- До передовой километров пятнадцать, пушки стреляют.
- Я уже услышал.
Дальше они шли молча. С грунтовки вышли на грейдер. В километре от них в сторону фронта шла колонна немецкой пехоты. После неё в воздухе долго висела пыль.
- Ты посмотри, Алексей, немцы пешком ходят! Видно, туговато им приходится!
- Ага, а ведь раньше только на машинах и мотоциклах ездили! Правда, я ещё на велосипедах видел. Может, авиации нашей боятся?
- Ты давно наши самолёты в воздухе видел? Я - так месяца три назад.
Алексей попытался вспомнить, когда он видел в небе наши самолёты в последний раз, и не смог.
Они шли в отдалении за колонной. Их вполне могли принять за отставших, это было даже на руку - не так подозрительно.
К вечеру добрались до ближних немецких тылов, что, учитывая раненую ногу Петрова, было неплохим достижением. Алексей в душе побаивался, что после нескольких километров Петров расклеится, или рана откроется, закровит. Но командир держался мужественно. Он прихрамывал, но шёл.
На ночь сделали привал в роще, поставив себе целью за день добраться до передовой и осмотреться - где лучше ночью линию фронта переходить. Самое сложное - перебраться через первую линию траншей.
Едва рассвело, они умылись в небольшом ручье, побрились. У Петрова с собой был хороший бритвенный станок - трофейный, золингеновский. Брил он чисто, без порезов, и Алексея даже зависть взяла.
Немцы на передовой за собой следили - брились, пользовались одеколоном. Многие наши солдаты не только не видели одеколона - вообще понятия не имели о нём. Алексей припомнил, как они во время атаки заняли немецкую траншею. В блиндаже один из солдат схватил флакон одеколона, понюхал и спросил недоуменно:
- Как они это пьют?
Алексей засмеялся, и все застыли в ожидании.
- Это одеколон. Его не пьют, а после бритья освежаются, чтобы запах приятный сбыл.
Мало чего видел наш народ до войны, скудно, бедно они жили. Немцев на передовой после десяти дней, на худой конец - после двух недель боёв - меняли на свежих, отдохнувших солдат. Наши полки и батальоны отводились с передовой только на доукомплектование или переформировку ввиду гибели личного состава, когда от батальона иногда меньше роты оставалось.
А такие, обыденные для немцев вещи, как часы, зажигалка, портсигар, большинство видело только в кино. Поэтому всё это у убитых немцев забирали - даже губные гармошки. Немцы их любили, пиликали в свободное время, песни пели.
И с едой у немцев было несравнимо лучше - каждый солдат получал приличный и разнообразный паёк. Наши же на передовой, а в наступлении - почти всегда - простой перловой каши досыта не ели.
Пока спали, изрядно замёрзли. Температура воздуха, по ощущениям, была градусов восемь. Но земля ещё не остыла, и это их спасло от простуды.
Приведя себя в пристойный вид, они открыто направились к передовой. На них не обращали внимания. Но со стороны линии соприкосновения войск сначала послышалась всё нарастающая пулемётная стрельба, потом загромыхали пушки.
Стрельба усиливалась, и это порождало тревогу - что происходит на передовой? Наши или немцы атакуют? Момент атаки вполне можно использовать для перехода. В таких случаях, когда перемещаются большие массы войск, всегда найдётся лазейка.
Впереди, на небольшом пригорке, суетились солдаты, перетаскивая ящики. Оттуда же раздался пушечный выстрел, потом ещё один - они вышли в тылы вражеской батареи. Немного левее стояло несколько деревьев.
- Товарищ Петров, разрешите забраться на дерево. Всё-таки повыше, хоть видно будет, что происходит.
- Давай.
Алексей ловко забрался на дерево.
Батарея оказалась зенитной, но стреляла она не по самолётам - стволы орудий были направлены горизонтально.
Алексей посмотрел вдаль. Километра за два виднелись танки, среди них отмечались разрывы снарядов. Один из танков горел: похоже, по танкам вела огонь не только эта зенитная батарея.
Алексей сверху крикнул Петрову:
- Наши в атаку идут, по ним стреляют.
- Пехота есть?
- Не пойму.
Во-первых, было далеко, а бинокля под руками не было. Во-вторых, поле боя было видно плохо, всё было затянуто пылью и дымом. Пехотинцы, если они и были, всегда двигались позади танков, стараясь прикрыться их бронёй. Для танков зенитные орудия с их высокой начальной скоростью снаряда представляли серьёзную угрозу. В дальнейшем, с 1943 года, такие же пушки, только в танковом варианте, устанавливались на "Тигры". Их 88-миллиметровые орудия пробивали лобовую броню Т-34 с дистанции 2–2,5 километра.
Алексей спустился с дерева.
- Наши наступают - помочь бы им.
- Как? У тебя что, пушка есть?
- Расчёт орудий перестрелять надо.
- После первого же твоего выстрела они пушки развернут, и от нас мокрого места не останется.
- Надо только вывести из строя наводчиков. Винтовку бы мне, из автомата несподручно.
На немецкие позиции обрушился огонь нашей артиллерии. Били по траншее, пытаясь уничтожить пехоту и пулемёты. Батарею же, которая стояла сейчас перед Алексеем и Петровым, наши не засекли. Чёрт, была бы рация - сообщить координаты! Ведь батарея издалека расстреляет танки, и наступление захлебнётся!
Сзади батареи маячил часовой с карабином за спиной.
Алексей решил действовать.
- Я сейчас оружие раздобуду!
- Стой, я приказываю!
Но Алексей только отмахнулся. Он, не скрываясь, направился к часовому. Тот его заметил, но не обратил внимания - свой же идёт белым днём.
Пушки на батарее ударили залпом, часовой обернулся посмотреть, и тут Алексей метнул нож. Тренировался он, когда ещё в разведвзводе был, но бросал в деревья. Когда получалось удачно, когда нет, но сейчас ему повезло - нож вошёл в спину по самую рукоять.
Алексей спокойно подошёл, сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, вытащил нож, обтёр его о френч убитого и сунул в ножны. Потом снял с убитого карабин и перебросил его ремень через плечо. Расстегнув пояс на немце, снял подсумки с патронами и прицепил себе на пояс. И также, неспешным шагом, удалился.
Когда идёт бой, в свои тылы не смотрят. Вот и немцы не заметили, что часовой мёртв.
Алексей вернулся к деревьям.
- Ты чего своевольничаешь? - прошипел Петров.
- Сделаю четыре выстрела - и всего делов-то.
Алексей вновь полез на дерево.
В расчёте любого орудия самый нужный, самый ценный номер - это наводчик. Его надо долго учить, тренировать. Другие номера - заряжающий, подносчик - долгого обучения не требовали, на их место мог встать любой, стоило только показать, что нужно делать. Вот их, наводчиков, и решил убрать Алексей. Тогда батарея не сможет стрелять на поражение, даже получая целеуказания от артиллерийских разведчиков. Причём стрелять Алексей решил тогда, когда будут вести огонь пушки: тогда его выстрел не будет слышен за грохотом орудия, и будет шанс убить всех четверых - ведь орудий на батарее было четыре.
О том, что будет, если засекут его, Алексей не думал. В голове его выстроилась логическая цепочка. Если он заставит батарею замолчать, танки ворвутся на немецкую передовую, учинив там разгром. А за ними подоспеет наша пехота. Выручая своих, он обеспечит и себе переход к ним.
Он передёрнул затвор "маузера", выставил прицел на двести метров и положил ствол на ветку. Поймал на мушку наводчика. Его легко было опознать, он единственный в расчёте смотрел в прицел и крутил маховички. Вот командир орудия взмахнул флажком. Грянул выстрел, и в это время Алексей нажал на спусковой крючок. Оба выстрела - из пушки и из карабина - почти слились. Никто из немцев даже не посмотрел назад - они сначала даже не поняли, что наводчик убит. Так же споро, отработанными движениями, поднесли снаряд. Его подхватил заряжающий, загнал в патронник, закрыл затвор. И только тогда они увидели, что наводчик навалился на прицел и не шевелится.
А Алексей уже перевёл ствол карабина на другое орудие, на другого наводчика.
Снова выстрелили орудия - и Алексей тоже. И ещё один наводчик был убит. Но расчёт этого орудия оказался более расторопным. Убитого оттащили в сторону, и на его место сел командир.
Такого исхода Алексей не ожидал - он полагал обойтись четырьмя выстрелами. Что же ему - всю батарею теперь перестрелять? Так не получится, его засекут. На батарее солдат много, около сотни.
Пушки снова выстрелили, на поле боя задымил ещё один танк, а Алексей убил командира орудия.
Солдаты осмотрели убитого. Теперь они обратили внимание, что раны были нанесены сзади. Один из солдат бросился с докладом к командиру батареи - он расположился левее, там виднелась стереотруба.
Терять Алексею было уже нечего, и он застрелил солдата. Потом выстрелил по наводчику третьего орудия. Магазин был пуст, и Алексей заскользил по стволу дерева вниз.
- Ходу! Похоже, немцы догадались!
- Не дураки!
Они поползли вправо, подальше от позиций батареи. Пушки стояли на небольшом холме, на переднем его склоне. С дерева огневые позиции были видны, но с них стрелявшего Алексея не было заметно.
Оба - и Алексей и Петров - сначала активно ползли, потом поднялись.
- Винтовку брось, - сказал Петров. - У солдата не должны быть сразу и винтовка, и автомат - сам к себе внимание привлечёшь.
Жалко было Алексею расставаться с трофеем - с ним Алексей чувствовал себя увереннее, чем с автоматом, но правда в словах командира была, и он подчинился. Бросил в лужу винтовку, снял с плеча подсумки.
На холме разорвалось несколько снарядов - всё-таки наши засекли батарею, подбившую несколько танков. Немцы наверняка послали бы часть обслуги на поиски неведомого стрелка, но взрывы заставили расчёт укрыться в ровиках и окопах.
А танки рычали моторами уже совсем близко. Их не было видно, только слышно. От траншей побежали немцы.
- Нам тоже пора тикать, свои же из пулемёта положат, - решительно сказал Алексей.
- Лучше укроемся в какой-нибудь воронке, переждём, - предложил Петров.
Они спрыгнули в воронку от крупнокалиберного снаряда. Мимо пробегали, отстреливаясь, немецкие пехотинцы. Следом, буквально через несколько минут, показались наши танки. За ними бежала пехота.
- Снимайте френч, товарищ командир, и быстро! - внезапно скомандовал Алексей.
- Ты не сдурел?
- Наши по форме определят, что немец, расстреляют и разбираться не будут. А в нательной рубахе все одинаковы.
Алексей расстегнул пуговицы, снял китель и бросил его под себя. Петров секунду помедлил, но послушался. Конечно, брюки-галифе немецкие, серые, от полевой формы остались.
Рядом прогромыхал танк. Потом к воронке подбежал красноармеец.
- Руки вверх!
Оба подняли руки.
- Мы свои, разведка! - сразу сказал Петров.
- Разберёмся! Выходи с поднятыми руками.
И ведь не поспоришь. Даст очередь по ногам, и все дела.
- Парень, ты оружие забери, - кивнул Алексей автоматы, лежащие в воронке.
- На то трофейщики есть! Шагайте!
Главное - в живых остались, а уж Петров с особистами договорится.
Вышли они в полосе наступления другой, не своей дивизии.
Идти пришлось долго, и в нательных рубашках на осеннем ветру оба основательно продрогли.
"Не простудиться бы! - подумал Алексей. - От пули не погиб, не ранен, простудиться обидно будет".
Кстати, на фронте приходилось недоедать, сутками сидеть по пояс в ледяной воде, лежать на снегу в разведке или на снайперской позиции - и ни разу он даже не чихнул. Другие солдаты тоже отмечали этот факт. Один из разведчиков удивлялся:
- Представляешь, до войны язва желудка мучила, какие только лекарства ни пил - не помогало. А на войну попал - чёрный хлеб ем, да и то не досыта, а язва не беспокоит.
Конечно, после войны, когда отпустит напряжение, все старые болячки вернутся, причём в компании с новыми.
Их доставили к особисту, тот созвонился с дивизией, где служили оба. После подтверждения обоих отправили на грузовике, но под конвоем. "Петров" после возвращения пошёл на повышение - он оказался майором. А Алексей получил первую медаль "За отвагу". Потом были и другие награды, ордена, но эту, самую первую свою награду, он помнил и ценил.
А впереди было два с половиной года тяжёлой войны, и испить полную чашу лишений и испытаний Алексею придётся сполна.