- Отлично! Вот женюсь на узбечке, у меня тоже сын будет. Только светлый, но с черными глазами. Будем детей воспитывать. Так что, Шурик, в том вопросе я с тобой полностью согласен - раз Бог, Аллах нам жизни дали, то сами пусть и забирают, без посредников. Но только все должно быть официально! Не знаю, как ты, а я на словах не согласен! Мало ли чего послышаться может? Пускай мне сначала бумагу покажут!
- Какой бумага?
- Такой! За подписью Бога и с печатью небесной канцелярии. Я же должен убедиться, что это не розыгрыш! А то вдруг боты зазря откину?! Заявлюсь туда - здрасьте! А меня там еще и не ждали, штатную единицу не подготовили. Опять на развалюху посадят, которая там у них на парады ходила! Зачем мне вхолостую мотаться? А с бумагой другое дело! Тут уж наверняка на свое место попадешь! Главное, чтобы писарь не ошибся.
Бэтээр продолжал медленно чертить петли спусков и подъемов, постукивая о дорогу железным диском изодранного колеса, а они, перебивая друг друга, вспоминали свою прошлую жизнь и несли всякую околесицу. Настоящее виделось им только расплывчатым желтым пятном в неясном темном пространстве, а потому и говорить про него было неинтересно.
У вершины перевала фара неожиданно выхватила из темноты остроносый корпус бээмпэшки.
- Наши! - обрадовался Леха, съезжая с дороги.
В стороне стояли несколько гусеничных бронемашин.
Они выбрались из бэтээра и только сейчас заметили, что небо над горами подернулось светло-серой полосой, предвещавшей скорый рассвет. В посеревших сумерках они рассмотрели просторную площадку, на которой заняла оборону пара мотострелковых взводов.
- Здорово были! - кто-то крикнул издалека. К ним подошел тот самый лейтенант. - Чего-то вы долго ехали?
- А мы не торопимся, удовольствие растягиваем. - Леха махнул рукой. - Тормоза отказали. - Он пригнулся от боли в боку. - Шурик, неси домкрат.
Рахимов полез в бэтээр за инструментами.
- Ты чего корчишься? - спросил лейтенант. - А с головой что? - Он обратил внимание на бинт, торчавший из-под шапки.
- Да голова вроде в порядке, а вот в боку что-то болит, - морщился Леха. - Пускай твои бойцы помогут колесо снять.
- Помогут, не переживай. - Лейтенант подозвал сержанта: - Прохоренко, организуй помощь и бациллу сюда позови. - Он снова обратился к Лехе: - Сейчас тебя наш санинструктор посмотрит.
- Спасибо. А вы чего тут стали?
- Перевал приказано охранять, пока остатки войск не пройдут.
- Много еще не прошли?
- Не знаю, но уже давненько никого нету. Может, вы и последние. Неизвестно. В десять часов снимемся, своих догонять будем.
Леха посмотрел на часы:
- Считай, уже восемь. Далеко еще ехать?
- Нет, километров шестьдесят осталось. Наш полк уже, наверное, на место прибыл. Плохо, что связи в этих горах нет - рация не берет, а то уточнил бы. У нас тоже одна бээмпэшка неисправна. На спуске в поворот не вписалась, на валун наскочила, ходовую повредила, но дальше своим ходом пошла с "ЗИЛом" из ремроты. Минут двадцать назад уехали. Жаль, вы припоздали, а то с ними бы двинулись. Для вас у них скорость сейчас как раз подходящая. - Лейтенант снова позвал сержанта: - Прохоренко, попробуй связаться с семеркой! Пускай на спуске бэтээр подождут! - Он оглянулся на бэтээр, видимо ища на броне номер, но, не найдя, крикнул: - Обгорелый, гвардейский!
Двое бойцов принялись вместе с Рахимовым снимать колесо. Рассвело быстро, совсем не как на равнине. День стремительно вымахнул из-за горных макушек, пробиваясь сквозь густой утренний туман, заливая все вокруг неярким светом.
Санинструктор осматривал Леху в наспех поставленной ночью небольшой палатке. Сначала он заглянул ему в глаза, оттопырив веки, затем заставил дотронуться пальцем до кончика носа, наклониться, присесть, встать, а потом снял с головы Лехи старый бинт, обработал рану и не спеша, со знанием дела наложил новую повязку. После этого он заставил Леху раздеться по пояс и стал осторожно ощупывать его ребра, утонувшие в припухлости обширного синяка по всему правому боку. В палатку вошел лейтенант.
- Мартынов, как тут? - спросил он с порога, глядя на Лехин бок.
- Да так… - пожал плечами санинструктор. - На голове обширное повреждение кожного покрова и мягких тканей. Желательно бы, конечно, швы наложить. Но где тут? - Он снова пожал плечами. - В санчасти наложат. А если и не наложат, то и так зарастет. Сотрясения мозга у него вроде бы нет. Рефлексы сохранены и оживленные, в позе Ромберга устойчив, пальпация мягких тканей в области ребер и правого подреберья…
- Ты, бля, мне толком ответь, чего с ним?! - оранул лейтенант. - На хера мне твои позы?! Мы с ним в мединститут на экзамены не собираемся!
- Похоже, что два ребра у него сломано. Но одно это точно! Его в госпиталь надо. Рентген сделать…
- Ясно! - сказал лейтенант. - Молодец, свободен! Посмотри теперь его бойца. Он хромает.
Санинструктор пошел за Рахимовым, а лейтенант обратился к Лехе:
- Семерка, скорее всего, уже за гору ушла, нет связи. Сам ехать в состоянии?
- Конечно, - кивнул, одеваясь, Леха. - Сейчас еще выясню, почему тормозов нету, и поедем.
Они вышли из палатки. Перевал окончательно затянуло туманом и повалил снег. Белые хлопья летали на ветру, закручиваясь в вихре. Снег не успевал таять, несмотря на плюсовую температуру. Он рос на земле, мягко продавливаясь под сапогами. Навстречу им, прихрамывая, шагал Рахимов в сопровождении санинструктора. Лейтенант посмотрел на них и сказал, обращаясь к санинструктору:
- Бацилла! Ты вот кому, - он кивнул на Рахимова, - подробно и со всеми научными обоснованиями всю историю его болезни расскажи! В диспут вступи! Про науку потолкуй! Только с ума его не сведи! Понял?!
- Так точно, понял! - ответил тот, заводя Рахимова в палатку.
Разодранное колесо с сильно покореженным диском и остатками лохмотьев пожеванной покрышки лежало рядом с бэтээром.
Лейтенант, осматривая подранную, вогнутую броню, тихо присвистнул.
- Как это вас угораздило?
- Как под наркозом, только начало помню…
Причину отказа тормозов Леха нашел без особого труда. Бачок главного тормозного цилиндра был пуст. Он обошел вокруг бэтээра, заглядывая под колеса.
- Ну чего? - спросил лейтенант. - Нашел?
- Нашел. Манжеты в тормозных цилиндрах от старости полопались. Два колеса от тормозухи мокрые. За часок наладим, - уверенно сказал Леха.
- За час? - усомнился лейтенант.
- Даже раньше.
- У тебя что, запасные цилиндры есть?
Леха отрицательно качнул головой:
- Откуда?! Вообще ни хера нету! Веришь? Ни хера! Так обойдусь! Щас по-колхозному сделаю - и вперед! Деваться нам некуда, придется нарушить правила эксплуатации, - сказал Леха, вынимая из сумки с инструментами молоток и кусачки. - Гляди как! - Он залез за колесо, из барабана которого вытекла тормозная жидкость.
Лейтенант с двумя бойцами нагнулись и приготовились увидеть гениальный скоростной вариант починки тормозов в полевых условиях.
Леха отогнул тормозную трубку, перекусил ее кусачками и расплющил несколькими ударами молотка.
- Все! - Он вылез из-за колеса и проделал ту же операцию со вторым. - Метод, конечно, варварский, - пояснял Леха. - Не только цилиндры, но и трубки менять придется. Зато из восьми колес хотя бы шесть тормозить будут. Точнее, пять. - Он кивнул на пустой барабан заднего колеса. - Но тормозишки какие-никакие, а будут. Осталось прокачать. Жидкость имеется. Так что через часок стартуем…
Леха был доволен тем, что нашел причину. Скоро он ее устранит, и они поедут догонять своих. Где они, свои? Найдет. Не маленький.
"Это все, - думал он, заливая жидкость в тормозной бачок, - мелкие нюансы большой, отдельно взятой биографии. - Он увидел ковыляющего с котелком в руке Рахимова. - Двух биографий! Так сказать, частный случай".
Рахимов подошел и поставил котелок на нос бэтээра.
- Чай горячий. Ребята угостили, пей, командир. Я уже пил.
- Спасибо. - Леха взял котелок. - Как нога?
- Хорошо. Доктор замотал. Пей чай, остынет.
Леха с удовольствием стал отхлебывать из закопченного котелка кипяток, сплевывая плавающие в нем чаинки, ощущая горячее тепло в желудке и проступающие на носу и щеках капельки пота.
Рахимов наклонился, сгреб немного снега, вылепил снежок и, слегка подбрасывая его на ладони, крутил головой в поисках мишени. Не найдя ничего подходящего, он с силой швырнул его далеко в сторону. Снежок скрылся в густом снежном тумане. Он снова и снова, пока Леха пил чай, лепил снежки и метал их неизвестно куда.
- Попал хоть разок?! - поинтересовался Леха, отставив в сторону пустой котелок, прикуривая сигарету.
- Не могу спокойно стоять, - вытирая мокрые руки о бушлат, ответил Рахимов. - Сила появился бешеный!
- Это нервы у тебя шалят. Покури. - Леха протянул ему сигареты. - А я тормоза нашел! Прокачаем и поедем. Недалеко уже осталось. Да и день-деньской, все веселей, чем в потемках. Иванов небось уже заждался нас. Беспокоится, наверное. А как увидит, точно со смеху обоссытся! Приехали, блин, калеки! Артисты погорелого театра!
- Смешной мы, да?! Почему смешной?!
- Мы, Шурик, не смешной. Мы не сильно веселый! Куража нам с тобой на рожах не хватает! Геройской серьезности недостает. Приехали! Без шапки и топора! Я когда от того "ЗИЛа" пятками сверкал, выронил его, не помню где. Потом смотрел, не нашел. Кто нам с тобой поверит, что мы под два обстрела попали? Скажут, брешете! Докажите, скажут! А мы что зампотеху полка предъявим?! Портки у нас чистые! Как докажем?! Надо сразу внешность подготовить.
- Обосраться?!
- Ну, это только если ты сам посчитаешь нужным, то пожалуйста. Обосрись на здоровье! Тут я приказывать тебе не стану! Я в смысле подготовки личностей! Чтоб только на наши рожи глянули, и никаких вопросов - ясно, что герои вернулись! Качай их, мужики! Наливай им, чтоб с краев закапало! - Леха встал на носу бэтээра в полный рост, сдвинул набекрень свою грязную шапку, передвинул окурок в угол рта и сунул руки в карманы брюк. - Во как!
Рахимов расстегнул шлемофон, сдвинул его на затылок и, тоже поместив окурок в угол рта, принял подобающий геройский вид.
- Во! Молодец, Шурик! Сдается мне, что именно так и выглядел геройский солдат Василий Теркин, когда был согласен на медаль! Молодец! Так и держись! Теперь совсем другие преферансы! - смеялся Леха. - Боевой дух стоит?!
- Ага!
Леха сгреб ладонями снег с брони и потер им щеки.
- Пошли тормоза прокачивать!
Через час они действительно покинули перевал и, оставляя первые следы на белом от снега асфальте, мчались по серпантину незнакомой дороги. Туман остался наверху. С каждым витком воздух становился все теплее, а дорога снова почернела. Рахимов сидел за пулеметами и громко пел. По пути встречались мелкие кишлаки. Леха проскакивал их на максимально возможной скорости. Дорога была совершено пустая.
За одним кишлаком они обогнали сразу несколько пустых повозок, запряженных лошадьми и ослами, едущих в попутном направлении. В каждой из них сидело по одному человеку. Через пару километров они поняли, в чем дело. В кювете валялся перевернутый военный "КамАЗ". Вокруг него, как муравьи, копошилось афганцы. Их было человек тридцать. Громко крича, они таскали в разные стороны от развалившегося длинного прицепа брошенный войсками груз, упакованный в ящики и тюки, сливали в канистры солярку из бака машины, вынимали сиденья из кабины и откручивали колеса. Все это складывалось на стоявшие рядом такие же повозки.
- Опять наши подарки раздавали, - сказал Леха. - Глянь, как чистят, санитары природы. А машина-то, между прочим, из того автобата, от которого мы ночью отстали.
- Там еще бэтээр впереди! - сообщил смотрящий в прицел Рахимов.
Леха сбросил скорость. Сразу за поворотом они увидели бэтээр. Он стоял на спущенных колесах, вплотную притершись боком к скале. Краска на его броне и покрышки на колесах сильно обгорели. Открытые настежь люки чернели копотью, а по всему асфальту валялось множество стреляных гильз. По Лехиной спине снова пробежал неприятный покалывающий холодок.
- Мародеры, гады! - закричал Рахимов, развернул пулемет и выпустил очередь поверх голов обдирающих перевернутый "КамАЗ" афганцев. Толпа бросилась врассыпную.
- Отставить! - крикнул Леха. - Ты что?! Скорлупой двинулся?! Это же мирные!
- Я так, пугнул. Обидно смотреть!
- По сторонам смотри, чтоб нас не пугнули! Бляха! Когда же мы из этих каменюк-то выберемся?!
- Никогда, - мрачно ответил Рахимов. - Тут все камень!
- Выходит, Шурик, что та пустыня, по которой мы сначала телепались, была вполне приличным местом! А ведь кому-то из наших повезло там встать! Но они небось недовольные! Красоты им мало! Дураки! Зато в ясную погоду до самого Парижа все видать!
- В пустыне летом смерть, а в горах жизнь. - Рахимов смотрел в прицел и крутил башню.
- Ну, до лета еще…
Леха гнал бэтээр на пределе возможного, стараясь быстрее проскочить опасный узкий участок. Дорога с обеих сторон была вплотную стиснута скалами, и наблюдения Рахимова здесь практически никакой роли не играли. Сумрачный гранитный коридор все вилял и вилял, продолжая увлекать их за собой.
Леха нервно постукивал ладонями по рулю, мысленно понукая бэтээр. Но тот с учетом своих древних возможностей и так невыносимо старался в условиях тяжелого горного рельефа. Надрывно рыча моторами, он раскачивался на поворотах и, казалось, вот-вот захрюкает от напряжения. Леха, опасаясь перегрева двигателей и ненадежности тормозов, все-таки сбросил скорость. Но это не помогло. Вода в радиаторах закипела. Двигатели в любой момент могли заклинить от перегрева. Пришлось остановиться. Он взял автомат и вылез наружу. Радиаторы гудели и булькали от кипятка. Доливать воду не понадобилась, они были полные. Забитая в отверстие теплообменника деревянная заглушка надежно блокировала течь.
- Шурик! - позвал Леха, но не услышал ответа. - Шурик! - Он подошел к люку и заглянул внутрь. Рахимов крепко спал на полу под башней. Судя по позе, он не покидал сиденья стрелка, а, невольно отключившись, просто свалился с него. Он храпел, смешно закинув одну ногу на сиденье, как бы обозначая свое постоянное присутствие на боевом посту. Уже больше суток он тяжко путешествовал вместе с Лехой, который не стал его будить, принуждая к бестолковому занятию оглядывать в прицел обступающие дорогу глыбы.
Оставалось ждать, пока вода в радиаторах остынет. Укрытые броней двигатели долго удерживали тепло. Все это время Леха сидел на броне возле люка и смотрел на высоченные скалы. Он тоже страшно устал. Чувства реальности и опасности притупились, а в покрасневших воспаленных глазах рябила мелкая разноцветная сетка. Часто моргая, он сильно жмурился и тряс головой, чтобы хоть как-то вернуть остроту восприятия. Вылитая из фляжки на лицо вода слабо помогла. Он почти не почувствовал пробежавших по щекам холодных ручейков, оставивших темные потеки на грязном бушлате. Сон, неотступно обволакивающий рассудок, то и дело вынуждал залипать сигарету на нижней губе, неотрывно таращиться в одну точку и ронять руки на колени. Леха дергал головой, шлепал себя по щекам и часто курил. О чем бы он ни старался думать, отгоняя сон, а все мысли сходились к одному:
"Надо было на перевале подремать… Что же так тяжело-то?! Вот доедем, доложусь и усну до рахимовского дембе… - Он снова ловил выпадающую изо рта сигарету. - Нет, на перевале нельзя было, опять отстали бы. А сейчас хоть они за нами где-то едут. Пусть едут… - Голова клюнула. - Да что ж такое! Как паралитик, блин, ну не могу…" - Он медленно затушил сигарету на кулаке левой руки, намеренно причиняя себе боль, как единственный оставшийся вариант включения резервных сил организма. Немного помогло. Поморщившись, он спустился в бэтээр.
Рахимов спал. Леха включил зажигание, посмотрел на приборы: "Норма". - И поехал дальше, медленно проныривая извилистые повороты.
Километров через десять горы отошли в стороны, и они выкатились на более-менее открытое пространство. Рахимов проснулся. Он заерзал по полу, обнаружив себя в совершенно непотребной для несения службы позе.
- Уже едем, командир?! - удивленно спросил он, протирая глаза.
- Едем. Передохнул?
- Ага! Чего не будил?
- В качестве поощрения. Считай, что в увольнительную сходил! Как там? Чего видал?
- Ничего не видал. Темно спал. Крепко! - Он довольно потянулся. - Командир, а нам тут увольнение давать будут?!
- Не знаю, - задумчиво ответил Леха, а затем воскликнул: - Ой, не знаю! А куда тут шлындать? Кто был никем, тот станет чем?! И вообще, на что тебе, женатой фрикадельке, увольнительная?!
Немного отдохнувший, повеселевший Рахимов снова душевно запел неизвестно про что, покачиваясь на сиденье стрелка и притопывая ногой. По сторонам дороги на невысоких холмах раскинулись поля. Они ютились на небольших наползающих друг на друга террасах, издали напоминая множество консервных банок, красиво расставленных под стеклянными витринами советских продуктовых магазинов.
На трассе стали попадаться встречные афганские машины и автобусы, набитые до отказа местной разноцветной публикой. Это наводило на мысль, что войска уже освободили дорогу. И действительно, никто из военных их больше не обгонял. Все, в общем, говорило о скором окончании пути. Оставалось проехать, если верить расчетам лейтенанта, километров двадцать-тридцать, не более.
Дорога расходилась в разные направления, огибая с двух сторон низкорослую горбатую гору. Леха сбросил скорость. У самой развилки ютилось глинобитное строение с маленьким квадратным окном, похожее на сарай. Рядом с ним стоял военный грузовик "ГАЗ-53" с афганскими номерами.
На звук бэтээра из-за машины выбежали двое вооруженных афганских солдат.
- Шурик, спроси у них дорогу, - сказал Леха, подъезжая ближе.
Они выглянули из люков, и Рахимов заговорил с афганцами. Отвечал один из них, среднего роста с плоским узкоглазым лицом, рукой указав направление движения. Другой, высокий худощавый остроносый афганец, равнодушно молчал. Он прохаживался у машины, посматривая на дорогу, не проявляя никакого интереса к подъехавшим шурави.
- Говорит, туда надо ехать, - сказал Рахимов.
Афганец согласно кивал, глядя на них, и продолжал махать рукой, указывая им направление движения.
- Ну, тогда поехали. Чао, хлопцы! - махнул афганцам Леха.
Они свернули направо. Дорожный пейзаж изменился. Высокие скалы остались далеко позади, там, где местное население уже, наверное, полностью растерзало брошенный войсками "КамАЗ". На смену им пришли приземистые холмы с налетом скудной растительности. По левой стороне из распадка вывернулась мутная речушка. Повторяя изгибы дороги, она обгоняла их быстрым течением. Вдоль желто-серой с примесями глины воды тянулась ровная и широкая галечная полоса. Справа дорогу ограждал пологий, поросший деревьями и кустарником склон. Через несколько километров асфальт закончился. Колеса зашуршали по гравию, который постепенно сменился крупной щебенкой, а затем вязкой рыжей грязью. На глине явно просматривались свежие следы гусениц и вездеходовского протектора грузового автомобиля.