Так прошло несколько месяцев, наступили рождественские каникулы. Почти все учащиеся разъехались по домам. Шамсадову ехать никуда нельзя. Зима в Англии, да еще на побережье, очень сыра, скучна, дождлива. Совсем было затосковал он, оказывается, школа и ее обитатели уже стали близкими, и тут радость - мать вылетает к нему, да не одна, а с хорошей новой подругой, и главное, с ними дочь! И это не все. Оказывается, еще одна достойная дочь учится в Лондоне, в очень престижном вузе.
Первую звали Роза. С нею, а вернее, с нею вслед за двумя мамашами, Малхаз обходил за два дня почти все центральные магазины Лондона. Вечером, в гостинице, Малхаз валился с ног от усталости, а мамаши в соседнем номере все еще обсуждали, что они накупили, что еще предстоит, что по глупости не взяли, что - наоборот - зря, в общем, хлопотный отчет за день, то же должен сделать и сын. Уже заполночь повелительный стук в дверь.
- Ну, как? - в дверях, подбоченясь, мать.
- Отличный костюм! - сонно протирает сын глаза.
- Это понятно - деньги какие! А я о дочери.
- Ну-у-у! - зевнул Малхаз.
- Ладно, не торопись, еще вторую посмотрим, и будем решать.
Вторую звали Лиза. Тоже молодая, и, сразу видно, очень умная девушка, в очках: уже оевропеизировалась, в штанах, говорит на многих языках, но с чеченцами, в отличие от матери, только на чеченском. Лиза будущий юрист, мечтает о карьере, без излишних комплексов. Она вызвалась быть гидом, и несмотря на молчаливое сопение матери, повела "оценивающих" ее не по магазинам, а по музеям, историческому центру Лондона и под конец пригласила в шикарный ресторан, где после наводящих вопросов матери Лиза весьма деликатно ответила, что у нее уже есть парень, с ней учится, чеченец; мнение родителей есть мнение родителей, а жить и выбирать ей самой. На что мать, разумеется после расставания, постановила: "Дура!" - и еще хлеще, так что даже Малхаз поморщился.
В общем, обе девушки внешне не очень, да Малхаз трезво понимает: их молодость - уже красота, и он тоже не ахти какой, но как с одного взгляда взять и жениться? Впрочем, все разрешилось проще. С Лизой ясно - "дура", а вот Роза ничего, да ее мать оказалась "дурой и сплетницей", да и вкус у нее колхозный, недаром говорят, что человек только в пути познается.
- Короче! - под конец констатирует мать. - Эти все и не похожи на чеченок, тем более на горянок! Иначе и не поехали бы в Лондон, на смотрины! Ишь, до чего дошли! Лишь бы я их дочь взяла - на все готовы!..
- Разве ты их берешь? - съязвил сын.
- Не пройдет! Меня не обведешь! - будто бы не слышит мать. - Фу, Бог миловал!.. А для тебя, сынок, в Москве есть достойная кандидатура, и смотреть не надо, - тут называется общеизвестная среди зажиточных чеченцев фамилия.
- Так на кого смотреть не надо? - не без иронии спрашивает Малхаз. - На фамилию или на дочь?
В крайнем недовольстве сузились губы матери, с прищуром, искоса долго всматривалась она в первенца.
- Что-то не нравится мне твой тон! Или я для себя стараюсь? Столько денег потратила, на край света с невестами примчалась!
- Я знаю твою заботу, - стушевался сын и, пытаясь оправдаться, выдал ляпсус. - Просто ты как-то говорила, что эта богатая, то есть известная семья - несносно тупа, и вообще туманного происхождения.
- Чего?! Я? Про них?! - и далее посыпались возмущенные междометия. Конечно, любимый первенец "дураком" не стал, но вышло еще хуже. - Ламро, - что было странно слышать от матери того же рода.
Словом, между матерью и сыном сложилось явное недопонимание, а точнее недовольство сыном.
- Будешь слушаться, или живи, как знаешь... Не маленький, - был последний вердикт, и даже в аэропорт, провожать ее, она Малхаза не пустила. Правда, в ту же ночь позвонила из Москвы и уже плакала, просила простить ее вспыльчивость: она больна, много забот, одна за всех не успевает, а он ей так дорог, столько лет она по нему тосковала. Следом позвонил старший из сводных братьев и почти грубо потребовал больше не расстраивать их мать. Ансар, главный спонсор его обучения, вообще не позвонил - Малхаз подумал: вслед может быть и финансовый бойкот. Но он особо не переживал, доселе жил расчетливо, на счету еще приличные деньги. А тут и жизнь коренным образом поменялась.
После Нового года в школе новый набор, много студентов из России, среди них ровесник Шамсадова - Игорь Мельник; по тестированию попадает в класс начинающих - значит в тот же, где до сих пор Малхаз.
Узнав, что Малхаз чеченец, Игорь, не задумываясь, назвал происходящее в Чечне варварским бизнесом, идиотизмом, чем сразу же покорил кавказца. Они сблизились, подружились, каждый день вместе обедали, и тогда к ним присоединялась красивая особа - любовница Игоря. Спустя две недели красавица исчезла, Игорь заключил: "В лес с дровами не ездят", а еще через две: "Англичанки Богом позабыты, а редкие шедевры его не понимают... Скука, тоска!". Следом Игорь предлагает Малхазу жить вместе: оказывается, еще из Москвы он арендовал просторный двухэтажный дом, где всего одна бабуля-хозяйка.
После мрачной комнатушки - два на два - Малхаз блаженствует: они вдвоем занимают просторный этаж со всеми удобствами, и никаких стеснений. Игорь предприимчив, эрудит, занимается весьма экзотическим бизнесом - поставляет в Россию и страны СНГ бананы и другие, как он выражается, "обезьяньи продукты". С раннего утра он звонит по всему миру к своим партнерам, и на каком-то эсперанто, а более пальцами, что до умора смешит Малхаза, общается то с Африкой, то с Латинской Америкой.
С важностью взрослых только ко второй паре занятий является этот тандем. И только одну пару часов они могут высидеть, а потом обед по-русски, легкая прогулка и ланч по-английски, вечерний "сон-дренаж", и вновь маленький ресторанчик - Игорь любитель восточной кухни и шотландского виски, к полуночи - боулинг, паб, под утро они выходят из дискотеки. И так жизнь прекрасна три месяца, а там Игорь преждевременно срочно улетает - проблемы в Москве.
Малхаз возвращается в свою прежнюю стесненность, и не только жилищную, но и финансовую. А вскоре ожидаемое - срок визы истекает, и еще не совсем, но тоже ожидаемое - Ансар не желает более проплачивать обучение, на то веский и справедливый аргумент: Малхаз за девять месяцев так и не освоил английский язык, не говоря о компьютерных курсах.
Казалось бы, все к лучшему, он наконец-то освободился от принудительной опеки и может спокойно умчаться домой. Но где этот дом, и кто его там ждет? В Чечне еще продолжается война, в Москву нельзя, а более ему и деваться некуда; он действительно дурак, по крайней мере дурака провалял, теперь жалеет, зависть гложет, видя, как "щебечут" чисто по-английски те, кто с ним начинал. Да и что таить, главный-то аргумент другой: соблазняет, ой как соблазняет европейская цивилизация, и кажется: а чем и мой народ хуже? А жить только так хочется, вот только бы в кругу своих сородичей! Нет, нельзя так позорно бежать, надо освоить азы благоразумного общества и всеми силами постараться, конечно, не все, но лучшее и приемлемое из этого перенести на родной Кавказ.
Задним умом все мы крепки - получил Малхаз официальное уведомление: мол, погостил и хватит, или доплати и вкушай наше щедрое, пожалуйста. От строгого предписания он в восторге удивлен - без словаря все понял, и вроде не учился, а тем не менее жизнь в среде заставила автоматически многое уяснить. "Еще чуть-чуть, и бегло бы заговорил", - сожалеет он, собирая жалкие вещички. Уже проработал маршрут: Лондон - Стамбул - Баку или Тбилиси; как раз на этот авиаперелет у него остались деньги, а далее как Бог даст, а скорее всего - всухомятку и пешком, напрямик через перевал Шатили - там земляки помогут.
Малхаз уже собирался покупать билеты, а тут непредвиденные расходы: на заключительный банкет, на групповые фотографии, какой-то должок по жилью и телефон - в итоге и до Стамбула он не долетает. Он в смятении: это страшная ситуация, застрять в чужой стране без средств к существованию.
Просить у матери совесть не позволяет - сам виноват, не ценил. После нелегких раздумий на авось набрал Москву, Мельника. К Игорю от скуки он много раз звонил, лишь дважды удалось поговорить. Связь была односторонней, и только по служебному номеру через секретаря (домашний не дал), и Игорь оба раза хоть и был вроде рад и приветлив, но немногословен - то у него встреча, то совещание. На сей раз Малхазу повезло, вновь общие фразы, восторженные воспоминания; и слыша, что Игорь собирается прощаться, Малхаз скороговоркой выпалил просьбу - тысячу долларов в долг, и в конце уже совсем увядшим голосом:
- Игорь, только не знаю, когда верну, и верну ли вообще... я направляюсь в Чечню.
- М-да, - по-деловому сух голос Игоря, после нелегкой для Малхаза паузы. - Надо ли туда соваться, там беспредел?
- Больше некуда, - уныло.
- М-да! Дело дрянь!.. Я о том, что ты в Чечню. А насчет денег не волнуйся, нет проблем, и еще, ха-ха-ха, помнишь? "если хочешь потерять друга - дай ему в долг". Так что по-дружески помогаю... это, так сказать, мое маленькое участие в этой общей беде. А ты звони, всегда звони, оставляй секретарю сообщение, и запиши еще один телефон... Береги себя! Обнимаю! Мы еще погуляем, обязательно, и в Москве и в Чечне!
Через день деньги поступили, и гораздо больше - тысяча фунтов стерлингов.
Чего-то выжидая, а может, выгадывая, мать до конца не верила, что Малхаз уедет на родину; узнав о билете, заплакала, умоляла остаться, обещала, что готова любые суммы высылать, пока война в Чечне не закончится. В последний раз Малхаз позвонил ей перед самым вылетом - в трубке истерика, но ему вся эта благодать надоела - он хочет домой. Пусть бомбят - зато он у себя, в родных горах, где раздолье для души, и небо ближе, где он первым делом посетит могилки дедушки и бабушки, где он выяснит судьбу Эстери и где, быть может, а этим он страшно страдает, сможет наконец-то восстановить утерянный портрет Аны.
С этими помыслами он взлетал, шестичасовой перелет растянулся, он никогда не засыпает в транспорте, а тут вдруг что-то случилось, будто попал в другое летоисчисление!.. Стоит перед ним печальная Ана, вся в слезах, и корит: "Ничему ты не выучился. А я в тебя верила... Теперь как ты меня спасать будешь? Или тоже бросишь, и еще тысячу лет я буду страдать, как и Родина наша?.. Найди меня, схорони, как положено, и я, наконец-то, обрету покой, а вместе со мной и вся земля наша".
- Вот я и лечу к тебе, в наши горы, Ана!
- "…Да, Малхаз, я в горах, совсем рядом всегда, но найти меня ныне не просто - времена другие, требования не те... Попытка изолироваться от перемен в горах - самоубийственна. Самодовольство, надменность, успокоенность - как сейчас, наказываются недремлющими конкурентами и соседями. Сегодня идет разделение между сведущими, готовыми к переменам, мыслящими глобально, и теми, кто стал жертвой традиций, предубеждений, косности, ненависти к переменам... Малхаз, ты, в отличие от многих, пытаешься докопаться до истин нашей истории. Не останавливайся, всегда иди, всегда учись, и тогда ты найдешь меня, избавишь нас всех от не прекращающегося в веках ига... Или ты ничего не хочешь, устал, соскучился, боишься трудностей, не хочешь спасти меня?"
- Хочу, хочу... но как?!
"Учись!.. Ты познал историю, сделал правильные выводы - первый шаг... Осталось всего два... В мое время источником богатства, жизни и, что всегда важно, информации - были караванные пути и обслуживающие их караван-сараи. Ныне это Интернет - всемирная паутина, компьютеры и всевозможные их программы. И наконец, третий, во все времена - языки, зная языки, и сам не заблудишься и других на правильный путь выведешь... ко мне тропинку найдешь... Научись спасти меня! Прошу тебя, учись! Через поля, моря, горы знаний - лежит путь нашего будущего! Спаси меня, себя, весь наш Кавказ!"
- Леди и джентльмены! Через двадцать минут наш самолет приземлится в Стамбуле.
Малхаз очнулся, прильнул к холодному иллюминатору. Во всю ширь взгляда огни, огни; ведь это бывший Константинополь! А между огнями глубокая чернь, всасывающая его сонный взгляд. Это и есть Босфора пролив. Та же мгла, те же звезды, то же море, то же лето... а может, и Ана еще здесь, одинокая, в лодке, еще боится оторваться от дна. "Боже! Вот она... точно... я вижу эту лодку!"
...Все еще в наваждении, рассеянно глядя под ноги, Шамсадов только ступил на турецкую землю, как кто-то по-свойски, от чего уже отвык он, схватил его за рукав:
- Ты Малхаз Шамсадов? - чеченский язык, незнакомая широкая улыбка в свете неоновых огней.
Без каких-либо проволочек его быстро вывели через VIP-зал, на роскошном лимузине ехали около часа. Повеяло прохладой и соленостью моря, на берегу роскошный мраморный особняк, фонтан, парк. "Дворец Феофании" - подумал Малхаз. Много земляков, знакомые по телевизору лица лидеров революции. Тема одна - война в Чечне. Оказывается, предатели те чеченцы, что живут в Москве и по всей России.
- Хватит делить народ, и так нас мало, - не сдержался учитель истории. - И вообще, я думаю, оценку событий надо делать не здесь, сидя у теплых берегов, а только будучи там, в пекле событий.
- Ишь ты, какой прыткий! - еще больше скосились глаза обоих лидеров, так что непонятно, куда они смотрят и что реально видят. - А ты совсем далеко к христианам забрался, аж в Лондон! Хе-хе-хе!
Кровью зардело лицо учителя истории, забарабанило в висках, в плечо что-то ударило, сжались кулаки, и он вспомнил это яростное, бесшабашное отчаяние, когда пошел за "крепышом" в рукопашный бой.
- Я... я, - не находил он в гневе нужных слов.
- Успокойся, успокойся, - кто-то из близсидящих погладил Шамсадова по руке.
- Я! - вскочил он. - Вот смотри, смотри! - и он разорвал штанину, а следом пуговицы сорочки, обнажая еще иссиня-бурые раны на ноге, груди и в предплечье.
- Вот, вот где я был! - орал он. - Пока вас, засланных казачков-шарлатанов, чуть ли не с почетным караулом провожали из сданного вами разбитого Грозного!
- Что?!
Начался гвалт вскипевших темпераментов. Были и здравомыслящие, Шамсадова проводили в отдельную спальню. "Вот и встретился с земляками!" - нервно ворочался он в роскошной кровати, пока не услышал ласкающе-манящий волнообразный шум сквозь надоедливое жужжание кондиционера.
Он осторожно раздвинул бархатисто-увесистую, на ощупь рельефную портьеру. За стеклом во всю ширь фосфоресцирующей россыпью блещет в волнах морских спелая луна. От простого нажатия дверь легко открылась: - "Да, - язвительная мысль, - а в "освобожденной" Чечне эти лидеры свои замки обрешечивали". Под легким навесом мраморная, озелененная по бокам терраса со скамейками, ступеньки тонут в волне. "Еще бы античные статуи - и точно дворец Феофании". И уже без зависти, а скорее с горечью: ведь не знают эти революционеры уроков истории: свой берег подмочили, на чужой переступили, так и будут без своей родины-опоры на одной ноге стоять, пока вывезенные капиталы не кончатся, новым хозяевам будут служить, пока в утиль не сдадут, либо предадут забвению, а детей, от многих жен, приголубят, дадут свой паспорт, и вырастут они уже "турками"...
После вируса кондиционера воздух у моря свеж. Хлесткие волны не дают обмыть руки, так и норовят всего оплескать, того и гляди с собой в глубь заманят. "И как это Ана решилась в это убийственное, мрачное безбрежье броситься? Какую надо иметь силу духа, чтобы броситься в пугающую стихию, в поисках смерти или свободы?! ... А смог бы я?" - тягостно думал Малхаз, и от одной этой мысли его тело дрожало. Ему казалось, что Ана все еще плавает в море, глядит на него, ждет, надеется.
- Смогу, смогу! - злясь на себя, зашептал он, сжимая кулаки будто в атаке, ступил в враждебное, холодное море; хлесткая, жесткая волна ударила в грудь, пушинкой вышвырнула из своей стихии, ударила головой о каменные ступеньки, и, еще постанывая от боли, он еле приходил в себя, когда явственно услышал уже знакомый голос: "Не ищи, мой друг, примитивных путей, не бросайся дикарем в пекло: взвешенный разум, а не эмоции варвара, познание мира, а не отрешенное существование в нем, шаг вперед, а не оглядывание вспять!".
* * *
Знакомый запах, теплое дыхание и нежное прикосновение пробудили Малхаза. Мать в умильных слезах, за ее спиной улыбающийся Ансар, чуть позади отчим. В настежь раскрытые окна доносится раскатистый гул прибоя, солнце уже высоко, ближе к полудню.
Мать рассыпалась в благодарностях перед хозяевами роскошного дома, от еды отказалась, и уже выезжая с территории, сплюнула в окно:
- Вот ублюдки! В Чечне что наворотили, а здесь хоромы с гаремами возвели.
Это мнение, с разной интонацией, поддержали муж и Ансар, только Малхаз безучастно глядел в окно. В данный момент уже должна была начаться регистрация его рейса на Баку, и никто не смог бы свернуть его с этого пути домой, если бы не эта ночь, проведенная у пролива Босфора. Теперь Малхаз осознал, что это был "примитивный" путь, а домой, в воюющую Чечню, надо возвращаться достойно вооружившись, и не автоматом, а, как сказал классик, полнотой знаний, накопленных человечеством. Только это, он теперь уверен, спасет благодатный Кавказ от периферийного прозябания...
Ему предложили на любой срок остаться в Турции, но Малхаз попросил помочь вернуться в Англию, там так нужный ему теперь язык и лучшие компьютерные курсы.
- Малхаз, - оставшись наедине, встревоженным голосом говорила мать, - нас, чеченцев, в Москве власти сильно прижимают, копейки заработать не дают. Твоему отчиму тяжело... так что какая разница, где учиться... Ну, поучился год в Англии, а теперь в Турции поучись. Здесь и дешевле, и земляков много... И главное, ты уже не молод, давно пора жениться... Я нашла невесту - просто чудо, и семья замечательная. Посмотри на фото... тут она не совсем удачно вышла, а в жизни такая красавица!
Пригорюнился Малхаз, аж зубы заболели, не знал он, как ему быть, на сей раз артачиться не мог; уступить воле матери - все помыслы насмарку. Растерянность и смятение воцарились не только в его голове, но видны были даже в движениях, во взгляде и в разговоре. На помощь пришел Ансар.
- Не волнуйся, брат, - обнял он Малхаза, - я помогу... только зря не трать время и деньги, не до этого нам сейчас, сам знаешь - война, и она всюду над нами довлеет.
- Помоги, помоги! - ткнулся Малхаз в братскую грудь высокого Ансара, наверное, впервые истинно уяснив, что такое брат. - Мне очень надо... помоги!.. Я в долгу постараюсь не остаться.
- Хе, - крепче обнял старшего брата Ансар. - Какие долги между братьями? Только учти, былой щедрости не будет. Не дают нам работать, бандитами обозвали, партнеры услышат, что чеченец - будто от прокаженного шарахаются... Изгои мы, а выжить надо, так что учись, для себя учись, а мне ничего не надо, меня родители вовремя выучили, в любой точке мира, где есть компьютеры, свой хлеб найду.
- В Чечне компьютеров нет, - горько усмехнулся старший брат.
- Значит, надо, чтоб были.