Комиссар Галкин, не решаясь сразу войти в комнату, где жили девушки, сначала предупреждающе покашлял, потом осторожно приоткрыл дверь, увидел Лилю в папильотках и, Оставаясь в коридоре, позвал:
Литвяк, пожалуйста, на минутку! Тут вас ждут.
- Я сейчас, товарищ подполковник!
Когда он притворил дверь, Лиля быстро соскочила с койки и с любопытством выглянула в окошко: кто же это ждет ее? На дорожке у крыльца стоял незнакомый летчик в шлеме, с планшетом и, чиркая зажигалкой, прикуривал папиросу. Лица его не было видно, и Лиля, немного подождав, не обернется ли он, воскликнула:
- Кто это может быть? Как ты думаешь?
Инна пожала плечами.
- Может быть, твой знакомый или родственник? Или бывший курсант, которого ты учила летать!
Летчик, стоявший к ним боком, разговаривал с комиссаром. Лиле вдруг показалась его высокая фигура знакомой. Кого-то он напоминал... Неужели Климов, тот самый, ее курсант?.. Вот так встреча! Видимо, он узнал, что Лиля летает здесь, в полку... Она уже поверила было, что это действительно Климов, но летчик повернул голову, и Лиля с сожалением обнаружила, что не знает его. Чужой, незнакомый человек с широким, грубоватым лицом.
- Н-нет, этого летчика я никогда не видела.
- Как же ты пойдешь с такой головой? Неудобно... Сняла бы эти бумажки,- забеспокоилась Инна.
Лиля потрогала накрученные на бумажки волосы, попробовала надеть шлем, но он не лез. Тогда она с трудом натянула на голову ярко-синий подшлемник, посмотрела в зеркало, состроила недовольную гримасу и хотела было снять, но раздумала, махнув рукой: сойдет, не раскручивать же теперь... Наблюдая за ней, Инна покачала головой: ох уж эта Лиля!
С независимым видом Лиля вышла на крыльцо и остановилась, ожидая, что будет дальше. Комиссар, показывая на капитана и как бы приглашая Лилю подойти, поближе, сказал:
- Вот, познакомьтесь.
Лиля медленно спустилась с крыльца, все еще не догадываясь, кто это может быть. Она вопросительно посмотрела на Галкина, и тот, словно не замечая, что творится у нее на голове, произнес с улыбкой и как-то особенно значительно:
- Тут вот, Литвяк, товарищ приехал к нам, корреспондент из армейской газеты. Хочет с вами побеседовать.
Полноватый, уверенный в себе капитан с нескрываемым любопытством оглядел Лилю с головы до ног, словно она представляла собой музейную редкость, улыбнулся снисходительно и несколько удивленно, отбросил в сторону папиросу и протянул ей руку.
- Потапов.
Лиля нехотя поздоровалась с ним. Ей не понравилось, как он разглядывал ее, не понравились его быстрые маленькие глазки, которыми он сверлил ее насквозь.
"Вот оно что... Корреспондент. А вырядился Как летчик... - подумала она, сразу почувствовав к нему неприязнь. - И зачем ему говорить именно со мной? Других, что ли, нет!"
- Это и есть Лиля, наша гордость! Отличный летчик! - представляя ее, сказал комиссар, как показалось Лиле, чересчур уж радостным голосом.
"Ну к чему он это!" - Лиля подумала, что комиссар заискивает перед корреспондентом и, опустив глаза, покраснела.
- Все это очень интересно! - воскликнул капитан и, уже не обращая внимания на комиссара, повернулся к нему спиной. - Очень забавно! Значит, вы - летчик? Истребитель?
Лиля промолчала, недовольно повела плечом.
- Так вы тут беседуйте, а у меня дела, - поспешно сказал Галкин, тронув Лилю за руку, как бы прося ее быть посговорчивей с нетактичным корреспондентом.
Он медленно пошел к калитке, ссутулившись, чуть прихрамывая на левую ногу. Когда-то до войны Галкин летал на истребителе "И-16" и был лихим летчиком, но попал в аварию и сильно покалечился. Врачи запретили ему летать, но совсем расстаться с авиацией он так и не смог.
- Товарищ подполковник! - крикнула вслед ему Лиля, сама не понимая зачем.
Ей не хотелось оставаться с капитаном. Но когда комиссар обернулся и выжидательно посмотрел на нее, она, не зная, что сказать, смутилась и произнесла:
- Я - я потом зайду к вам, можно?
- Конечно, конечно. Буду рад.
Он приветственно поднял руку, словно подбадривая Лилю, и зашагал по мокрой дорожке вдоль улицы. Нахмурившись, Лиля сорвала с дерева одинокий желтый лист и стала молча вертеть его, искоса недружелюбно поглядывая на капитана, чувствуя, что разговор у них не получится. Ей неловко было подводить комиссара, да и корреспондент, каким бы неприятным он ни казался, приехал ведь для дела... Нужно заставить себя подавить это чувство антипатии к нему. В конце концов, не все ли равно, какой он?
Капитан деловито огляделся, взял в руки летный планшет, который висел у него на боку, вынул карандаш, блокнот, сдвинул шлем на затылок и повернулся к Лиле, видимо ожидая, что она пригласит его в дом. Но Лиля, все еще раздумывая, молчала, продолжая вертеть листик. Тогда он широко ухмыльнулся и, обняв ее рукой за талию, произнес с таким видом, будто они старые знакомые:
- Ну, поговорим теперь?
Передернув плечами, Лиля высвободилась и сердито выбросила листик. "Что за противный тип! - подумала она. - Нет, не стану с ним разговаривать".
- Мы с вами присядем где-нибудь... Да вот хоть там, на скамейке. И вы подробно расскажете мне о себе, о своих боевых подвигах, - бойко, по-хозяйски распорядился капитан.
- Там мокро, - не глядя на него, возразила Лиля.
- Это ничего, у меня плащ.
Нахмурившись, она смотрела в сторону и что-то решала. Капитан забеспокоился: для беседы нужен был какой-то контакт, а контакта не получалось. Наоборот, Лиля совершенно открыто выказывала к нему свое недружелюбие. Это раздражало его, но он старался скрыть раздражение, боясь, как бы она не ушла совсем.
- Ну, может быть, мы все-таки присядем? - игривым тоном произнес он, не зная, как лучше подойти к Лиле. - Такая красивая девушка да к тому же еще истребитель! Это поразительно...
- Знаете... Я сейчас! - не выдержав, сказала вдруг Лиля и, сорвавшись с места, быстро юркнула в дверь дома.
Спустя минуту она появилась вместе с Инной, ведя ее за руку, потому что та, видимо, сопротивлялась.
- Вот, поговорите с Профессором! Она все знает не хуже меня. Даже лучше. До свидания... Мне некогда!
- Постойте, куда же вы... Постойте!
Но Лиля уже исчезла, захлопнув за собой дверь.
- Почему это она убежала? - воскликнул капитан возмущённо и недовольно одернул гимнастерку. - Очень странная девушка. В высшей степени... Ну, а вы кто, простите? Почему она вас привела?
- Я механик. На Лилином самолете.
- А-аа... - протянул разочарованно капитан. - Скажите, что это она, всегда так?
- Всегда,- сухо ответила Инна. - Не любит о себе рассказывать. Вот летать она любит. И воюет хорошо.
- Гм! Кажется, я ничем ее не обидел... Не понимаю. Так что же вы мне расскажете?
- Спрашивайте. Все, что знаю, расскажу.
В это время, громко насвистывая что-то веселое, к ним подошла Катя.
- Здорово, ребята! А туман-то рассеивается. После обеда обещают улучшение погоды. Скоро полетим!
- Катя, это товарищ капитан, из газеты, корреспондент, - объяснила Инна.
- Ого! Статейки, значит, пописываете?
Капитан с удивлением уставился на Катю, которую можно было свободно принять за парня: мальчишеское лицо, короткая стрижка, брюки, фуражка...
- Вы - Катя? Вот не подумал бы...
- Ха-ха-ха! - залилась смехом Катя.
Она лихо надвинула на лоб фуражку, которую надевала всякий раз, когда была такая возможность, и скрестила руки на груди, приняв бравый вид.
- Знаете, как иногда бывает интересно: придешь на танцы, а девки так и вьются вокруг, так и вьются... Завлекают! Я эдак подмигну какой-нибудь...
- Катя! - укоризненно произнесла Инна. - Ну зачем... Товарищ корреспондент напишет...
- Так значит вы - Буданова. Угадал?
- Именно, товарищ капитан! - ответила Катя.- Ну, а вы, значит, из газеты, корреспондент. А я сначала подумала, что вы к нам летать. Пополнение, так сказать... Летчиков в полку, знаете, не хватает. Вижу - шлем на вас, планшет. И вообще... Вид такой подходящий.
- Мне и с вами нужно поговорить, лейтенант Буданова. Вот Литвяк, понимаете, не захотела.
- Лилька? Не захотела? Да вы не обижайтесь! К ней особый подход нужен, она девка норовистая. Если не захочет, никакие силы не заставят ее говорить - хоть убей! Железный характер! Вот я - совсем другое дело: страх как люблю поговорить! Я вам все расскажу, ну все как есть! Я же в курсе... Вы бы сразу ко мне и обратились.
- Вот и расскажите, как вы воюете.
- Как я воюю? Это запросто! Значит, рассказать о воздушных боях, так?
- О воздушных боях.
- Значит, так. Слушайте. Сначала про нее, про Лильку.
- Я слушаю.
Катя немного отступила, словно собираясь взять разгон для прыжка, сощурила озорные глаза и, как заговорщик, начала низким тихим голосом, сопровождая свой рассказ выразительными жестами, наглядно изображая ход воздушного боя.
- Было это недавно, дня три назад. Летит она... В небе, конечно, солнце. Серебрит, значит, крылья. Облака плывут белыми лебедями. А она летит. Ну, естественно, как всегда, поет. Эту, знаете: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью..." Вдруг видит: навстречу ей - туча "юнкерсов"! В небе от них темно стало, и все, как один, с бомбами! На Сталинград летят, сволочи! Ну, думаю, сейчас я вам, гады! То есть это она думает, Лилька... И сразу быстро набирает высоту боевым разворотом. Потом сверху на самого главного ка-ак пикнет! Рраз! "Юнкере" падает. Она опять заходит - рраз! Он опять падает...
- Кто? Второй?
- Ну да, второй! И третий тоже... Да вы записывайте, записывайте! Дошла очередь до последнего...
- Ну Катя... Ты серьезно - товарищ капитан так и запишет. Брось свои штучки!
Катя расхохоталась, запрокинув голову, привычным жестом сняла и снова надела фуражку, поправив золотой чуб. Капитан тоже рассмеялся, глядя на нее.
- Вы забавная девушка. Только...
Она моментально приняла, серьезный вид:
- Понимаю. Все понимаю. Давайте, договоримся: вы будете задавать вопросы, а я буду отвечать. Идет? Ну вот и порядок! А что касается Литвяк, то она действительно не любит рассказывать о себе. Даже нам бывает трудно вытянуть из нее что-нибудь. Если вылет был удачным, то поет и устраивает цирк над аэродромом - без этого никак не может. А если нет - ходит взад-вперед, как тигрица, и молчит...
- Так-так. Ну, а вот скажите, Буданова, как это ей удалось сбить пять самолетов? Ведь она девушка, а дерется с мужчинами.
Катя вытаращила на него глаза:
- Да разве в этом дело? Ничего-то вы не понимаете! Характер - вот что главное! А вообще-то что же нам остается делать? Они там все мужчины... Вот и приходится с ними драться.
- А вы? Сколько вы лично сбили?
- Я? Три... Пока три. Вернее, даже три с половиной: пришлось как-то раз хвост отбить у "юнкерса"... Понимаете, все дело здесь в том, кто кого первый возьмет на прицел... А вообще-то я специализируюсь на другом.
- На чем же?
- "Свободный охотник" - слыхали? Я залетаю туда, к немцам в тыл, высматриваю себе подходящую цель - ну какую-нибудь автоколонну, например, - спускаюсь пониже и нажимаю на гашетки... Все очень просто.
- Это интересно.
- Еще как! Вы бы попробовали... Не хотите? А что это у вас, фотоаппарат?
- Да.
- Исправный?
- Конечно. Может быть, сфотографировать?
- Валяйте! На память. Только мы вместе с Лилькой, ладно? Эй, Литвяк, выходи! А фото пришлете?
- Пришлю.
- Честно? А то ни одной фронтовой фотографии нет.
- Честно.
- Инка, пойди вытащи своего командира. Только пусть кудри свои расчешет, а то объектив не выдержит.
- Да не выйдет она сюда.
- Это почему? Выйдет.
Катя подошла к окошку и забарабанила по стеклу, заглядывая в комнату. В дверях показалась Лиля все в том же ярко-синем подшлемнике, спросила:
- Ну, поговорили?
- Слышь, Лилька, давай сфотографируемся на память. Все вместе, втроем, - предложила Катя - Когда-нибудь вспомним после войны, если доживем... Только ты причешись, а то на черта похожа.
Усмехнувшись, Лиля ответила:
- Ладно, на память можно. Минуточку - я мигом.
- Ну, а потом мы все вместе побеседуем как следует. Договорились? - попросил капитан.
- А как же! Видели, Лилька улыбнулась? Значит, отошла. Все будет нормально.
В это время где-то поблизости, у соседнего домика, громко крикнули:
- На аэродром! Летчикам собираться на полеты!
По улице быстро шел техник, заглядывая в каждый дом. Увидев девушек, опять крикнул:
- На полеты! Всем на аэродром. Приказ командира полка...
Катя развела руками:
- Значит, не суждено.
- Я подожду вас. Я обязательно подожду! - пообещал корреспондент.
ПРИКРОЙ, СТРЕЛЯТЬ НЕЧЕМ!
Провал военных планов Гитлера и успехи советских войск под Сталинградом потрясли гитлеровское командование, которое теперь всячески стремилось восстановить положение и спасти окруженную группировку. Для этого оно стало накапливать западнее Сталинграда, в районах Котельникова и Тормосина, свежие силы, которые должны были прорваться к Сталинграду и соединиться с группировкой.
Чтобы осуществить эту операцию, была создана группа армии под названием "Дон", командовать которой Гитлер поручил одному из наиболее способных своих военачальников - фельдмаршалу Манштейну. Стянув в один кулак огромные силы, немцы уже не сомневались в успехе, считая, что неудача под Сталинградом временная и стоит только двинуть в наступление ту силу, которую они сколотили, как все опять вернется к прежнему.
Действительно, начав наступление из района Котельникова двенадцатого декабря, фашистские войска в первые дни смогли продвинуться на значительное расстояние. Здесь, на этом направлении, на узком участке прорыва, у них был большой перевес в артиллерии и танках, и наша оборона не выдержала их натиска. Однако положение вскоре изменилось. Уже двадцать четвертого декабря, то есть через двенадцать дней, Сталинградский фронт, получив подкрепление, сам перешел в наступление и за каких-нибудь три дня отбросил фашистские войска на прежние рубежи.
После жестоких боев советские войска заняли Котельниково, разгромив группу Манштейна. К концу декабря гитлеровская армия, которая пыталась прийти на помощь окруженной под Сталинградом группировке, потерпела окончательное поражение. Армия Паулюса, отрезанная от основных сил и прижатая к Волге, потеряла всякую надежду на спасение.
С начала января Сталинградский фронт, переименованный в Южный, начал развивать наступление в направлении Ростова, а в это время войска Донского фронта осуществляли разгром немецкой группировки, оставшейся в Сталинграде.
Вместе с войсками Южного фронта полк Баранова двигался на запад, меняя аэродромы. Участвуя в наступлении, истребители непрерывно поддерживали свои войска с воздуха. Некоторое время полк базировался в освобожденном от врага Котельникове, затем перелетел ближе к Ростову. Здесь, под Ростовом, в воздухе происходили яростные сражения, и в этих воздушных сражениях часто отличались своей отвагой и бесстрашием летчики Баранова. Их имена упоминались во фронтовых и центральных газетах, им были посвящены боевые листки, распространяемые по всему Южному фронту.
В середине февраля Ростов был взят, и полк Баранова на следующий же день после взятия города перелетел на ростовский аэродром, где базировался долгое время. Линия фронта стабилизировалась западнее Ростова, вдоль реки Миус, примерно там же, где она проходила год назад, весной сорок второго года.
В марте началась весенняя распутица, самолетам приходилось летать с раскисших, залитых водой аэродромов. Машины застревали на грунтовых дорогах, летчики добирались до аэродромов, увязая в густой грязи, но боевая работа не прекращалась...
...На обратном пути, после штурмовки вражеских войск, группа "ЯКов", которую вел Соломатин, неожиданно встретилась с шестеркой вражеских истребителей. Это были "фокке-вульфы", возвращавшиеся домой с задания. Силы были примерно равны, и схватка, которой никак нельзя было избежать, длилась недолго, поскольку и у тех и у других боеприпасы подходили к концу.
Когда Лиля увидела, что ее атакует "фоккер", она приняла его вызов и пошла ему навстречу, ловя самолет на прицел. Расстояние между ними быстро уменьшалось, и Лиля, опережая врага, в удобный момент нажала на гашетки... Что это?.. Тишина... Что случилось?! Кончились патроны... Все еще не веря в это, она машинально нажала на гашетки еще раз и в тот же миг подумала: поздно! Вот так положение! Не рассчитывая на то, что выстрелов не будет, она опоздала вовремя отвернуть в сторону: враг, стреляя, несся прямо на нее... Резкий отворот, но очередь, выпущенная "фоккером", успела задеть "ЯК". Лиля почувствовала, как что-то горячее ударило в ногу, обожгло и отдалось болью во всем теле... Ранена!
Нужно было поскорее уйти, оторваться от противника. Это удалось ей не сразу. Превозмогая боль, которая усиливалась при каждом движении, Лиля попыталась вывести самолет из боя. Однако "фоккер" не хотел оставлять ее, упорно преследуя уклоняющийся от боя "ЯК".
- Леша, прикрой! Стрелять нечем... - попросила Лиля, и собственный голос показался ей таким слабым, что она еще раз, собравшись с силами, позвала: - Леша!..
Истребитель Соломатина метнулся к ней и бросился в атаку на врага, принудив его оставить подбитый "ЯК". Тем временем Лиля, пикируя, уходила в сторону.
- "Тройка", что случилось? Отвечай! - услышала она в наушниках Лешин голос.
- Я - "тройка". Ранена...
- Курс - домой! Держись!
Выйдя из боя, Лиля взяла курс на свой аэродром. Страшно болела нога, шевелить ею было невозможно - при малейшем движении боль ударяла в поясницу, в спину. В довершение всего начал барахлить мотор. Сначала он давал перебои, но скоро совсем заглох. Стало тихо. Лиля перевела самолет в планирование. Высота быстро уменьшалась.
"Неужели не долечу до аэродрома? Тогда садиться в поле... Хорошо, что не за линией фронта, а на своей территории. А нога? Трудно будет сесть... Ничего, все равно сяду..."
К Лиле совсем близко подошел "ЯК" Соломатина. Так близко, что она увидела его лицо в шлеме, озабоченное, полное тревоги, и через силу улыбнулась. В этот момент ей даже показалось, что боль в ноге утихла.
- Я здесь. Тяни, Лиля, тяни! Аэродром уже близко... - снова раздался голос Леши. - Сесть сможешь? Отвечай!
- Смогу.
Он летел рядом с ней, оберегая и подбадривая, пока она не зашла на посадку.
А тем временем внизу на стоянке Лилю с нетерпением ждала Катя. В руках она держала "Правду", которую выпросила у комиссара специально для Лили. В газете красным карандашом была отмечена, статья, озаглавленная "Слава отважной четверке - Баранову, Соломатину, Литвяк и Каминскому!".