- Прошу вас, пан Маевский, не кричать, вы находитесь в моем доме. Я уже сказал свое последнее слово. А немцы никогда не найдут этих документов. Я больше не задерживаю вас, пан Маевский. До свидания. Надеюсь, как только обер-лейтенант отменит свой приказ, вы как можно скорее покинете Пшетоку!
Клос тихо вышел из конторки Пшетоцкого, осторожно спустился по лестнице. Он так задумался, что чуть не столкнулся с бежавшей на кухню Мартой. К счастью, она не обратила на него внимания.
Выйдя во двор, разведчик убедился, что его солдаты на своих местах, поговорил немного с фельдфебелем. Клос не спешил, хотел чтобы Маевский рассказал Эдварду о своей неудачной беседе с Пшетоцким. Клос оставлял им время для решительных действий. Они должны были сделать то, что прежде он планировал сделать сам. А пока он решил обследовать оранжерею, куда была вынесена пальма. И когда через полчаса, довольный результатами обследования, вошел в столовую, там уже никого не застал, все разошлись по своим комнатам.
Поднимаясь по лестнице к себе в мансарду, Клос пытался осмыслить, что же его так удивило в столовой. Это была какая-то деталь, мелочь. В столовой будто бы чего-то не хватало, но чего?
Войдя в комнату, он оставил дверь открытой. Это также входило в его план. Все шло так, как он предусмотрел. Некоторое время назад, выходя из своей комнаты он оставил на двери на чердак свернутый кусочек бумаги. Теперь его не было. Значит, кто-то туда входил. Этого Клос и ожидал. Машинописный лист с фамилией Латошека, подброшенный им в столовой Эдварду, действовал.
Клос остановился около письменного стола, вытащил из-за пазухи картонную папку с несколькими листами чистой бумаги, которую прихватил из конторки Пшетоцкого, и сел за стол, краем глаза наблюдая за дверью, готовый в любую минуту в случае опасности действовать. От человека, находившегося за дверью чердака, всего можно было ожидать.
Продолжая наблюдать, Клос торопливо заполнял один за другим листы бумаги всевозможными химическими, физическими и математическими символами и формулами, какие только приходили ему в голову. Вырисовывал чертежи и детали, не имеющие никакого смысла, а также изображал различные уравнения, извлекал корни, логарифмировал и интегрировал. Закончив заполнять девятый лист, решил, что этого достаточно, вложил их в папку и старательно запер ее в ящик письменного стола.
Некоторое время он сидел неподвижно. Снова проанализировал свои действия, которыми руководствовался, заполняя бессмысленными формулами и чертежами листы бумаги. Подумал тогда, что из-за чердачной двери кто-то мог за ним следить и внезапно напасть. И Клос вдруг вспомнил, чего не хватало в столовой, когда он зашел туда после оранжереи. Не было ранее висевшей на стене сабли с искусно инкрустированной рукояткой - висели только пустые ножны. Кто-то решил воспользоваться ею, значит, кому-то грозит смертельная опасность. Но не поздно ли он понял это?
Он с шумом сорвался с места, чтобы испугать человека, находившегося на чердаке, и закрыл дверь на ключ. Нельзя дать этому человеку уйти с чердака.
"Только бы успеть!" - думал Клос, спускаясь по лестнице. На первом этаже он остановился, припоминая, какая дверь ведет в спальню Пшетоцкого. В это время старик всегда отправлялся вздремнуть. "Видимо, эта", - решил Клос и негромко постучал. Тихо. За дверью ни звука. "Неужели опоздал?" - подумал он, нажимая на дверную ручку. Оказалось, что тревога была напрасной. Старик Пшетоцкий, укрытый клетчатым пледом, спал, размеренно посапывая.
Клос решил спрятаться и подождать. Неожиданно он услышал шорох за дверью и прижался к стене, затаив дыхание.
В дверь тихо проскользнула какая-то женщина и, не оглядываясь, решительно направилась к спящему Пшетоцкому. И в тот момент, когда она замахнулась саблей, Клос подскочил к ней, выбил из рук оружие и зажал рот. Сабля со звоном упала на пол. Клос втащил женщину к себе в комнату. Лишь здесь он отпустил ее и выхватил пистолет.
- Дурень! - крикнула Иоланта по-немецки.
- Молчать! Теперь я с тобой поговорю. Мне все известно! Ты - курьер из Лондона!
- Идиот! Зачем только Гофберг прислал тебя?! Твое дело - ждать! Ждать! - крикнула она истерично. - Ты ничего не должен предпринимать самостоятельно! Расстроил все мои планы! Ты за это ответишь!
- Как так ответишь? - сделал удивленное лицо Клос. - Это значит, что ты…
- Все еще не понимаешь? Я обер-лейтенант Хильда Киляр, из контрразведки.
- С этого и нужно было начинать. Почему ты не представилась мне по приезде в Пшетоку? - наступал теперь Клос.
- Я не обязана была этого делать. А ты не смог выполнить простого задания полковника Гофберга! Ну чего пялишь глаза на меня? Идем же! Нужно немедленно покончить с Пшетоцким. После смерти старика Зося по наследству получит документы своего отца. А если нам удастся заполучить их, то мы заслужим награду.
- Задание Гофберга уже выполнено, - спокойно ответил Клос. Он открыл ящик письменного стола, достал ранее положенную туда папку и подал ее обер-лейтенанту Хильде Киляр. - Это документы инженера Латошека. Завтра утром мы вручим их полковнику Гофбергу. Надеюсь, что за это он не разгневается и не отправит меня на Восточный фронт.
Пока Хильда перелистывала заполненные бессмысленными расчетами и чертежами листки бумаги, Клос подумал о том, какой будет реакция Гофберга, когда он получит их.
Клоса беспокоила мысль, почему полковник, отправляя его в Пшетоку, не сказал, что его агентом будет женщина. С какой целью он дезориентировал Клоса?
- Где ты их нашел? - спросила Хильда.
- Тайник с документами оказался на чердаке. Как видишь, мои методы и старания небезрезультатны.
- Надеюсь, Ганс, мы вместе вручим эти документы полковнику Гофбергу? - заискивающе спросила она.
- Думаю, что ты сама должна сделать это. Тебе было поручено это задание.
- Ты, Ганс, настоящий рыцарь! Я сразу и не заметила твоего благородства, недооценила тебя.
- Это недостаток многих моих приятелей, - ответил Клос.
- Думаю, что и полковник недооценивает твои способности. Я поговорю с ним. Ты предпринял оригинальный шаг, отдав приказ о запрете выезда из Пшетоки. Это заставило их поторопиться, они попытались склонить старика добровольно передать документы в руки курьера из Лондона… - Хильда громко рассмеялась. - Наивные эти поляки, поверили… Помоги, Ганс, по своей связи сообщить Гофбергу, что я выеду из Пшетоки завтра, но не раньше вечера. Мне приказано не деконспирировать себя и по возможности раскрыть всю подпольную группу поляков во главе с ротмистром Бохуном.
- А это не опасно, Хильда?
- Такая наша работа, Ганс. - Она закурила сигарету и глубоко затянулась. - Хотела бы я, Ганс, после выполнения задания встретиться с тобой. Не возражаешь? Ты мне очень нравишься.
- Расскажи, как все это было? Как взяли настоящего курьера из Лондона, ту самую Иоланту Кшеминьскую?
- Гофберг лично ожидал ее на вокзале, мы имели точную информацию о ее приезде из Лондона. Потом полковник сам ее допрашивал. Выбил из нее все, что она знала… Он умеет это делать.
- Понимаю, - проговорил Клос. Он едва сумел скрыть свою ненависть. Глотнув немного воздуха, с трудом изобразил на лице улыбку, чтобы Хильда не догадалась о волнении.
- Эта девушка была моего роста, даже чем-то похожа внешне.
- Ты отлично говоришь по-польски.
- А ты искусно притворялся, что не понимаешь по-польски. Я окончила польскую гимназию в Познани, но никогда не переставала быть немкой. С тридцать восьмого года работаю в разведке, служу у адмирала.
- Пойдем, - Сказал Клос. - Ты должна сообщить ротмистру, что располагаешь документами Латошека.
Выходя, Клос не стал запирать дверь на ключ - не было надобности больше задерживать человека, находившегося там. Может, это был ротмистр, а может, Эдвард, которым Иоланта должна была доложить о документах.
С порога Клос вернулся в комнату - зазвонил телефон.
- Это, вероятно, Гофберг, - проговорила Хильда. - Разреши, Ганс, мне? - Он кивнул, и она подошла к аппарату: - Обер-лейтенант Хильда Киляр слушает. Он разрешил мне, господин полковник. Хотела бы лично доложить, что ваше задание выполнено. Завтра вечером доставлю документы в условленное место. Позвольте, господин полковник, поблагодарить вас за обер-лейтенанта Клоса. Это превосходный офицер. Правда, немного пощекотал мне нервы, но, признаюсь, трудно сказать, что бы я делала без него. Очень способный, находчивый и смелый офицер. Слушаюсь, господин полковник. Хайль Гитлер!.. Ты доволен, Ганс? - спросила она улыбаясь.
А Клос думал о том, что эта молодая женщина, хотя она и хороша собой, должна будет погибнуть не позже завтрашнего дня. И он, Клос, ничего не сделает, чтобы помешать этому, ибо Хильда Киляр - опасный, смертельный враг.
Оставив ее на первом этаже, разведчик направился в гостиную. Ян, стоявший около окна, поклонился Клосу.
- Хорошо, что я вас встретил, Ян - проговорил Клос. - Передайте всем, что я отменил приказ и тот, кто желает, может выехать из Пшетоки. Поблагодарите также хозяина дома, пана Пшетоцкого, за гостеприимство. - Клос забеспокоился, понимает ли камердинер по-немецки и почему на лице его появилась улыбка. - Вы поняли меня, Ян? - переспросил Клос.
- Да, я вас понял, пан поручик, - ответил камердинер по-польски и, осмотревшись, серьезно добавил: - Прекрасная сегодня погода.
- В прошлом году, в это время, - начал машинально Клос и внезапно умолк, пораженный словами Яна. Потом, оглянувшись закончил по-польски: - шел дождь.
- Дождь со снегом, - добавил Ян.
- Все в порядке, - сказал Клос. - Ты от Бартека?
- Отвечая на твое последнее донесение через Леона, Центр информировал, что дело, о котором ты сообщаешь, не интересует их. Человек, которого ты назвал, работает за Уралом, а результаты его изобретения уже давно используются в военном деле.
- Это отец Зоси Латошек. Найди способ, чтобы сообщить ей об этом, - попросил Клос. Он достал из кармана плоскую коробку, запачканную землей. - Возьми и как можно быстрее сожги. Это документы на изобретение инженера Латошека. Лучше, чтобы их не было, коль они теперь не нужны. Да, присмотри за той пальмой в оранжерее, хотя надеюсь, что я не повредил корни. Жалко, если она засохнет. Чудесная пальма.
На лестнице показался Эдвард. Клос едва сдержал улыбку, заметив, что рукав поручика в извести. Ею побелены стены чердака, прилегающие к комнате Клоса.
- Ян, - спросил Клос, - где пан Маевский?
- У себя - ответил камердинер.
Клос учтиво поклонился Эдварду и направился к двери, он был уверен, что Иоланта-Хильда из имения живой не выйдет.
- Приготовьте машину, отъезжаем! - крикнул Клос фельдфебелю.
И когда вдали уже скрылись постройки Пшетоки, он подумал о девушке, которую не видел и никогда не увидит, - о настоящей Иоланте Кшеминьской, зверски замученной Гофбергом и его подручными.
Совершенно секретно
1
Инженеру Эрвину Рейли предсказывали блестящее будущее. Профессор Люббих предлагал молодому выпускнику политехнического института должность ассистента в своей лаборатории. Однако Рейли предпочитал работать на производстве. Он любил большие промышленные предприятия, размах, точность и организованность производства. В его устах слово "современность", которое он часто повторял, звучало как боевой призыв. С тридцать восьмого года он интересовался проблемами реактивных двигателей, предлагал всевозможные проекты, но каждый раз наталкивался на сопротивление, поскольку не имел поддержки, как это часто бывает у молодых, еще мало известных инженеров…
Эрвин был настойчив, обладал выдержкой и терпением. Ждал своего часа, верил, что он придет. И наконец настал день, когда ему предложили принять на себя руководство новыми, совершенно секретными предприятиями. Рейли понял, что наступило то время, когда он сможет применить свои научные познания и добиться известности в большом деле. Он работал днями и ночами, не покидая предприятий, разместившихся в предместье старого польского города, не замечая ни самого города, ни живущих в нем людей. Рейли с головой погрузился в работу. Его не волновали ни война, ни величие третьего рейха. Он думал только о реактивных двигателях.
Вскоре появились трудности, первые опыты не удавались, и тогда Рейли вспомнил о польском ученом, докторе Пулковском, о котором слышал еще до войны. Через некоторое время после назначения на должность директора секретных предприятий, беседуя с ответственным функционером гестапо, Рейли назвал фамилию доктора и попросил при возможности разыскать Пулковского и направить его на предприятие. Гестаповец записал что-то в блокнот. Через три месяца он позвонил:
- Пулковский находится у нас уже две недели… Что скажет на это инженер Эрвин Рейли?
- Прошу прислать его в мое распоряжение! - ответил инженер.
- Его необходимо подготовить, и подготовить как следует. - Гестаповец произнес это таким тоном, что Рейли не решился ни о чем спрашивать. Затем гестаповец сообщил ему, когда доставят Пулковского. Сказал "доставят", словно речь шла о какой-нибудь партии товара или багаже.
Рейли посмотрел на часы. Пулковский вот-вот должен прибыть. Он отложил бумаги и с удовольствием опустился в мягкое кресло. Кабинет его был обставлен скромно: простые стулья, обычная настольная лампа, мягкое кресло с подлокотниками, на котором любил сидеть Рейли. Эту удобную, недорогую мебель инженер сам смастерил в свободное от работы время.
Фрейлейн Крепке, пожилая немка из Восточной Пруссии, вошла в кабинет и, передвигаясь почти на цыпочках, поставила на столик чашечку кофе. Рейли не поблагодарил и даже не посмотрел на свою секретаршу. Он не выносил ее присутствия. Сухопарая старая дева была медлительна, тупа и бездеятельна. Рейли закрыл глаза и подумал о Данке… Обаятельная, нежная девушка! Когда Рейли уезжал из Гамбурга, друзья говорили ему, что польки не любят немцев. Тем не менее…
С Данкой он познакомился несколько дней назад. Выезжая после очередного неудачного испытания с территории завода, увидел ее. Она стояла у ворот. Стройная, миловидное лицо, большие голубые глаза, белокурая. Одета она была значительно лучше, чем другие девушки этого города. Директор остановил машину около нее, и она села. Данка свободно говорила по-немецки. Объяснила, что биржа труда направила ее на работу на этот завод. Легкая улыбка тронула ее губы… Пришла именно сюда, хотя могла найти работу и в другом месте.
Пообещав принять девушку завтра, директор предложил подвезти ее домой. Думал, что Данка откажется, однако она согласилась не задумываясь.
Девушка несмело пригласила его к себе домой. В квартире ее было очень уютно. Рейли понравилась свободная, не перегруженная мелочами, скромно обставленная комната - здесь все говорило о хорошем вкусе хозяйки.
На следующий день они встретились снова. Данка обрадовалась ему, была очень любезна, внимательна. Гость принес цветы и бутылку коньяка. Цветы хозяйка поставила в вазу на подоконник. Потом они сидели на диване, пили коньяк.
- Пани Данка совсем не такая, как другие польские девушки, - сказал Рейли. - Я понимаю, почему вы ненавидите немцев… Но это политика, а я не занимаюсь политикой. Вы тоже, правда?
Она кивнула. Потом они танцевали. Звучала негромкая музыка, свет был притушен. Рейли, прижимая Данку к себе, подумал, что неплохо было бы иметь такую секретаршу. Необходимые документы можно достать. Хорошо, если бы у нее оказалась немкой хоть бабка, пусть даже десятая вода на киселе… Теперь все его мысли были направлены на то, как бы избавиться от старой фрейлейн Крепке. А фрейлейн снова появилась в кабинете.
- Приехали из гестапо, - доложила она, оставив дверь открытой.
- Я неоднократно говорил вам, фрейлейн Крепке, закрывайте дверь, когда входите в мой кабинет. Это во-первых. А во-вторых, докладывая, называйте фамилии… Просите!
Гестаповец в ранге штурмфюрера вошел в кабинет директора, сопровождая Пулковского. Польский ученый показался Рейли очень старым. Лицо бороздили глубокие морщины, левую щеку пересекал красноватый шрам. Одежда мешком висела на нем. Он был худой и изнуренный, всего пугался. Рейли подумал, что Пулковский, видимо, принимает его за сотрудника гестапо, и решил отнестись к польскому ученому с уважением, если он этого заслужит…
- Прошу господина штурмфюрера подождать в приемной, - сказал высокомерно Рейли. - Если потребуетесь, я вас приглашу.
Он показал Пулковскому на кресло, стоявшее у письменного стола. Польский ученый несмело сел. Не зная, что делать с руками, положил их на колени, стесняясь грязной повязки на левой руке.
- Кофе, рюмочку коньяка? - спросил учтиво Рейли. Пулковский промолчал.
- Может быть, рюмочку коньяка и гаванскую сигарету? - Рейли громко, но добродушно рассмеялся: - Таких сигар пан доктор, видимо, давно не курил.
Пулковский разволновался, заговорил. Нетвердой рукой он держал рюмку, из которой расплескивался коньяк, и не перестал говорить. Утверждал, что гестаповцы - настоящие палачи, грубияны, бюрократы, ничего не понимающие в науке и технике.
Рейли подумал, что сам он принадлежит к той же категории людей науки и техники, что и его гость, и так же, как он, не терпит политики. Наверняка они могли бы договориться и легко понять друг друга.
Пулковский выпил коньяк, затянулся сигарой. Он чувствовал себя уже свободнее, не так, как минуту назад. Он внимательно посмотрел на Рейли:
- Чем обязан?
- Сколько вам лет, пан доктор?
- Сорок восемь, - ответил Пулковский, а Рейли подумал, что на вид ему можно дать больше шестидесяти.
- Я инженер, - объяснил Рейли, - и интересуюсь теми же проблемами, что и вы. О ваших научных работах я слышал еще до войны… - Он сделал паузу. Пулковский молчал. - Я не так давно назначен директором этих предприятий, понимаете? - продолжал Рейли. Он открыл ящик письменного стола и достал заранее приготовленную папку. - Здесь несколько чертежей. Это связано с вашей довоенной научной работой. Прошу посмотреть. Помните свое изобретение, запатентованное в тридцать седьмом году в Италии? Так вот, речь идет…
Пулковский бросил взгляд на чертежи, потом решительным жестом отодвинул их от себя.
- Я ничем не могу вам помочь, - твердо сказал он.
- Что? - Рейли громко рассмеялся. - Мне и так все известно! Ваш итальянский патент касался реактивного двигателя!
- Нет, - возразил Пулковский.
- Вы лучше помолчите! - крикнул Рейли, теряя самообладание. - Я создам вам, пан доктор, прекрасные условия для работы. Буду относиться к вам как к коллеге по науке, позабочусь о вашем здоровье…
- О моем здоровье? - проговорил Пулковский. - О нем уже позаботились ваши друзья из гестапо…
- Забудьте об этом. - Рейли с трудом успокоился. - Мы не гестаповцы, а ученые…
Пулковский ничего не ответил, и Рейли проговорил: - Ваша жена, пан Пулковский, находится в застенках гестапо.
Лицо польского ученого посерело, руки снова задрожали.
- Не волнуйтесь, - сказал Рейли. - Лучше подумайте. Даю вам на это немного времени. Вы останетесь на территории завода…
В эту минуту мощный взрыв потряс воздух. Послышался звон разбитого стекла. Взрывная волна ворвалась в кабинет, свет погас. За окном взметнулся вверх огромный столб огня и дыма.
- Пусковая установка! - в ужасе воскликнул Рейли. - Моя установка для запуска реактивных двигателей!