Андрей сдержал лошадь, повернулся и увидел Бошкина, медленно шагавшего к саням от пропускной будки. Выглядел Бошкин очень неуклюже. На его ногах, поверх сапог, были надеты соломенные эрзац-калоши. Из-под короткого кожуха кирпичного цвета виднелась обтрепанная, прожженная в нескольких местах пола темно-зеленой шинели. Лицо Бошкина, его шапка из заячьей шкурки были задымлены до черноты. Заметив это, Андрей невольно взглянул на крышу будки, на жестяную трубу, из которой теперь валил дым.
Андрей знал о Бошкине все - и его прошлое, и его настоящее. Он ненавидел его больше, чем кого-нибудь из врагов. Как-то вечером, встретившись с ним на безлюдной улице, Андрей чуть не бросился на него, чтобы задушить. И теперь, посматривая на неуклюжую фигуру этого горе-вояки, он снова почувствовал такое желание. Но нет, нельзя, не время. Андрей вдруг начальническим тоном крикнул Бошкину:
- Как ты смеешь грубить мне, командиру? И что это у тебя за вид? Придется, видимо, поговорить с твоим начальником, пусть научит тебя.
Бошкин знал, что теперь Перепечкин - командир хозяйственного взвода, и, услышав его грозный окрик, заметно испугался.
- Простите. В подшлемнике вы - не узнал. Простите…
Перепечкин вытащил из кармана пропуск коменданта, безразлично протянул его Бошкину и умышленно более мягким голосом сказал:
- Ну, хватит рассыпаться. Смотри пропуск, и я поеду. Некогда мне. Дров ни полена нет в комендатуре.
- Пожалуйста! Пропуска не надо, я же знаю.
- Что знаешь? - снова повысил голос Перепечкин. - Без пропуска отца родного не пускай. Почему нарушаешь приказ коменданта? А может, хочешь, чтоб партизаны всех нас переколотили?
- Что вы, господин Перепечкин! Пусть кто-нибудь из них ткнется, так я его сразу… - храбрился Бошкин, вздрагивая от холода.
- Ну-ну, карауль… Что, холодно? Скоро смена будет.
- Вот-вот должна прийти.
Андрей спрятал пропуск в карман и поехал.
Сразу за городом начинался кустарник. Андрей вспомнил, какое красивое место было здесь до войны. Тогда возле самой Калиновки стоял густой лес. Он тянулся от крайних хат и до поселка Заречья. Теперь от этого леса не осталось ни одного дерева. Боясь партизан, оккупанты еще в первый год войны вырубили тут все березы и дубы. Но на этом месте появилась молодая поросль. Густая, хмурая, простираясь у самого города, она казалась оккупантам, как когда-то стоявший здесь лес, местом постоянного убежища партизан.
Возле речки дорога изгибалась дугой и с крутого берега стремительно сбегала на лед. Вправо от нее торчали обгорелые сваи взорванного моста. Два раза немцы отстраивали этот мост, и два раза партизаны взрывали его.
Зимой, когда речка сковывается льдом, без моста можно было обойтись, но в другое время года - никак нельзя. Вброд здесь не пройдешь и не проедешь. Этот короткий, но бурный и всегда многоводный приток Сожа бывает довольно порывистым и своенравным.
Андрей помнит, как людно было до войны в этом месте, особенно весной. Тогда по речке сплавлялось много леса, часть которого находила себе приют и на Зареченской пристани. Здесь на набережной за весну вырастало немало штабелей бревен и дров. Бревна отсюда направлялись к пилорамам, находящимся невдалеке от моста, а дрова по талонам коммунхоза разбирались жителями Калиновки.
Могильной тишиной встретило Андрея Заречье. Еще совсем недавно здесь был полицейский гарнизон. Около полутора лет он хозяйничал в поселке, охранял подступы к Калиновке. Партизаны уничтожили его. Казарма - огромное здание бывшей школы - сожжена, вон чернеют на ее месте одни головешки.
После разгрома гарнизона у солдат и полицейских не было желания снова поселиться в Заречье. Они приезжали теперь сюда только для того, чтобы набрать на пристани дров для отопления казарм и комендатуры.
Как только Перепечкин остановился в кустарнике, у штабеля дров, из-за кустов ему навстречу вышел Злобич. Молча они пожали друг другу руки.
- Ну и оделся же ты - не узнать, - проговорил Андрей, критическим взглядом окинув Бориса с головы до ног. - Мужик из Нивы, да и только. Ничего себе маскировка!
Посмеяться действительно было над чем. Длинный серый армяк с башлыком на голове и большие пеньковые лапти на порыжевших валенках делали Злобича неузнаваемым, придавали ему вид то ли заправского возчика дров, то ли местечкового ломовика.
- Не удивляйся. Увидишь всех - вот будет потеха. Постарались хлопцы. Говорят, оправдаем надежды Андрея… Таких подводчиков, брат, не всюду найдешь!
- Что и говорить, удачно мобилизовал я обоз в Заречье, - продолжал шутить Андрей. - Ну, кликни ко мне хлопцев. Нагружать надо.
Борис заложил пальцы в рот и два раза тихо свистнул. Из ельника показались первые сани, за ними еще и еще. Через несколько минут тридцать саней стояло возле поленниц. Партизаны проворно накладывали березовые плашки. Злобич и Перепечкин, пока шла погрузка дров, беседовали с Камлюком, Струшней и Гарнаком - получали последние указания и советы.
- Ваш удар - главный, от него зависит все дальнейшее, - предупреждал Камлюк, поглядывая то на Бориса, то на Андрея. - Еще раз продумайте весь план действий. Внезапность, точный расчет, ориентировка и взаимодействие в бою - и вы выиграете!
Партизаны нагрузили сани и стали выезжать на дорогу. Камлюк отпустил Бориса и Андрея, крикнув им вслед:
- Успеха вам, орлы!
Сани вытянулись в шеренгу, перебрались через речку и спокойно направились к Калиновке. Тревожными взглядами проводили их десятки людей, притаившихся в кустарниках вокруг Заречья.
Стал падать густой снег. Вскоре за кустами скрылись последние сани обоза. Тогда Камлюк взглянул на Сеньку Гудкевича, стоящего рядом, и приказал:
- К Поддубному сбегай. Передай - минометы подготовить к бою! - и, обернувшись к Гарнаку, спросил: - Для уничтожения постов выслал людей?
- Да. Они уже на месте…
- Хорошо… - Камлюк взглянул на ручные часы и на мгновение задумался, потом вскинул голову и стал всматриваться в сторону Калиновки. - Теперь они въезжают на городскую площадь. Значит, пора. Давай, Гарнак, выводи людей на исходный рубеж.
Сотни раз приходилось Камлюку проезжать и проходить пешком по дороге от Заречья к городу, до здания райкома, стоящего на центральной площади Калиновки. Все здесь вымерено, подсчитано. И теперь он безошибочно мог определить, сколько времени понадобится обозу, чтобы добраться до места.
Партизаны в это время действительно были на городской площади.
14
Сани ехали в строгом порядке, не растягиваясь, но и не напирая одна на другую. Партизаны, одетые в пеструю крестьянскую, одежду, молча шагали, поглядывая на передки своих саней, где под сеном лежали автоматы и гранаты. Вскоре сани группками стали отделяться от обоза. Четыре из них остановились около здания комендатуры, пять въехали во двор полицейской управы, десять, следом за санями Злобича, подъехали к огромной казарме, во дворе которой, у мастерской, виднелись танки и пушки. Партизаны не торопились разгружать дрова, они медленно развязывали веревки, взатяжку курили самосад, исподлобья рассматривая объекты предстоящих ударов. Все ожидали, когда Перепечкин закончит разводить остальные сани и подаст сигнал.
Ждать долго не пришлось: две короткие автоматные очереди разорвали тишину города. Следом за ними все вокруг задрожало, загудело. Бросив гранату в окно казармы, Злобич после взрыва услышал, как на зареченской окраине города загрохотали мины. "Ударили поддубновцы", - подумал он.
Гранаты разворотили всю казарму. Крыша обвалилась, повисла на стропилах и стенах. Здание загорелось.
- А-а, попались! - злобно сжав зубы, воскликнул Борис и длинной очередью застрочил по одному из окон, через которое стали выскакивать фашисты.
Огонь нарастал, пламя жадно лизало стены, потолок. Вместе с клубами дыма оно стало шумно выкатываться в окна, перебегало на крышу. У стен казармы нельзя было стоять: огонь разъяренно бушевал, обдавая страшным жаром. Злобич отбежал в сторону. "Всё! Теперь здесь больше нечего делать, огонь докончит! - решил он и, переведя взгляд на двор, на танки и пушки, возле которых дралась вторая группа его людей, с тревогой подумал: - Ого, там что-то не ладится!"
- Быстрей за мной! - крикнул он.
Партизаны, посланные для захвата танков и пушек, вели огонь по мастерским, за которыми прикрывался враг.
Прячась за кустами, Злобич со своей группой незаметно прокрался к гитлеровцам с тыла и одну за другой бросил две гранаты. Когда рассеялся дым, стало видно, как несколько солдат, оставшихся в живых, отстреливаясь, бросились в переулок, около мастерской. Им вдогонку ударили из автоматов.
- Без нас кончили громить казарму? - крикнул Перепечкин, подбежав к Злобичу вместе с несколькими партизанами своей группы.
- Кончили, - выдохнул Злобич и рукавом вытер пот с лица.
- А мы на выручку торопились.
- В другое место теперь надо газовать.
С городской площади, на которой помещалась комендатура, долетала интенсивная стрельба: трещали автоматные очереди, непрерывно грохотал крупнокалиберный пулемет, взрывались гранаты.
- Вот там нужна помощь, - сказал Злобич Перепечкину и, переведя взгляд на Янку Вырвича, возглавлявшего группу по охране танков и пушек, спросил: - Машины заправлены?
- Да. Вот на том, - указал Вырвич на танк, что стоял у самых дверей мастерской, - я уже сам хотел поехать.
- Андрей! - крикнул Злобич Перепечкину. - Давай в люк! Попробуем. Я когда-то в финскую кампанию гонял таких трофейных зверей.
- Подобьют на улице! - воскликнул Вырвич. - Свои подобьют. Откуда им знать, кто в машине.
- А это что? - Злобич неожиданно выхватил из кармана кусок красного ситца, взмахнул им над головой. - Заранее с Андреем позаботились.
Он на ходу сбросил с себя армяк, вскочил в танк и завел мотор. Проверив, уселся ли Андрей, он приказал Вырвичу:
- В остальных танках спустить бензин. Из пушек вынуть замки. Выставь охрану, садись на вторую машину и газуй следом за нами! - он оторвал половину куска красного ситца, бросил Янке. - Лови! Да в следующий раз будь догадливее!
Люк с лязгом закрылся, прижав своей крышкой конец широкой красной ленты. Разбрасывая снег, танк со страшным рычанием вырвался на улицу.
При выезде со двора Злобич заметил, что с огородов и со всех улиц в центр города, отстреливаясь, бегут фашисты. Их по пятам преследовали партизаны. Перед Злобичем замелькали малиновые ленты на шапках поддубновцев, знакомые кубанки гарнаковцев, короткие кожушки партизан из отрядов Зорина и Ганаковича, разношерстные шинели бойцов интернациональной роты. Вырвавшись на площадь, он стремительно направил машину к дзоту, из которого бил пулемет.
Дзот стоял посреди площади. Это было удобное место для круговой обороны. Отсюда враг держал под обстрелом все четыре улицы, выходившие на площадь, сковывал наступление гарнаковцев. Вблизи дзота уже лежало несколько убитых партизан.
- Вот сейчас я дам! - Злобич до боли стиснул зубы и перевел машину на третью скорость.
В это время из-за прилегавших к площади домов снова выскочили партизаны и бросились к дзоту. Впереди бежал Гарнак, одетый в кожаную куртку, следом за ним - его адъютант Сандро Турабелидзе. Злобич видел, как Гарнак бросил гранату, как эта граната разворотила угол дзота, но то, что он увидел дальше, потрясло его: Гарнак вдруг схватился за грудь и, словно оступившись, зашатался. Его подхватил на руки Сандро и понес с площади.
- Андрей! - крикнул Злобич. - Огонь!
Одновременно с командой танк вздрогнул - и впереди вырос косматый столб земли. Затем еще и еще… Дзота не стало. На его месте чернела яма. Злобич стремительно проскочил над ней и, на минуту задержав машину, стал выбирать новые объекты для ударов. Сначала ему показалось, что враг уже разбит и бой закончился. Он хотел было остановить машину и вылезти из нее, как вдруг впереди него взорвалась граната, потом гитлеровцы открыли сильный огонь из автоматов. Стрельба велась из траншей, вьющихся по краям площади, из-за плетней и углов домов. Опомнившись от замешательства, гитлеровцы собрались с силами и организовали оборону. "Надо не дать им укрепиться, - пронеслось в голове Злобича. - Крепче натиск!"
Танк решительно понесся вперед. Он сломал ограду у здания комендатуры, подмял под себя несколько солдат и полицейских и помчался в сторону сквера, к траншеям, заполненным автоматчиками.
- Ну, держитесь, гады! - прошептал Злобич. - Пропадет у вас охота обороняться.
Когда танк был уже у сквера, из траншеи высунулся широколицый, с крупным подбородком, гитлеровец. На его плечах Злобич заметил офицерские погоны. "Где я видел этого типа? - молнией пронеслась мысль. - А-а, вспомнил, в начале оккупации в Калиновке. Да-да. А еще? На фотографии, которая лежит в секретных делах разведки соединения. Правильно! Это же комендант Рауберман!" Поняв, какая ему попалась добыча, Злобич заволновался. Руки его с необычайной силой сжали рычаги управления. До траншеи оставалось шагов двадцать, когда вдруг из нее по пояс высунулся Рауберман и, бросив связку гранат, скрылся.
Раздался взрыв.
Танк дернулся вправо, закрутился на месте. Злобич понял: разорвана гусеница, двигаться стало невозможно. Злобич решил выбраться из люка, но, как только он попытался это сделать, автоматчики открыли ураганный огонь. Положение танкистов заметили партизаны, стрелявшие с противоположной стороны площади. Они попытались броситься на выручку, но были отогнаны вражеским огнем. Отбивая атаки партизан, гитлеровцы начали подбираться к танку.
- Смотри, Андрей, внимательно смотри по сторонам! - кричал Злобич. - Огонь!
Созданная Рауберманом оборона на участке между комендатурой и центральным городским сквером стала для остатков разбитого гарнизона своеобразным центром притяжения. Сюда со всех сторон города сбегались солдаты и полицейские. Они бежали по одному и группами, выскакивали из переулков, дворов и садиков. Особенное беспокойство охватило Злобича, когда он увидел, что к траншее поспешно пробирается большая группа полицейских, вооруженная несколькими ручными пулеметами. Вел группу долговязый детина, одетый в желтую кожаную куртку. Злобич узнал его: это был Язэп Шишка. "Надо не выпустить его сегодня из рук!" - решил он.
Приблизившись к площади, группа Шишки с ходу пошла в атаку. Ее поддержали все, кто был на участке между зданием комендатуры и сквером.
Завязался горячий бой. Андрей, отбивая нападение, открыл интенсивный огонь из пулемета. Солдаты и полицейские устремились было к танку, но сразу же отхлынули в сторону. У сквера осталось только несколько автоматчиков, все основные вражеские силы бросились на противоположную сторону площади, на позиции партизан. Когда приходилось высовываться из люка, чтобы автоматным огнем помочь Андрею, Злобич замечал, что ка другом краю площади идет упорный бой. Этот бой долгое время велся вдали от танка, перевес в нем имела то одна, то другая сторона, но наконец партизаны взяли верх и стали со всех сторон прижимать гитлеровцев к скверу. Дружной лавиной ринулись они через площадь. Впереди, гулко лязгая гусеницами, мчался танк. Над ним полыхал кусочек красной материи, зажатый в люк механика-водителя. "Давай газу, дорогой Яночка, давай!" - приветственно махнул Злобич рукой в сторону танка Вырвича. Он выскочил из своей машины и побежал вперед.
Ведя бой, Злобич пытливо посматривал по сторонам: где Рауберман, где Шишка?
С ними он столкнулся неожиданно при повороте от сквера на Зареченскую улицу. Сначала попался на глаза один Рауберман. Злобич рванулся за ним. Отстреливаясь, Рауберман перебегал от дерева к дереву, Вдруг он завернул за угол дома и бросился наутек. Не отставая от него, Злобич выбежал на Зареченскую улицу, и вот тут он увидел Язэпа Шишку, прижатого к стене дома Паулем Виртом и каким-то незнакомым пареньком. Шишка отчаянно отбивался от них, орудуя автоматом, как дубинкой. Ему удалось сбить с ног паренька, но в этот момент Пауль Вирт схватил его за голову, пригнул и повалил на землю.
- Господин комендант! - заметив вблизи себя Раубермана, закричал Шишка. - Помогите!
Рауберман кинулся было ему на помощь, но, увидев бегущих со всех сторон партизан,✓испуганно вильнул в калитку двора. Шишке на какое-то мгновение удалось вскочить на ноги и прижать к земле Пауля Вирта. Но к месту поединка подскочил Злобич. Он ударил Шишку тесаком в спину, потом отбросил в сторону и, пристрелив из автомата, продолжал свою погоню за Рауберманом. Вместе с группой партизан он вбежал во двор. Возле забора, примыкавшего к садику, Злобич нашел сумку Раубермана. "А где же ее хозяин? Убежал, гад!"
Злобич перескочил через забор и стал осматривать садики и огороды, тянувшиеся до приречных кустов. Напрасно: Раубермана не было видно.
- Неудачно получилось, совсем неудачно, - проговорил Злобич и, взглянув на партизан, подошедших к нему, добавил: - Давайте обыщем соседние дворы.
Злобич направился было на поиски, но в это время его остановили окрики с улицы:
- Давай, Борис, сюда!
- Тебя ищут, Борис! Иди скорей!
Он вышел на улицу, к нему навстречу спешил Сенька Гудкевич.
- Вас вызывает к себе Кузьма Михайлович. Идемте.
Следом за Гудкевичем Злобич быстро шагал вдоль улицы. Вскоре они были у здания райкома партии. На крыльце стояли Камлюк и Струшня с группой партизан. Рядом, у стены, под окном, лежало несколько раненых. Среди них Злобич увидел и Гарнака. Комбриг лежал неподвижно на черной Камлюковой шубе, возле него на коленях стоял Рыгор Ковбец и с помощью Сандро и Малявки делал перевязку.
- Займитесь бригадой, - отведя взгляд от Гарнака, угрюмо сказал Камлюк Злобичу. - Командуйте!
- Есть! - ответил Злобич и, молча постояв несколько секунд над Гарнаком, направился через площадь к подразделениям бригады.
Вскоре все затихло. Партизаны собирались отовсюду, становились в ряды и шли к центру города. Навстречу им выбегали из убежищ люди. Вместе с партизанами они направлялись на площадь. Над зданием райкома партии, укрепленный чьими-то руками, полыхал красный флаг.
15
Было страшно холодно сидеть на пне, кружить вокруг кустов, топтаться на одном и том же месте. Особенно ноги не давали покоя. Сначала они покалывали, ныли, а теперь исчезло и это ощущение. Когда он ударял каблуком о каблук, ему казалось, что это стучат не сапоги, а его обледенелые ноги. Если бы теперь хоть те соломенные эрзац-калоши, - может, было бы немного полегче. Дурак, почему он не захватил валенки матери. Все трусость подводит. Как услышал выстрелы - вскочил с кровати, едва успел портянки намотать на ноги да шинель на нижнюю рубашку набросить. А если бы не растерялся - и оделся бы тепло и оружие захватил бы. Впрочем, хорошо, что поторопился. Задержался бы, - может, лежал бы уже убитым. Подумать только, как ему повезло, что перед налетом партизан он сменился с поста и оказался дома. А если бы стоял у проклятой будки - ну и каюк был бы давно.
Из Калиновки долетели громкие крики "ура". Бошкин встрепенулся и, сгорбившись, стал настороженно поглядывать на город, думая, не прочесывают ли партизаны кустарник. Он чувствовал, как лихорадочно билось его сердце. Скорей бы вечер, темнота: тогда он тронется в соседний район, к немецким гарнизонам.
Вдруг невдалеке что-то треснуло. Притаившись, Бошкин испуганно стал всматриваться. Метрах в пятидесяти от себя он увидел волка: зверь медленно шел между кустами, задирал морду и принюхивался, Бошкину стало страшно.