…Пройдены многие фронтовые дороги, что ведут на запад. Позади Волга, курские степи, брянские леса. Уже за Днепром, по украинской земле, очищая ее от врага, идут бойцы. С ними, воинами нашей прославленной пехоты, мы встречаемся на страницах этой книги в тяжелом ночном бою среди лесной чащи поздней осенью сорок третьего года где-то западнее Киева и расстаемся солнечным летним утром далеко за пределами родной земли, в горах Трансильвании, где они продолжают победный путь.
Все три повести сборника ("Знамя", "На поле Корсуньском", "Здравствуй, товарищ!") как бы продолжают одна другую, хотя каждая из них является самостоятельным произведением, а две последние объединены общими героями.
Содержание:
ЗНАМЯ 1
НА ПОЛЕ КОРСУНЬСКОМ 18
Глава 1 - НЕОБЫЧНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ 19
Глава 2 - ДВЕ РАКЕТЫ 25
Глава 3 - КОЛЬЦО 30
Глава 4 - НАКАНУНЕ 37
Глаза 5 - КОМАРОВКА 45
Глава 6 - ВЬЮГА 55
Глава 7 - ТИШИНА 60
ЗДРАВСТВУЙ, ТОВАРИЩ! 62
Глава 1 - ПОЛК УШЕЛ ВПЕРЕД 63
Глава 2 - НА ПУТИ К МЭРКУЛЕШТИ 66
Глава 3 - ИЛИЕ ВСТРЕЧАЕТ РУССКИХ 71
Глава 4 - ЖЕЛТАЯ БУМАЖКА 76
Глава 5 - НОЧЬ, В КОТОРУЮ НЕ СПАЛОСЬ 81
Глава 6 - СОЛНЦЕ ВСХОДИТ 83
Примечания 87
Наступление продолжается
ЗНАМЯ
1
Меж черных сосен, над которыми низко нависло чугунное ночное небо, шло несколько человек в плащ-палатках и шинелях. Они держались тесно, словно несли общую тяжесть. Глухо вздыхал под подошвами мох, шуршала сухая хвоя и палый лист, потрескивали сучья. И только эти негромкие звуки нарушали тишину.
Подполковник Ракитин шел посреди державшихся вокруг него офицеров. Губы его были плотно сжаты. Молчали и остальные. Только когда совсем близко за стволами показался едва различимый силуэт крыши, кто-то негромко сказал:
- Дом лесника.
Ракитин молча повернул к дому. И все пошли за ним: командир полка избрал место для командного пункта здесь.
Ракитин поднялся на крыльцо. Чей-то фонарик посветил ему. Потянув ржаво заскрипевшую дверь, вошел. Пахнуло не́жилью. Кто-то зажег стеариновую плошку, поставил на щербатый, рассохшийся стол. Ракитин сел к нему на колченогую скамью, потянул шнур плащ-палатки, давящий на горло. Отсыревший шнур не поддавался. Ракитин со злостью рванул его. Плащ-палатка с сыроватым хрустом свалилась на пол. Ракитин не поднял ее. Положив тяжелые руки на шершавые доски стола, повел медленным взглядом по остановившимся у порога, бросил:
- Связь! - и, стиснув кулаки и глядя на колеблющийся перед лицом бледный язычок огня, задумался.
Он, казалось, не заметил, как, пошептавшись, вышли все, как немного погодя пришел солдат-связист, продернул через ставень в раму окна провод, поставил на стол телефон и подключил его.
Подполковник сидел неподвижно, чуть наклонив голову. Его сухощавое, с резкими, угловатыми складками лицо, затененное козырьком низко надвинутой фуражки, было таким, каким бывает лицо человека, железным усилием воли сдерживающего нестерпимую боль: оно застыло.
Словно только сейчас заметив стоящий на столе аппарат, подполковник покосился на него. Установлена связь со штадивом, следует доложить командиру дивизии… Он протянул руку к телефонной трубке. Даже взялся за нее. Но не поднял.
Может быть, подождать? Может быть, осталась надежда?
Он опустил взгляд, увидел: вдоль всей столешницы - глубокая черная трещина. Отвел взгляд от трещины. И снова уставился на трепещущий от его дыхания язычок пламени, крохотный, слабый, чуть дунь - погаснет…
Два часа назад случилось самое страшное из всего, что могло случиться с полком Ракитина и с ним самим. То, что страшнее ошибки в бою, страшнее поражения. Ошибку можно исправить, поражение искупить боевым успехом. Но это не выправишь ничем…
Глядя на огонек плошки, Ракитин старался собраться с мыслями. И в беловатом остром пламени, покачивающемся перед его взором, он как бы вновь видел то, что произошло…
С первых чисел ноября, после того как был взят Киев, полк Ракитина беспрерывно наступал, преследуя отходящего противника. Остались позади днепровские кручи, с которых бойцы увидели едва приметную в ноябрьской пасмури колокольню Лавры и черные дымы пожаров. Ушла в сторону асфальтовая лента шоссе, ведущего на Житомир, - дивизия пересекла шоссе и углубилась в беспредельные леса. Ракитин вел свой полк в авангарде дивизии по лесным проселкам, а то и прямо без дорог.
Шли напрямик, быстро. Пришлось оставить обозы, почти всю артиллерию. С батальонами шли только кухни да несколько повозок боепитания и связи.
Быстрый темп наступления, бездорожье и лес не всегда позволяли держать связь с соседними частями. Бывало, что и справа и слева не оказывалось никого. С командованием Ракитин связывался главным образом по радио. И каждый раз, выслушав донесение Ракитина, командир дивизии полковник Холод повторял: "Главное - вперед!" Наверное, то же самое твердил Холоду командующий армией - по слухам, человек крутой и нетерпеливый. Впрочем, и Ракитин требовал того же от своих комбатов.
Вчера рано утром в густом сосновом лесу полк натолкнулся на противника. Ракитин приказал батальонам развернуться для атаки. Но гитлеровцы сами атаковали с нескольких сторон, и очень напористо. Ракитин предпринял несколько контратак, но тщетно. Полк очутился в кольце. Разорвать его не удалось. Ракитин приказал занять круговую оборону.
То, что полк оказался отрезанным, не пугало. По опыту было известно: окружение теперь не то, что в сорок первом. Подтянутся соседи, помогут разорвать кольцо, или противник, почувствовав угрозу где-нибудь на соседнем участке, отступит сам: ведь наступление на него идет по всему фронту.
День прошел без изменений. Когда стемнело, Ракитин получил от комдива радиограмму: "Пробивайтесь обратно, поддержим огнем".
Ракитин принял решение: двумя батальонами, имея заслоны по флангам, прорвать вражеское кольцо, вывести следом повозки, одним батальоном прикрывать отход. Такое решение было подсказано опытом: в окружение попадали и в сорок первом, когда он командовал лишь ротой, и потом, когда уже наступали. Сам Ракитин решил идти с батальонами прорыва: оттуда удобнее управлять боем. С этими же батальонами, в их главных подразделениях, пошел и его заместитель по политической части майор Себежко.
Внезапной для врага атакой и с помощью огневой поддержки извне, которую, как обещал, дал комдив, кольцо удалось разорвать. Но в момент, когда Ракитин уже послал связных с приказаниями штабу, обозу и арьергарду двигаться следом, противник нанес удар по фланговым заслонам и разрезал полк надвое. Ракитин повернул батальоны, бросил в новую атаку, пытаясь выправить положение. Но безуспешно.
Пришлось вновь занять оборону - на этот раз уже не круговую, а сомкнув фланги с соседними частями. Батальон прикрытия остался отрезанным. Но, видимо, он пробивался. Об этом свидетельствовала доносившаяся из лесу, уже из тыла немцев, стрельба. Потом она стихла. А немного погодя радисты Ракитина приняли сообщение из батальона. Комбат докладывал: главный удар немцев пришелся по обозникам. Батальон упорно пытался пробиться им на помощь, но не смог, отбил атаки противника, оторвался от него; комбат намерен скрытно, лесом, пользуясь темнотой, вывести батальон к своим.
Сообщением комбата Ракитин был потрясен. Удар врага пришелся по центру колонны, а ведь именно там знамя полка! Перед началом прорыва Ракитин сам распорядился, чтобы оно находилось там, в месте, которое, полагал он, исходя из прежнего опыта, наиболее безопасно. Охранять знамя было поручено группе автоматчиков во главе с молодым, но надежным офицером - лейтенантом Холодом. Где он сейчас, что с ним? Ракитин запросил по радио комбата. Тот ответил: те, кто были в центре колонны и уцелели, присоединились к батальону. Среди них нет никого из охранявших знамя. Они подтверждают: противник начисто разгромил центр колонны. О знамени не знают ничего.
"Вернитесь, любой ценой разыщите знамя!" - хотел радировать комбату Ракитин. Но сомнение остановило его…
Ракитин нередко колебался, выбирая решение. Не по слабохарактерности или неопытности. Прежде чем отдать приказ, он всегда старался найти все вероятные варианты решения, выбрать лучший. Послать батальон за знаменем в гущу войск врага? Люди пойдут. Но много ли шансов, что они смогут выручить знамя? Однако надо же как-то действовать, что-то предпринять! "Любой ценой…" Но что значит - любой? Загубить батальон? Конечно, потом можно было бы доложить: "Сделал все, что мог". Но разве можно, если ты честный человек, только лишь для своего оправдания жертвовать жизнями, вверенными тебе?
Подтверждая решение комбата, Ракитин радировал ему: "Выходите на соединение с нами". Это было два часа назад. А полчаса назад Ракитин получил от комбата по радио новое донесение: батальон проскользнул лесом мимо еще не успевшего уплотнить фронт противника, вышел к своим в нескольких километрах отсюда и сейчас находится на пути в полк.
Нет знамени - нет полка. Суров воинский закон. Суров и справедлив. Полк расформировывается и все офицеры отдаются под суд, если знамя потеряно по малодушию хотя бы одного человека… Ракитин не искал оправданий. Но кого в полку можно обвинить в малодушии? Его? Нет, он шел впереди не из боязни остаться. Он сделал все, чтобы обезопасить знамя. Но неожиданности и случайности - закономерности войны. Самый точный расчет может подвести: воле и уму командира противоборствует воля и ум врага. Нельзя точно предусмотреть, куда враг нанесет удар. Все это так… Но кто снимет с тебя вину, если ты сам наложил ее на себя?
Еще три часа назад, когда прорыв только что был осуществлен, Ракитин по радио доложил комдиву обстановку. Но о том, что знамени нет, умолчал. Не потому, что хотел скрыть. Он еще надеялся.
Его надежда удвоилась, когда ее разделил Себежко, пришедший к нему сразу после прорыва. "Мы же знаем наших людей, - сказал замполит. - Так запросто они знамени не отдадут. Душой не верю, что у врага оно". - "Я тоже, - ответил Ракитин. - Но ведь факт…" - "Он еще не точен", - возразил замполит.
"Надо что-то предпринимать, но что? Что мы можем сейчас?" - Спрашивая так, Ракитин не рассчитывал, что Себежко непременно подскажет ему какой-либо выход. Но Ракитин никогда не видел ничего зазорного для себя в том, чтобы в трудную минуту посоветоваться, - не только с Себежко, но и с любым в полку…
После этого, очень короткого, разговора Себежко снова ушел в батальоны: "Надо подбодрить людей, а то насчет знамени уже слушок пошел".
А Ракитин, подумав, принял решение, пожалуй, единственное, какое он мог принять.
Самых лихих и ловких разведчиков послал он в лес отыскать место, где враг ударил по центру колонны. Может быть, разведчики найдут лейтенанта Холода или кого-нибудь из его автоматчиков? Может быть, знамя не погибло, не попало в руки врага?
…Гулко прогудел зуммер телефона. Ракитин отвел взгляд от огонька плошки, поднял трубку.
Звонили с передовой: вернулись разведчики.
- Ко мне их!
Положив трубку, встал. Нервными шагами стал ходить - от стола к порогу, от порога к столу. Нетерпеливо поглядывал на дверь.
Прошло несколько минут, и на пороге появился молодой офицер в пестрой трофейной плащ-палатке, с автоматом поперек груди - командир разведчиков.
- Ну? - Ракитин круто повернулся на каблуках к вошедшему.
- Прошли туда, мимо немцев, - чуть опустив голову, стал докладывать разведчик. - Повозка там догорает, кони лежат пострелянные, люди наши…
- Знамя? - перебил Ракитин.
- Там немцев полно. Какие мимо идут, какие шарят на повозках, по убитым… Не подступиться. Мы в кустах поблизости смотрели, по лесу - никого не нашли…
- О лейтенанте Холоде ничего не узнали?
- Нет…
Разведчик стоял, потупив взор, словно считал себя виноватым во всем.
"Послать его снова, приказать разыскать, отбить знамя? - Ракитин тотчас же отказался от своей мысли. - Отбить? Но где оно? Может быть, немцы уже отправили его в свой штаб. Нет, нельзя попусту рисковать людьми".
Не знай Ракитин давно этого офицера, он, пожалуй, усомнился бы: а все ли возможное тот сделал? Но он хорошо знал, что командир разведчиков не побоялся бы самого большого риска, если бы видел, что есть хоть малейший шанс. Упрекнуть его не в чем…
- Можете идти! - Ракитин отвернулся.
Скрипнула дверь. Это вышел разведчик. Из-за двери донеслись невнятные, встревоженные голоса. Расспрашивают… Все в полку одной бедой придавлены.
И что можно сделать? Что? Если бы дали хотя бы приказ наступать! Но его нет. Какая пытка! Какая пытка - знать, что вынужден бездействовать, что ничем не можешь отвести беду…
Ракитину захотелось выйти к офицерам и солдатам, с которыми пришел сюда, - они в сенцах и во второй половине избы. Может быть, виновным считают только его? Э, да что об этом!
Он подошел к столу. Посмотрел на телефон. Тянуть больше нечего. Надо докладывать комдиву.
А докладывать для Ракитина теперь, после того что он узнал от командира разведки, стало вдвое тяжелее. Ведь лейтенант, командир автоматчиков, который охранял знамя и пропал вместе с ним, - сын командира дивизии полковника Холода.
Два месяца назад полковник, старый товарищ Ракитина - они еще перед войной служили близ Иркутска командирами рот в одном полку, - как-то позвонил ему: "Алешка мой училище кончил, к нам попал. Я возле себя хотел устроить, да он бунтует. Хочу, говорит, как все. Возьмешь к себе?" - "Возьму!" - согласился Ракитин. "Но, чтоб Алешка не обижался, - никаких послаблений!" - предупредил Холод. Ракитин, помня это, назначил лейтенанта Холода на должность выбывшего по ранению командира взвода автоматчиков. Лейтенант за короткий срок успел побывать в нескольких переделках. В полку его уже уважали за храбрость, шутя говорили о нем: "Холод, а горяч…" Ракитин без колебаний поручил охрану знамени ему. И вот теперь…
Но что поделаешь? Решительным движением Ракитин взял телефонную трубку:
- Первого.
2
Четыре часа назад, в начале ночи, лейтенант Алексей Холод, завернувшись от лесной сырости в плащ-палатку, сидел вместе со своими автоматчиками, в большинстве такими же молодыми, как он, в окопчике, наскоро вырытом меж сосен в сыпучем, пронизанном твердыми корнями песке. Нескольких он оставил для охраны знамени: повозка с ним стояла среди других повозок позади, на поляне.
…Что затевает враг? Его не слышно, притих. Но он близко, в затянутой сумраком чаще. Первыми его встретят, в случае чего, окопавшиеся впереди. Это солдаты той же роты автоматчиков. И лейтенанту немного стыдно, что он со своим взводом за спиной других. Конечно, всем известно: взвод в резерве. Но вдруг кто-нибудь подумает: "Сынок комдива - потому и позади посажен". Да что поделаешь? Так приказано.
Прибежал связной:
- К командиру полка!
Подполковник Ракитин ждал Алексея Холода около повозок. В разговаривавшем с Ракитиным офицере, лица которого в темноте нельзя было разглядеть, Алексей по мягкому, чуть с хрипотцой голосу угадал майора Себежко, замполита. Наверное, они сейчас вдвоем обходили позиции.
- Вот что, лейтенант, - сказал Ракитин, как только Алексей подошел. - Есть приказ прорываться. Может случиться всякое. Мы решили, - он показал на замполита, - поручить оберегать знамя вам. Лично вам, понимаете?
И уже другим тоном, каким говорил с Алексеем, когда тот был еще мальчишкой, а Ракитин нередко бывал гостем в их квартире в военном городке, сказал:
- Знамя, Алеша, сними, сверни, спрячь на себе. В случае чего - очертя голову не лезь. Отбивайся и уходи со своими хлопцами. Держи их к себе поближе.
- Я пойду с вами?
- Нет. Мы, - подполковник опять показал на замполита, - идем с головными батальонами. Там опаснее. Рисковать знаменем нельзя. Пробьем - пойдете вы. С флангов вас прикроют.
А когда Ракитин кончил, Себежко предложил Алексею:
- Пройдемте к вашим людям, товарищ лейтенант.
Замполит спросил автоматчиков, понимают ли, что каждый из них жизнью отвечает сейчас за знамя, напомнил: "Честь полка в ваших руках". Его слушали молча, отвечали кратко - не говорлив солдат перед боем. Но в самой этой молчаливости и краткости чувствовалось, что слова Себежко, которого хорошо знают все, глубоко ложатся в души.
Недолог был этот разговор… Сразу же после него Алексей осторожно снял знамя с древка и плотно обернул вокруг себя под гимнастеркой туго сложенное, холодящее кожу шелковое полотнище. Теперь он уже не чувствовал себя обиженным. Еще бы! Такое доверили…
С этой мыслью и шел Алексей, сопровождаемый своими автоматчиками. Глухая лесная темнота, темнота осенней ночи, не позволяла видеть даже рядом идущего. Но она вся была наполнена приглушенными, осторожными звуками. Постукивали о корневища, о пеньки окованные колеса повозок. Иногда фыркала какая-нибудь лошадь. Изредка взбрякивала тронутая ненароком лопатка, котелок или подвешенный к поясу запасной диск - кто-то с кем-то столкнулся нечаянно. В такой тьме - не мудрено.
Впереди и но сторонам было тихо. Алексей слышал от других офицеров, что у немцев еще нет сплошной цепи позиций, только огневая связь. Возможно, и удастся выскользнуть из кольца без боя. Ну, а если бой… Алексей Холод не подкачает. Отцу за него краснеть не придется. Выйдет полк из окружения - хорошо бы повидаться с батькой. Отпрашиваться к нему, конечно, неудобно. А вот если приедет в полк… Рассказать ему тогда про сегодняшнее…
Далеко и от этого как-то мягко посыпались выстрелы. Заухали, протяжно отдаваясь по лесу, разрывы. Алексей снял с шеи автомат, вполголоса окликнул своих солдат. Те вразнобой отозвались.
Колонна остановилась. Все напряженно прислушивались. Стрельба и разрывы слышны только впереди. Но вот донеслось еще несколько притушенных расстоянием выстрелов, несколько очередей, и все стихло. Пробились батальоны или вынуждены отходить сюда?
Впереди все более громко звучали голоса. По колонне передают какое-то приказание. Вот дошло: "Ускорить движение!"
И снова постукивают по корневищам колеса и подковы, мягко шелестит под сапогами давно увядшая, скользкая от ноябрьской мокрети трава.