Он спустился с крыльца и прошел к кузнице. Ну конечно: Жюль увязался за Лилиан. Что ему нужно? Леон видел - Бенуа разговаривал с Лилиан. Лили, видимо, порывалась уйти, а Жюль что-то горячо ей доказывал и не пропускал ее обратно к усадьбе. Потом он взял ее за руку, и Лилиан негодующе вырвалась. Ну это уж слишком! Терзи заторопился.
- Что вам здесь нужно? - спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Бенуа резко повернулся к Терзи.
- Мне нужно прежде всего, чтобы вы не мешали мне говорить с Лилиан, - вызывающе бросил Жюль.
- Лилиан не желает с вами разговаривать. Оставьте ее.
- Да, я вас прошу, Жюль. Сейчас не время выяснять отношения. Вы напугаете детей… Уйдите! - Одной рукой Лилиан держалась за поручни детской коляски, а вторую подняла, словно защищаясь от удара. Крошка Элен прижалась к ногам матери и готова была заплакать.
Бенуа совсем перестал владеть собой. Оказывается, и он умел приходить в ярость. Свой гнев он обратил на Лилиан.
- Ты… ты потаскуха!.. Грязная тварь! - Жюль обрушил на нее поток непристойной ругани.
Лилиан закрыла руками лицо. Терзи рванулся вперед, едва не опрокинув коляску.
- Вы ответите за свои слова! - Он хлестко ударил Жюля по лицу.
Они сцепились, ослепленные яростью. Бенуа намеревался дать подножку своему противнику, чтобы свалить его на землю, но Терзи оказался более ловким и наносил ему удар за ударом. Тогда Бенуа потянулся к карману, где лежал у него пистолет. Лилиан закричала:
- Боже мой!.. Помогите, помогите!..
Первым на помощь прибежал Фрашон. Бросился разнимать, но из этого ничего не получилось. Из кузницы прибежал Шарль Морен. Общими усилиями они прекратили схватку. Лилиан едва держалась на ногах. Терзи подошел к ней.
- Успокойся, Лилиан! Успокойся.
Но он сам нуждался в том, чтобы успокоиться. Бенуа, ни слова не говоря, пошел к усадьбе. Заслышав шум, на крыльцо вышли Франсуаз, доктор, сельский священник и, конечно, месье Буассон - все, кто сидел в комнате за столом.
- Что произошло, месье Бенуа? - спросил Франсуаз.
- Ничего особенного, - ответил Жюль, исчезая в дверях флигеля. Ему нужно было привести себя в порядок. Разорванная куртка, ссадина на щеке явно противоречили его словам.
А Шарль Морен возвратился в кузницу и любовался пистолетом, который он отнял у Бенуа. Вот это вещица! Пришел Симон. Шарль показал ему пистолет:
- Ты посмотри, какая несправедливость. У нас нет оружия драться с фашистами, а тут выхватывают пистолет, чтобы укокошить из-за бабы своего соперника… Как ты думаешь, Симон… то есть Рене, прав я буду, если не отдам пистолет этому бородатому Отелло?..
- Один пистолет погоды не сделает. Ты же обещал узнать насчет взрывчатки и вообще о складе оружия. Сможем мы что-нибудь получить?
Симон Гетье исчезал на две недели из усадьбы и только на этих днях вернулся снова, нашпигованный листовками.
- Радист как будто согласен, - оказал Шарль. - Андрэ - покладистый парень. Но боится месье Франсуаза. Говорят, что из Лондона, из штаба де Голля, пришел строжайший приказ - не давать оружия коммунистам. И вообще запрещено пользоваться оружием до специального указания. Он еще сказал, что лицам, занятым на осведомительной работе, запрещено участвовать в Сопротивлении.
- Не понимаю.
- А я понял отлично. Мы нужны англичанам как информаторы, как разведчики. И только. Они хотят превратить нас в придаток Интеллидженс сервис. В то же время боятся потерять свое влияние. Как и американцы. Вот наделил нас бог союзничками!..
- Зато наше влияние растет. Морис сказал, что коммунистам надо налаживать связи с самыми различными группами Сопротивления, объединять силы. Это директива партийного центра.
- Все это верно, - согласился Морен, - но попробуй объединить свои силы с силами месье Бенуа. Он сидит, как пескарь в норе, и ждет не дождется, когда все кончится. Тогда, может быть, выползет на свет божий. Франсуаз ждет указаний из Лондона, а дядюшка Фрашон молчит как рыба. Он-то, хитрец, знает, где спрятана взрывчатка. Постоянно ездит куда-то ночами… Попробуй объедини всех. Прибавь еще месье Буассона, доктора из Фалеза, месье Терзи… Это не так-то просто. Говорят, кагуляры тоже участвуют в движении Сопротивления, хотя де ля Рок и вступил в правительство Петэна… Сам черт сломит тут голову…
- Тем не менее надо что-то делать, Шарль. Не замахивайся на большое. Попробуем выполнить директиву центра в масштабе Сен-Клу - наша деревня тоже часть Франции.
- Хорошо, но что ты, например, сделаешь с дядюшкой Фрашоном? Думаешь, он скажет тебе, где оружие?.
- Давай попробуем поговорить с ним вместе, - предложил Симон.
- Ладно. Но заодно надо поговорить и с месье Терзи Это ты возьми на себя. Ты с ним ближе знаком.
- Почему я?
- Хотя бы потому, что вы оба были в Испании.
- Ладно, попробую. Но начнем с дядюшки Фрашона.
2
С дядюшкой Фрашоном Шарль завел разговор издалека. Он уже не в первый раз с ним заговаривал, и все неудачно. На этот раз он решил начать с другого.
- Дядюшка Фрашон, - сказал Шарль, - а ты помнишь, как воевали мы под Аррасом?
Шарль Морен зазвал Фрашона к себе домой. Мари вышла гулять с ребенком, поставив мужчинам кувшин с сидром. Симон тоже был здесь.
- Ну еще бы! - откликнулся Фрашон, - Тогда мы надавали бошам по первое число. Если бы не подвели англичане, мы бы могли держать Аррас сколько угодно. Англичане открыли нам фланги.
- Ну да. Ты еще принес нам эту новость, дядюшка Фрашон. А потом обиделся на меня, когда узнал, что я коммунист.
- Совсем не за то. Обиделся я на тебя за другое - ты не доверял мне, будто бы я какой-то доносчик или шпик.
- Вовсе не так, дядюшка Фрашон. У меня и в мыслях не было, что ты болтаешь где не надо. Просто я думал, что тебе ни к чему воевать с бошами. Копаешься себе в огороде позади траншей, и только.
Дядюшка Фрашон тянул сидр из кружки и чуть не поперхнулся от такой напраслины. Он с негодованием посмотрел на Шарля, потом на Симона, который сидел, не вмешиваясь в разговор. Нос Фрашона сделался совсем красным, он в самом деле походил сейчас на редиску. Симон тайком ухмылялся, Сообразив, в какую ловушку Морен затягивает старика.
- Да как же ты смеешь говорить про меня такую подлость! - воскликнул дядюшка Фрашон. - Это я-то не хотел воевать с бошами! Счастье твое, что я у тебя дома. Клянусь богом, набил бы тебе по шее. Надо же такое сказать - не хотел воевать с бошами!
Но Шарль не сдавался. В ответ на тираду Фрашона он еще подлил масла в огонь:
- Может быть, ты и воевал под Аррасом, не спорю, но потом, когда маршал Петэн пошел с немцами на мировую…
- Ну, знаешь!.. - Фрашон угрожающе поднялся из-за стола, допил большим глотком остаток сидра. Лицо его пылало. - ты меня сравниваешь с маршалом-шлюхой, говорить нам с тобой нечего! Спасибо за гостеприимство! - Дядюшка Фрашон умышленно сказал вместо Петэн - Пютен, то есть шлюха. Он шагнул к выходу.
- Подожди, дядюшка Фрашон, а разве это не так? - Гетье тоже вступил в разговор.
Фрашон обрушился и на него. Он не любил уходить, пока за ним не осталось последнее слово в споре.
- Знаешь, что я тебе отвечу, Симон? Тебя не щекочут - и ты не хохочи. Под Аррасом ты не был? Чего же ты встреваешь?
- Зато я вижу, как ты ведешь себя теперь. Как собака на сене.
- То есть как?
- А так. Вместе со своим хозяином прячешь где-то оружие, держишь его под спудом, вместо того чтобы отдать кому следует. Из карабинов можно же стрелять бошей.
- Э-э-э… - протянул Фрашон, - вон вы куда гнете! Так вы и сказали прямо: где оружие? Хозяин тут ни при чем. Распоряжается всем месье Франсуаз. Просите у него.
- Но ты же знаешь, где оно! - Симон и Морен готовы были умолять упрямого старика.
- А разве я сказал кому хоть слово про ваш мотоцикл, который вы тогда добыли? Это была ваша тайна. Зачем же я буду теперь выдавать вам чужую тайну?
- Дядюшка Фрашон, - Симон старался говорить как можно убедительнее, - и мотоцикл и оружие нужны для того, чтобы бороться с немцами. Ну помоги нам! Разве можно драться с фашистами, вооруженными до зубов, с помощью кремневых ружей. Ты же сам знаешь - часто так и бывает. А где-то рядом лежат автоматы, гранаты, взрывчатка. Разве это справедливо - скажи? Сколько мы несем лишних жертв из-за того, что безоружны. Думал ты об этом, дядюшка Фрашон, ведь ты солдат? Шарль прав, когда упрекает тебя в том, что ты не хочешь ссориться с немцами.
Дядюшка Фрашон вернулся к столу, пододвинул под себя табурет и сказал:
- Вот что, ребятки, милые вы мои. - Он посмотрел на них, хитровато прищурив глаз. - Вам двоим меньше лет, чем мне одному. Хитростью меня не возьмешь. Не выйдет! Бошей я ненавижу не меньше вашего. Знаю и без вас, что против танков с дубинкой лезть нечего. Все знаю. Месье Франсуазу я так и сказал последний раз, когда ездил с ним ночью. Я спросил у него - долго ли мы будем про запас прятать оружие? Не пора ли пустить его в дело?.. А знаете, что ом мне ответил? "Я не умею запрягать лошадь. Поэтому не хочу тебя этому учить…" Поняли? Не суйся, мол, когда не понимаешь… После этого склад куда-то перенесли. Куда, не знаю. А первый тюк, с которым они прилетели, спрятан в подвале, в старой бочке. Это я знаю точно.
Фрашон налил из кувшина сидр и залпом выпил всю кружку. Большего от него Морей и Симон не добились. Ом только еще сказал им: если когда нужно помочь, он готов, пусть скажут.
С Леоном Терзи разговор произошел в тот же день. Симон собирался тронуться снова в Париж, и ему важно было знать - удастся ли что-нибудь получить здесь? Особенно нужны были взрывчатка и детонаторы. На виноградниках Симон отвел Леона в сторону.
- Месье Терзи, я давно собирался с вами поговорить, - сказал он. - Вы не обидитесь, если я задам вам один вопрос?
- Задавайте.
- Долго вы собираетесь оставаться свидетелем?
- Свидетель - понятие, не ограниченное временем. Как история. К чему вы меня спрашиваете об этом?
- Но история не создается сама, ее делают люди.
- Это абстрактный спор. Я не могу влиять на события, я их фиксирую. - Терзи не хотелось спорить. Но дальнейший разговор его раззадорил.
- Как вам сказать, - ответил Симон, - если дело касается вас, вы, как мне известно, вмешиваетесь в события, и довольно активно…
- На что вы намекаете?
- Еще раз прошу извинения. Я не намекаю, а говорю прямо о последнем инциденте с месье Бенуа. Кстати, вы были правы. Но сейчас о другом - вы же не были бесстрастным свидетелем?
- Вам нельзя отказать в логике… - Терзи кисло улыбнулся. Ему было неприятно вспоминать о той отвратительной сцене, которая произошла у всех на глазах. Терзи постарался изменить тему разговора. - Это другое, - сказал он. - А вообще я тоже кое-что делаю. Даже стал участником группы Сопротивления Франсуаза, хотя, признаться, не вижу в этом особого смысла. Впрочем, меня это не утруждает…
- Вот об этом самом я и хотел с вами поговорить, месье Терзи… Вы знали журналиста Габриеля Пери? - Симон задал вопрос без видимой связи с тем, о чем они только что говорили.
- Знаю. Способный журналист, но…
- К сожалению, о нем надо говорить уже в прошедшем Габриеля Пери расстреляли немцы. Он был коммунистом.
Терзи живо представил себе энергичного, темпераментного Пери, его лицо с большим лбом и гладко зачесанными волосами. Он не был знаком с ним близко, но перед войной они частенько встречались на пресс-конференциях, приемах, где-то еще. Леона не интересовали убеждения Габриеля Пери, но помнится - он соглашался со многими из его утверждений. Терзи питал к нему профессиональное уважение.
- Жаль. Вы сообщили мне печальную весть, - сказал он. - Я нередко соглашался с политическими оценками Габриеля Пери.
- С коммунистами соглашаются многие, - сказал Симон, - но зачастую с большим опозданием. И не все нас поддерживают вовремя. Получается как в автомобильном моторе - позднее зажигание. Я помню - Габриель еще давно предостерегал Францию от угрозы фашизма. Вообще, наши прогнозы всегда подтверждаются.
Симон говорил "нас", "наши", что с удовлетворением отметил Терзи, - значит, ему доверяет этот парень, с которым постоянно сталкивает его судьба. Этот не боится причислить себя к коммунистам. Леон согласился с Симоном:
- Что ж вы хотите, политический опыт накапливается постепенно и потом уже сохраняется в памяти народа.
- Не совсем так. - Симон высказал мысль, над которой Леон никогда не задумывался. - Не совсем так. Вы знаете, молодежь сразу не использует жизненный опыт старшего поколения, во всяком случае до тех пор, пока не приобретет его сама. Вы со мной не согласны? Поэтому мы часто допускаем ошибки. Я сужу по себе. Столько умных советов давал мне отец, но я пропускал их мимо ушей, пока жизнь не ткнула меня носом. Вы понимаете мою мысль, месье Терзи?
- Нет, не совсем… Вы говорите так, будто вам самому лет пятьдесят.
- Я говорю, что некоторые события прошлого надо постоянно поддерживать в памяти народа. Ну хотя бы уроки Парижской коммуны. Если бы коммунисты смогли убедить вовремя французов, нам не пришлось бы переживать сейчас нашествие германского фашизма.
- Это что - пропаганда? Вы хотите, чтобы я немедленно соглашался во всем с коммунистами?
- Нет, месье Терзи. Все это только к слову. Я заговорил о Габриеле Пери для того, чтобы сказать вам, с какими словами он кончил жизнь. В день казни он сказал: "Годы не сделали меня скептиком. Это уберегло меня от духовного прозябания, от жизни без цели и смысла, от бесплодий жизни".
- Повторите это еще раз.
Симон повторил и еще добавил:
- Пери сказал тогда же, что коммунизм он принял не как застывшую формулу, а проникся сокровенным смыслом его идей. Вот что сказал Пери в последний день своей жизни.
- Да, все это заставляет думать… Так что же вы хотите от меня, Рише? Я правильно называю ваше новое имя?.. Надеюсь, вы не пришли только для того, чтобы убеждать меня в правоте коммунистических идей.
- Вы правы. Я хочу, чтобы вы помогли нам добыть оружие для коммунистов. Мы не позволим ему лежать на складах. - Симон рассказал Терзи о том, что происходит в подполье, в группах Сопротивления.
- Хорошо, я попробую поговорить с Франсуазом, - ответил Терзи. - А если не выйдет, то… - Леон не договорил. - Вы начинаете убеждать меня. Вот уж не ожидал!
Терзи много думал об этом разговоре. Удивительное дело, как изменился Симон за эти годы. Простой рабочий стал почти интеллигентным человеком. Неужели это сделала с ним его партия? Кто же иначе? Симон Гетье не учился в Сорбонне. Непостижимо! Открываются непостижимые вещи! Как сказал Габриель Пери? Уберечь себя от бесплодия жизни… Да, это верно.
Разговор с Франсуазом не дал результатов. Франсуаз упрямо стоял на своем - нет директив из Лондона, и вообще, что на него со всех сторон напирают? То доктор, то теперь он, Терзи. Франсуаз только солдат - прикажут, готов раздать оружие кому угодно. А сейчас - нет.
Леон сам зашел в гараж к Симону. Там был и Морен. Терзи спросил:
- У вас, кажется, нет друг от друга секретов?
- Конечно, нет, месье Терзи.
- Тогда слушайте меня, Симон, и вы тоже, Шарль, - я готов показать вам, где хранится оружие.
3
Ну и разгорелись же глаза у Симона и Шарля, когда они увидели такое богатство! Одной взрывчатки было, вероятно, несколько килограммов. А нажимные взрыватели, а детонаторы! Такие изящные латунные карандашики. Очень удобные в работе. Повернул риску, поставил на заданную цифру, как дистанционную трубку, и все - детонатор безотказно сработает в нужное время. Радист Андрэ показал, как обращаться с новой техникой. Он сказал, что она американского происхождения. Андрэ готов помогать, пусть только месье Франсуаз ничего не знает.
Франсуаз как раз накануне уехал в Париж вместе с зятем хозяина. С бывшим зятем - с месье Бенуа. Мари рассказывала, что между ними было крупное объяснение. Она убирала в соседней комнате и почти все слышала - так громко шел разговор. Это при ее-то глухоте, оставшейся после контузии!
Месье Франсуаз сказал под конец, что он не намерен рисковать подпольной группой из-за глупой ревности Жюля. Лучше всего для Жюля покинуть усадьбу, тем более что в Париже нужен человек для связей. Бенуа возражал, спорил, но, судя по тому, что они оба уехали, месье Франсуаз настоял на своем.
Конечно, Шарль и Симон не преминули воспользоваться их отсутствием и проникли в винный подвал.
Взрывчатка, детонаторы, несколько пистолетов с патронами и другие припасы хранились в порожней бочке в самом дальнем углу. Здесь, быть может, десятками лет валялась неубранная рухлядь. Там было довольно сыро, но боеприпасам ничего не сделалось. Их запаковали на совесть. Вощеная бумага совсем не пропускала влаги. В несколько приемов сокровища перенесли к Шарлю. Андрэ советовал им сразу не брать всех припасов, чтобы не бросилась в глаза пропажа. Шарль кивнул, но тем не менее выгреб все содержимое бочки.
Симон тут же заторопился в Париж - взрывчатка там на вес золота. Но Шарль Морен предложил другое: сначала надо выполнить то, что они давно замышляли, - побывать на железной дороге. Это же согласовано с партийным центром. Симон согласился: конечно, если не откладывать в долгий ящик. А зачем откладывать? Все подготовлено, изучено, папаша Байе только ждет команды. Была бы взрывчатка. Теперь она есть.
Той же ночью Симон привел откуда-то заветный мотоцикл. Сколько раз служил он им верой и правдой! Симон решил больше не возвращаться в усадьбу и поэтому погрузил на багажник всю взрывчатку, предназначенную для Парижа. Шарль предупредил - не слишком ли рискованно? Пустяки, Симон уже изучил психологию нацистов - чем наглее и самоувереннее с ними вести себя, тем надежнее. В полночь оба укатили к железной дороге. Здесь не так далеко, самое большее километров двадцать.
Не прошло и часа, когда, спрятав мотоцикл у дороги, они подошли к будке путевого сторожа. Светила неполная луна, но и ее бледный свет казался слишком ярким. Симон привстал, приготовил на всякий случай револьвер, а Шарль осторожно постучался в окошко. Из будки вышел старик с обвисшими седыми усами и впалыми щеками. Был он в носках, брюках и нательной рубахе. Узнав Морена, старик улыбнулся:
- Ну что, опять примерять приехал? Опять с пустыми руками? Один приехал?..
- Нет, на этот раз все в порядке, папаша Байе. Не один.
Шарль окликнул Симона, и они вместе вошли в сторожку.
Старик зажег дорожный фонарь и поставил его так, чтобы свет не падал в окно.
- Ну? - вопрошающе посмотрел он на вошедших, - А газетку не привезли?
- Нет, папаша Байе, не привезли… Ты собирайся, а мы пока приготовим кое-что… Оставаться тебе здесь нельзя.
Шарль выложил на стол взрывчатку, похожую на пластилин, из которого дети лепят фигурки. Байе почесал волосатую грудь.
- Ладно, ехать так ехать, сказал попугай в зубах у кошки… Но я думаю, - добавил он, - что место надо выбрать несколько дальше, у самой выемки… Пусть боши подольше растаскивают вагоны, пусть поиграют в бирюльки. Да я сам покажу, где лучше рвать, вот только оденусь.
- Одевайся теплее, папаша Байе, придется ехать на мотоцикле. Продует…
- Смотри ты, какая роскошь! Ну, я сейчас… - Байе сел на койку и, кряхтя, принялся натягивать башмаки.