* * *
По жизни любознательный Шамсадов довольно быстро определил, что лаборатория, в которой он обучался, готовит не просто компьютерщиков, а специалистов для нового вида войн, информационных.
Руководствуясь общей стратегией лаборатории, применив несколько внутренних методик по негласному внедрению в чужую программу, Малхаз, при вроде бы негласном "попустительстве" личного консультанта, проник в одну, потом в другую секретную программу - и сразу же получил "по рукам", но понял, что это одобрено, оценено. И как бы невзначай ему рекомендуют, куда проникать можно и нужно, а куда нельзя. Нельзя в Европу и США, а в остальной мир очень даже нужно, но осторожно, чтобы не "наследить", иначе приходится выбраковывать целую компьютерную сеть, что нередко в лаборатории происходит.
Для проникновения в чужую программу необходима одновременная атака с не менее чем десятка компьютеров на заданный сайт, определение типа защитной программы и взлом секретного шифра. А далее как пожелает взломщик: или впускают вирус, с целью дезорганизации компьютерной деятельности, или скачивают закодированную важную информацию, или заставляют выполнять свои требования.
Все это легко говорится, да нелегко делается. Во-первых, нужна поддержка негласных "коллег", которые во всех концах мира поддерживают друг друга (разумеется, есть и провокаторы). Во-вторых, необходимо упорство, упорство и упорство - просто так защиту не обойти, а атакуя по капельке, выявляешь логику защиты, и здесь необходимо третье, самое важное условие: надо быстро проанализировать ответную реакцию, сделать правильный вывод и определить брешь, ибо без нее не бывает, так как в любую программу кто-нибудь так или иначе должен войти и секретный шифр в ней заложен.
Понятно, что самый ответственный этап последний, и здесь, к счастью или к сожалению, компьютер ничего не решает, здесь должны действовать только человеческий ум, смекалка и даже интуиция. Словом, как и в любом творческом деле, здесь тоже нужен талант.
И так получилось, со временем надоело Шамсадову "лазать" по китайским, корейским и японским сайтам (там он ничего не понимает, одни иероглифы), и тогда он "полез" на российские сайты - та же скукота, все то же жулье, сами себя обворовывают, себе же в итоге вредят. И тогда, просто из любопытства, раз физически не допускают, решился он "пройтись" посредством компьютеров по остальным корпусам собственной лаборатории.
Его личный консультант, может, бдительность потерял, а может, тайно следил, в итоге через неделю "хождений" Малхаза, обнаружив вторжение, его схватили с поличным, буквально арестовали, отняли паспорт, кабинет и компьютеры опечатали, отвели в какое-то помещение, похожее на карцер, и провели жесткий допрос.
К вечеру его все-таки отпустили, но дома, он просто по нюху понял: был обыск, и, скорее всего, установили "жучки", а может и наружное наблюдение.
На следующий день Малхаза в течение четырех часов гоняли на детекторе лжи. Не удовлетворившись результатом, эту очень неприятную процедуру повторили. И только тогда, может, поверили, а может, нет, да вроде простили, и параллельно повели витиеватые, весьма соблазнительные и в то же время угрожающие беседы, типа кнута и пряника. Шамсадов понял, что его просто вербуют, и тогда он прямо заявил:
- Ни на кого работать не буду, шпионить тем более. Жить хочу открыто и свободно. Провинился - накажите, но спекулировать не надо, двойную мораль не потерплю, никого продавать не собираюсь.
- Но ведь Россия вас уничтожает, - был веский аргумент. - Неужели Вы не хотите помочь своему народу?!
- Хочу, как могу, помогаю и всегда буду помогать. Но Вы ведь видите, я здесь с российским паспортом, и в свой колодец, пусть даже болотистый, плевать не хочу, из другого пить тоже не собираюсь, и знаю, чем это рано или поздно кончается... Если буду жить, то хочу своим ученикам прямо в глаза смотреть... А защищая родину, я открыто, в рукопашную шел, и свидетельство тому мои раны.
- И за это Вас преследуют в России, Вы ведь, как-никак, в розыске. А если мы Вас выдадим?
- Не надо меня шантажировать. Я, может, в розыске российском, но не в международном. И если на то пошло, ни один суд меня не накажет за мои действия.
- Ошибаетесь. Вы наивны и не знаете российский суд.
- Я не наивен, знаю, что такое российский суд, и не боюсь его... Боюсь только Божьего суда, на сделку с вами не пойду.
Все это случилось еще до помолвки Томаса. К радости Малхаза, ему вернули паспорт, оставили в покое и даже позволили продолжать учебу. Но доступа в сеть Интернет - нет, и у него другое направление: компьютерная графика, художественное оформление сайтов, что экономически выгодно и весьма перспективно. И все бы ничего, вроде пронесло, и тут, надо же, Безингер объявился: вот к кому надо бы в программу "пролезть", да теперь невозможно, отстранен, а со своего личного, домашнего, портативного компьютера это практически невозможно, очень рискованно, и наверняка он теперь под контролем.
А когда Томас Ралф-младший выдал досье Безингера, руки Малхаза и вовсе зачесались: вот когда он ощутил себя действительно шпионом, и это было противно, да действовать хотелось и не моглось.
Вскоре, на выходные, пришлось ехать в Пул: Шамсадов обещал к предстоящей свадьбе нарисовать совместный портрет жениха и невесты. А у Ралфов неожиданность: почему-то именно в это утро Томаса отозвали из отпуска, свадьба отменяется, жених и невеста поссорились, а Ралф-отец, всегда упрашивавший сына жениться, вроде спокоен.
Малхаз в нюансы не вникает, но ему хочется верить, что все это произошло из-за сомнительного родства невесты и Безингера. Вечером, за бокалом виски, Воан Ралф это косвенно подтвердил, хотя и с деликатностью, что, мол, молодым решать, а потом, чуть охмелев, выдал, что в курсе напастей Малхаза; конечно, всего он не знал, однако суть ясна; и закрывая эту тему, лорд подытожил:
- Молодец Малхаз! Так и надо жить! Ты меня не разочаровал, не зря я за тебя ручался, спасибо!
- Это Вам за все спасибо! - отвечал Малхаз, сияя от гордости, но вдруг задумался, загрустил.
- Что ж ты сник, наливай еще! - усмехнулся лорд. - Говори, вижу, что-то надобно.
- Помогите, пожалуйста... от сети отстранили, а она мне сейчас очень нужна.
- Что?! - закряхтел, кашляя, Воан Ралф. - Небось, вновь куда "залезть" хочешь?
Секунду помедлив, Малхаз решительно ответил:
- Хочу в архив Безингера "войти".
- М-да! - лорд сделал большой глоток, осушил бокал. - Это правда, что и твою картину он украл? - и увидев только злой кивок. - Да, шельма он порядочная!.. А не боишься?
- Нет.
- А сможешь? Это незаурядное дело, а он тип непростой, и свое богатство охранять приучен... в веках.
- Сайт для него не богатство, - уже загорелись глаза Малхаза, убеждая лорда, он подался вперед. - Мне кажется, я знаю его психологию и вычислю его код, в крайнем случае, при поддержке лаборатории взломаю.
- Хм, если Безингер узнает, в порошок сотрет, через суды миллионы отсудит.
- Ничего он не узнает, я буду действовать извне, мне нужна только поддержка... Неужели мы все его боимся?! - в сердцах выдавил Малхаз, кольнул за живое.
- Нет! - кулаком ударил по столу лорд. Теперь в свою очередь он надолго призадумался. Вставая, буркнул. - Поздно, пойду спать. - И в дверях, не оборачиваясь. - На днях позвоню.
В течение нескольких дней личный консультант вел с Шамсадовым продолжительные беседы. Малхаз прекрасно понимал, что его собеседник только озвучивает вопросы, а все прослушивается и даже просматривается другими. Детектора лжи не было, однако Шамсадов ничего не утаивал и, ничего не прибавляя, доподлинно рассказал историю с воровством своей картины. Он был уверен, что шефы лаборатории "клюнут" на его предложение, уж очень заманчиво заглянуть в "душу" Безингера, и тип он вроде как свой, да не простой.
- Ну, тогда и в дальнейшем мы будем сотрудничать, - прозвучала коварная фраза, которую Шамсадов с тревогой ожидал.
- Нет, - твердо ответил он.
- Тогда в чем наш интерес?
- Интерес, я думаю, громаден, Вы ничем не рискуете, от Вас необходима только поддержка.
- А если вас засекут, пропадет наша техника.
- В десятки раз больше техники вы списываете еженедельно впустую.
- Ну-у, это наше дело.
- Хорошо, в случае неудачи я ущерб возмещу, заранее выставлю аккредитив.
- У Вас на счетах всего лишь тридцать две тысячи.
- Вы и это знаете?
Консультант молча развел руками, мол, служба такая.
- Меня есть кому поддержать.
- Лорд Ралф? Хм, не думаю. Если Вас вычислят, то контратака будет по всем фронтам, и связанным с Вами несдобровать. Вы еще не представляете, какая Безингер махина!
- И неужели Вы не хотите чужими руками эту махину пощупать?
- Ладно, мы подумаем, ответ получите на днях.
Внутренне Шамсадов был уверен, что получит добро, и поэтому, не теряя времени, готовил плацдарм всесторонней атаки. Так оно и получилось, но Малхаз даже не предполагал, сколько с этим будет связано хлопот. Первым делом его заставили уничтожить всю документацию, как-либо связывающую его с лабораторией, вплоть до ликвидации банковских счетов, с которых он оплачивал свое обучение. Были и еще совсем неожиданные требования и прямой намек: в случае обнаружения участия лаборатории - физическое устранение субъекта.
В итоге: в случае неудачи - рискует один Шамсадов, если будет успех - Шамсадов имеет доступ только в художественный архив, а остального не касается, доля лаборатории.
Центр организовали (он, судя по всему, давно был) в Северной Ирландии, под Белфастом. В распоряжении Шамсадова любая оргтехника, такая же поддержка и еще, неотлучно, три помощника-консультанта, а вернее надзирателя.
Географически место выбрано до смешного оптимально: Северная Ирландия в Великобритании, что Чечня в России, вроде бы мятежная территория, и можно сослаться на непокорных вредителей. Сейчас Малхазу не до этих политических тонкостей - времени в обрез, понятное дело, у Безингера суперзащита от первоисточника - Пентагона, от тех, кто впервые изобрел Интернет.
Атаку начали в ночь с пятницы на субботу, так, чтобы в соратниках были выходные. В любой программе есть вход, а значит брешь, и если монотонно долбить, то "трещина" в любом случае обнаружится. Да в том-то и цель защиты, чтобы сразу же обнаружить атаку взломщика, выявить источник агрессии и в некоторых случаях автоматически перекодироваться.
Идти этим трудоемким, а главное затратно-временным путем Малхаз не может. Он верит в свое чутье, и, к ужасу консультантов и дальних партнеров, идет в лобовую атаку, напролом, грубо обнажая себя.
- Это невозможно! Это провал! - хором кричат консультанты.
- Молчать! - психует Шамсадов, сразу работает на двух клавиатурах, отдает команды всем партнерам. Игра пошла ва-банк, консультанты посматривают на часы, чтобы бежать, пока их не взяла полиция.
- Не торопитесь, - истерично смеется Шамсадов. - Атака еще не обнаружена, и мы уже у "главных ворот".
- Вы что, знаете секретный код, что так напрямую идете? - нервничают консультанты.
- Да Вы что?! Ха-ха-ха! Думаете, он ребенок, и свое имя и дату рождения ввел как шифр?!
- Замолчите! Не мешайте! - дико заорал Малхаз.
Наступила гробовая тишина, и только щелчки клавиатуры да сигналы приказов с экранов. В таком оцепенении прошел не один час. Пот течет ручьями не только с Малхаза, но и со стоящих за его спиной консультантов.
- Все! - прошептал Шамсадов, бережно нажал "вход", и сразу же выплыл знак "Введите, пожалуйста, код".
- Действительно "все", - съязвили за спиной.
- Вводите: Безингер, дату рождения, - поддержал другой.
- Нет, будем вводить все известные слова и комбинации цифр - всего лишь двадцать факториалов!
- Ну, мы дураки!
Шамсадов этого уже не слышал, он всецело был поглощен "атакой", испытывал знакомое чувство полной отрешенности от реальности - впереди только враг, его надо уничтожить, а о собственной погибели даже не думаешь, это эйфория, насилие, это непередаваемое, дикое блаженство, высшая точка жизненной игры!
Он на латинском набрал - "Хазария - 0965", в ответ: "Введите правильный код", и уже без "пожалуйста". Повторил на древнееврейском и еврейском - то же. Ввел тюркский, а затем кириллицу - сброс. Последняя заготовка Малхаза - язык еврейского населения Европы, имеющий в основе немецкий диалект, идиш, - не прошло.
- Ужас! - простонал он, обхватил голову, в ярости кулаком рубанул по экрану, до кости содрал кожу.
Сжимая окровавленную кисть, избегая взглядов консультантов, бросился в ванную и, забыв о руке, склонил под холодной струей голову, надолго так застыл, тяжело дыша, выпрямился, машинально увидел в зеркале свою страшную физиономию. А вода с густых волос все стекает, заливает глазницы, преломляет свет, и, о чудо! или явь! или так исказилось сознание - перед ним в рамке зеркала нарисованная им Ана: точь-в-точь такая же, и так же странно улыбается, рукой на выход показывает. Он протер глаза, Аны нет, а ласковый, переливчатый голос со струйкой воды угасающим эхом остался:
- Ненан мотт бицбелла хьуна?!
Разметая брызги крови и воды, бросился Малхаз к компьютеру, и латиницей, только на чеченский манер, набрал: "Хаз-Ари - 0965".
- Боже! - ахнули басистым хором за спиной.
А на экране следующие "ворота". Не задумываясь, Шамсадов набрал: "Зембрия Мних".
- Вот это да!.. Что за слова?! - суеверно зашептали консультанты, и так склонились, что четыре головы слились.
Последние "ворота", и Малхаз уже вроде хладнокровен. Набирает: "Ана" - сброс. "Правильно, надо с уважением, как положено", - думает он и набирает: "Ана Аланская-Аргунская", и - о, ужас! - сброс!
Тишина. Только слышны вразнобой тяжелые дыхания.
"Что ж такое?!" - крайне встревожен Малхаз.
- Может, какой знак надо поставить? - тихо кто-то прошептал.
Дрожащими пальцами Малхаз набрал вновь: "Ана - Аланская - Аргунская" и поставил восклицательный знак!
- А-а-а!!! - бешеным криком наполнилась квартира.
- Тихо, тихо! - на шепот переходит Малхаз, а сам больше всех ликует. - Внимание! Времени в обрез! Проникновение наверняка уже обнаружено, и по установке эта программа в течение получаса самоликвидируется. Но я думаю, нас будут вычислять, и на это надо еще минимум полчаса. В полицию они не заявят, есть свои службы. И если считать, что таковые в Белфасте, то это еще пятнадцать минут дороги. Итого более часа - быстро сканируйте, что Вам надо, а у меня своя цель.
Спокойно, словно на собственном сайте, Малхаз вошел в тайный художественный архив: номенклатура порядка двадцати тысяч, ему нужна только одна, а в ответ - две! Справка о первой: Ана - молодая, в Константинополе, автор неизвестен, датируется точной датой - 957 год, стоимость примерно - двадцать пять миллионов долларов. Справка о второй: Ана - в зрелом возрасте, в Самандаре, автор и дата - неизвестны, стоимость выяснится на аукционе.
Малхаз вывел обе картины на экраны. Вот его Ана! Все так же странно улыбается, рукой указывает на другой экран, а там, даже на компьютере видно, совсем старое полотно, потрескавшаяся краска, но все равно уникальность творения не померкла, а сама героиня молода, грациозна, горделива. И кажется, с двух экранов смотрят на него эти две женщины, и уже не улыбаются, а о чем-то умоляют, просят.
- Да-да, Ана, не волнуйся, все что могу и не могу, сделаю, - на чеченском шептал он, - ты только подскажи, да поддержи, где следует...
- Что Вы там шепчете? - рассмеялся один из консультантов.
- Снова колдует! - подхватил второй.
Грубый стук в дверь прервал их радость...
* * *
Мать, самое родное, самое любящее существо на свете, нежно укачивая ее на коленях, ласково напевая убаюкивающий колыбельный напев, любовалась ее трепетным взглядом, мягко гладила по волосам; а тут же рядом сидел ее отец, что-то будто сквозь сон бархатисто шептал, тоже восхищался ею, блеском глаз благотворил; и от этих ласк ей становилось все приятней и теплей, и как ни сладок, ни блаженен сон, а ей хотелось воочию видеть мать и отца. Через силу Ана открыла глаза: высокие, обитые поржавело-зеленым металлом покачивающиеся борта лодки, безвольно болтающиеся, отполированные, обсаленные рукоятки весел, и чуждо-бездонное голубовато-пепельное облачное небо, сквозь дымку которого, стыдясь, едва-едва проглядывает утренний солнечный диск.
Ана вскочила: до ужаса ничего не понять, голова кргом, в заблуждении, мысли тоже; а во всю ширь темное, уже вскипающее от борея волнистое море, множество остроконечных скал; и течением уносит ее в бескрайнюю, безжизненную морскую даль - лишь тонкая полоска берега на горизонте становится все же и же. Ладонями плотно закрыв лицо, уткнувшись в острые колени, она горько, навзрыд заплакала, зовя на помощь отца и мать, мечтая их еще раз увидеть, а в сознании пробудилось воспоминание об оставленных на острове сестре и брате. Это током пробудило ее волю и сознание. "Нет, надо до конца бороться, надо жить! - пронеслась обжигающая мысль. - Ведь я дочь амазонки, и хныкать мне нельзя!"
Она вскочила на ноги, лодка еще сильнее предательски закачалась; хотела ухватиться за борт, да будто ошпаренная отдернула руку. Ей противна эта лодка, не может она без брезгливости смотреть на отполированные гноящимися руками весла, не говоря уже о том, чтобы дотронуться до них. А на ее голом теле только полупрозрачная дорогая шелковая вуаль, надетая во дворце Феофании. Нет, не хочет она более быть в этой посудине из рассадника блуда, порока и заразы; не хочет она, чтобы кто-то увидел ее в этой лодке, спас из этой лодки; не хочет и умереть в ней, тем более в этом сване.
Скинула Ана вуаль, окунула в море руку, а вода прохладная, жесткая, неласковая; да выбора нет - или доплывет до берега или утонет - все одно спасение. Не задумываясь, нырнула в бескрайнюю толщу; вначале остудила стихия ее, а потом, после первых пугливых взмахов стало свежей, приятней, веселей. Лишь освоившись, слившись со стихией, разогревшись, чуточку устав, она в последний раз обернулась: одиноко-покинутая лодка уже была довольно далеко и, как беспутная жизнь, безвольно болталась на волнах. Теперь Ане даже стало жаль этот спасший ее неодушевленный предмет, однако все равно им не по пути, она даже думать об этой вроде скрытой, извечной жизненной грязи не хочет.
Когда во время следующего отдыха она вновь легла на спину, лодки уже не было видно, а до берега всего один отчаянный заплыв, и Ана уже различает не только дома, но даже ровные ряды виноградников.