Вернись из полёта! - Наталья Кравцова 9 стр.

- Ну что ты, мам! Перестань плакать, перестань! Я же летчик! Что же мне еще делать? Да и совсем не трудно мне! Ну ни капельки не трудно! Даже легче, чем в аэроклубе. И вообще летаю я совсем мало...

Всхлипывая, Анна Васильевна проговорила:

- Все ночи думаю, не сплю... Ведь стреляют там, а ты же в самое пекло всегда...

- Смелого пуля боится! - вставил Юрка, который гордил­ся сестрой. - А ты говоришь...

- Нет, мам, я осторожно летаю, честное слово! И не бой­ся - ничего со мной не случится: я ведь не одна, вокруг меня мои товарищи. Мы в воздухе обязательно помогаем друг дру­гу - это закон.

Горестно вздохнув, Анна Васильевна возразила:

- А вот ранило же тебя.

- Нога? Да это пустяки... Это совсем случайно, я сама ви­новата. Зато вот к тебе приехала, а то когда бы! Эй, Юрка, а ну сыграй нам что-нибудь! Покажи свое мастерство - чему ты научился в музыкальной школе.

- На чем? На баяне?

- Давай на баяне.

Юрка полез куда-то в угол, бережно достал баян и стал негромко наигрывать, понимая, что Лиля просто хотела от­влечь маму от грустных мыслей.

- В школе у него все пятерки, хвалят его. Он уже и в гос­питалях играл, - оживилась Анна Васильевна. Раненые, фронтовики его слушали. Понравилось им - благодарность объявили. Покажи, Юра, бумагу.

- Потом, мама.

- Это ты молодец! - похвалила брата Лиля, и он смущен­но улыбнулся.

Послушав немного музыку, Лиля вскочила и стала быстро убирать со стола.

- Я сама, доченька. Ты лучше пойди погуляй, посмотри Москву.

- Да я мигом уберу.

Напевая, она складывала тарелки, вытирала стол, потом помыла в кухне посуду.

- Мам, а где мои платья? Ты не продала?

- Ну что ты - все целы! Там, в шкафу, висят, все до од­ного. И то, которое ты начала переделывать, висит.

- Пофорсить захотелось? - хитро сощурив глаза, засмеял­ся Юрка. - Теперь я вижу: сестричка не изменилась! Все та же!

- Запомни: младшим не дозволено обсуждать старших! Ясно? - воскликнула Лиля и строго погрозила брату паль­цем.- Я уже два года хожу в брюках! Почему бы мне и не пофорсить?

Порывшись в шкафу, она стала с удовольствием примерять перед зеркалом старые платья, туфли. Вскоре, одевшись, вы­шла из комнаты и позвала Юрку:

- Пошли, прогуляемся! Мы ненадолго, мам...

- Ну вот, нарядилась, - надувшись, недовольно пробур­чал Юрка. - Подумаешь, платье, пальто! А в военной форме тебе лучше.

- Ладно, пройдусь с тобой и в военной форме как-нибудь. Похвастаться хочешь? Знаю!

На следующий день Катя потащила Лилю на завод "Дина­мо", где в течение нескольких лет работала слесарем, откуда по путевке комсомола пошла учиться в аэроклуб. На встречу с летчицами собрался народ, в основном женщины. Мужчин на заводе было мало. Девушки рассказывали о фронтовой жиз­ни, о воздушных боях с фашистами, о сражении под Сталин­градом, о своих товарищах-летчиках. В основном рассказыва­ла Катя, которая говорила увлеченно, с огоньком и вообще на своем родном заводе чувствовала себя как дома. После ми­тинга их водили по цехам, и многие старые рабочие узнавали Катю...

Дни были целиком заполнены встречами с комсомольцами, молодежью, рабочими. Вечером девушки ходили в театры, куда Лиля без труда доставала билеты: она смело заходила к администратору и просто объясняла, что они обе приехали с фронта всего на несколько дней. Билеты им давали момен­тально.

Однажды, когда Лиля спешила в ЦК комсомола, где долж­на была состояться встреча девушек-фронтовиков с молоде­жью, ее задержал патруль. Это было в центре города, у Боль­шого театра, куда Лиля зашла по пути за билетами. Откуда-то сзади раздался строгий, повелительный голос:

- Товарищ лейтенант!

Она не сразу сообразила, что это окликнули ее, и продол­жала идти, но, услышав опять: "Товарищ лейтенант, я к вам обращаюсь!", остановилась. На тротуаре стояли капитан с красной повязкой на рукаве и два солдата - это был военный патруль. Капитан строго произнес металлическим голосом:

- Товарищ лейтенант, вы не по форме одеты. Я вынужден задержать вас. Пойдемте со мной.

"Шарфик!" - догадалась Лиля. Вместо скучного серого шарфа она надела кремовый в мелкий красный горошек... Он выступал совсем немножко над грубым воротником шинели, но зоркий глаз капитана заметил его издали. "Какая досада! - подумала Лиля.- И зачем я его выставила? Спрятала бы по­глубже..."

- А почему? - все-таки спросила Лиля, хотя ей все было ясно, надеясь, что, может быть, ей удастся уговорить капита­на отпустить ее: ведь такая мелочь...

- Там объяснимся, - мрачно произнес капитан, глядя ку­да-то в сторону и желая, видимо, показать, что никакие раз­говоры не могут помочь.

- Понимаете, товарищ капитан, я очень спешу. У меня со­вершенно нет времени...

- Пойдемте.

Она поняла, что действительно говорить и объяснять бес­полезно, и, окруженная патрулем, словно арестованная, пошла в комендатуру. По пути капитан остановил и захватил с собой еще двух офицеров, причем делал он это не спеша, специально растягивая процедуру, и, как показалось Лиле, испытывал при этом огромное удовлетворение.

В помещении куда они пришли, стоял большой письменный стол, и капитан важно уселся в кресло перед столом.

- Ваши документы, - обратился он к Лиле.

Она молча протянула документы, и капитан, положив их на стол, отодвинул на самый край, где уже лежала стопка удо­стоверений, словно и не собирался возвращать их.

- Вы разве не знаете, что в армии не положено надевать... разные украшения! Идет, понимаете, жестокая война, а вы чем занимаетесь - дисциплину нарушаете?

Он сказал это так, будто бы от того, какой шарфик наде­нет Лиля, зависит чуть ли не исход войны.

- А у меня нет другого! - с вызовом сказала Лиля, глядя в упор на щеголеватого капитана, совсем еще молодого.

Еще раньше она заметила, что сапоги у капитана перво­классные, все пуговицы начищены до блеска и шинель, совсем новая, тщательно подогнана. "Сидит тут, в тылу, и еще указы­вает! О войне вспоминает..." - подумала Лиля и сердито сдви­нула брови.

Капитан побагровел и приказал своим отработанным, ме­таллическим голосом:

- Завтра явитесь сюда в девять ноль-ноль!

- Разрешите узнать зачем? - с невозмутимым видом по­интересовалась Лиля.

- За нарушение формы и пререкания со старшими назна­чаю вам четыре часа строевой. Сбор здесь, на улице у сквера. Можете идти. Только снимите шарф, лейтенант! И впредь со­ветую форму соблюдать!

Он сделал ударение на последних словах и с довольным выражением взглянул на Лилю.

- Извините, товарищ капитан, но это наказание придется отложить до конца войны. Дело в том, что шагать мне нель­зя... противопоказано, - вежливо сказала Лиля, предчувствуя свою победу.

- Это почему?

Небрежным движением она вынула из бокового кармана справку и положила ее на стол. Там было сказано, что после ранения она направляется в госпиталь для консультации и дальнейшего лечения.

- Вот почему.

Капитан быстро пробежал глазами бумагу и, видимо, не зная, как поступить, долго держал ее в руках, внимательно рассматривая. Наконец произнес уже совсем другим тоном, ре­шив покончить с этим делом мирным путем, для чего ему по­требовалось некоторое время, чтобы перебороть себя:

- Ну, раз такое дело... Смотрите, больше не попадайтесь! Нужно соблюдать форму, а то... Сами понимаете, вы же фрон­товик!

- Документы мои верните.

Не глядя на капитана, Лиля взяла у него свои документы и, спрятав, спросила:

- Разрешите идти?

- Идите. Только шарф...

"Опять шарф..." И Лиля поспешила перебить его, не дав ему договорить:

- Товарищ капитан, шли бы вы лучше на фронт! Скучно ведь вам тут... На вашем месте я не стала бы сидеть в тылу - здесь и пожилой человек вполне справится!

Повернувшись по всем правилам, она вышла раньше, чем растерявшийся капитан успел что-нибудь сказать.

К началу встречи она, конечно, опоздала и, тихонько войдя в зал, села с краю на стул, стараясь остаться незамеченной. Однако ей это не удалось: ее сразу обнаружили и вытащили на сцену, где за столом в самом центре сидели Катя и еще три девушки в военной форме. Все они по очереди рассказывали о том, где и как воюют. Лиля выступила последней. Им зада­вали вопросы, интересовались подробностями, просили дать адреса, чтобы переписываться.

На следующий день Юрка принес газету, где был помещен репортаж о встрече с девушками-фронтовиками и фотография. На групповом снимке Лиля с трудом узнала себя, хотя Юрка уверял, что получилась она очень хорошо и что особенно чет­ко и рельефно выделялся Лилин острый нос, по которому в первую очередь и можно было определить, что это действи­тельно она.

- Ну точно как у Буратино! Посмотри, посмотри, сестри­ца! - смеялся Юрка.

Лиля отобрала у него газету и спрятала в ящик стола - на память.

Со дня приезда в Москву прошла неделя, и московская жизнь, поначалу такая новая и непривычная для Лили, стала ее тяготить. Все чаще мысли ее возвращались к той, другой жизни... Она жадно слушала сообщения по радио, сводки Сов-информбюро о положении на фронтах, особенно на Южном фронте, под Ростовом, где воевал полк.

По ночам она металась и кричала во сне, и Анна Васильев­на вставала и подолгу стояла возле Лили, ожидая, когда она успокоится, а иногда будила ее. Ей снились полеты, "юнкерсы" с черными крестами, воздушные бои. В ушах звучал голос Леши: "Тяни, Лиля! Держись, я здесь..."

Она забеспокоилась: а вдруг там что-нибудь случилось?..

- Катя, давай уедем, - предложила она.

- Куда, домой? В полк?

- Угу.

- Так у нас же еще три дня есть, - начала было Катя, ко­торая не успела еще встретиться и наговориться со всеми сво­ими знакомыми и друзьями, но тут же замолчала. Потом ре­шительно сказала: - Слышь, Лилька, а ведь правильно - по­ра! Махнем назад! Хватит, точка! Я и сама уже думала об этом.

- Пошли за билетами.

- Прямо сейчас?

- Ну да! А чего ждать? Сегодня и возьмем.

- А в госпиталь? Они обещали дать заключение, а то еще, чего доброго, летать не дадут...

- Сходим потом, если успеем.

- Идет, Лилька! Погуляли, и хватит!

Никаких билетов они, конечно, не достали: расписание у поездов было более чем неопределенное, да и вообще никто толком не мог объяснить, как часто и как далеко ходят поезда на юг. Им посоветовали отправиться из Москвы попутным са­молетом, и, обратившись в штаб ВВС, девушки получили разрешение сесть в транспортный самолет, который должен был лететь в Ростов. На следующий день они покинули Москву.

А ТЫ ГДЕ БЫЛ, ЛЕША?

Транспортным самолетом Лиля и Катя в тот же день при­летели в Ростов, а от города до места базирования полка было не так уж далеко, и они на попутной машине довольно быстро добрались до аэродрома.

Подъезжая к деревне, где стоял полк, обе заволновались. Лиля сосредоточенно молчала, ожидая, когда появится знако­мый аэродром и "ЯКи" на стоянках. Она думала о том, все ли осталось по-прежнему в полку, все ли живы... Думала о Леше, которого скоро увидит. Из Москвы она послала ему два письма. Чем ближе грузовик подъезжал к деревне, тем тревожнее становилось на душе.

Зато Катя болтала без умолку, все время обращаясь к Лиле, которая ее не слушала.

- Лиль, а Лиль! Мои заводские обещали купить самолет лично для меня. Вот бы здорово!

- Угу.

- Дорого, наверное. Где им взять столько? Как ты дума­ешь, сколько стоит "ЯК"? Лиль!

- Что?

- Сколько стоит "ЯК"?

- Не знаю.

- Посмотри, посмотри! Это наши летят!

В тот момент, когда машина проезжала мимо аэродрома, заходили на посадку истребители, возвратившиеся с боевого задания.

Девушки стали махать руками, приветствуя их, и те само­леты, которые еще находились в воздухе, снижались и с ревом, на бреющем пролетали над машиной.

- Во черти! Узнали! - воскликнула Катя.

Лиля попыталась рассмотреть номера на самолетах.

- Давай подождем, - предложила Катя. - Подвезем лет­чиков в поселок.

Из кузова, где обе сидели на небольших чемоданчиках, она постучала по окошку в кабину шофера:

- Стой! Захватим летчиков!

Полуторка остановилась, и девушки выпрыгнули из нее.

- Ну вот мы наконец и дома! - сказала Лиля. - Чувству­ешь, Катя! Как будто и не уезжали никуда. Как будто Моск­ва - это был сон...

Шофер, свертывая папироску, усмехнулся:

- Дома, говоришь? А были где?

- Были? Тоже дома! - засмеялась Катя. - Слышь, Лиль­ка, а тут подсохло за это время - помнишь, какая вода стоя­ла? Ух! Так и плюхались на посадке в лужи!

Над ними загудел самолет и, покачав крыльями, промчал­ся над самыми головами, так что девушки невольно пригну­лись. Затем он круто развернулся и пошел на посадку.

- У, шальной! - радостно крикнула Катя.

- Смотри, да это же мой! - сказала Лиля. - "Тройка"! Кто же на нем летает?

Она следила, как садится ее "ЯК".

- Слышь, Лилька, ты вон куда гляди! Лешка твой идет... Спешит, первый...

От самолета усталой походкой шел прямо к ним Леша Со­ломатин, за ним еще несколько летчиков.

- Здорово, орлы! - крикнула Катя. - Не вижу оркестра, цветов! Просто неудобно, что это за встреча? А то мы повер­нем назад в Москву...

- Привет, девчата! Наконец-то дождались вас! - отвеча­ли летчики. - Встреча будет, не волнуйтесь! И оркестр тоже!

- Как летается?

- Да как сказать... Теперь, видно, дело пойдет как следу­ет. А то без вас и наступать перестали. Стоим на приколе...

Подошел Леша, поздоровался с девушками и сказал каким-то слишком уж бодрым голосом:

- Ну, с приездом, бродяги! Как, залечили свои раны? Вы­глядите вы неплохо.

- Угу. А как у вас тут? - спросила Лиля осторожно - Все по-старому?

Ответил Леша не сразу, а сначала полез за папиросами и долго их искал, пряча от Лили глаза.

Лиля сразу заметила, что он как-то осунулся, похудел и хоть и рад был ее приезду, но что-то его сдерживало, мешало ему радоваться. Она увела Лешу немного в сторону, подальше от остальных, и опять спросила:

- Что же нового, Леша? Ты не решаешься сказать?

В голосе ее прозвучала тревога. Она чувствовала что он не говорит, умалчивает о чем-то. Ясно, в полку что-то произо­шло, и ему не хочется вот так, сразу по приезде, расстраивать ее. Лиля посмотрела на него строгим, требовательным взгля­дом, и Леша отвел глаза...

- Ну, Леша...

- Понимаешь, Лиля... Командир наш... Баранов...

- Что - Баранов? - испуганно прошептала Лиля, боясь подумать о самом страшном.

- Нет его больше.

- Как - нет?

- Сбили его два дня назад.

- Баранова?! Не может быть... Как же это? Как же так случилось?

- Как случилось... - медленно повторил Леша и вздох­нул. - Их было больше, "фоккеров"... Самолет упал за лини­ей фронта и взорвался. Ведомые видели. Они снижались и кру­жили над этим местом... Так что даже похоронить Николая не пришлось...

Некоторое время они молчали. Леша курил. В глазах у Лили стояли слезы, и она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Наконец, пересилив себя, проговорила еле слышно:

- А ты где был, Леша?

- Я... На земле я был в это время, понимаешь? Не было меня тогда рядом с ним! Не было! - воскликнул Леша с от­чаянием в голосе, и Лиля поняла, как он терзается от того, что не пришлось ему в том бою быть рядом с любимым команди­ром, защитить его.

- Ты успокойся, Леша. Я понимаю... Я все понимаю. Что ж поделаешь!

Медленно пошли они по аэродрому, освещенному заходя­щим солнцем. На западе пылал закат, и кроваво-малиновый свет заливал почти полнеба. Огромное красное солнце, чуть сплющенноё, перерезанное пополам узенькой темной тучкой, уже готово было коснуться линии горизонта.

Нервным жестом Леша выбросил недокуренную папиросу далеко в сторону. Никогда еще Лиля не видела, чтобы он нерв­ничал, не слышала, чтобы он повысил голос: в любой обстановке, самой трудной, он всегда оставался сдержанным, хлад­нокровным, собранным. И она поняла, как ему нелегко: Николай Баранов был для него не только командиром полка - Леша любил его как боевого товарища, близкого друга...

- Тебя тут произвели в командиры, - сказал Леша, кото­рому трудно было продолжать разговор о Баранове. - Теперь ты командир звена.

- Угу, - согласилась Лиля и вздохнула.

В другое время Лиля обрадовалась бы повышению, но сей­час это ее не трогало, как будто разговор шел не о ней, а о ком-то другом. Она все думала о Баранове. Недаром на душе было так тревожно и предчувствие беды не покидало ее послед­ние дни...

- Лилька!

Вихрем налетела на нее Катя и взволнованно, прерываю­щимся голосом заговорила:

- Лилька! Ты знаешь - Баранов, Батя!! Вот ведь несча­стье какое!..

Лиля молча кивнула. Катя хотела сказать еще что-то, но не смогла и, низко опустив голову, побрела к машине.

- Поедем? - предложила Лиля. - Там все уже давно со­брались.

В кузов уже забирались летчики.

- А кто теперь вместо него?

- Мартынюк.

У машины Лилю поджидал сияющий Сеня Трегубов. Стес­няясь своей радости и силясь хоть немного притушить счаст­ливый огонек в глазах, он робко взглянул на нее из-под длин­ных мохнатых ресниц.

- Здравствуйте, товарищ командир! С приездом вас! Я... мы так ждали!

Лиля протянула ему руку:

- Здравствуй, Сеня! С кем ты летал тут, без меня? Как успехи?

- А я теперь у вас в звене! - с восторгом сообщил он, словно делал ей подарок.

- Это замечательно, Сеня... Значит, опять будем летать с тобой вместе.

- Вместе, - повторил он и широко улыбнулся. - Я, това­рищ командир, тут без вас еще одного "юнкерса"... На вашем самолете, на "тройке".

- Да уж скажи, Трегубов, что тебя орденом наградили! - воскликнула Катя. - А то ходишь вокруг да около, все стес­няешься. Похвастайся хоть раз! Я уже все про тебя знаю. Вот, смотри, Лилька!

Она, не спрашивая разрешения, быстро расстегнула ему куртку, и новенький блестящий орден Отечественной войны сверкнул на Сениной гимнастерке.

- О, такого я еще никогда не видела! - воскликнула Ли­ля, к величайшему удовольствию Сени.

Наклонившись, она стала рассматривать орден, который был учрежден недавно, уже во время войны. В полку никто еще не носил такого - Сеня получил его первым.

- Молодец, Сеня! Поздравляю!

Он зарделся, как девушка.

- Спасибо, товарищ командир... Я ведь, как учили! Ста­рался, - пошутил Сеня.

Все засмеялись.

- Са-адись! Поехали! - крикнул кто-то из летчиков.

Машина быстро заполнилась, летчики стали рассаживать­ся на бортах, на ящиках, и полуторка тронулась. Леша сел рядом с Лилей и в первый раз с момента встречи ласково улыб­нулся ей, заглянув в глаза:

- Вернулась...

- Угу. А как же?

- Ну какая она, военная Москва? Я ведь один только раз и был там, до войны... Всего два дня, проездом.

- Москва?.. - повторила Лиля задумчиво. - Как бы тебе сказать одним словом - мужественная!