то легко было замаскировать даже обыкновенные землянки для укрытия личного состава от непогоды. И все же это делалось, и никому никакой скидки на трудности не давалось.
На участках прорыва было развернуто более 400 наблюдательных пунктов командиров батарей, дивизионов и полков. Если считать, что на каждом наблюдательном пункте одновременно вели разведку только два наблюдателя, то и тогда получается, что за противником неотрывно следили около тысячи пар глаз, вооруженных биноклями и стереотрубами.
Многие артиллерийские командиры незадолго до рассвета высылали разведчиков в нейтральную зону, на те участки, которые не просматривались с наблюдательных пунктов. Разведчики пробирались поближе к расположению противника и там тщательно маскировались. На голой степной местности это было делом не только весьма сложным, но и опасным. Свою неприметную, но героическую работу артиллерийские разведчики начинали с рассветом и заканчивали поздно вечером. Под покровом темноты они возвращались к своим командирам и докладывали о результатах наблюдений.
Мне бы хотелось, чтобы читатель представил себе, что это был за труд и каким мужеством и умением, какой выносливостью и выдержкой должен обладать солдат или сержант, способный один, прикрывшись за каким-нибудь кустиком, неподвижно лежать 12–15 часов в 40–50 метрах от проволочных заграждений врага. И не просто лежать, а смотреть, замечать и запоминать все, что делается у противника, чтобы затем вернуться ползком обратно и обо всем точно доложить.
Тогда под Сталинградом эти действия бойцов считались обычными. Да и сами разведчики не думали, что они делали что-то выдающееся. А ведь каждый из них был подлинным героем.
Мне приходилось беседовать со многими воинами, вернувшимися с "нейтралки". Большинство без всякой рисовки уверяло меня, что это - привычное и не такое уж опасное дело. Помню, один разведчик - молодой московский рабочий, придя поздно вечером из нейтральной зоны, очень толково доложил о разведанных целях и о поведении противника. На мой вопрос - не тревожно ли было? - ответил:
- Когда в первый раз ходил, верно, тревожился я, было. А теперь нет. Я еще днем присмотрел несколько подходящих местечек - воронок, кусточков, бугорков, чтобы с наступлением темноты двигаться уверенно. Примерно за час до рассвета я добрался до своего НП, устроился как следует. А когда рассвело - фашист передо мной как на ладони. Смотрел за ним внимательно, все запоминал. Даже вот схему нарисовал. Одно плохо - курить до смерти хочется. Но ничего, - закончил он очень спокойно и деловито. - Раз надо, так надо. Что ж поделаешь!
Если б он знал, как командиры и товарищи целый день за него беспокоились, нервничали, не выдаст ли он себя каким-нибудь неосторожным действием и не попадет ли в лапы к фашистам.