Генерал Жиро, которому доложили о покушении, приказал немедленно провести следствие. В тот же день он распорядился судить преступника. Медлить нечего! Жиро все же добился своего - стал командующим французскими вооруженными силами в Северной Африке. Правда, ему пришлось разделить власть с Дарланом, в руках которого оставалось управление гражданской администрацией. Они заключили особое соглашение, но соглашение трещало по всем швам, Дарлан непрестанно вмешивался в военные вопросы. Это нервировало, раздражало генерала Жиро, но он ничего не мог сделать - за спиной адмирала стояли американцы.
Как сообщили командующему, покушение произошло при следующих обстоятельствах. После инспектирования воинских частей и гражданской администрации в Марокко и Алжире адмирал Дарлан уехал во Францию. Но вскоре он должен был срочно вернуться назад - заболел сын. Врачи подозревали полиомиелит - детский паралич, болезнь, занесенную из Америки. В сочельник, 24 декабря, во второй половине дня, адмирал Дарлан отправился из пригородной виллы в свою резиденцию, расположенную в Пале де Эта. В дверях кабинета его встретил молодой человек, лет двадцати, и тремя выстрелами в упор поразил адмирала Дарлана. Покушавшегося удалось схватить, он назвался Боннье де ля Шапель.
Преступник отказался отвечать на вопросы. Но отдел криминальной полиции и агенты Сюрте установили, что покушавшийся был связан с неким Анри де Астье, брат которого - Франсуа де Астье - всего за несколько дней до покушения прибыл в Алжир в качестве посланца генерала де Голля. Генералу Жиро сообщили и о последних, предсмертных слонах Дарлана.
У командующего вооруженными силами генерала Жиро не было никаких сомнений относительно мотивов покушения - Дарлан кому-то мешал. Кому - сторонникам де Голля, англичанам или тем и другим? А может быть, американцам, для которых Дарлан был только "временной мерой". Они использовали его и отбросили, как выжатый лимон… Дарлан мешал и ему, генералу Жиро. Но видит бог, сам генерал непричастен к убийству своего соперника… Тем не менее генерал Жиро предпочел побыстрее закончить это темное дело. Надо воспользоваться отсутствием Эйзенхауэра, он находится где-то в Тунисе - там продолжаются бои с немцами.
Жиро охотно провел бы заседание военного трибунала немедленно, в день покушения, но суд и расстрел преступника в первый день рождества вызовет недовольство католиков и ненужные кривотолки.
Де ля Шапеля судили 26 декабря. Этому предшествовало торопливое следствие, продолжавшееся всего несколько часов. Военный трибунал заседал ночью при закрытых дверях и приговорил де ля Шапеля к смертной казни. Приговор привели в исполнение немедленно и в глубокой тайне, а цензура строго-настрого запретила называть в газетах имя расстрелянного террориста.
Командующий американскими вооруженными силами в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр находился в Северном Тунисе близ Бежа, когда до него дошла весть об убийстве адмирала Дарлана. Это встревожило его не меньше, нежели тяжелая обстановка на фронте. Командующий срочно выехал в Алжир. Следовало разобраться во всем на месте. Убийство Дарлана казалось ему чреватым серьезными политическими осложнениями.
Традиционный рождественский праздник командующий встретил в пути.
Полевые аэродромы раскисли, погода была нелетная, и Эйзенхауэр решил добираться машиной. После тридцати часов непрерывной езды по ужасным дорогам в дождь, снег и слякоть Дуайт Эйзенхауэр прибыл в Алжир. Первое, что ему сообщили, - покушавшийся Боннье де ля Шапель расстрелян несколько часов тому назад.
- Так… - зло процедил Эйзенхауэр. Убийство адмирала Дарлана теперь останется до конца не раскрытым. Он опоздал. Проклятые африканские дороги! Генерал Жиро несомненно поторопился. Почему? Зачем? Ясно, что здесь приложили руку англичане. Дарлан был известен откровенной неприязнью к британцам. Черчилль давно высказывал недовольство американской креатурой в лице Дарлана. Единственно, кто мог бы раскрыть тайну, - сам де ля Шапель. Но он мертв. Проклятые африканские дороги!..
2
В Касабланку Рузвельт прилетел под именем адмирала Ку. Осторожный и энергичный Майк Рейли, его личный телохранитель, предусмотрел все, чтобы сохранить тайну и безопасность встречи, - все, от переименования президента до бомбоубежища, оборудованного на месте глубокого бассейна в саду виллы Дар эс Саада, принадлежащей знатной французской семье.
И все же тайну не удалось сохранить до конца. Немцы что-то подозревали. Комментаторы берлинского радио были не так уж далеки от истины, строя догадки, что в Касабланке предполагается какое-то важное совещание. Называли даже фамилию генерала Маршалла, который прилетает якобы для встречи с начальниками английских штабов. Начальник личной охраны президента сбился с ног, пытаясь рассеять опасные слухи. Но Рейли бессилен был что-либо сделать - гитлеровцев лишь недавно изгнали из Французского Марокко, и целая армия осведомителей, шпиков, тайных резидентов гнездилась повсюду, в том числе, несомненно, и в Касабланке. Оставались на своих местах и многочисленные французские фашисты из организации де ла Рокка с полными карманами немецких денег. К великому огорчению Рейли, немцы не ограничивались только распространением слухов. В декабре они совершили воздушный налет на город. Возможно, что авиация Геринга наносила удар наугад, а может, целила в гигантские склады горючего, сосредоточенного здесь генералом Паттоном для своей армии. Во всяком случае, сложившаяся обстановка не предвещала ничего утешительного.
Президент Рузвельт прилетел во вторник в сопровождении штабных генералов Пентагона и полдюжины агентов секретной службы. Агенты прибыли для подкрепления Майку Рейли. В Касабланку Рузвельт прилетел вскоре после того, как на том же аэродроме приземлился самолет Черчилля. Прямо с аэродрома президент отправился в виллу Дар эс Саада. Пока Гарри Гопкинс ходил на соседнюю виллу Мирадор, расположенную в нескольких шагах от Дар эс Саада, чтобы пригласить к обеду британского премьера, Рузвельт и его спутники принялись осматривать отведенное им жилище. Президенту трудно было подниматься наверх, и он ограничился осмотром первого этажа виллы. Широкое венецианское окно гостиной выходило в цветущий сад. Окно закрывалось сплошной стальной шторой, что, несомненно, имело значение при выборе Майком Рейли жилища для президента.
Архитектура, планировка, внутреннее оформление виллы, изящная мебель говорили о богатстве и изысканном аристократическом вкусе ее владельцев. Здесь не было ничего лишнего, разве только за исключением убранства будуара хозяйки со множеством безделушек, драпировок, флаконов, цветных пуфов и широкой, почти квадратной кроватью посредине. Эта комната, тоже выходившая окнами в сад, предназначалась для президента. Из будуара дверь вела в ослепительно белую комнату с бассейном-ванной из черного мрамора.
- Мне понадобится немало времени для того, чтобы изучить назначение всех этих бесполезных вещей, - пошутил Рузвельт. - Как вы думаете, господин премьер?
Черчилль уже появился в Дар эс Саада, грузный и подчеркнуто оживленный. Он тоже принял участие в осмотре загородного дома.
За обедом, на котором, кроме премьера и президента, присутствовали советники и начальники штабов, никому не хотелось говорить о предстоящих делах. Несмотря на усталость, вызванную длительным путешествием, у всех было прекрасное настроение. Черчилль много острил, обменивались незначительными новостями, впечатлениями о поездке. Только в середине обеда возник спор - не следует ли перенести конференцию куда-нибудь подальше, предположим в Маракеш, в Атласские горы. Но спорщиков примирил Рузвельт - не все ли равно: Маракеш или Касабланка. Для германской авиации в Маракеш лишних полчаса лета. Если уже суждено очутиться в неприятном положении, эти полчаса не сыграют роли.
Говорили о Сталине, Ему было отправлено приглашение принять участие в этой встрече, но пока еще не получили окончательного ответа. Пришли к единодушному мнению, что Сталин вряд ли приедет. Едва ли он покинет сейчас Москву, когда совершаются такие события под Сталинградом. Происходит что-то невероятное. Вопреки ожиданиям, русским удалось окружить трехсоттысячную армию Паулюса… Кто-то выдвинул другой довод - Сталин вообще не любит покидать пределы Советского государства. Он предпочитает постоянно руководить сам. За все годы советской власти ом ни разу не выезжал за границу. Вряд ли и сейчас он нарушит свои традиции…
Черчилль не испытывал огорчения от того, что Сталин не появится на конференции в Касабланке. Ясно, что он стал бы спрашивать, когда откроется второй фронт, почему нарушаются сроки военных поставок. Ему, Черчиллю, да, пожалуй, и Рузвельту, Сталин бы только мешал. Вслух британский премьер сказал:
- Во всяком случае, мы можем приступить к делу и без Джо. Мы познакомим его потом с нашими планами.
После обеда Черчилль и Рузвельт уселись на просторном диване. Остальные, придвинув стулья, расположились возле них полукругом. Продолжалась та же непринужденная беседа, что и за обеденным столом. Военные постепенно покидали гостиную, и наконец в комнате осталось всего, несколько человек. Рузвельт перевел разговор на отношения с Францией, спросил о де Голле.
- Де Голль? - Черчилль смешно вскинул брови и делано вздохнул.
Черчилль принялся пространно рассказывать, какие неприятности приходится ему терпеть от "упрямого и своенравного характера" французского генерала. Казалось, ему доставляет удовольствие рассказывать об этом, как больному, повторяющему в сотый раз о своих недугах.
- Но все же пусть де Голль приедет сюда, - прервал Рузвельт. - Нам нужно помирить его с генералом Жиро.
Британскому премьеру именно этого и не хотелось делать. Хотя Жиро лучше Дарлана, но Черчилль предпочитает у власти во Франции видеть де Голля.
- Что я могу поделать? - развел он руками. - Де Голль обижен за то, что вторжение в Северную Африку произошло без его участия. Я не могу заставить его выехать из Лондона. Я уже не раз говорил с ним.
Рузвельт сначала мягко, а затем все более настойчиво стал добиваться приезда де Голля. Надо же подумать о формировании временного французского правительства. Черчилль вздохнул, на этот раз вполне искренне.
Генерал де Голль хотел бы сам решать, кто войдет в состав будущего, хотя и временного правительства. Назначение Жиро командующим вооруженными силами он рассматривает как недружественный акт по отношению к нему и участникам движения Свободной Франции. - Черчилль сказал это равнодушным тоном и посмотрел на Рузвельта: что-то ответит ему президент?
- И все же вы пригласите сюда де Голля. Поговорим вместе.
Черчилль все еще упирался и стоял на своем. Разговор затянулся за полночь. Премьер поднялся.
- Однако мы засиделись. Я постараюсь все сделать, Франклин, - согласился наконец он.
- Да, подумайте, Уини. Для нас с вами все это необычайно важно.
Черчилль ушел. В саду его встретил телохранитель Томпсон и проследовал за ним до виллы Мирадор, хотя нужно было пройти всего несколько шагов.
Президент попросил сына проводить его в спальню и поболтать с ним перед сном. Эллиот тоже приехал из Англии в Касабланку, чтобы побыть вместе с отцом. Так же как и в Аржентии, там, у Ньюфаундлендского побережья, Рузвельт хотел иметь рядом близкого и надежного человека. Он улегся в постель, а Эллиот расположился рядом. Они закурили.
- Ну, как тебе все это нравится? - спросил Рузвельт.
- Ты знаешь, отец, у меня сложилось впечатление, что Черчилль не так уж огорчен упрямством де Голля.
Президент рассмеялся.
- Я тоже так думаю… Подожди, Эллиот, это только начало споров. Держу пари, что не далее как завтра Черчилль поднимет разговор о Бирме и балканской проблеме.
Эллиот вопросительно посмотрел на отца. Рузвельт пояснил:
- Черчилль мечтает восстановить положение в британских колониях. Он хотел бы перенести центр тяжести военных действий в Бирму, вообще на Дальний Восток. Гитлер завяз в России, и Черчиллю в Европе пока ничего не угрожает. Уинстон не хочет расставаться с колониями, но наш век - не девятнадцатый век, когда Великобритания безраздельно господствовала во всем мире. Мы тоже имеем кое-какие права… Во всяком случае, - закончил Рузвельт, - я не намерен посылать американских солдат для того, чтобы восстанавливать британские позиции. У нас есть и свои цели.
Снова заговорили о Франции, о Жиро и де Голле. В беседе с сыном Рузвельт как бы излагал свои мысли вслух, приводил их в систему, готовясь к предстоящим переговорам, а следовательно, к упорным и затяжным спорам. Больше всего президента интересовали колониальные проблемы, они являлись источником многих противоречий, но и французские дела оставались весьма неясными. Эллиот спросил о Жиро - что за фигура?
- Его рекомендовал Роберт Мерфи. Он встречался с ним еще до войны. Мерфи считает, что Жиро как раз такой человек, которого можно использовать в качестве противовеса де Голлю. По взглядам и убеждениям генерал Жиро монархист, мечтает восстановить во Франции монархию во главе с графом Парижским.
- Ну, о Мерфи говорят, что он смог бы купить самого господа бога… - усмехнулся Эллиот.
- Не знаю. Подожди, ты еще будешь здесь свидетелем любопытных событий… А теперь иди-ка к себе, Эллиот. Только сейчас я почувствовал вдруг, как сильно устал сегодня… Погаси, пожалуйста, свет…
3
Касабланка, по-испански - Белый дом, стоит на Атлантическом побережье. Открытый со всех сторон для теплых ветров и океанских волн, город раскинулся на холмах как-то удивительно легко и свободно. Был январь, но весна уже наступила и повсюду пышно цвели олеандры. Бену Стивенсу город чем-то напоминал белый бурнус марокканца, небрежно брошенный на берегу у самой воды.
Всего два месяца назад город принадлежал французам, теперь его узкие улочки были забиты американскими "джипами", солдатами - уроженцами Техаса, Кентукки, Иллинойса - всех сорока восьми штатов Америки; париями из "эмпи" в белых шлемах - сотрудниками военной полиции. Они толпились и в гавани, разглядывая накренившийся набок затопленный французский линкор "Жан Барт", который неудачно сопротивлялся десантным частям генерала Айка.
Маленький Бен выбрался из толпы, прошел вдоль лачуг, окружающих порт, и вышел на песчаный берег. Ему хотелось побыть одному. Он сел на берег, подставив лицо мягкому ветру и солнцу. Ветер… Он дул с запада, будто доносил привет из дому. Бен Стивенс уже сбился со счета, сколько времени прошло с тех пор, какой покинул Нью-Йорк. По календарю - без малого два года, но ему кажется, что он не был дома целую вечность. Мать писала недавно: слава богу, деньги на ранчо удалось накопить. Они связались с какой-то фирмой по продаже недвижимого имущества. К ним заходил агент с целой кучей предложений. Отец сделал взнос на комиссионные расходы. Фирма очень солидная. В следующее воскресенье они с отцом собираются поехать смотреть ранчо. Мать обещала написать тотчас же, как вернутся, но писем пока не было. Видимо, произошла какая-то задержка.
Бен думал еще и о другом. Уже в Касабланке Стивенс узнал взволновавшую его новость - Кет Грей находится здесь. Первым об этом сказал Испанец. С обычным циничным смешком он как бы мимоходом бросил:
- А знаешь, Бен, та красотка, которую я перехватил у тебя в Лондоне, тоже здесь, в Касабланке. Работает где-то в английском штабе.
Бен не поверил. Он вообще ни в чем не верил Испанцу.
Стивенс промычал что-то себе под нос и пожал плечами - это, мол, меня совсем не касается. Но как тесен мир! Вскоре в каком-то ресторанчике Стивенс встретил Джимми Пейджа - молодого лысеющего английского лейтенанта, с которым познакомился в квартире Греев, там, в Лондоне. Он подтвердил - Кет ненадолго приехала в Касабланку. Оказывается, Испанец тоже узнал об этом у Джимми. Бен просил передать ей привет.
Через несколько дней Бен снова встретился с англичанином. Как бы случайно, за той же стойкой, но Бен перед тем три вечера кряду подстерегал интенданта. Джимми злорадно сказал, что виделся с Кет и она не намерена встречаться с Беном. И еще она говорила, что не хочет получать от него никаких приветов. Пусть не утруждает себя. Джимми явно смаковал свой разговор с Кет.
Маленький Бен ушел огорченный. Чувство душевного смятения не оставляло его. В своем простодушии Стивенс втайне надеялся, что Кет все же не будет к нему так жестока. Он ей все объяснит. Ему обязательно надо с ней встретиться. Вопреки всему, что случилось, Бен с большой теплотой вспоминал о девушке. Он готов сделать все, чтобы вымолить ее прощение. Все что угодно! Чувство, вспыхнувшее в нем, пусть безнадежное, продолжало его согревать, несмотря ни на что.
Сидя на берегу океана, который поднимался, словно дыша грудью, агент секретной американской службы думал о том, как сделать; чтобы встретиться с Кет.
Он уже предпринял некоторые меры… Скорее всего, Кет приехала в составе делегации Александера. Агентов предупредили быть начеку, когда прилетит командующий британскими вооруженными силами на Ближнем Востоке. Вообще здесь все время надо быть начеку. Стивенс присутствовал на аэродроме, но Кет, вероятно, прилетела раньше, иначе он бы ее увидел. Скорее всего, она живет в "лагере Анфа", где идет конференция. Эти кварталы обнесены колючей проволокой, оцеплены войсками. Бен даже сам не знал до последнего момента, что в Касабланку приезжают Рузвельт и Черчилль. А генералов здесь столько, что из бронзы, навешанной на их погонах, можно было бы отлить церковный колокол. Начальник личной охраны президента Майк Рейли - он приехал сюда недели за две до конференции - сказал им:
- Вот что, мальчики, Касабланка - Белый дом по-испански. Запомните: охрана должна быть здесь такой, как в Белом доме у нас в Вашингтоне.
Он сказал это в тот день, когда в Касабланку прилетели Рузвельт и Черчилль. А до этого агенты секретной службы, собранные со всей Северной Африки и из Франции, знали только одно - охранять отель "Анфа" и весь прилегающий район. Зачем, для чего - это не их дело. Маленький Бен получил еще одно задание - следить за германскими разведчиками, за их агентурой. Касабланка ими кишмя кишит. Надо выуживать всех подозрительных. Для этого Бен с утра до вечера слонялся по городу, но, признаться, его куда больше интересовала Кет, А Кет была где-то здесь, и он все же никак не мог ее встретить, хотя бывший джимен слыл неплохим детективом. Черт побери, он во что бы то ни стало должен ее увидеть! Чего бы это ни стоило! Нечего прохлаждаться здесь, на берегу океана. Майк Рейли не поблагодарит его за такие прогулки…
Маленький Бен поднялся, отряхнул песок и пошел к городу, раскинувшемуся на склонах холмов. Выше белели изящные богатые виллы колониальной аристократии. В одной из них - в Дар эс Саада - поселился президент Рузвельт.