Землянка Фёдора и Матроны с трудом вмещала всю их семью. По всему периметру в земле были вырублены лежанки, всего их было три, по бокам и в торце. Их размеры были настолько малы, что едва вмещали взрослого человека. Комфортно в них можно было спать только на определенном боку, поджав ноги к животу. Матрона застелила их и утеплила ещё днём всем, чем могла и что было с собой привезено. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. В одном лежаке уложили Ивана со средним, в другом легла Матрона с Дарьей, а в третьем разместился Фёдор с младшеньким. Ночь прошла достаточно спокойно, вот только, когда Федор проснулся поутру, он понял, что разогнуться не может. Все мышцы затекли и застыли в том положении, в котором он уснул. Потребовалось достаточно времени для их отогрева. Он на четвереньках сполз с лежака и принялся разминать тело. Для начала он попробовал выпрямить одну ногу, это далось с трудом и явным болевым синдромом, потом соответственно вторую. В таком нелепом положении и увидела его Матрона, когда открыла глаза. Её разбудили хруст его затекших конечностей. В полусонном состоянии и с поволокой во взгляде она обратилась к Федору:
– Милый, что с тобой? Почему ты на коленях? Ты молишься?
Фёдор было потянулся рукой ко рту, дабы изобразить жест, когда палец прикладывают к губам, указывающий на молчание, но простреливающая боль в мышцах не позволила ему это сделать, и он вскрикнул:
– Тише, Матреш, не буди детей. Затек я так, что разогнуться не могу. Сейчас все будет нормально.
– Так пробегись вокруг лагеря или расходись.
– Я это сделаю, но позже, надо разогреть мышцы. Вона, руки-ноги не слушаются, – он попробовал отжаться на руках от пола. Потом приподнялся на ноги, сделал пару приседаний.
– Во, кажись, отпустило. Эдак ежели кажну ночь так будет, то воевать я не смогу, – улыбнулся Фёдор.
– С кем ты воевать собрался? Вот твой фронт, – она указала на спящих детей.
– Ладно, Матреш, пойду пройдусь.
Он вышел из землянки в утренний прохладный осенний лес. Глоток чистого воздуха моментально взбодрил Фёдора. Сон улетучился. Федор прошёл вокруг лагеря медленным шагом, поздоровался с постовыми и перешел на бег трусцой. Многие бойцы тоже, как и Фёдор, проснулись раньше намеченного подъема и занимались гимнастикой. С ними были и командир Степан, и Митрич. Завидев Фёдора, командир поприветствовал его:
– Здорово, Фёдор, ну как, сжились на новом месте?
– Еле разогнулся, товарищ Степан, все мышцы за ночь сковало. Как следующую ночь пережить, ума не приложу.
– А ты и не прикладывай, иди к нам в блиндаж, у нас кровати, как настоящие, из сосны рубленные, или на подводу свою, все же легче. Так, бойцы, пять минут на сборы! – скомандовал Степан.
Они выдвинулись в сторону охотничьего домика в количестве шести человек. Командир Степан, Митрич, сержант Иванов, Федор и еще двое бойцов. Утренний лес едва рассеял туман. Федор вел всю группу за собой и передвигался достаточно живо для человека, который еще несколько минут назад жаловался на несгибаемость мышц. Расстояние от лагеря до домика составляло примерно километров пять. И надо было потрудиться не только физически, чтобы беспрепятственно преодолеть столь значительное расстояние. Природная выносливость и абсолютная топографическая память делали Федора незаменимым проводником в этих лесах. И уже на подходе к месту назначения Федор замедлил темп, его поступь приобрела осторожность, каждый шаг был выверен. Группа последовала его примеру и шла шаг в шаг за ним. Вдруг неожиданно перед их взором показался небольшой дом, органично вписанный в общий ландшафт леса, срубленный из кругляка, спрятавшийся за небольшими кустарниками. Из трубы на крыше струилась тоненькая полоска дыма.
– Ну, ты, Федор, и глазаст, я бы ни в жисть не заметил сей сарай, спрятали его что надо, – еле слышно сказал командир.
– А зачем ему на виду стоять, он так построен, от лишних глаз, для охотников строили, да и стоит он тута давненько, весь мхом и покрылся. Его и зверь-то не всякий учует, а люди и подавно мимо пройти могут, – шепотом ответил Федор. И добавил: – Глядите, дым еще остался, видать, с вечера тлеет, значит, там эти бандюги. Они мне сразу не приглянулись, злые и негостеприимные. Еще, это, собака у них, я слышал, она лает там внутри, но какая, не видел.
– Значит, так, бойцы, – скомандовал тихим приглушенным голосом командир, – сейчас рассредоточимся. Ты, боец, – он указал на одного из солдат, – становишься под окно, что с торца. Вы двое – по боковым окнам, я с Митричем – подле дверей, и ты, Федор, стучишь к ним, но без самодеятельности, как только они откроют, ты отходишь в сторону, мы входим в дверь, кладем их на пол, а там
– по ситуации. И смотрите в оба, чтобы ни одна веточка не надломилась, ни один листик с дерева не упал, вы все мне живые нужны. Всё поняли?
Солдаты одобрительно моргнули. Команда молниеносно заняла свои позиции. Федор неслышно подошел к двери, нажал на ручку, дверь скрипнула, но не подалась. За дверью раздался собачий визг, который перерос в лай. Федор постучал. Ответа не последовало. Федор постучал с еще большей силой и прикрикнул:
– Откройте, мне нужна ваша помощь!
Внутри дома послышались невнятное бормотание и лязг железа, похожий на передергивание затвора. Федор поднял руку, чтобы снова постучать, но звуки выстрелов и треск древесины, вырывающихся через дверь пуль заставили его без промедления и раздумий отскочить в сторону. Внутри дома все стихло. Командир жестом указал Федору не шевелиться. Через минуту дверь приоткрылась, и из нее выбежала собака черного окраса, породой, походившая на лайку, и сразу же закрылась. Ни Митрич, ни командир не ожидали такого поворота событий, и не успели среагировать на дверь. Собака с оскаленными зубами, выбежав на крыльцо, замерла от растерянности, но уже через мгновенье, определив жертву, с лаем бросилась к Федору. Федор, ни секунды не мешкая, сделал шаг влево, схватил пса за туловище и навалился на него всей массой тела.
– Вы окружены, сдавайтесь и выходите с поднятыми руками! – приказал командир.
Выстрелы снова прошли навылет через закрытую дверь.
– Может, туда гранату кинуть? – громко спросил Митрич. – На кой они нам, Степан?
– Гранату, говоришь, а можно и гранату, коль не сдадутся, – громко ответил командир.
В это время послышался треск стекла и выстрелы. Командир жестом приказал Митричу оставаться на месте, а сам стремглав обежал дом. Через окно свисал простреленный в голову труп амбала с автоматом наперевес, а рядом стоял боец, держа наготове свой автомат.
– Товарищ командир, он как ринулся в окно, я ему: "Стой стрелять буду", – а он свой автомат на меня, ну я и выстрелил.
– Не оправдывайся, боец, ты поступил верно. Еще кто остался внутри, выходи с поднятыми руками, иначе вам не уйти живыми! – крикнул в окно Степан и добавил громко:
– Митрич, будь начеку, ежели что, стреляй без промедления.
Федор к этому времени скрутил пса, связал бечевкой ему пасть и передние лапы, чтобы тот не искусал никого. Дверь в дом распахнулась, и на пороге появился худой, изможденный человек с поднятыми вверх руками.
– Только не стреляйте, – сиплым голосом сказал он.
– В доме есть, кто еще? – поинтересовался Митрич.
Преступник отрицательно покачал головой.
– Шаг вперед и в сторону, – продолжил Митрич. – Эй, здесь есть кто-нибудь?! – крикнул в дверной проем Митрич. Ответа не последовало.
– Да нет там никого, двое нас было, я и Валет, да еще этот пес-приблуда, черт бы его побрал.
Митрич вошел внутрь и осмотрел избушку, в доме никого не было.
– Отбой, товарищ командир, внутри никого нет, – сказал Митрич.
– Всем оставаться на местах, пока я не скажу, – скомандовал Степан. Он подошел к преступнику. – Руки опусти, кто это был с тобой, говоришь?
– Валет, кликуха у него такая, – опуская руки, произнес незнакомец.
– Ну и дела, кликухи у них, что же у вас, как у нелюдей, а имена, что при рождении вам даны были, вы хоть помните? Говори, как зовут! – пригрозил Степан.
– Артамонов Сергей Иваныч, тысяча девятьсот первого года рождения, августа месяца, отбывал наказание в Орловском централе, бежал вместе с Валетом полгода назад, – отчеканил преступник.
– Не ошибся ты, Федор, глаз у тебя что надо, бесспорно определил классовую принадлежность, – сказал командир.
– Ну, а автомат у вас откуда? Вы хоть знали, что война началась и уже в Орле немцы правят?
– Знали, Валет делал вылазки за продуктами, там у него хаза и маруха его, она ему и сказала. Автомат он тоже притащил из города, сказал, что знакомый вор ему продал, а там как знать. Я-то в город не ходок, у меня туберкулез, большие расстояния уже не под силу, – ответил Артамонов.
– Бойцы, обыщите весь дом, всё, что вызовет сомнение, и оружие несите сюда, будем посмотреть.
Федор улыбнулся, фраза "будем посмотреть" часто была слышна в их семье. Отец очень любил ее употреблять, когда его что-то интересовало. Он вместе с остальными бойцами проник внутрь дома. Его взору предстали полнейший беспорядок, множество открытых консервных банок. В нос ударил затхлый запах пережженного чая. Обыскав с бойцами дом, они нашли еще несколько целых банок консервов, добротный охотничий нож с рукояткой из оленьих рогов, пару новых теплых бушлатов и много чая. Все это они вытащили на крыльцо.
– Да, Артамонов, негусто тут у вас, а чаю-то зачем столько?
– Чифирили мы, командир, – ответил он.
– Вот, все у вас, как не у людей, и чай вы не по-людски пьёте, и чего вам не живётся, как всем? Фёдор, развяжи пса, больно жалостно скулит. Только пасть сразу не отвязывай, а то, неровен час, искусает всех. Вишь, какой злой, аж пена брызжет, небось били?
– Я не бил, а Валет мог приложить его, он и кормил его. Пёс только с ним и ладил, ко мне не подходил.
Фёдор взял на руки собаку, развязал ей передние лапы и ослабил верёвку на пасти, пёс, извиваясь, вырвался из Фёдоровых крепких объятий и убежал за дом, где стал скулить, учуяв что-то неладное со своим хозяином.
– Вот она, собачья верность, он теперь не отойдет от окна, надо его, Федя, приручить и забрать с собой, иначе подохнет он тут от тоски и без еды. Отлови его, у тебя уже опыт есть, с собой возьмём. Иван, ты снял автомат с этого Валета?
– Так точно, товарищ командир, – ответил сержант.
– Значит, так, Артамонов, это все мы у тебя экспроприируем, забираем, стало быть. Ты своего другана схорони, ну, веток наломай и ими прикрой, и иди в город, к его марухе, пусть она за тобой смотрит и лечит, нам ты не нужен. И о нас молчи, скажешь, что медведь заломал твоего Валета. Уяснил?
Артамонов согласительно кивнул головой.
– Все, бойцы, нам тут делать нечего. Операция завершена. Уходим.
Они собрали в один из ватников все, что экспроприировали у бандитов, Фёдор подвязал пса на манер поводка, и так же незаметно, как пришли, исчезли в чаще леса. Артамонов ещё посидел на корточках с минуту, приходя в себя от пережитого шока, а когда отошёл, резко вскочил, прокашлялся и дал деру изо всех сил, что у него ещё оставались.
Отряд двигался в сторону лагеря уже менее аккуратно, под ногами бойцов сухостой трещал и ломался, оставляя заметные следы от сапог. Фёдор тянул за собой на привязи собаку, сопротивлявшуюся её насильственному походу.
– Степан! – обратился Митрич к командиру. – Вот, мне невдомёк, зачем мы сделали эту вылазку, зачем нам было убивать этого Валета, зачем нам светиться?
– Ну, во-первых, Митрич, они видели Федьку и рано или поздно начали бы его искать, а это лес, здесь закон зверя – кто кого. Во-вторых, и ежели бы они тебя обнаружили, то не известно, чем бы все могло закончиться. В-третьих, команды не обсуждаются! – резюмировал командир.
– А коли так, на кой мы этого, чахлого, отпустили, он же немцев наведет?
– Скорее да, чем нет, наведет, но мы для чего сюда прибыли, чтобы в лесу отсиживаться, тушёнку лопать или в бой вступать, немца бить? На то и расчет, они зайдут в лес, а мы их встретим во всеоружии. Нас мало, в открытый бой мы вступать не можем, я рисковать пацанами не имею морального права, но сократить численность фрицев – наша обязанность, диверсия и партизанщина – вот наш удел. Фёдор, много ли со стороны Орла входов в лес?
– Нет, товарищ Степан. Одна дорога, по которой я приехал, и ещё полем можно, ежели пешком.
– Вот и чудненько, слыхал, Митрич, мы ежели чё, их в лес не пустим. Завтра вернёмся, заминируем поле и дом. И когда услышим первый взрыв, он нам и будет звоночком для атаки.
– Да, голова ты, батя, – сказал Митрич. – Я поначалу и не понял, на кой мы его отпустили, и вообще, на кой они нам сдались.
Так, за разговорами, отряд прибыл в расположение лагеря. Дети Фёдора проснулись, видимо, давно и уже резвились недалеко от полевой кухни, где Матрона что-то стряпала. Ей помогал красноармеец – колол дрова и подбрасывал в топку.
– Где Дарья? – пройдя к Матроне, поинтересовался Фёдор.
– Вона, у блиндажа командира, – Матрона указала пальцем в сторону блиндажа.
Дарья лежала внутри завязанного узелком одеяла, закреплённого между двух молодых берез таким образом, что выходило что-то наподобие люльки. Рядом стоял боец и покачивал её.
– Эко ты, Матрона, быстро освоилась. Держи ещё трофеи, – командир приказал выложить всё добытое у бандитов на стол. – Значит, так, бойцы, за обедом разработаем план, как нам сохранить свои жизни и жизни этих детей. А сейчас можно отдохнуть.
Все солдаты, которые участвовали в операции, разошлись по блиндажам и землянкам. Фёдор привязал скулящую собаку, к которой тут же подбежали дети. Он объяснил им, что трогать её нежелательно, невзирая на связанную пасть, что ей нужно привыкнуть к новым людям и месту и что она пока посидит на привязи. Старший, Иван, понял это отчетливее других и строго начал следить за указанием отца, не давая своим меньшим братьям подходить к ней и дразнить. И через непродолжительное время дети потеряли к собаке интерес и вернулись к прежней игре. Собаке, видимо, тоже надоело скулить, и она прилегла. Фёдор присел за стол рядом с Матроной.
– Ну что, Федя, как все прошло? Расскажи, мне не терпится, – заговорил Матрона.
– Все нормально, Матреш, все живы.
Фёдор в красках стал рассказывать ей утреннюю операцию. В этот момент незаметно для него с другого края стола подсел командир и внимательно прислушался к его рассказу. Он достал из кисета махорку, скрутил цигарку и закурил. Фёдор так был увлечён пересказом событий, что заметил командира лишь после того, как кончил свое повествование.
– Здорово гутаришь, Фёдор, складно получается. Тебе книги писать надо, глядишь, Горького затмишь, – улыбнулся командир. – Ладно, все верно, Матрона, так все и було, как Федя твой поведал.
– Да, товарищ Степан, я его речи очень люблю слушать. Ещё когда мы не женаты были, он мне много чего интересного пересказывал, чего ранее я не учила или не знала. За то и полюбила.
– Мужик он у тебя смелый, а смелость, как известно, города берет, – он докурил свою цигарку и потушил сапогом. – Пойду прилягу, надо часик отдохнуть. Ты тоже, Федя, шел бы поспать, завтра снова рано уйдём. Минировать будем.
– Хорошо, товарищ командир, непременно пойду.
Они разошлись каждый по своим землянкам. Час для солдата пусть и отдых, но пролетает в одно мгновение. Создаётся впечатление, будто только прилёг, как уже пора вставать. Фёдор не исключение. Не успел он прикрыть глаза, как Матрона начала созывать всех на обед. Пробуждение далось нелегко, тяжёлая голова и ватные ноги никак не позволяли окончательно очнуться от сна. В землянку заглянул Иван и начал громко звать отца:
– Пап, вставай, мамка, уже все приготовила, айда за стол, – он потянул Фёдора за рукав гимнастерки.
– Встаю, Иван, иди уже, сейчас я буду.
Фёдор собрал свою волю и по-спартански
вскочил на ноги. Вышел наружу и выпрямился во весь рост, потянулся, расправил плечи. День задался не по-осеннему теплый, отдельные жёлтые листья березок и зелёные макушки елей в пробивающихся сквозь них лучах солнца будоражили воображение молодого отца семейства. Хотелось жить, любить, мечтать, растить детей и просто быть счастливым. И только мысли о войне не давали покоя. Сколько она ещё продлится, смогут ли они своим отрядом выстоять против интервентов, смогут ли их дети жить и не слышать разрывов бомб и выстрелов автоматов? Все это беспокоило Фёдора. Дойдя до импровизированной полевой кухни, Фёдор уселся за стол, усадил рядом своих детей, дал в руки каждому ребёнку по алюминиевой ложке. Матрона наполнила тарелки гречневой кашей с тушёнкой. Медленно подтянулись остальные бойцы отряда. Командир сел во главе стола, поблагодарил Матрону за её заботу о солдатах, и все дружно приступили к трапезе. Матрона, опершись одной рукой на край стола, а в другой держа кастрюлю, с нескрываемым наслаждением наблюдала, как проголодавшиеся тринадцать мужчин и трое её детей управлялись с её стряпней.
– Ты бы присела с нами, Матрона, поела, поди, тоже проголодалась? – пригласил её за стол командир.
– Что вы, товарищ Степан, я неголодна. Я, пока кашеварила, заодно и подъедала, вот теперь любуюсь вами и слушаю, как ложки цокают и щеки лопают.
Отряд оценил её остроумие и засмеялся, дети, расхохотались громче и дружнее, подражая взрослым мужчинам в смехе. Это выглядело настолько забавно, что Матрона, глядя на них, невольно сама стала хохотать. После дружного неожиданного веселья Матрона разлила по кружкам компот, приготовленный из сухофруктов, и раздала каждому по песочному печенью.
– Так, солдаты, что мы имеем? – начал командир. – У нас есть один вопрос, который требует немедленного решения. Сегодня утром мы растормошили логово бандитов, один убит, другого мы отпустили. Надеяться на то, что он забудет о нас и не выдаст, нет причин. Стало быть, мы должны заранее подготовиться к любым провокациям и неожиданностям. Мои соображения таковы. Первое, Артамонов, это один из выживших бандитов, пойдёт в город, так как ему ничего другого не остаётся. Еды у него нет, оружия тоже, и чахнет он от туберкулёза, поэтому дойдёт.
Второе, на первом же блок-посту фашисты его арестуют. Я думаю, что это его единственный шанс как-то выжить, если, конечно, его не застрелят при подходе. И тут возникает вопрос? Если его застрелят, догадается ли немец пойти в лес на поиски возможных дружков Артамонова. Возможно, да. Но возможно, что побоится идти в лес. Но врага недооценивать нельзя. А если он попадёт в плен, он обязательно нас выдаст. И в этом случае немец предпримет попытку нас найти. Отсюда вывод: выживет или нет Артамонов, немец все одно захочет узнать, кто в лесу. Поэтому, третье, мы должны его, врага, будем встретить во всеоружии. Что для этого надо? Прежде всего мы должны заминировать все подходы и дороги, первый подорвавшийся на мине фриц будет для нас сигналом о вторжении в наш лес. Я не оговорился, после того как в отряде появился вот этот парень, – он указал на Фёдора, – лес стал наш. Он знает тут все тропинки и опушки, все болота и речушки. Гляди-ка, стихами заговорил. Ну, от этого леса не только поэтом станешь, но и соловьём запоешь. Красотища. Это я отвлёкся. Продолжим, значит. До охотничьего дома час ходьбы, и до дороги час, если мы выдвинемся из лагеря, немец зайдёт в лес, и нам трудно будет с ним совладать. Наша задача – встретить фашистов на подходе, не допустить их в лес и расстрелять на подходе. У кого какие есть соображения?
– Можно мне, товарищ командир? – вызвался сержант Иван Иванов.