- Товарищ капитан, - окликнул ротного старшина, - сволота наверняка лишь перелякать нас хотела, а сам вже смылся. - Сом приподнялся, намереваясь вскочить, но Боярышников остановил его повелительным окриком:
- Лежать! Хочешь, прапорщик, пулю словить? Не хватает нам еще потерь, с меня ведь голову снимут. Двигаться только по-пластунски!..
Так мы на брюхе и пропахали эту поляну. Лишь когда очутились среди деревьев, ротный разрешил встать. В лесу не раздавалось ни единого постороннего звука, только мирно чирикали птицы да слабо гудели трогаемые ветром вершины разлапистых сосен.
- Ось я и говорил, пугал он нас, чтоб время выиграть, - с досадой сказал старшина. - Теперь его и след простыл.
- Ладно тебе каркать, Иван Прокофьевич, - прикрикнул на него ротный. - Короткий перекур - и вперед, да поживее!
Дальше лес пошел гуще, и был он каким-то диким. Кроны деревьев тесно переплелись, образовав сплошную зеленую крышу. Сквозь колючий кустарник продираться было трудно, темп движения, естественно, замедлился. Ладони были исколоты ветвями жимолости и боярышника. Заросли приходилось раздвигать руками, отчего они зудели, точно обожженные.
Солнце поднялось довольно высоко над лесом, когда мы вышли наконец к железной дороге, ни разу больше не наткнувшись на следы беглеца. Когда же и на станции сказали, что никто из посторонних тут не появлялся, стало ясно: Валет сумел-таки уйти от погони. Как ему это удалось, куда он мог деться, трудно было сказать.
- Як сквозь землю провалился! - в сердцах пробубнил Сом. - Может, свернул где, товарищ капитан, - и сторонкой, сторонкой?..
- Как такое могло случиться, - нахмурился Боярышников, - если мы шли с таким большим захватом? Ширина его составляла не менее километра. Для того чтобы обогнуть фланг, нужно время, а его-то у Вышневца и не было!
И тут у меня мелькнула шальная мысль: не воспользовался ли Валет тем, что мы перли напролом, считая его стремящимся как можно скорее выйти к железной дороге. Пока мы торопились двигаться вперед, гад мог легко взобраться на дерево и спрятаться среди листвы. Пропустив нас под собой, он преспокойно спустился вниз и мог уйти в любом направлении. У нас была одна дорога, а у него десятки… Когда я высказал эту догадку ротному, тот едко заметил: "Хорошая мысля приходит опосля".
- Чтоб тебе, Иванцов, раньше до этого додуматься, - сказал Боярышников. - Ты ж у нас хоть и разгильдяй, а головастый.
Он посмотрел на меня с укором и еле приметно усмехнулся. Отношения с ротным у нас сложились своеобразные. Во время занятий я любил задавать каверзные вопросы, а Боярышников терпеть не мог, когда его прерывали. Но вскоре он понял мою тактику и как-то после очередной "почемучки" гневно сказал: "Ох и разгильдяй ты, Иванцов! Гонять тебя надо как Сидорову козу. Запомни раз и навсегда: армия не уму учит, а дурь выбивает…"
Так ко мне и пристала эта кличка. Кто в роте больший разгильдяй? Конечно, рядовой Иванцов. Я не обижался. "Пусть будет так, - думал я, - в этом есть даже какой-то шарм. Имеются в подразделении лучшие стрелки, отличные спортсмены, непревзойденные прыгуны с парашютом, так почему не быть первостатейному разгильдяю!"
Нарядов поначалу я хватал больше всех. Меня и Боярышников наказывал, и Сомянин беспрерывно на кухню гонял, и взводный - лейтенант Наливайко - свою долю вносил. Пока "карасем" был, столько картошки перечистил, полов перемыл да клозетов выгреб - не счесть. Только перейдя в разряд "годков", стал не так мытариться. Меньшим разгильдяем я, конечно, не стал, но разгильдяй со стажем - уже кое-что, с таким солдатом считаются. К тому же с ротным неожиданно стали складываться иные, более сложные взаимоотношения. Но об этом позже.
- Может, вернемся и пошукаем еще в лесу? - предложил Сом.
- Бесполезно, - махнул рукой ротный.
- Попытка - не пытка, товарищ капитан, - поддержал прапорщика подошедший взводный.
Наливайко смотрел на ротного сверху вниз, потому как был на голову выше. Правда, коренастый, крепко сбитый капитан с мощными мускулами и широченными плечами выглядел негнущимся дубом, тогда как длинный, тощий, с круглой головой на длинной шее лейтенант походил на тростинку. Наливайко только осенью окончил училище и был на добрый десяток лет моложе Боярышникова.
- Люди еще не очень устали, - продолжал взводный. - Горят желанием продолжить поиск…
- Нет, - отрезал ротный, - время упущено. Теперь нам Валета не поймать, нечего зря солдат гонять. Старшина, усаживай личный состав в машины. Операцию можно считать проваленной.
2
Перед обедом в казарме появился командир батальона. Я сквозь сон услышал его зычный голос. Если подполковник Горобец командовал на одном конце плаца, его прекрасно слышали на другом. А плац у нас такой широкий, всю дивизию, наверное, на нем можно построить.
- Притомились, значит? - прогудел Горобец. - А толку? Подонка так и не поймали?
- Старались, товарищ подполковник, - уныло проговорил Боярышников.
Стало обидно за ротного. Ну разве он виноват, что Валет смылся! Впрочем, вполне могли и схватить, в самом деле старались.
- Подымайте роту! - распорядился комбат. - Солдаты понадобятся следователю военной прокуратуры. Он вместе со мной прибыл.
Комбат наш - мужик крутой. Воевал в Афгане и в первую чеченскую. Да и служил, слава богу, без малого четверть века, до пенсии по возрасту оставалось всего ничего. Мне, честно говоря, было жаль старого вояку. Однажды в качестве посыльного довелось быть у него дома. Крохотная квартирка, повернуться негде, да и та служебная, на территории военного городка находится, а детей трое. Сын - великовозрастный балбес, с трудом окончивший школу, он нигде не работал и призывную комиссию не прошел по здоровью. Две дочки-малолетки. Одна совсем кроха - третьеклассница по прозвищу Кнопка. Вдобавок жена больная, на производстве тоже трудиться не может. Как содержать такую ораву на одну комбатовскую зарплату? Она ведь, по нынешним временам, совсем мизерная; на нее не то что прожить сносно впятером нельзя, концы с концами и те не сведешь. А куда денешься, когда тебе под пятьдесят и уже ничего не светит: ни повышение по должности, ни новое звание? Остается тянуть служебную лямку до конца. На гражданке тоже делать нечего. Учиться чему-то заново поздно, а в коммерческих фирмах тебя не ждут, там нужны молодые. Вот и выходит: куда ни кинь - всюду клин…
Роту, конечно, моментально подняли. Натянув обмундирование, я выскочил на построение и возле канцелярии увидел комбата. Внешне это был могучий мужик, высокий, плечистый, крупноголовый. На рельефном лице выделялись большой нос и жесткий волевой подбородок. Фуражка у Горобца всегда была надвинута на лоб. Из-под козырька с холодным пепельным блеском смотрели строгие серые глаза.
Рядом с Горобцом стояли Боярышников и еще один невысокого роста офицер с четырьмя звездочками на погонах. Видно, это и был следователь прокуратуры, о котором говорил комбат.
- Постройте тот взвод, где служил этот… как его? - поморщился Горобец.
- Вышневцом его кличут, товарищ подполковник, - подсказал стоящий позади офицеров Сомянин.
Комбат метнул в старшину роты сердитый взгляд и с досадой сказал:
- Его скорее подлецом следовало назвать! Такое отмочить!.. На весь батальон грязное пятно положил!
Подполковник прошелся вдоль строя взвода, сверля глазами каждого, словно мы были приятелями Валета и способствовали его преступлению.
- Ну, что, бойцы, скажете? - пророкотал комбат, останавливаясь возле левого фланга и еще раз окидывая нас недружелюбным взглядом. - Как могли допустить, чтобы ваш сослуживец сотворил такое безобразие? Неужели ни с кем не делился и никто ничего не знает?.. Не верю!
Строй молчал. Валет хоть и служил с нами, но жил особняком, выделяя себя, "деда", как особо выдающуюся личность, которой вся молодежь должна подчиняться и прислуживать. В Вышневце было много блатного, взятого им из зоны. Парень ни с кем не дружил, разве только с Букетом, считая его своим. Как-никак тот в свое время тоже был не в ладах с Уголовным кодексом и хлебал тюремную баланду. Особой доверительности я меж ними не наблюдал, а там черт его знает, чужая душа - потемки.
- Ну, ладно, - махнул рукой Горобец, поняв, что от нас ничего не дождется, - все, что знаете, поведаете следователю. Прошу любить и жаловать, - кивнул он в сторону стоящего рядом статного офицера, - капитан Шелест Николай Николаевич. Он побеседует с каждым. И смотрите у меня, - погрозил комбат пальцем. - Ничего не утаивать! Любая деталь может оказаться очень важной.
- Дайте мне, пожалуйста, в помощники кого-нибудь из ребят порасторопнее, - попросил следователь, - чтобы был под рукой.
- Это можно, - заверил Горобец. - Боярышников, назначь бойца в помощь представителю военной прокуратуры. У тебя, помнится, кто-то из института призван…
Про персону первостатейного разгильдяя комбат, конечно, знал. Как-то даже отвалил пять суток ареста за "непочтение родителей", потому как я публично плохо отзывался о нынешнем высшем руководстве.
В армии не любят тех, кто высовывается. Все должно быть по ранжиру, никакой самостоятельности в мыслях и поступках. Иначе, чем командир, думать не смей, делай, что велят, даже если твоя точка зрения более целесообразна. Любое высказывание расценивается как пререкание, за что положен наряд вне очереди. И ни в коем случае нельзя задавать лишних вопросов.
Чрезвычайно интересно, почему не идет давно объявленная военная реформа? Почему у нас нет нового оружия? У боевиков с маркой "сделано в США" есть, а у нас - ку-ку, хотя давно объявлено, что разработаны новейшие образцы… Начальство на такие вопросы отвечать не любит, в лучшем случае рявкнет: "Разговорчики в строю!" или "Прекратить болтовню!" Я на первых порах по студенческой привычке не унимался, за что получал "по заслугам" и честно заработал свое "почетное" клеймо…
- Вы имеете в виду Иванцова? - осторожно спросил ротный.
- Именно его.
- Так он у нас… - замялся Боярышников и чуть не сказал "первостатейный разгильдяй", но вовремя спохватился. - Может, кого другого?
- Чем тебе Иванцов плох?
- Вы ведь знаете…
- Ну и что, если язык длинный? Надеюсь, не будет его распускать в таком серьезном деле и безобразничать не станет. Парень он башковитый, понимает. Верно, Иванцов?
- Так точно, товарищ подполковник! - отчеканил я.
- Вот видишь, Боярышников, боец осознает ответственность, а грамотешки у него поболее, чем у других, и расторопности тоже.
- Мне как раз такой и нужен, - вмешался в спор капитан Шелест.
- Решено, - безапелляционно подытожил Горобец. - Занимайте, Николай Николаевич, ротную канцелярию и ведите там допросы, сколько понадобится.
Я не поверил своим ушам. Никогда не слышал, чтобы комбат обращался к младшему не по званию, да еще прилюдно, а по имени. Это было не в его характере, но очень, видимо, многое при таком ЧП в батальоне зависело для командира от позиции следователя.
- Вы, Боярышников, перебирайтесь пока в штаб батальона, - распорядился Горобец.
Ротный явно огорчился. Не очень приятно, пусть даже на время, отдавать свой обжитый кабинет и оказаться под постоянным оком начальства. Но главное, и это я понял сразу, ему не хотелось расставаться со своим "негром". Дело в том, что последнее время он постоянно эксплуатировал меня… Однажды Боярышников мимоходом спросил, научился ли я на гражданке составлять конспекты. Посмотрел на меня оценивающе и смущенно признался:
- Понимаешь, недавно назначенный начальник штаба батальона конспекты для проведения занятий каждый раз новые требует. Чем ему старые не годятся - не знаю. Там все расписано, что нужно делать, а повторение - мать учения. Мы как складывали десять лет назад парашют, так и сегодня складываем, и строевые команды те же самые подаем. Зачем заново огород городить?..
- Ну а я тут при чем? - невольно вырвалось у меня.
- Ты в институте учился, - сказал Боярышников. - Вполне сможешь, руководствуясь уставами и наставлениями, конспект для занятий написать. Я покажу, как это делается…
С тех пор и стал я у ротного "негром". Нехитрой наукой составлять конспекты овладел довольно быстро. Вскоре они стали получаться лучше, чем у ротного. Его за них даже хвалили на офицерских совещаниях, ставили в пример другим командирам.
Сперва я работал в ротной канцелярии, но там постоянно толкались взводные, старшина, каптерщик и всякие пришлые офицеры. Это мешало, трудно было сосредоточиться. И когда я пожаловался ротному, он сказал:
- Давай-ка я тебя, Иванцов, к себе на квартиру отправлять буду. Там тихо. Жена не помешает.
Так я попал в дом Боярышниковых и впервые увидел Надин. Но это особая история…
Наше знакомство с капитаном Шелестом произошло уже после отбытия высокого начальства. Из канцелярии роты поспешно вымелась постоянно ошивающаяся тут шатия-братия. Последним, собрав письменные принадлежности, покинул любимые апартаменты Дылда - так за высоченный рост прозвали ротного писаря ефрейтора Олега Хвороста. Он был худющий и костлявый, нагибаясь поднять что-либо с пола, складывался как бы пополам. Канцелярия днем была постоянным местом его пребывания. Под видом составления расписания занятий и прочих бумаг Хворост увиливал от уроков по строевой, физической и тактической подготовке. Только на стрельбище, прыжки с парашютом и полосу препятствий Боярышников выгонял его, неизменно повторяя: "Писарь тоже десантник".
- Повезло тебе, Иванцов, - шепнул мне перед уходом Дылда, выразительно подмигнув. - Хоть несколько дней покантуешься без занятий и строгого начальственного ока.
Шелест протянул мне руку и сказал:
- Будем знакомы. Тебя как зовут? Костя?.. А меня, как ты, наверное, уже слышал, Николаем Николаевичем. Так и будем общаться друг с другом.
Капитан был невысок ростом и узковат в плечах. Ни мощных бицепсов, ни пудовых кулаков не имел, зато лицо было выразительным. Высокий покатый лоб венчала шапка смолистых кудрей, непокорно выбивающихся из-под фуражки. Большие карие глаза с огоньком обрамляли пушистые, как у девушки, ресницы. Губы полные, красиво очерченные, мягкий подбородок. У баб он наверняка пользовался бешеным успехом, хотя, как я позже выяснил, оставался холостяком, точнее - разведенным. Да и прожил-то с женой, признался потом Шелест, всего три месяца, после чего разбежались в разные стороны навсегда. Спустя некоторое время, получше его узнав, я, кажется, понял почему. Капитан был слишком увлечен работой, мог сутками пропадать на службе, а это редко какой жене может понравиться.
Следователь присел на топчан, стоящий в углу. Его где-то раздобыл старшина, торжественно водворил в канцелярию для антуража и отдыха командира. Боярышников действительно спал на топчане, когда заступал в наряд дежурным по полку. Ему было положено четыре часа ночного отдыха.
- Что ты, Костя, обо всем этом думаешь? - спросил Шелест, жестом приглашая сесть на стул.
- Скверная история, - пожал я плечами.
- Слабо сказано. Паскудная! Убить своего брата-солдата - преступление, которому нет и не может быть оправдания! - жестко проговорил капитан и, помолчав, поинтересовался, что за человек был Вышневец.
- Да как вам сказать, товарищ капитан… - раздумчиво протянул я и тут же спохватился: - Виноват, Николай Николаевич!..
- Ничего, привыкнешь, - улыбнулся он. - Продолжай.
- Скрытный был очень, весь в себе. Ни с кем секретами не делился. Я знаю, что Валет - так мы его прозвали за любовь к карточной игре на интерес - сидел вроде бы за разбой.
- Друзья у него были?
- Практически нет. Только Букета он считал как бы своим.
- Кто такой?
- Я говорю о рядовом Виталии Букетове. Он тоже из этих… из бывших осужденных.
- За что отбывал наказание?
- Говорит, что за девчонок вступился. К ним парни пьяные приставали, а он боксер. Вот и отправил двоих в нокдаун. Одному челюсть сломал, другому пару ребер. За это и упекли.
- Ты ему веришь?
- Да, товарищ… Николай Николаевич.
- Вот давай с него и начнем. Зови.
Увы, допрос Букета, как и других солдат взвода, ничего нового к характеристике Вышневца не добавил, разве что некоторые не очень существенные мелочи. Я был прав, говоря, что Валет держался особняком и язык зря не распускал. Шелест был разочарован. Он, вероятно, надеялся на большее. От сослуживцев Вышневца капитану хотелось получить более подробные сведения об облике преступника и его поведении. Откуда у парня, например, появился пистолет, найденный ротным? Что намеревался с ним делать? Не высказывал ли чего крамольного?..
Ничего этого ребята не знали. Лишь последний из опрашиваемых Лева Арончик, которого капитан оставил на закуску, уже не надеясь узнать что-либо, неожиданно сообщил любопытную деталь. Он видел, как Валет однажды общался с прапорщиком Столбуном. Они, размахивая руками, о чем-то ожесточенно спорили.
- Кто такой этот прапорщик? - спросил Шелест.
- Заведующий оружейным складом, пояснил я. - Личность знаменитая. Захар Яковлевич Столбун - ветеран нашей части, имеет боевые награды. Его портрет на Аллее Героев позади плаца висит рядом с Горобцом и командиром полка. Все они воевали в Афганистане, потом в Чечне. Люди очень заслуженные!
- Что может быть общего у рядового с ветераном? - задумчиво протянул капитан.
- Не исключено, что Вышневца ротный или старшина за чем-нибудь на склад посылали.
- Вполне вероятно, - согласился Шелест, - но проверить не мешает.
Отпустив Арончика, капитан, не теряя времени, разыскал сперва Сома, потом ротного и расспросил каждого персонально. Оказалось, Валета никто из них на склад не направлял, надобности такой не было.
Вернувшись в канцелярию, Шелест сел за стол ротного и крепко потер лоб ладонью. А я по наивности брякнул: считаете, что это ниточка, за которую можно ухватиться?
- Начитался ты детективов, Костя, - засмеялся капитан. - Но как бы там ни было, зацепка все же есть. Откуда могло попасть к Вышневцу оружие?.. Возможно, со склада.
- Он мог купить его где-нибудь на базаре. Сейчас это запросто делается, были бы бабки.
- Верно, теперь все продается и покупается, в том числе оружие, но пистолет, обнаруженный у Вышневца, новенький. Из него еще не стреляли, а на базаре, как правило, продаются подержанные стволы частенько с перебитыми номерами, чтобы замести следы предыдущих преступлений. - Капитан помолчал, глядя куда-то мимо меня, и неожиданно предложил отправиться прямо сейчас к Столбуну.
Прапорщик оказался на месте и занимался проверкой накладных. Встретил он нас довольно нелюбезно.
- Зачем я понадобился прокуратуре? - спросил Столбун с вызовом. Черные, лохматые, с обильной проседью брови его сердито сошлись над переносицей. Лицо, подбородок, острые скулы, горбатый нос как-то сразу затвердели.
- Вы знакомы с рядовым Вышневцом? - сразу взял быка за рога Шелест.
- Ах, вот в чем дело, - проскрипел прапорщик, и губы его сложились в кривую усмешку. - Это тот тип, что драпанул с губы, убив часового?.. Не имел чести знать.
- И никогда с ним не сталкивались?