Бугор над дорогой тоже вздрагивал, покрываемый разрывами. Бээмпэшки уже обрабатывали из орудий злосчастную высотку. Танк выстрелил еще несколько раз, как бы расставляя жирные точки в сценарии происходящих событий.
Когда орудийный огонь прекратился, на бугор бегом поднялись несколько бойцов и заняли оборону.
К Лехе сразу подбежали Казьмин и Пучков.
- Вы ранены, товарищ прапорщик?! - спросил Казьмин, помогая ему подняться. - Отпустите "ПМ". - Он осторожно взял из Лехиной руки пистолет и сунул назад в кобуру.
Леха поднялся, шатаясь от недомогания. В глазах заплясали белые искорки, а рука снова загорелась так, как будто к плечу прислонили раскаленный паяльник. Но резкая, пронизывающая боль немного прояснила мозги, хотя держаться на ногах становилось все тяжелее.
К ним подбежал Рахимов.
- Командир! - Он обнял Леху, чуть не свалив его. - Пошли, командир! Раненый ты! Перевязка делать буду! Ай, молодец, командир! Ай, молодец! Живой!
Леха медленно пошел к бэтээру, опираясь на его плечо.
Казьмин направился к лейтенанту, а Пучков шел рядом с ними, нес Лехин автомат и приговаривал:
- Как мы им поднавесили?! А?! Гля, трупаков скока! - он тыкал пальцем в сторону реки. - Они небося обхитрить нас хотели? Херушки им! - Он сложил кукиш.
Леха, слушая восклицания Пучкова, спросил его:
- Ты лучше скажи, за что тебя Казьмин по башке у камушка треснул?
- Да так… - Пучков захихикал. - Я, как увидал, что наша вроде береть, - в атаку хотел сбегать! Но Казьма не дал! Ткнул мене харей в грязь!
- Молодец.
- Хто?
Леха промолчал.
Рахимов ответил за него:
- Оба молодец! Один в атака хотел без патронов побежать - смелый! Другой не разрешил - умный! Значит, оба молодец! Вы всегда рядом ходите, всегда молодец будете!
- Да мы всягда с им вместе - земляки! Как братья, с самой призывной пересылки вместе кантуемси. Он с города, а я деревенский. Вот как дембельнемси, я тоже в город перебяруся, к Казьме поближе. На завод с Казьмой пойду работать. Экскаваторы делать будем! Понял?!
- Ага, понял.
Дойдя до бэтээра, Леха с помощью Шурика стащил с себя мокрый и грязный, потяжелевший от крови бушлат, кинул на землю и сел на него. Рахимов принес из бэтээра хоть и замасленную, но сухую, теплую техническую куртку и набросил ему на плечи. Пучков остался с ними. Он тоже присел у колеса и молча смотрел на то, как бойцы собирают оружие противника на берегу и обыскивают трупы.
Прибежал санинструктор. Он быстро распорол скальпелем Лехин рукав и осмотрел рану.
- Мясо порвало, но раневой канал не слишком глубокий. Через месячишко затянется. - Он чикнул ножницами с загнутыми тупыми концами и откинул на землю небольшой окровавленный кусок мякоти, мимоходом буднично пояснив: - Чтоб зря на коже не болтался!
Леху стошнило. Санитар сунул ему под нос нашатырь, полил рану какой-то жидкостью, приложил к ней тампон и туго забинтовал.
- Главное, кровь остановилась, держите. - Он дал Лехе пузырек с нашатырем. - Плохо станет, нюхайте!
Санитар ушел, а Рахимов поднес Лехе прикуренную сигарету и присел рядом.
Подошел знакомый лейтенант. С ним были Казьмин, водитель летучки Крючков и танкист, одетый в черный комбинезон. Точно такой же когда-то подарил Лехе прапорщик Виктор Васьков. Снятый с головы танкиста зимний шлемофон болтался на ремешках за его спиной, выделяясь яркостью белизны вшитого внутри него мягкого светлого меха. Лицо танкиста, включая сильно оттопыренные уши, было густо усеяно крупными рыжими веснушками. Огненно-рыжий ежик его густых волос смотрелся как-то даже неуместно празднично на фоне окружавших его чумазых взволнованных лиц. Его внешнее спокойствие, не характерное в данный момент для всех остальных, казалось, было отпущено ему той самой, стоявшей неподалеку длинноствольной машиной.
- Командир танка - младший сержант Федюшин, - представился он Лехе.
- Спасибо, землячок. - Не вставая, Леха протянул ему ладонь. - Отбил.
- Да бросьте вы! - Танкист махнул рукой, отреагировав на благодарность так, как будто просто дал прикурить.
Лейтенант слегка прихватил его за локоть:
- Нет, братан, мы мимо ваших двух танков на перекрестке давно уже проскочили. Вряд ли сюда вовремя успели бы. - Он обернулся и посмотрел на танк, на броне которого сидели остальные члены экипажа. - Честное слово, молодцы вы, мужики!
- Да бросьте… - Танкист пожимал плечами.
Пучков, продолжавший сидеть у колеса, тоже добавил похвалы:
- Не-е-е, земеля! Что молодцы, то молодцы! Если ба не ваша бандура, нам мянут через пятнадцать, а то и раньше ба точно - жопа с караваем!
На щеках танкиста проступал яркий румянец. То ли в самом деле от смущения, то ли от пережитых волнений.
- Откуда вы здесь появились? - интересовался Леха.
- Оттуда, - сильно выделяя в словах букву "о", танкист качнул головой. - От перекрестка подъехали.
- Там же афганский патруль был. Мы вас там не видали.
- Точно был. Но когда мы на перекресток двумя танками подошли, они сели на свой "газон" и уехали.
- Куда?
- Не знаю. Просто сели в машину и смотались. Нам приказано было позицию на перекрестке занять.
- А второй танк где?
- Там, на перекрестке, остался. - Федюшин говорил, неспешно "окая", как будто, прежде чем сказать, он каждое слово хорошенько осматривал и упаковывал. - Ведь как дело-то было. Мы с полчаса уже на перекрестке стояли. Я решил доложиться по рации своему командиру, что у нас без происшествий. А в эфире одни помехи. Ну, я и стал волну гонять, чтоб со своими связаться, а вместо этого на ваш разговор попал. Поняли мы, что вы рядом. А с нашими связи так и нету. Хоть я и за старшего был, но с командиром второго танка тоже посоветовался, как быть. Ну и решили мы к вам на помощь без доклада на одной машине смотаться. Потом доложимся. Но вообще-то нам уже пора назад, к перекрестку, возвращаться. Не дай бог, наш командир сам туда нагрянет! А нас нету! За оставление позиции он мне быстро черепок отболтает! - Танкист надел шлемофон. - Поедем мы! На перекрестке увидимся!
- Нас подожди, не рискуй, скоро двинемся, - сказал лейтенант. - А с твоим командиром мы постараемся договориться, если что.
- Ладно, подождем… - согласился танкист и так же неспешно, как и говорил, пошел по направлению к своему танку.
- И вам спасибо, мужики. - Лейтенант пожал руки Лехе и Рахимову. - А вы-то зачем по этой дороге поехали?
- А откуда мы знали, по какой ехать? Кто нам сказал? Патруль афганский сюда направил, - ответил Леха.
- Вот-вот! Слышали?! - обратился к лейтенанту молчавший до этого Казьмин. - Я же говорю, что патруль на "газоне" у развилки стоял! Дорогу указывал! Чего мне брехать-то?! У Русанова потом спросите, когда он из кайфа выйдет!
- Спрошу! - Лейтенант досадно качнул головой и, посмотрев на Леху, извинительно сказал: - Точно, не успел я, забыл в суматохе на перевале тебе дорогу как следует обрисовать. Извини, брат. - И он снова повернулся к Казьмину: - А тебе я для чего на карте дорогу показывал?! Чем ты смотрел?!
Казьмин виновато пожимал плечами:
- Да по этим горам туда-сюда! Башка кругом! А тут еще патруль ихний на дороге! Машет: туда, мол, езжайте! Свои же вроде! Ну, мы и поехали!
Лейтенант зло плюнул на землю.
- Ладно, потом разберемся! - И подтолкнул к бэтээру Крючкова. - Лезь, подавай!
Крючков с Казьминым залезли в бэтээр и через боковой люк подали наружу тело убитого солдата. Бойцы приняли его и унесли.
Лейтенант спросил, глядя на окровавленное Лехино плечо:
- Кто бэтээр поведет?
- Я поеду! - сказал Рахимов. - На комбайне ездил, на "ЗИЛу" ездил. Поеду!
- Доедем, - ответил Леха. - Сколько осталось?
- Километров двадцать.
- Доедем. - Он поднялся.
- Ну и лады. - Лейтенант обратился к Рахимову: - Разворачивай бэтээр, а то мешает бээмпэшку тросами зацепить.
- Давай, Шурик, разворачивай гвардейского дедушку, - кивнул Леха.
Рахимов запрыгнул в бэтээр, запустил двигатели и медленно повел потрепанную, но живучую машину по дороге к следующему повороту. Там река уходила в сторону, обнажая широкую отмель вдоль берега. Место для разворота было как раз подходящее.
- Хорошо едет, - одобрил лейтенант, глядя на бэтээр, и пошел к поврежденной бээмпэшке.
- Нормально, - согласился Леха, наблюдая за тем, как Рахимов прижимался к обочине, готовясь выполнить разворот. - Нормально едет. Доберемся без про… - Он не успел договорить.
Оглушительным громовым раскатом в брюхо бэтээра ударила земля, неистово изгоняя из себя чужеродную фугасную силу. Ослепительная рваная вспышка с воем метнулась в стороны, захлестывая бэтээр громадным черно-бурым земляным фонтаном. Резкий удар плотного горячего воздуха сбил Леху с ног. Опрокинутый навзничь и еще не вполне осознавший происшедшего, он пытался подняться, видя, как по дороге бегут солдаты.
"Да что это за… - Леха поднялся на четвереньки, но сразу сел. - Рахимов?!" - Он исступленно смотрел на разодранное в клочья, дымящее брюхо перевернутого бэтээра, принявшего внутрь себя неимоверную чертову ярость. - Шурик?! - Объятый ужасом, он инстинктивно озирался по сторонам, выискивая между солдатских касок шлемофон Рахимова, а затем упал ничком и скупо, по-мужицки, зарыдал в голос, стиснув в ладонях комки чужой и такой недоброй к ним земли. Он хрипло голосил, уткнувшись лицом в дорожную грязь, превратившись душой и разумом в одно непостижимо великое проклятие.
Бэтээр лежал на боку с оторванными колесами и распушенной в некоторых местах по швам броней. Рядом стояли два бойца. Они принимали и складывали на плащ-палатку то, что подавал им изнутри санинструктор. Ни огня, ни дыма уже не было. Лишь забивающая все запахи, вытесняющая воздух тротиловая вонь распространялась от оплавленного грунта глубокой воронки.
Лейтенант обхватил Леху за плечи, помогая подняться с земли. Он стоял рядом. Молчал. Что он мог сказать этому бедолаге прапорщику, своему ровеснику? Какие такие слова? Он был не меньше ошеломлен и уже в который раз, как и Леха, силился втиснуть в свое сознание, теперь уже принятое как неизбежный факт, иезуитски проявляющее себя на каждом шагу это жестокое понятие - "война".
Сминая и коверкая жизненное пространство, она рухнула на них гнетом кровавого кошмара, деформируя и порабощая их миропорядок. Теперь они ее трудники с рабским местом за порогом чистилища, воздушные пузырьки, осевшие на жгучую, липкую от крови почву. Ухнет в очередной раз земля да и вышибет воздух из их истерзанных потных человеческих оболочек. Может, совсем скоро? Нет! С ними этого никак не может, не должно случиться! Но ведь все это уже происходит! Здесь же и взаправду! И они сами здесь, и солдаты, складывающие нервно трясущимися руками на плащ-палатку обгоревшие клочья человеческой плоти. Уже здесь, вокруг них, в них самих… Но как и какими словами объяснить самим себе то, что они видят? Как связать многократно повторяемые на собраниях правильные призывы и свои собственные просьбы о добровольном направлении для оказания интернациональной помощи с тем, что в эту минуту происходит со всеми ними, кто совершенно искренне верит в жизненную необходимость оказания этой помощи. Но почему эта помощь оплачивается людскими жизнями?! Почему в них стреляют те, кому они несут эту самую помощь? За что гибнут пацаны? Кто объяснит? После растолкуют? Но как сейчас, во всей этой неразберихе, уберечь своих солдат? Если ни фронта, ни тыла, ни боевого порядка! Как?! - Руки лейтенанта непроизвольно сцепились в замок, скрещенные на груди. На секунду он с силой зажмурил веки, сдавливая глаза, будто пытался изгнать из них окружающую картину, потом резко открыл их и крикнул солдатам, уже подцепившим на тросы бээмпэшку:
- Тащи ее туда! - указал рукой место в колонне. - Давай резвее! Шевелитесь!
Подорванная бээмпэшка рывками дергалась на тросах, перепахивая грунтовку заклинившими катками, гудела и упиралась, елозя по дорожной грязи уцелевшей гусеницей. Ей еще предстояло возить свой экипаж по пыльным афганским дорогам. Сколько? По крайней мере сегодня ей повезло куда больше, чем тому старому гвардейскому бэтээру, от которого уже шел санинструктор, держа в руках перетянутый бинтом крест-накрест сверток плащ-палатки.
Подойдя к ним и будто оправдываясь, он тихо сказал:
- Больше ничего нет. Всего расплескало. Одни куски. Как его фамилия?
- Рахимов, - ответил Леха.
- Я пластырь на бок наклею и фамилию подпишу. - Санинструктор повернулся и понес сверток к БМП.
Лейтенант тронул Леху за плечо:
- Надо ехать. Залезай в мою машину.
Колонна двинулась в обратном направлении. По дороге остановились. Летучка стояла на том же месте, где еще недавно Леха с Рахимовым умывались, с наслаждением зачерпывая в ладони мутную речную воду. О чем они тогда говорили, он сейчас не помнил. Крючков быстро завел и выгнал на дорогу свой "ЗИЛ". Леха попросился пересесть в кабину летучки.
- Решай сам, - ответил лейтенант. - Здесь безопасней.
- Мне на свет охота посмотреть, - сказал Леха, вылезая из бээмпэшки.
Он сидел рядом с Крючковым и смотрел вперед, глотая встречный ветер, свободно гулявший по кабине без лобового стекла. Скоро показалось злополучное место - развилка.
Танк младшего сержанта Федюшина, шедший впереди колонны, свернул к домику у развилки и, развернувшись на месте, замер рядом с другим танком. На глине у домика ясно виднелись следы недавно стоявшей здесь грузовой машины, как оправдательное свидетельство для Казьмина. Колонна двинулась дальше, свернув на другую дорогу.
Прошло совсем немного времени, когда они доехали до большого войскового соединения. По обочине дороги тянулась военная техника. Вереницы машин медленно сворачивали с дороги и уходили в сторону, выстраиваясь рядами на просторных ровных участках, недавно еще бывших чьими-то полями. Там уже разрастались палаточные городки и дымили походные кухни. На другой стороне дороги стояла колонна афганских машин с национальными гербами на дверках. В крытых кузовах сидели афганские солдаты. Они приветственно махали руками, завидев поврежденную бээмпэшку и изрешеченную пулями летучку.
Крючков, высунув кулак в окно машины, злобно кричал им в ответ:
- Во! Братья! Да пошли вы на…
Леха пытался отыскать взглядом среди этого колоссального скопления техники машины со знаками своего полка. Но не находил их. Они остановились. Лейтенант спрыгнул с БМП и подошел к группе офицеров, стоявших у дороги. С ними были и офицеры афганской армии. О чем-то поговорив, лейтенант подошел к летучке.
- Наши полки ушли дальше, а медсанбат вон там. - Он указал на стоящие вдалеке палатки. - Сейчас убитого, раненого и тебя с Рахимовым туда передадим, а сами дальше двинем. В твой полк я сообщу, что ты в санбате.
- Нет, - скрипнув зубами, сказал Леха. - Я сам Рахимова в полк доставлю. Одного пластыря с фамилией мало, а там документы, какие положено, соберут. И отчитаться мне надо.
- Да какой тебе сейчас отчет?! Тебе в санбат надо, потом отчитаешься. Хотя ладно, может, ты и прав. В суматохе и без документов запросто попутать могут.
В будку летучки занесли убитого, а на сиденье уложили раненого водителя БМП. Лейтенант втиснулся рядом. Они поехали к медсанбату, а Леха пошел к головной бээмпэшке. Он передал свой автомат бойцам, а сам присел на камень у обочины.
Двигалась техника, торопились люди, охваченные суетой строгих планов, но ему сейчас не было до этого никакого дела. В нескольких шагах, за броней бронемашины, лежал, лежало… Там был Рахимов - его кровная, невосполнимая потеря, его совесть в образе обугленных кусков.
Он смотрел себе под ноги, задумчиво прочерчивая каблуком сапога кривую борозду.
- Шашкин! Шашкин! Старшина! - кто-то кричал издали.
Леха поднял глаза. По дороге к нему бежал Иванов.
- Шашкин! Леха! - Иванов склонился к нему. - Дорогой ты мой, где ж вы?.. Ранен, что ли? А мы вас обыскались… - Он не успел договорить и смолк, видя, как судорожно затрясся Лехин подбородок, а губы немо хватали сырой промозглый воздух. Леха хрипел и таращил глаза, словно силясь выдавить из себя какое-то лишь одно, но очень веское всеобъемлющее слово, способное разом выразить все события и чувства, душившие, выжигающие изнутри его изможденное, исстрадавшееся естество.
Иванов присел на корточки, крепко обхватив руками его трясущиеся плечи, отчего Лехино лицо ткнулось ему в плечо.
Не прерывая беззвучных Лехиных рыданий, Иванов молчал, отчетливо понимая, случилось что-то нехорошее, и терпеливо ждал. Ждал, придерживая ладонью грязный, дергающийся Лехин затылок, глядя вдаль на кривую, островерхую линию горизонта.
Но вскоре Леха поднял голову и, глядя на Иванова, то ли ждал вопроса, то ли не был еще в состоянии говорить, а тот смотрел на него, но не спрашивал. Он только чуть заметно кивал, как бы читая Лехины мысли.
- Рахимов там. - Леха кивком указал на бээмпэшку. - Я виноват, товарищ капитан. Бэтээр на фугас нарвался. Это я виноват.
Леха медленно встал, подошел к БМП и обратился к сидящему на броне солдату:
- Давай сюда.
Тот нырнул в люк и скоро осторожно выложил на броню перевязанный бинтом плащпалаточный сверток с наклеенным на него большим куском грязного пластыря, подписанного шариковой ручкой: "Рядовой Рахимов".
- Больше ничего не собрали. А бэтээр там остался. - Леха неопределенно махнул рукой в сторону гор. - Кранты ему… - Он пошатнулся и снова присел на камень.
Иванов посмотрел на сверток, потом на Леху:
- Ясно. Ты вот что, посиди пока тут, старшина, а я вернусь к перекрестку. Тут рядом. Там бэтээр с нашего полка. Мы вас разыскивали.
- Я с вами пойду, чего сидеть?
- Посиди, я быстро, отдохни, не ходок ты сейчас. Отвезем вас в санбат. - Иванов резко прервался. - Посиди… - И быстрым шагом, почти бегом ступая по изодранному гусеницами асфальту, направился в обратную сторону.
Леха снял с брони сверток, бережно положил его у камня и сел рядом. Он сидел неподвижно. Волна ненормального, даже блаженного спокойствия жаром распространялась в голове, отяжеляя сознание, приводя его в оцепенение, сделав мысли тягучими, как домашний деревенский кисель. Лехе показалось, что это исходит от свертка. Он будто бы чувствовал присутствие Рахимова, слышал его голос. Неразборчивый, протяжный, тихий, как шелест ветра.
"Господи… - подумал Леха. - Не дай мне хоть мозгами-то сбрендить…" - Он резко встал с камня, но, испытывая головокружение, привалился плечом к борту БМП.
- Товарищ прапорщик, - его тихо окликнули сзади.
Леха обернулся. Перед ним стояли Казьмин и Пучков.
- Чего?
- Там этот, узкоглазый афганец. - Казьмин говорил возбужденно, но почти шепотом. - Ну, тот, который от перекрестка нас не по той дороге направил. Он, оказывается, с этой колонны. - Казьмин указал на афганские машины.
- Точно?! Ты не обознался?
- Нет! Я его рожу на всю жизнь запомнил.
- Он падла! Он! - вторил Пучков. - Яго под арест надо сдать! А то сбяжить, курва! Яго надоть сразу за химо брать! Сбяжить!
- Надо глянуть сначала, - сказал Леха.