2
Прошло немало времени, пока полковнику Шмундту с помощью секретарши удалось изловить злополучное насекомое. Гитлер с опаской вернулся к стратегической карте. Он распорядился пригласить начальника генерального штаба.
Цейтцлер вошел в сопровождении Кейтеля. Начальник штаба сразу почувствовал недоброе. Мрачный вид, воспаленные глаза, землистый оттенок лица Гитлера лучше всяких слов говорили - фюрер не в духе…
- Докладывайте, - едва поздоровавшись, приказал он.
- Вести неутешительные, мой фюрер. - Начальник штаба решился выложить всё сразу. - Русские войска пересекли румынскую границу.
- Знаю, - отрезал Гитлер, - Что предлагает генеральный штаб?
- Сначала мне хотелось бы доложить обстановку, мои фюрер.
- Докладывайте, - повторил Гитлер. Он стоял вполоборота к Цейтцлеру и глядел куда-то в сторону.
Начальник генерального штаба начал издалека.
- После нашего неудавшегося наступления летом прошлого года, - сказал он, - на Восточном фронте от Смоленска до Черного моря развернулись тяжелые многомесячные бои. Они были сопряжены с большими потерями для наших войск. Из ста десяти дивизий, сражавшихся на Востоке в составе армейских групп, по меньшей мере одна треть дивизий была настолько ослаблена, что фактически от них оставались одни номера. Численность каждой из таких дивизий уменьшилась до нескольких, да и то неполных батальонов. Я должен подчеркнуть, мой фюрер, что и другие дивизии также понесли тяжелые потери. Едва ли хоть одна из действовавших на Востоке дивизий сохранила больше половины своего личного состава.
Гитлер все больше мрачнел. Он понимал, к чему клонит начальник штаба, - сейчас заведет разговор о новом отходе "в целях сокращения фронта". Но Цейтцлер не торопился с предложениями. Он продолжал говорить о тяжелых потерях, понесенных германскими войсками в летних боях прошлого года.
- Положение с танковыми дивизиями также оказалось весьма напряженным. Из восемнадцати дивизий тринадцать потеряли значительную часть своих танков. В сентябре, в разгар боев на Днепре, командование сухопутными силами вообще не имело в своем распоряжении никаких танковых резервов…
- К чему вы все это мне говорите? - не вытерпел Гитлер. - Это события полугодовой давности. Каково положение сейчас?! Каковы силы противника?.. Что вы намерены делать, чтобы восстановить положение?!
Цейтцлер намеревался подробно изложить обстановку, доложить о соотношении сил, но ограничился короткой фразой:
- Нашим ослабленным армейским группам на Восточном фронте противостояло больше четырехсот советских дивизий и более ста танковых полков русских, сведенных в корпуса и бригады.
- Откуда они берутся? Адмирал Канарис постоянно докладывал мне, что русские не имеют ни техники, ни обученных войск. За эти годы мы взяли у русских несколько миллионов пленных. В чем же дело?
- Очевидно, сведения адмирала Канариса были неточны, - осторожно ответил Цейтцлер. - А в число военнопленных включали и гражданское население…
- Но эта неточность нам слишком дорого стоит! Почему Канарис перед войной постоянно убеждал меня в слабости русских? Как вы думаете, Кейтель, почему?..
- Не могу знать, мой фюрер. - Кейтель старался не высказывать раньше времени собственного мнения.
Но зародившаяся мысль уже завладела Гитлером. В самом деле - почему Канарис так настойчиво убеждал его скорее начинать войну с Советским Союзом, сулил легкий поход и уверял, что русские армии рассеются в прах при первом же ударе. Теперь поведение начальника имперской военной разведки впервые вызвало подозрение. Позже Гитлер снова и снова возвращался к этой мысли.
Гитлер не умел слушать собеседников. Он прерывал Цейтцлера, задавал ему вопросы и, не дожидаясь ответа, начинал говорить сам.
- В постигших нас неудачах я усматриваю не столько военные, сколько политические осложнения, - твердил он, расхаживая по кабинету, останавливаясь иногда перед картой. - Удивительно, как вы не понимаете этого, Курт Цейтцлер. Я запрещаю отступать дальше - вы меня слышите? Запрещаю!.. Иначе мы растеряем союзников. Они уже готовы расползтись в стороны, как тараканы. Вот извольте видеть, что пишет Антонеску… У Хорти такие же настроения, то же самое у Маннергейма и у болгарского короля… Все они напрасно думают, что так просто избавиться от союза с Германией. Я не хочу повторения итальянских событий. Читайте вслух, Кейтель.
Гитлер взял со стола только что полученное из Бухареста письмо, размашисто отчеркнул нужное место и протянул Кейтелю. Это было письмо Антонеску. Фельдмаршал начал читать:
- "Ваше превосходительство! Я хотел бы сначала объяснить причины моего беспокойства. Не знаю, говорят ли вам всегда правду относительно вклада Румынии в войну. До настоящего времени она стоила нам триста миллиардов лей. Кроме того, мы передали Германии более восьми миллионов тонн нефти, что угрожает нашим национальным запасам.
В 1942 году Румыния, идя вместе с немецкой армией в борьбе против большевистских армий, дала самый большой вклад - двадцать шесть укомплектованных и оснащенных дивизий. Из них мы потеряли восемнадцать дивизий на Дону и под Сталинградом в результате советского окружения. Из уцелевших восьми дивизий в настоящее время семь отрезаны в Крыму. Наше положение нелегкое.
Мы уже потеряли четверть миллиона солдат, не считая выздоравливающих раненых, и потеряли материальную часть двадцати четырех дивизий, то есть все, что было у нас перед войной. Мы и сейчас продолжаем нести тяжелые жертвы во имя наших общих идей. Достаточно указать вашему превосходительству, что войска, мобилизованные внутри страны, мы вынуждены одевать в летнее обмундирование. С наступлением холодов я распустил новобранцев по домам, чтобы экономить одежду…"
- Довольно, - оборвал чтение Гитлер, - Антонеску хочет разжалобить меня и просит, чтобы я эвакуировал его войска из Крыма. Я вижу его насквозь, он хочет выпутаться из войны. Может быть, уже ведет переговоры с русскими о перемирии… От маршала Антонеску всего можно ждать.
Начальник генерального штаба почел самым удобным моментом заговорить о Крыме. Упрямство Гитлера могло привести к новым потерям.
- Мне кажется, мой фюрер, - начал он самым спокойным тоном, - сейчас у нас нет никаких оснований удерживать Крым. Десять отрезанных там дивизий мы смогли бы использовать…
Гитлер круто повернулся к Цейтцлеру и уставился на него яростными, ненавидящими глазами. Он ненавидел теперь всех, кто осмеливался говорить об отступлении. С тупым упрямством Гитлер не желал признавать превосходства русских и требовал, чтобы удерживались любые позиции, даже если это было невыгодно для обороны. Задыхаясь, он бросал Цейтцлеру:
- Вы шутите, генерал?! Никаких отступлений!.. До вас, видимо, не доходят мои слова… Русские уже захлебнулись в своих атаках. Дальше они не смогут продвинуться ни на шаг… Инициатива должна перейти в наши руки… Слушайте мое решение: рубежи, проходящие по Днестру, вернуть. Войска подготовить к летнему наступлению…
- Мой фюрер, - осмелился возразить Цейтцлер, - но у нас нет резервов. Где мы возьмем…
- Пусть это вас не тревожит. Через некоторое время вы получите двадцать пять новых дивизий. - Цейтцлер и Кейтель удивленно взглянули на фюрера - откуда он возьмет свежие войска? Но Гитлер говорил: - Я прикажу начать формирование дивизий фольксштурма. Старики и подростки, преданные мне, могут сослужить службу. Доктор Геббельс назначается генеральным уполномоченным по тотальной мобилизации. Подготовьте такой приказ, Кейтель… Вообще, наше положение скоро изменится к лучшему. Поверьте моему слову. Интуиция никогда меня не обманывает.
Настроение Гитлера менялось молниеносно. Он уже уверовал в свой только что зародившийся план формирования дивизий фольксштурма. Гитлер принялся импровизировать. Фольксштурм в сочетании с секретным оружием даст ему верную победу. Это совершенно точно! Цейтцлер и Кейтель, естественно, были посвящены в тайну нового оружия, но не разделяли радужных надежд Гитлера. Речь шла о самолетах-снарядах и снарядах-ракетах дальнего действия. Тайное оружие Гитлер назвал "фау-1" и "фау-2": начальной буквой слова Vergeltung - возмездие. Но оно стоило слишком дорого. Каждый "фау-1" стоил по меньшей мере столько же, что и полдюжины современных истребителей "мессершмитт". А гигантские ракеты "фау-2", начиненные взрывчаткой, стоили еще дороже - чуть ли не в двадцать раз больше, чем самолеты-снаряды. Да и кто знает, как они станут себя вести при массовом применении. Но Цейтцлер и Кейтель не возражали - Гитлер, возможно, и прав: новое оружие может оказать серьезное деморализующее влияние на противника.
Увлекаясь все больше, Гитлер заговорил об опытах профессора Вернера Гейзенберга, изобретателя атомной бомбы, который колдует над своим детищем в глухой деревеньке близ Хайхингема. Скорей бы профессор дал ему атомную бомбу! Гитлер стиснул пальцы, словно схватил кого-то за горло. Он был страшен в своих зловещих мечтаниях.
- Тогда весь мир будет валяться у моих ног… В руинах и пепле… А солдаты противника станут покорными трупами… Мне нужна бомба! Мы должны продержаться еще немного… И мы продержимся! Продержимся с помощью наших противников. Вам кажется это парадоксальным? Нет! Меня подробно проинформировали о том, что было на тегеранской конференции. Я оказался в курсе самых секретных переговоров Рузвельта, Сталина и Черчилля - будто бы сам присутствовал там, - Гитлер злорадно рассмеялся, - Наши агенты неплохо работают. Деньги и еще кое-что развязывает языки. Наши противники как будто договорились открыть второй фронт. Но они раньше передерутся. Я в этом уверен. Никогда еще в мировой истории не существовало таких противоестественных коалиций, объединяющих ультракапиталистпческие и ультрамарксистские элементы. А кроме того, посмотрите, кто входит во враждебную нам западную коалицию - отмирающая, одряхлевшая мировая империя - Великобритания, обремененная собственными враждебно настроенными колониями, и Соединенные Штаты Америки, которые рассчитывают на британское наследство. Мне остается, как пауку, сидеть в паутине и следить за развитием событий, за тем, как разгораются эти противоречия. Не так ли!
Гитлер хихикнул, довольный логикой своих рассуждений, и снова зашагал по кабинету, потирая ладони. Однако Цейтцлер опять испортил ему настроение. Он еще не закончил своего доклада и, может быть, несколько невпопад произнес:
- Положение в Одессе крайне тяжелое. Наши войска едва ли продержатся там день или два. Я подготовил указание эвакуировать город.
- Что? Вы страдаете русобоязнью, генерал Цейтцлер! Никаких указаний! К черту ваши указания! - Гитлер снова начал сверлить Цейтцлера ненавидящими глазами, но начальник штаба выдержал этот взгляд.
- В таком случае, мой фюрер, я вынужден просить об отставке. Видимо, я не подхожу для этого поста.
Это окончательно взбесило Гитлера. Но на этот раз он не кричал, а очень холодно и жестко произнес:
- Имейте в виду, Курт Цейтцлер, что с поста начальника генерального штаба добровольно не уходят. Решаю я - прогнать или оставить. Ступайте… Фельдмаршалам Манштейну и Клейсту сообщите, что я отстраняю их от командования армейскими группами. Вместо них командовать будут Модель и Шернер. Приказ сегодня будет подписан…
Бледный Цейтцлер и невозмутимый Кейтель вышли в приемную. На лестнице Кейтель сказал:
- Как ты неосторожен, Курт. Кто тянул тебя за язык говорить об отставке? Фюрер таких вещей не забывает.
- Э, мне все надоело. Фюрер вмешивается в каждую мелочь. Меняет командующих, как прислугу. Разве ты на моем месте не ушел бы в отставку?
- Мне уже поздно уходить в отставку, - мрачно усмехнулся Кейтель. - Если когда-нибудь мне придется отвечать за то, что мы делаем, меня повесят. Мне поздно уходить в отставку, - повторил он.
3
Новые успехи советских войск встревожили врагов и насторожили союзников. Уинстон Черчилль все чаще уединялся в картографическом кабинете и подолгу стоял перед картой Восточного фронта. Он рассеянно дымил сигарой и прикидывал - когда же советские армии могут оказаться на германской границе.
В январе русские наступали на фронте в сто двадцать миль - от Ленинграда до Ильменя. К концу февраля гитлеровцев отбросили к Чудскому озеру. А к западу от Киева удары русских заставили немцев отступить к старой советской границе. Весь южный фронт полыхал в огне и во многих местах был прорван. В Корсуни образовался большой мешок, в котором безвозвратно исчез десяток германских дивизий. Это было зимой. А в марте русские начали наступление по фронту от Черного моря до Гомеля. Гитлеровцы отступили за Днестр, в Румынию, в Польшу. Советские армии находились в нескольких переходах от Венгрии…
Успехи русских подстегивали британского премьера, но ему последнее время определенно не везло.
В Тегеране Черчилль согласился открыть второй фронт, но Балканы по-прежнему, точно магнит, притягивали внимание премьера, хотя застой на итальянском фронте приобретал скандальный характер. Черчилль держал в памяти письмо своего душеприказчика фельдмаршала Сметса. Сметс писал ему:
"Сравнивать англо-американские усилия с усилиями России - значит затрагивать щекотливые вопросы, которые неизбежно приходят на ум многим людям. Честь почти всех побед на суше принадлежит русским. Рядовому человеку должно казаться, что войну выигрывает Россия. Это нежелательно и не нужно и имело бы весьма плохие последствия для Британского содружества наций…"
Может быть, это письмо и побудило Черчилля сделать еще одну попытку убедить Рузвельта. Что, если бы вместо Франции высадить десант южнее Рима?.. Захватить Вечный город и ринуться дальше через Балканы наперерез русским армиям… При всех вариантах Черчилль вновь и вновь возвращался к Балканам. Неожиданно удалось склонить на свою сторону Рузвельта. Он вдруг согласился еще раз попытать счастья в Италии. Это шло вразрез тегеранскому соглашению, но президент согласился. Высадка в Анцио была решена. На побережье Италии высаживался пятидесятипятитысячный корпус союзников. У германской стороны здесь было всего два батальона, но вялое развертывание сил шестого американского корпуса позволило немцам выиграть время и сосредоточить войска для обороны. Они перешли в яростные контратаки, пытаясь скинуть десант в море. Все висело на волоске. Американцы бросили в бой последние резервы. Их оборона готова была вот-вот рухнуть. Так же как в Сицилии, стали готовиться к эвакуации плацдарма. Но в самый критический момент гитлеровские войска вдруг прекратили атаки… Генерал-полковник фон Макензен переоценил силы десантного корпуса.
Вскоре оба противника застряли в невылазной грязи наступившей весенней распутицы. Боевые действия замерли здесь на многие месяцы.
Десантные корабли, предназначенные для второго фронта, пришлось задержать в Средиземном море. Ведь суда, как уверял Черчилль, могли понадобиться в Анцио, и Рузвельт должен был согласиться. Затем в Вашингтон полетела просьба премьера задержать и американскую парашютную бригаду. Она застряла в Италии по вине тех же неудачных боев под Анцио. Бригада тоже предназначалась для "Оверлорда".
Логическим следствием всего этого было то, что срок вторжения в Европу вновь отложили. Начало "Оверлорда" отодвигали на июнь, Сталину об этом опять решили не сообщать.
В конце концов, нельзя беспредельно оттягивать второй фронт. Так снова начинал думать Черчилль. Нужны более кардинальные меры - русские вон как напирают. Как бы не остаться при разбитом корыте… Об этом британский премьер и раздумывал последнее время. Вероятно, прав Лиддел Гарт, журналист и историк, приславший ему закрытую докладную записку о международных политических перспективах. Лиддел Гарт немного назойлив, но у него трезвые мысли. Собственно говоря, этот журналист выдает за свои мысли то, что когда-то говорил ему Черчилль. Бог с ним - все понемногу друг у друга воруют, но сейчас время задуматься над выводами Лиддела Гарта.
В записке, совершенно секретно распространенной среди членов британского правительства, Лиддел Гарт утверждал - и Черчилль был с ним абсолютно согласен, - что в Европе существует только одна держава, способная стать барьером от большевистской опасности. "Это та страна, - писал Лиддел Гарт, - которую мы собираемся разгромить". Он говорил о Германии и предостерегал, что уничтожение немецких вооруженных сил нарушит равновесие в Европе в пользу Советской России. По мнению военного историка, создавалось парадоксальное положение - сила, которую союзники хотят сломить, является главной опорой всего западноевропейского здания. Такова ирония судьбы. "Было бы разумно, - советовал в заключение Лиддел Гарт, - выйти сейчас за рамки ближайших военных целей, в сущности уже достигнутых, и позаботиться о том, чтобы расчистить себе дальнейший путь от опасности, отчетливо вырисовывающейся на политическом горизонте".
Черчилль припомнил - Лиддел Гарт прислал ему записку еще в октябре. Сейчас апрель, - значит, прошло полгода. Профашистские настроения военного журналиста не представляли тайны для британского премьера. Когда-то Лиддел Гарт находился в близких отношениях с главарем английских фашистов Освальдом Мосли, а через него заигрывал с Берлином. Что же из этого, раздумывал Черчилль, Мосли теперь на свободе. Его пришлось посадить в начале войны, но времена меняются. Лорд Эмерли лично просил премьера посодействовать освобождению из тюрьмы Освальда Мосли. Просил от имени бирмингамских и других промышленников. Черчиллю ничего не стоило оказать эту небольшую услугу британским деловым кругам. Но Мосли сразу же выкинул пренеприятную штуку - на каком-то аукционе, где распродавалось германское конфискованное имущество, он демонстративно купил бюст Гитлера, причем заплатил за него баснословную сумму… Впрочем, даже такой факт может когда-нибудь пригодиться. Все зависит от того, какой оборот примут события…
Черчилль снова обратился к стратегической карте Восточного фронта. Да, минувшие месяцы подтвердили, что Лиддел Гарт прав. В октябре русские стояли на Днепре, а теперь вон они где! Черчилль толстыми пальцами отметил пройденное расстояние.
Военные успехи Красной Армии все яснее показывали, что Советский Союз теперь может и один разгромить Германию Гитлера. Значит, надо поторапливаться с открытием второго фронта, иначе можно явиться в Европу к шапочному разбору.
У премьер-министра Великобритании все большую тревогу вызывало возрастающее антифашистское сопротивление в странах, захваченных Гитлером. Не столько само сопротивление, как тенденция подпольной борьбы. В антифашистском движении, по мнению Черчилля, совершенно явственно ощущался коммунистический привкус. Если не принять вовремя, меры, не направить движение в нужное русло, могут произойти серьезные неприятности.