Да не задремал ли на миг солдат? Геннадию кажется, что на остановке он бежит в теплушку, снимает тулуп, растирает у печки озябшие руки.
Там рядовой Иван Доркин протягивает горячую кружку:
- Гена, чайку! Ух, злой! Сразу согреешься.
И сержант Смирнов неторопливо потягивает кипяток. И рядовой Миронов. А Доркин доволен: это он, "дорожный повар", приготовил такой вкусный чай… Иван Доркин, как и Геннадий, до армии окончил училище механизации и работал трактористом. Об этом любит рассказывать, а как увидит, что другим надоело, на разные истории переходит. Не остановишь. Дорога длинная. Тут только вспоминай да подбрасывай истории посмешнее.
- Хотите, расскажу, как в первый раз в самостоятельный рейс отправился, на пахоту? - спрашивает Иван. - А если хотите, слушайте. Подъехал это я к полю. Лихо так подкатил, будто на легковой. И вдруг встал мой трактор как вкопанный. Чихнул два-три раза и заглох. Уж я вокруг него ходил-ходил, а потом побежал за бригадиром. Он покопался в коробке передач, выяснил: у меня сразу две скорости включились. Ладно бы он один посмеялся, а то - девчатам сказал. Вот и подхватили они: "Наш Ваня на двух скоростях работает, а с места ни "тпру", ни "ну".
Солдаты смеются. Смеется и сержант. Но вдруг хмурится. Видно, опять вспомнил, что эшелон скоро пойдет по его родным местам и будет станция, от которой до его села километров пятнадцать всего. Дал бы заранее телеграмму, отец обязательно пришел бы на станцию. Но солдаты знают, что сержант жалеет отца и потому не дает телеграммы: три минуты свидания - чего старику тащиться за столько верст? Так вот и ездит уже несколько раз сержант мимо родной избы…
Однако стоп. Стоп! Где он сейчас, сержант Смирнов? А где Иван Доркин с горячим чаем? Где эта теплушка с нагретой печкой?.. Видит Геннадий платформу, а на ней накрытая брезентом техника. И вовсе сейчас не мороз, а дождь, и поезд летит в темноту.
Геннадий зябко повел плечами. Надо же так: сон наяву увидел. Устал, пожалуй. Сержант предлагал сменить, да вот отказался. Выходит, зря. Перегон-то и верно длинный. Геннадий заступил на пост в двадцать два, а сейчас сколько? Ого, скоро час ночи! Солдат поправляет воротник плаща. Чего там - зимой, и сейчас не худо будет кружечку горячего чая выпить в вагоне. Доркин будет его менять. Наверное, уже плащ надел и карабин взял… А уж о чае обязательно позаботился. Хороший он, Иван Доркин.
А поезд летит в темноту. И стучат монотонно колеса…
"А как там наши? - думает солдат о тех, кто остался в части. - Беспокоятся, наверно, особенно командир роты…"
Перед отъездом он сам инструктировал отправлявшихся в дальний путь.
- Бдительность и дисциплина! - подчеркивал ротный. - Вы останетесь на несколько недель без командира, и контроль за вами один: ваша совесть. Не подведите наш коллектив и помните: солдат - всегда солдат.
Сержанту Смирнову не приходится волноваться. Солдаты подобрались что надо! Кто не на посту - занимается, изучает уставы, материальную часть оружия. На больших остановках иногда даже отрабатывают строевые приемы с оружием. Утром сержант подает команду:
- За газетами! Кто сегодня во внутреннем наряде?
В вагоне появляется кипа свежих газет. Сосредоточенно читают, делятся впечатлениями. Потом - час "инспекторской": спрашивают друг друга, проверяют, "гоняют" по учебным вопросам. Вчера сержант устроил экзамен на знание карабина. Остался доволен ответами. Завтра по уставу спросит. "Надо повторить материал", - думает Геннадий.
А поезд мчится в темноту. Под монотонную музыку колес укачивает солдата. Он борется со сном. Вспоминает свои первые шаги… В общем-то самые обычные. Вспоминает рассказы отца, Михаила Кузьмича, о том, как тот участвовал в боях с фашистской Германией и с империалистической Японией… И о себе вспомнил, хотя очень куцая у него еще биография. Школа, училище механизации на Смоленщине, свое родное село Доброе. Здесь Геннадий работал трактористом, отсюда призывался в армию.
Проводы удались на славу. Звенели песни, заливалась гармошка, танцевать старались по-модному. Мать, Мария Михайловна, всплакнула:
- Служи, сынок, хорошо. Обещаешь мне?
- Обещаю, мама. Только плакать не надо. А ты обещаешь?
- И я обещаю, - улыбнулась сквозь слезы мать.
Дождь усилился. Стало еще холоднее. Поправляя ворот плаща, Геннадий взглянул вдоль состава. Где-то впереди едва приметно мелькал огонек. Эшелон только что вырвался из лесного массива и шел по открытому месту. Здесь ветер еще сильнее…
Геннадий всмотрелся в циферблат часов. Все же медленно ползут стрелки. Перевел взгляд на мелькающие вдали огоньки. Станция? Но почему один огонек? Эшелон пошел по дуге. И опять этот же огонек. Букса? Состав выпрямился, пламя на секунду скрылось, потом появилось снова. Оно становилось все ярче и уже доставало острыми языками до платформы. Еще минута-другая - и пламя перебросится на деревянную платформу. А если букса перегорит на таком ходу - крушение неминуемо.
Часовой дернул ручку стоп-крана, но поезд даже не сбавил скорости. Стоп-кран не сработал. А поезд, кажется, еще быстрее пошел. Громче застучали колеса, сильнее запылало пламя.
Мгновенно принято новое решение. Геннадий вскидывает к плечу карабин. Выстрел, второй, третий… Но за грохотанием вагонов, за шумом дождя никто не слышит выстрелов. Кажется, крушение неминуемо.
Солдат снимает плащ, забрасывает карабин за спину. Спускается на автосцепку, ложится на нее. Будто прилипает к холодному мокрому железу, крепко держится одной рукой, а другой, свободной, тянется к тормозному шлангу. Не удается.
Из-под колес летят искры - маленькие огненные стрелы; в лицо солдату ударяют камешки.
А состав мчится на огромной скорости. Раздувается пламя. Сейчас оно перекинется на платформу. До критической точки раскалится ось. Катастрофа? Уже? Так скоро? Нет, катастрофы пока еще нет, она наступит, если товарищи в вагоне не услышат сигнала. Или если Геннадий не разъединит тормозное устройство.
Он снова тянется к тормозному шлангу. Он уже висит вниз головой, оглушенный стуком колес, шумом ветра. В висках стучит. Рука судорожно обнимает холодный металл…
Последнее усилие. Солдат наконец схватился за шланг, разъединил его. Воздух засвистел в тормозах, состав стал медленно останавливаться. Пламя, охватившее буксу, поднялось еще выше, осветило нагоны. Геннадий спрыгнул на землю и плащом начал сбивать пламя.
На помощь со всем караулом уже бежал сержант Смирнов. Скомандовал:
- Убирайте набивку!
Геннадий вытянул из осей легковоспламеняющуюся набивку, а сержант залил ее из ведра, которое захватил с собой.
Когда подбежали машинист и вся поездная бригада во главе с бригадиром, очаг пожара был уже ликвидирован, но ехать было нельзя: ось была еще сильно раскалена.
- Еще бы несколько минут, и - конец, - покачал головой машинист. - На честном слове держалась.
- Не на честном слове, а на мужестве этих солдат, - уточнил бригадир.
Подошел начальник эшелона. Сообщил решение: подождать, чтобы остыла ось, и на малой скорости дотянуть до станции, а нам заменить вагон.
А пока что сержант сменил часового. Оказавшись в теплом вагоне, Геннадий долго молчал, приходя в себя.
Иван Доркин пошутил:
- Ну, Гена, теперь тебе орден дадут. Загордишься, наверно?
- Дай лучше чаю, - Геннадий наконец улыбнулся.
В части солдат ожидали письма. За несколько недель их накопилось много. Два письма от матери получил Геннадий. И в том, и в другом - один вопрос и просьба одна: как, сынок, тебе служится? Служи, сынок, хорошо. Геннадий ответил, что служится хорошо, а давно не писал потому, что был в служебной командировке. А вот о том, как на ходу поезда гасил буксу и предотвратил крушение, - даже не заикнулся: может, позабыл, а может, посчитал обычным делом.
Депутат
- Командир взвода… - Преподаватель обвел взглядом курсантский строй и после некоторого раздумья произнес: - Командир взвода сержант Михайлюков.
Из строя вышел высокий голубоглазый парень. Всем своим видом словно подтверждает: "Приказывайте, я готов".
- Обстановка такова, - говорит офицер. - Ваш взвод наступает по сильно пересеченной местности. Трудно приходится второму отделению, попавшему под пулеметный огонь "противника".
Сложная обстановка. Решай, сержант! Да побыстрее - время не ждет.
Мозг работает напряженно. Сержант принимает решение, отдает команду: отделениям ускорить движение, сосредоточить огонь по пулемету и пехоте "противника".
Офицер усложняет задачу: третье отделение взвода вышло на открытый фланг "противника".
Сержант Михайлюков, оценив обстановку, приказывает третьему отделению ускорить движение и во взаимодействии с соседним взводом атаковать "противника" во фланг.
Расторопно действует Михайлюков. Командует решительно, деловито. Преподавателю нравится, как он по-командирски толково распоряжается силами и средствами. Поступки обоснованы, соответствуют обстановке.
"Хороший получится из него командир", - думает офицер.
Сейчас трудно припомнить, когда именно созрело у Владимира Михайлюкова решение пойти и военное училище, навсегда связать свою жизнь с армией. Кажется, он вырос с этой мечтой.
Владимир - сын офицера. Его детство шагало рядом с солдатами. Из гарнизона в гарнизон кочевала семья. Мальчишкой просыпался и засыпал по сигналу полковой трубы, бегал за воинским строем, подлаживался под строевой шаг. Все события в гарнизонах, маленькие и большие праздники проходили у него на глазах. В летних лагерях вместе с солдатами уходил на реку, нырял, плавал. Вместе с ними пел песни.
Однажды вечером, словно что-то вспомнив, отец достал старую, потрепанную карту, расправил ее и повел острием карандаша по путям-дорогам фронтовым. Рассказал о первом дне войны, о тяжелом ранении. А потом - бои, бои… На Курской дуге воевал Иван Яковлевич, в тех местах, где прошло его детство и откуда перед самой войной в армию ушел.
Решили отец с сыном:
- Поедем на Курскую дугу.
… И вот стучат колеса. Поднявшееся солнце ослепительными лучами стреляет из-за стволов деревьев.
Нет, никогда не забудет Владимир, как стоял вместе с отцом у разрушенных, заросших травой окопов. Они долго молчали. Сын украдкой взглянул на отца и будто только сейчас заметил седину в его волосах.
И на обратном пути Володя не проронил ни слова. А дома объявил неожиданно:
- Пойду работать.
Учителя в школе сожалели: ни одной тройки, а он - на работу! Отец же не отговаривал, тем более что сын обещал учиться в вечерней школе. Так Володя стал служащим Советской Армии. Поднимался вместе с солдатами, выходил по тревоге на занятия. Как солдат. Иначе нельзя. Он аккумуляторщик, а без аккумулятора машина и с места не сдвинется. Нужно проверить, чтобы все было в порядке.
Служба в воинской части приучила Владимира к воинскому порядку. И хотя не всегда легко было, он все же решил поступать в военное училище. Кое-кто из друзей подтрунивал:
- Учился бы себе в школе: ни отбоев, ни подъемов. Куда хочу - иду. Знаю, что не вызовут. А ты, брат, досрочно в военные записался. Успеешь, наслужишься.
- Отстаньте, - отмахивался Владимир. - Чем раньше солдатской жизни отведаю, тем скорее настоящим человеком стану.
Отец, следя за работой и учебой сына, видел, что парень старается. Посерьезнел, с душой к делу относится. Тепло улыбаясь, Иван Яковлевич шутил:
- Не случайно, мать, он у нас в казарме родился. Сердцем прилип к солдатской жизни.
- Как не прилипнуть: отец и оба деда военными были, - Агриппина Константиновна ласково смотрела на сына. - Видно, и ему такая дорога.
Да, Володя действительно родился в казарме. Отец и мать только что переехали на новое место. Квартиры не было. Поселились временно в комнатушке, отгороженной тут же, в казарме.
А теперь вон какой вымахал. Выше отца. И такой же настойчивый. После средней школы пошел учиться в автомобильную. Он знал, что вся нынешняя армия на колесах, всюду новейшая техника и надо готовиться к службе основательно.
Однажды он осторожно завел разговор с матерью, поделился давней своей мечтой:
- В училище хочу…
Мать покачала головой, сказала:
- Ох, трудна, сынок, офицерская жизнь! Из гарнизона в гарнизон. С севера на юг. Ни днем ни ночью покоя.
- "Покой нам только снится", - улыбаясь, процитировал Владимир.
… И вот экзамены позади. Он курсант Московского высшего общевойскового командного ордена Ленина Краснознаменного училища имени Верховного Совета РСФСР. Того самого, в котором Почетным командиром и курсантом - Владимир Ильич Ленин. Первые встречи с ветеранами, охранявшими когда-то квартиру и кабинет Ильича в Кремле, осторожные шаги по залам музея истории училища. Здесь все связано с родным Ильичем. Ленин бывал в курсантской казарме, вместе с кремлевцами участвовал в субботнике, беседовал с ними.
Как-то Иван Яковлевич будто невзначай обронил:
- Смотри, сын. Сам решил, сам свой путь избрал, никто тебя не тянул. Так уж старайся, чтобы мне не краснеть перед людьми.
Владимир понимал, почему отец говорит об этом. Ведь он, полковник Михайлюков, начальник кафедры тактики в этом же училище, и конечно, неловко ему станет, если сын будет рассчитывать на чьи-то поблажки.
Впрочем, напрасно беспокоился Иван Яковлевич: сын отлично понимал свое положение. Он пойдет отцовской нелегкой дорогой и не свернет с нее. Вот почему он и учился военному делу настоящим образом, как завещал Ильич, вот почему он так упорно готовился и к этому занятию по тактике. Нет, ни в чем не может упрекнуть его преподаватель! Наоборот, замечает:
- Отцовская хватка у сержанта!
Не упрекнет его и старший преподаватель кафедры марксизма-ленинизма, которому Владимир отлично ответил на все вопросы. Стало быть, не напрасно дал ему офицер рекомендацию для вступления в ряды ленинской партии.
Отец не раз напоминал: нельзя стать хорошим командиром, если не можешь подать личный пример во всем - в учебе, дисциплине, спорте. И сын овладевает знаниями настойчиво. Во многом помогает ему трудовая закалка.
Серьезной проверкой боевой подготовки сержанта были ночные стрельбы из пулемета. Ночь выдалась темная, ветреная. Владимир сел в бронетранспортер. Приготовился. До боли в глазах всматривался в ночную мглу. Замигали огоньки. Сержант мгновенно открыл стрельбу. Огненные иголки прошили мглу. Цель поражена! Молодец сержант! Но рядом, всего в нескольких метрах, тоже замигал огонек: новая цель преградила путь наступающим. И снова пулеметная очередь. Покатилось густое эхо, затарахтело, раздробилось где-то в лесной чаще. Еще одна отличная отметка появилась в журнале против фамилии Михайлюкова. А вскоре в жизни сержанта произошло такое важное событие, о котором он будет помнить всегда.
Просторный зал клуба заполнили курсанты, преподаватели, служащие Советской Армии. Майор Трыкин зачитал биографию Владимира, рассказал о том, как он учится, выполняет свой воинский долг, общественные обязанности. От имени сослуживцев выступил курсант Николай Лукьянов. Он взволнованно говорил о замечательных качествах Владимира: о его честности, готовности прийти на помощь другу, разобраться в его беде, поделиться радостью.
- Уверен, что сержант Михайлюков будет нашим достойным кандидатом в депутаты Моссовета.
Депутат Моссовета! Какое доверие, какая большая ответственность!
"Смогу ли, справлюсь ли?" - думал сержант. Выступая, он благодарил товарищей за оказанное доверие. Дал обещание его оправдать.
Взволнованно шел он на первую встречу со своими избирателями, а потом на прием посетителей. И не мог себе представить, как все будет. Да, это, пожалуй, тяжелее любого экзамена. Там дело армейское, привычное. А тут…
И вдруг ясно и отчетливо вспомнилась встреча с одним из ветеранов училища. Он рассказывал о том, с каким вниманием относился Владимир Ильич к простым людям, как вникал он в их нужды, как быстро откликался на беды. Однажды курсант Никольский рассказал Ленину о том, что местные власти не оказывают помощи его семье. Ильич попросил курсанта написать подробное заявление, а чтобы это заявление не застряло где-нибудь, послал коменданту Кремля записку. Всего несколько строк в ней. Владимир Ильич писал, что должна поступить бумага от курсанта Григория Ивановича Никольского из Рязанской губернии. "Принять ее, - требовал Ильич, - и доставить мне лично сегодня же". И число: 29. Х.1919.
- Заметьте, - рассказывал ветеран, - было это 29 октября, а уже тридцатого Владимир Ильич Ленин послал телеграмму на родину Никольского.
Эту телеграмму Владимир Михайлюков знал наизусть, слово в слово:
"Немедленно расследуйте дело курсанта Григория Никольского. Оказывается ли его семье законная помощь Почерниковским волисполкомом. Если имеются между Никольским и волисполкомом трения на почве отобрания урожая братом священником, расследуйте. Исполнение донесите мне.
Пред совнаркома Ленин".
Внимание к людям, умение разобраться во всем, докопаться до самой сути - вот чему учит пример Владимира Ильича. Вспомнив об этом, молодой депутат зашагал увереннее, смелее…
Первой на прием вошла к нему женщина. Долго и сбивчиво рассказывала о том, в каких тяжелых условиях живет ее большая семья…
"Трудный случай, - подумал Владимир. - Решай, сержант. Решай, депутат". А вслух сказал:
- Успокойтесь, пожалуйста. Объясните все по порядку.
Больше часа длилась беседа, а в заключение сержант-депутат сказал:
- Все будет выяснено на месте. Я уверен, что вам помогут.
Не сразу был решен этот вопрос. Потом сержант вместе с избирательницей радовался своему первому успеху.
Трудно ли ему? Конечно, нелегко. Забот прибавилось. Теперь и в роте к Михайлюкову нередко обращаются не только как к сослуживцу, командиру, но и как к депутату, просят совета, помощи. Ни одной просьбы не должно оставаться без ответа. Каждое дело нужно довести до конца, принять единственно правильное решение. И одновременно, вместе со своими товарищами по службе, ходить в учебные атаки, водить боевые машины, овладевать командирской наукой, сдавать экзамены и зачеты.
- Беспокойная у тебя служба, - сказала как-то Агриппина Константиновна.
А он сощурил в улыбке глаза, ответил:
- Покой нам только снится…
Под куполом парашюта
Офицер Лебединский знакомился с новичками. Они стоят в строю один к одному. Глянешь со стороны - все одинаковые. А если присмотреться? Вон хотя бы к тому, во второй шеренге на самом левом фланге. Стоит - не шелохнется. Уже усвоил правило: в строю не шевелись. Взгляд внимательный, лоб широкий, крутой.
- Откуда, гвардеец?
- Издалека. - На щеках новобранца обозначились ямочки. - У Полярного круга жили.
- А точнее?
Солдат не очень чисто говорит по-русски:
- Тюменский область. Село Мужи знаете? Рядом с Коми. Наш колхоз "Путь Ленина" называется.
- Значит, по национальности вы - коми?
- Так точно.
- С высотой не приходилось иметь дело?
- С крыши в снег прыгали.
- Ясно.
Командир отошел к другому солдату, а этот продолжает стоять по стойке "смирно".
Когда раздалась команда "Разойдись", будущие десантники окружили тюменца.
- Ты в самом деле у Полярного круга жил?
- А там холодина?