В самом деле, переброска была чрезвычайно непростой. Получив приказ от адмирала Шнеевинда, Хейнц Бирнбахер в декабре 1941 года собрал флотилию в Гамбурге; не все катера сразу - шестой, "S-72", только к февралю вышел из судоверфи "Люрсен", где проходил профилактику. К самому Рождеству катера начали разгружать (сняли вооружение, часть механизмов и, наконец, самое тяжелое - двигатели), затем - уже в феврале и начале марта 42‑го, - буксировали вверх по Эльбе до Дрездена. Там их уложили на специальные четырехосные автомобильные платформы и потихоньку-полегоньку, со скоростью спорого пешехода, по три тягача каждую повезли по прекрасным автобанам в Ингольштадт. Груженый "караван" шел пять дней, все-таки 450 км - не шутка. "Тяжести", менее габаритные, везли по железной дороге дальше, до Линца. В Ингольштадте облегченные катера, не укомплектовывая, спустили на воду и на буксирах повели по Дунаю. В Линце техники, командированные с верфей Люрсена, установили часть снятого оборудования и приборов, - почти всё, за исключением орудий и двигателей. Дальше предстояло движение вниз по Дунаю до Галаца. Там, наконец, всё те же техники с минимальной помощью румын вернули катерам двигатели, но не артвооружение и торпеды - их привезли спецвагонами прямо в Констанцу.
Остаток пути по Дунаю и морю, до главной базы румынского флота, на счету которого громких побед не числилось, шнельботы шли своим ходом. Уже к 1 июня полностью готовы к бою были "S-26" и "S-28", но начинать боевые действия только двумя катерами в штабе посчитали преждевременным.
Полная комплектация флотилии завершилась к середине июня, когда уже итальянские подводники добились нескольких побед, а на счету пилотов бомбардировочной авиации набралось уже два десятка потопленных или безнадёжно повреждённых судов. Преимущественно - транспортников и малых военных кораблей, но были и эсминцы, и большой старый крейсер.
- Наша задача, - продолжал Бирнбахер, ощущая, несмотря на июньскую жару, лёгкий холодок вдоль напряжённой спины, знак осознания церемониальной важности построения всего личного состава флотилии, - полностью блокировать Севастополь с моря. Ни один борт русских не должен ни войти в его бухты, ни выйти из них. Действуем ночью: в светлое время суток акваторию контролирует авиация. Реляции их штаба, конечно, преувеличены, но русские теперь избегают дневных прорывов. Перекроем и ночное "окно" - и Севастополь падёт как перезрелый плод!
Равные по званию, разные по заботам
Туапсе. 1943 г. Штаб КЧФ. Разведотдел
То, что приказы положено выполнять, а не обсуждать, полковник Д.Б. Гурджава невесть сколько раз уже за годы службы говорил и подчиненным, и равным по званию, и даже - хотя и с иной интонацией - командованию. И сейчас, после третьего прочтения постановления СНК, обсуждать и не собирался, вот только вертелась и вертелась в бритой голове неуставная фраза: "Три Смерша на одну голову".
Вот что он прочёл:
"…согласно секретному постановлению Совета Народных Комиссаров от 19 апреля 1943 года Управление особых отделов НКВД преобразовано в Управление контрразведки Смерш Народного комиссариата обороны СССР, Управление контрразведки Смерш НКВМФ и отдел контрразведки Смерш НКВД СССР. Главное управление контрразведки Смерш в Наркомате обороны СССР, начальник Виктор Абакумов, комиссар госбезопасности 2‑го ранга. Подчинение непосредственно главнокомандующему Иосифу Сталину. Управление контрразведки Смерш Наркомата Военно-Морского флота, начальник генерал-майор береговой службы П.А. Гладков, в подчинении наркома флота Н.Г. Кузнецова. Отдел контрразведки Смерш Наркомата внутренних дел, начальник комиссар госбезопасности С.П. Юхимович, под непосредственным руководством наркома Лаврентия Берии".
Приложение к документу: "Органы Смерш являются централизованной организацией: на фронтах и округах, в других частях действующей армии и флота органы Смерш подчиняются исключительно своим вышестоящим органам ".
Решаемые задачи:
а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной Армии;
б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной Армии;
в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта с тем, чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов;
г) борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной Армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще содействие работе последних);
д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах;
е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника;
ж) выполнение специальных заданий народного комиссара обороны.
Органы Смерш имеют право:
а) вести агентурно-осведомительную работу;
б) производить в установленном законом порядке выемки, обыски и аресты военнослужащих Красной Армии, а также связанных с ними лиц из гражданского населения, подозреваемых в преступной деятельности;
в) проводить следствие по делам арестованных с последующей передачей дел на рассмотрение соответствующих судебных органов или Особого совещания при НКВД СССР;
г) проводить специальные мероприятия, направленные к выявлению преступной деятельности агентуры иностранных разведок и антисоветских элементов;
д) вызывать без предварительного согласования с командованием в случаях оперативной необходимости и для допросов рядовой и командно-начальствующий состав Красной Армии.
…Органы Смерш комплектуются за счет оперативного состава бывшего Управления особых отделов НКВД и специального отбора военнослужащих из числа командно-начальствующего и политического состава Красной Армии. В связи с чем, "работникам органов Смерш присваиваются воинские звания, установленные в Красной Армии", и "работники органов Смерш носят форму, погоны и другие знаки различия, установленные для соответствующих родов войск Красной Армии…"
"Последнее распоряжение тем более не лишено смысла, - подумал начальник разведотдела Черноморского флота полковник Гурджава, щурясь через пелену табачного дыма на новенькие, не ломаные ещё полковничьи погоны Овчарова. - Что особисты НКВД в их фуражках с васильковым верхом в армии пользовались такой лютой любовью, что с самого начала войны эти фуражечки потихоньку, но откровенно дырявили. Причём, по понятной причине, сзади - куда чаще, чем спереди".
Георгий Валентинович Овчаров - как раз и есть бывший начальник Особого отдела флота. Вчера ещё комиссар госбезопасности - звание, соотносимое со званием теперешнего общевойскового полковника не более, чем чин архангельский с чином протодьякона: чёрт его знает, как и приложить. В любом случае, явное понижение в должности, поэтому…
- Даже и не знаю, товарищ полковник, поздравлять вас с новым званием или как? - пожал плечами полковник Гурджава. - Мы теперь с вами вроде как в одном звании…
И не удержался, чтобы не ввернуть:
- А я слыхал, что от комиссара НКГБ и выше ваш брат и в этом вашем новом ведомстве остался при своих персональных регалиях.
- А мне ни здравицы твои, ни помины не нужны, - с плохо скрытым раздражением заметил бывший комиссар 3‑го ранга, глянув на разведчика также искоса, но вполоборота, по-хозяйски расположившись в кресле напротив. И закончил, подчёркнуто не обращаясь по званию: -…Давид Бероевич. И, вообще, чего это ты вприсядку пустился?.. - развернулся он наконец окончательно и навалился на стол грудью, словно у себя в следственном кабинете. - Выкаешь тут, как на званом приёме. Я ж к тебе не погоны обмывать, а по делу, Давид Бероевич.
Овчаров выкатил на начальника флотской разведки желтоватые судачьи глаза и, точно за давней жандармской традицией, направил в лицо пыточную лампу. Давид Бероевич даже поморщился невольно и подумал: "Похоже, что и в этой, выделенной из НКВД и переподчиненной контрразведке… Как её там, прости господи? "Смерть шпионам"? Гадючье какое имечко… Нравы будут царить те же". Поэтому ответил категорически (раньше, чем окончательно сообразил, откуда в голосе такая категоричность):
- Я своих людей в этот ваш гадючник не дам…
- Ну ты давай бережней как-то… - недовольно удивился бывший особист. - С важнейшими органами Родины-матери… Слыхал уже, что ли? А то я тебя и с этими погонами, - кивнул Георгий Валентинович на собственное покатое плечо, - …особо спрашивать не буду. Дело-то не в том, чьи перья краше, а кто летает выше. А то индюк, знаешь, такой николаевский сенатор, как надуется, а ворона ср… чхать на него хотела. Причём заметь: с высоты птичьего полёта, так-то…
Гурджава даже наморщил угловатый бритый лоб, следя за живописными выкрутасами особистской логики.
- Или ты хочешь… - вернулся из "живописи" на грешную землю Георгий Валентинович, - чтобы я через твою голову за-ради какого-то драного лейтенанта к адмиралу обращался?
Давид Бероевич неспеша вынул из коробки "Казбека" новую папиросу, выстучал её о крышку. Пауза соответствовала мыслям: "Похоже, прав был начальник оперативного отдела, когда в ответ на новость об учреждении отдельной от НКВД контрразведки только выразительно закатил глаза. Кто знает, как оно пойдёт, - может, этот их Смерш и впрямь будет больше дело делать, чем лозунги оправдывать. Но в любом случае…"
- Вас кто-то конкретно интересует? - нахмурился полковник Гурджава.
- Интересует… - кивнул новоиспечённый начальник новообразованного флотского Смерша. - Был у тебя, помнится, лейтенантик один, шустрый такой. Он ещё весной 42‑го чуть пол-Крыма не разнёс к хвостам собачьим, непонятно по какой надобности…
- Ну почему "непонятно". - Сунув в губы картонный мундштук папиросы, Гурджава невольно дёрнул углом рта, что должно было означать улыбку, и промычал, подкуривая: - Лейтенант Новик сорвал введение в строй немецкой секретной базы малых подводных лодок 30‑й флотилии. Как вы помните, конечно… - добавил он значительно.
- Помню… - согласился полковник Овчаров. - Но также помню, что и достаточного подтверждения этого его геройского подвига приведено не было.
Полковник-контрразведчик отмерил не менее значительную паузу.
- Зачем же вам такой, - раздражённо фыркнул табачным дымом Давид Бероевич, - …недоказанный герой?
- А вот именно потому, что такой… - брезгливо поморщился на дым некурящий начальник Смерша. - От которого, как от чёрта, один дым остаётся. Безо всяких прочих доказательств… Где он у тебя сейчас?
Давид Бероевич задумался. Задумался так основательно, что Овчаров даже удивлённо приподнял белесую бровь: "Не знает, что ли?"
Но начальник разведотдела не вспоминал, где находится старший (теперь опять)… лейтенант Новик, командир отдельной разведгруппы второго разведотряда его отдела флота. Это он, как раз таки, знал достоверно. Потому и обдумывал сейчас, стоит ли об этом знать и начальнику флотского Смерша. И в конце концов решил, что стоит, потому что…
- Зачем искать чёрта тому, у кого чёрт за плечами… - процитировал Давид Бероевич ведьмака с "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
Бабка у грузина Гурджавы, что не так уж и странно для Российской империи, была петербурженка родом из Малороссии.
- Это ты к чему сейчас? - вздохнул Овчаров.
Сей вздох означал примерно такую сентенцию: "Поговорили… Разведчик с контрразведчиком. Ни слова в простоте…"
- Да к тому, что у тебя он сейчас, - неспеша выпустил струю дыма Гурджава. - В Особом отделе сидит.
Несколько секунд Георгий Валентинович смотрел на начальника разведки судачьими глазами самого рыночного выражения: "По рублю". Наконец, подтянул к себе чёрную коробку телефонного аппарата.
- Это старлей Новик А.В.? Вообще-то, не у меня он теперь.
- А у кого?
- Боюсь, что эта новость покажется тебе поганой, - скривившись, проворчал Овчаров, накручивая дырчатый диск набора. - Ты моего мамелюка, следователя Кравченко, хорошо помнишь?
- Вот б… - невольно процедил Гурджава, не донеся до рта папиросу.
- Да, в общем-то, и я такого же мнения, - мельком глянул на него Георгий Валентинович. - За что хоть сидит? Дисциплинарное?..
Тяжело вздохнув, начальник флотской разведки отрицательно покачал головой:
- С этим бы я и сам разобрался…
И на немой вопрос Овчарова неохотно закончил:
- За содействие националистической агентуре фашистов.
Не дожидаясь ответа коммутатора, начальник флотской контрразведки осторожно опустил трубку на рожки аппарата.
- Вы что тут, охренели все?
Хроники "осиного гнезда"
Недавно, чуть меньше года тому назад…
То есть по нормальным меркам недавно, а по военным - бесконечно давно, комплектовал лейтенант А.В. Новик разведывательную группу в осажденном Севастополе. Тогда в Севастополе хватало и оружия, и боеприпасов, и техника тоже оставалась кое-какая. Работали заводы (правда, к тому времени уже всё больше в подземельях) и заходили в бухты боевые корабли. Швартовались и, пока выгружали пополнение, боепитание, медикаменты и прочее, и грузили раненых и эвакуированных, добавляли мощь своего главного калибра к артогню сухопутных батарей.
Теперь же в городе оставались только измученные голодом и жаждой моряки и солдаты, считаные пушки и считаные патроны на каждый ствол винтовок и автоматов. А корабли пробирались только ночью и в непогоду (нечастую в июльском Крыму), - бесконечно длинным днём их клевали и клевали "юнкерсы" и "хейнкели".
Но в ночь 19 июня 1942 года пришли ночные хищники…
Выйдя из Ак-Мечети, катера крейсерским ходом пошли на юго-восток. Севастополь обогнули тремя милями мористее; очень приметное место, заметное издалека лучше любого маяка. Даже сейчас, в полночь, прокатывались по невидимым издали линиям обороны огненные шары разрывов, тлели кое-где кострища ночных пожаров, а чуть в стороне, где-то на траверзе мыса Фиолент, с интервалом в пять минут косо втыкались на несколько мгновений в звёздное небо оранжевые факелы: била последняя севастопольская батарея тяжёлых орудий. И вот в свете очередного залпа 15‑дюймовок зоркий командир "S-40" Шнейдер-Пангс разглядел силуэты кораблей русского конвоя.
Капитан-лейтенант передал по рации:
- Вижу конвой зюйд-зюйд-ост, две мили шесть кабельтовых. Три эсминца и три сторожевика. Транспорт - примерно пять тысяч.
- Атакуем! - отозвался капитан-лейтенант Тёнигес, командир "S-102".
Заревели дизели, наливаясь мощью. Катера заложили разворот и, стремительно набирая скорость, пошли на сближение. Пенные буруны вздыбились и широко разлетелись чуть позади острых форштевней…
Похоже, именно на них и среагировали на кораблях конвоя. Над едва различимыми на фоне тёмного берега бортами заметались орудийные вспышки, и поперёк курса шнельботов выросли не слишком высокие, но многочисленные пенные снопы разрывов снарядов.
Катера пошли "змейкой", отчаянно кренясь с каждым поворотом; осколки и пули просекали корпуса и рикошетили по броне. С восьми кабельтовых выпустили торпеды и тут же заложили разворот "все вдруг".
Спустя полторы минуты, выпутавшись из гущи близких разрывов, поняли: все пять торпед прошли мимо. Ни одного разрыва. Ещё четыре минуты - и стало ясно: не нашли даже случайную цель и опустились на дно, выработав запас хода. Шнельботы развернулись и снова легли на боевой курс. А русские тем временем поменяли ордер: два "охотника" выдвинулись навстречу атакующим и открыли отчаянный огонь. Ответили им комендоры "S-27" и "S-72", "связали боем", а катер Тёнигеса промчался на полном ходу, обойдя их по дуге, и почти на встречном курсе выпустил последнюю свою торпеду в транспорт.
Мощный взрыв стал сигналом для всех катеров на выход из боя. Не прошло и пяти минут, как, разорвав дистанцию, они на малом ходу отошли ещё на две мили мористее, а потом, разглядев-таки, что транспорт, подсвеченный прожекторами кораблей эскорта, ушёл под воду, направились на базу.
Из радиоперехвата установили, что потоплен был санитарный транспорт "Белосток", с ним на дно ушло почти полтысячи раненых. Ещё 157 человек подобрали тральщик и "морские охотники", - те самые, которые Шнейдер-Пангс принял за эсминцы и сторожевики…
Робин Гуд и "мамелюк"
1943 г. Туапсе. Новое в обращении с А. Новиком
Сумрачным коридором бывших складов "Пряхинъ и сыновья" старший лейтенант шёл в виде куда как более божеском, чем можно было ожидать от узника. Как-никак не на гарнизонной гауптвахте, а том самом Смерше НКВД, внутреннем, то есть бериевском, уже успевшем заработать репутацию предбанника ада, "чистилища", находился.
Хоть никого, отметим справедливости ради, ни к тюремному заключению, ни, тем более, к расстрелу сами по себе органы Смерш не приговаривали. Приговоры выносил с их подачи военный трибунал или Особое совещание НКВД. Но всё равно. Запросто могли проволочь старшего лейтенанта А.В. Новика босыми ступнями по половицам, обвисшим на руках дюжих сержантов, в одних исподних портках, вполне возможно, что и мокрых, красно-синим, да ещё харкающим кровью. А так - ничего, молодец огурцом, даже при погонах - не сорвали. Вот только рыжеватая гимнастёрка выпущена из галифе и мотню надо поддерживать руками - ничего такого, на чём в камере вздёрнуться можно, "не положено".
Странно только, что вместо начищенных до антрацитового блеска сапог топает старший лейтенант по половицам бывших складов легкомысленными домашними тапочками. Да ещё, вместо выбитых зубов и затёкшего глаза, - этаких едва ли не обязательных печатей на титульной странице "дела", открытого в производство на "ст. л-та Новика А.В.", - всего-навсего облизывает Новик А.В. нижнюю губу, разбитую почти случайно, можно сказать, от неожиданности. И это всё не потому, что матёрые вертухаи НКВД - таинственные Смершевцы, если они фигуряют в пивной или на танцах в портовом клубе, и костоломы при ближайшем рассмотрении, - такие уж сердечные ребята. Скорее, опытные. А опыт подсказывал им, что если накануне разметал задержанный Новик полувзвод "тыловиков" - войск НКВД по охране тыла, - то и с ними, простыми вертухаями, вряд ли станет церемониться.
- И, кстати сказать, напрасно… - Подполковник Трофим Кравченко (тот самый, которого командир его, полковник Г.В. Овчаров, устойчиво именовал "мамелюком" - не за верную ли службу против "бывших своих"?) пережевал мундштук папиросы из одного угла сухих губ в другой. Затем, скрипя дерматином, "восстал" из чёрного провала дивана, не вынимая рук из карманов галифе. - Напрасно так ерепенишься, старшой.