- Умку, - ответил дядя.
- С удачей тебя!
- Спасибо, Ринтын!
Мальчик зашагал рядом с дядей и завел разговор, как равный с равным.
- Зверь-то хорош?
- Хорош зверь. Один топленый жир у него в желудке.
Не выдержав, Ринтын взмолился:
- Расскажи, как ты убил его!
- Вначале убил я к вечеру трех нерп, - начал дядя рассказ. - Связал их и тащу. Думаю, долго придется идти. Прошел немного и слышу: кто-то за мной шагает, сопит. Оглянулся: медведь! Как увидел зверь, что я оглянулся, и давай бежать. Посмеялся я над ним, обрадовался: хорошо, что убежал, всего-то у меня один патрон. Иду дальше. Слышу, опять идет. Оглянулся, а он снова удирать. Так несколько раз. Ну и решил застрелить.
- Одним патроном? - удивился Ринтын.
- А что же делать? - развел руками дядя Кмоль.
- Тетя Рытлина беспокоится, - сказал Ринтын.
- Ну, пока я разделывал медведя, пока закапывал в снег нерпичьи туши да медвежье мясо, вот и время прошло.
Подойдя к яранге, дядя Кмоль сбросил ношу. Ринтын присел на корточки и стал разглядывать черный кончик медвежьего носа. Тетя Рытлина вынесла полный ковш воды, вылила немного на морду медведя и подала Кмолю. Долго пил дядя. О край жестяного ковшика звенела льдинка, видно было, как по горлу глотками движется вода. Остаток дядя Кмоль выплеснул в сторону моря.
В полог внесли медвежью шкуру. В нее были завернуты самые лакомые куски мяса. В ожидании, пока оттают шкура и мясо, над двумя жирниками повесили большие котлы.
Дядя поел и сразу же уснул. Ринтын не уходил. Не каждый день в Улаке убивают белого медведя.
Долго тянулась ночь. Голова Ринтына то и дело стукалась о колени, но о том, чтобы лечь, он и не думал.
Не спала и тетя Рытлина. Она развернула оттаявшую медвежью шкуру, вынула мясо и наполнила котлы. Мелко нарезанным салом и мясом она начинила чисто вымытые кишки и поставила варить.
Едва забрезжил рассвет, проснулся дядя Кмоль. Ринтын отправился созывать гостей.
- Позови и учителя Татро, - сказал дядя Кмоль.
Ринтын не удивился. С тех пор как открыли ликбез и взрослые улакцы начали учиться грамоте, Татро стал таким же уважаемым человеком, как какой-нибудь старый, опытный охотник.
В каждой яранге Ринтын топтался в чоттагыне, чтобы его услышали в пологе, и громко говорил:
- Удача посетила дядю Кмоля! Приходите и воздайте должное хозяину ледяных просторов - умке!
Так Ринтын добрался до учительского дома.
Дом был выстроен недавно, и Ринтыну никогда не приходилось в нем бывать. Мальчик несколько раз обошел дом. Только в одном окне горел свет, но кто сидит в комнате, невозможно было узнать: морозный узор разрисовал стекло. Ринтын все же прижался лбом к холодному стеклу, чтобы разглядеть, как вдруг услышал сзади скрип снега. Ринтын оглянулся. Перед ним стоял Татро.
- Ты что здесь бродишь? - с удивлением спросил Татро.
Ринтын растерялся и тихо сказал:
- Удача посетила ярангу дяди Кмоля! Приходите и воздайте должное хозяину ледяных просторов - умке.
- Спасибо. - Татро понял, о какой удаче говорил мальчик. - Приду. Когда можно приходить?
- Сейчас, - ответил Ринтын, убегая.
В пологе у дяди Кмоля уже собрались старики. На широком блюде - кэмэны - лежало душистое, исходящее паром медвежье мясо. Старик Рычып разглядывал мех и щелкал языком:
- Хорошая шкура!
Старого Мутчина привез на санках его внук Аккай. Старик кряхтел.
- Пээп, - обратился он к старухе, - помоги мне. Пусть ноги не ходят, но лишь бы не болели.
- Больше ничего не могу сделать, - ответила Пээп. - Сходи на полярную станцию. Тамошний доктор дал мне капли для глаз, так они почти перестали слезиться. Может быть, и от ног у него что-нибудь есть.
Дядя Кмоль рассказал, как он убил медведя, и все принялись за еду.
Ринтын с Аккаем пристроились в уголке. Им тетя Рытлина подала мясо в большой эмалированной миске.
- Какое вкусное мясо! - восхищался Татро, облизывая пальцы.
- Неужели ты никогда не ел мясо белого медведя? - спросил Рычып.
- В первый раз пробую, - ответил Татро. - У нас в Майна-Пилгыне белый медведь - редкий гость.
- Попробуй, попробуй! - угощал учителя Рычып. - Хорошая еда белый медведь. Чистый зверь, не то что эти грязные свиньи. Ты видел их на полярной станции? Уж лучше бы русские ели нерпу или моржа, чем этих свиней! Все же они чище и в море постоянно моются.
- Я ел свинину, - сказал Татро. - Вкусное мясо.
- Не может быть! - воскликнул Рычып.
- Мне понравилось. - Татро пожал плечами.
Разговор коснулся занятий в ликбезе. Учитель посетовал на то, что старики не хотят учиться.
- Куда нам грамота? - отвечал за всех Рычып. - Скоро помрем. Вон Мутчин: что он, безногий, будет делать с твоей грамотностью?
- Книги будет читать, с ними все же веселее, - сказал Татро. - Работал я в стойбище Кукун. Открыли школу, и через два года в этом стойбище не стало ни одного неграмотного, кроме маленьких детишек. За это райисполком выдал колхозу премию - новый рульмотор.
- Правда? - зашумели старики.
- Правда, - ответил Татро. - Семнадцатисильный мотор.
- Что ж, - степенно сказал Рычып. - Ради такой премии стоит постараться. Как вы думаете?
- Можно, конечно, - сказала Пээп. - Только мне все равно нельзя: глаза плохо видят.
- Тебя и не будут считать, - махнул на нее рукой Рычып. - Ты помнишь, как тебя назвал начальник, который отбирал бубны? Классовый враг. Вот! Для нас ты вроде как не существуешь.
- Как это не существую? - обиделась Пээп.
- Я посмотрел у вас в колхозе, как вы распределяете продукцию, перевел разговор учитель. - И думаю, что так не годится. Десять процентов вы отделяете в колхозную кладовую, а остальную добычу делите поровну между собой. А что говорит закон социализма? От каждого по способности, каждому по его труду. Особенно во время охоты на вельботе.
- А чем плохо делить добычу поровну? - спросил Мутчин.
- Плохого, может быть, и нет, но не все же одинаково работают, ответил Татро.
- Как не одинаково?
- Ну, один больше, другой меньше. Сила у людей неодинаковая и старание тоже неодинаковое.
- Но желудок у всех одинаковый, - перебил учителя Рычып. - После трудного промысла все одинаково хотят есть.
- А может быть, кто-нибудь меньше устал? Ленился и надеялся, что все равно и без него убьют зверя и ему достанется равная со всеми доля. - Татро уставился на Рычыпа в ожидании ответа.
Рычып спокойно ответил:
- Если мы перестанем доверять друг другу, тогда что получится? Никто не будет работать, и все подохнут с голоду. Жить надо так, как требует природа.
- Так распределять добычу, как вы это делаете, возможно только при коммунизме, - не сдавался Татро.
Старик Рычып широко улыбнулся:
- Вот и хорошо! Я слышал: коммунизм - это то, что всего лучше. А сейчас давайте есть добычу Кмоля. Для этого мы и пришли.
- Послушай, Татро, - обратился к учителю Мутчин. - Слушал я сейчас твои разговоры и думал: почему не быть тебе председателем колхоза?
Рычып сильно толкнул Мутчина в бок. Но слова, сказанные стариком, услышали все, хотя никто и не показал виду. В пологе воцарилось неловкое молчание.
Тетя Рытлина украдкой подозвала Ринтына и спросила:
- Разве ты не звал Гэвынто?
- Нет, - шепотом ответил Ринтын. - Я совсем забыл…
Ему и в голову не пришло, что отчима надо было позвать.
11
Как-то, возвратившись из школы домой, Ринтын увидел около яранги привязанных собак. Это была чужая упряжка. Ринтын хорошо знал всех собак стойбища. "Должно быть, гость приехал", - подумал он.
Мать высунула голову из полога:
- Ринтын, накорми собак гостя.
Упряжка состояла из отборных, но усталых собак: наверно, путь был не близкий. Но кто же гость? Не тот ли самый Таап, о котором часто упоминали и Гэвынто и мать? По их словам, Таап был их близкий друг и лучший каюр на всем побережье от Улака до Въэна. А быть может, и не он. С тех пор как отчим Гэвынто стал председателем колхоза, к нему часто наезжали незнакомые люди, имевшие с ним какие-то дела.
Ринтын накормил собак и вполз в полог. Под меховым потолком плавал густой табачный дым. В нос ударил спертый запах спирта.
Когда глаза привыкли к тусклому свету, Ринтын разглядел незнакомца. Он был в одной набедренной повязке, и его рука лежала на спине сидящей рядом матери. Напротив мотал головой пьяный отчим. Когда отчиму удавалось приподнять от груди голову, он кричал и лез целоваться к гостю:
- Ты мой лучший друг! Таап! Как хорошо, что ты приехал!
Таап слегка отворачивал лицо и тихо говорил:
- Ну, ну… Выпей лучше…
- Ты добрый и хороший друг… - продолжал бормотать Гэвынто, - ты единственный оставшийся у меня друг…
Гость заметил Ринтына.
- Твой сын? - спросил он у Арэнау.
Мать едва кивнула головой: она была тоже пьяна.
Таап пододвинулся к Ринтыну, приподнял ему подбородок и со сладенькой улыбкой спросил:
- Хочешь, чтобы я был твоим отцом?
Ринтыну от этих слов стало так гадко и противно, что он не выдержал, бросился вон из яранги.
В ту ночь он остался у дяди Кмоля. И так каждый раз, когда приезжал Таап, Ринтын уходил. Он не мог без отвращения вспоминать слова гостя: "Хочешь, чтобы я был твоим отцом?" В них было что-то липкое, неприятное, которое трудно стряхнуть с себя.
12
Ринтына давно тянуло поближе посмотреть на этот маленький круглый домик, чем-то похожий на ярангу. Он стоял в двух километрах от полярной станции. Крыша домика была покрыта позеленевшими медными листами, из стен торчали такие же медные шляпки гвоздей. Ринтын вынул нож и поскреб зеленый налет.
- Что ты делаешь, мальчик?
Ринтын выронил от испуга нож.
Над ним склонилась Лена - радистка полярной станции. Как она сюда попала?
Лена нагнулась и подняла нож. Повертев его в руках, она вздохнула:
- Ну что за люди! Разве можно давать таким малышам ножи? Пойдем-ка со мной.
Девушка взяла Ринтына за руку и повела за собой. Ринтын еще не успел опомниться от испуга и покорно последовал за ней.
- Ты знаешь, что этот дом нельзя трогать железными вещами?
Ринтын помотал головой.
- Потому его далеко и выстроили, чтобы поблизости никакого железа не было. Называется дом - магнитная обсерватория. Запомни это, мальчик, раз и навсегда.
Ринтын молча кивнул.
Они шли вдоль замерзшей лагуны, мимо вылезших на берег, занесенных снегом льдин. Можно было удрать по льду, но Лена крепко держала за плечо Ринтына.
- Хорошо, что не увидел тебя Анатолий Федорович… Он бы задал тебе! - не то шутя, не то серьезно сказала девушка.
На полярной станции Лена провела Ринтына в свою комнату.
Мальчик остановился на пороге, пораженный необыкновенной, никогда не виданной им чистотой. Вдоль одной из стен стояла узкая железная кровать - вся белая, а у противоположной стены стоял деревянный, покрытый белым чехлом диван. На него и усадила Ринтына Лена.
"Когда я встану, на белом, наверное, останется грязное пятно", - думал Ринтын, разглядывая висевшую на стене фотографию толстощекой девочки.
- Это я маленькая, - с улыбкой сказала Лена, перехватив взгляд мальчика. - Похожа?
- Да, - ответил Ринтын, не находя никакого сходства между фотографией и самой Леной.
Девушка взяла стоявшее на столике зеркало и начала расчесывать свои мягкие и тонкие светлые волосы. Она видела в зеркале Ринтына и улыбалась ему. Вдруг она нахмурилась, подошла к мальчику и, дотронувшись белым пальцем до его щеки, спросила:
- Ты сегодня умывался?
- Нет, - ответил Ринтын.
- А почему?
- Теперь каникулы, - удивился непонятливости девушки Ринтын. - В школу не ходим.
Лена задумалась. Видно, она не ожидала такого ответа.
- В таком случае раздевайся, и пойдем мыться, - сказала она.
Ринтын похолодел от ужаса. Как же это - раздеваться?
- Ну что? Снимай кухлянку, - сказала девушка, держа в одной руке полотенце и мыло.
- Я лучше пойду домой, - тихо сказал Ринтын.
- Нет. Пока я тебя не помою и пока ты мне не пообещаешь умываться каждый день, не отпущу, - решительно объявила Лена и стала около двери.
- Я раздеться не могу… У меня рубашки нет, - еле слышно пролепетал Ринтын. У него даже слезы навернулись на глаза.
Лена присела перед ним на корточки.
- У тебя нет рубашки? А кто у тебя отец? Не Гэвынто ли? - спросила Лена, и ее лицо помрачнело.
Ринтын уже давно замечал: стоило когда-нибудь в разговоре упомянуть отчима, как на него оглядывались, и в этих взглядах Ринтын ясно видел жалость. Он слышал, что в колхозе по вине отчима плохо идут дела. Приезжали районные начальники в кожаных пальто и подолгу сердито говорили с Гэвынто. В стойбище среди членов артели чувствовалось какое-то напряжение, все чего-то ждали…
Лена принесла большой зеленый таз с водой.
- Теперь снимай, брат, кухлянку. Не стесняйся.
После мытья Лена вытащила из чемодана белую блузку с широкими рукавами и стеклянными пуговицами. Девушка обрядила Ринтына в блузку и подвела к зеркалу. Из зеркала на него смотрел незнакомый мальчик в нарядной белой рубашке с пузырчатыми, как у уккэнчина, рукавами. Ринтыну раньше никогда не приходилось носить что-либо подобное. Материал, из которого была сшита блузка, был какой-то особенный, гладкий, как будто по телу мальчика потекли прохладные, приятные струи.
Девушка ножницами подправила Ринтыну волосы и, полюбовавшись на него издали, сказала:
- А теперь можно пойти покушать.
В большой столовой, которую полярники называли кают-компанией, за длинным обеденным столом сидели несколько человек. У окна, в конце стола, загораживая широкой спиной свет, сидела очень полная женщина с напудренным лицом и накрашенными губами. Ринтын ее узнал: она несколько раз приходила в стойбище, и все называли ее женой начальника полярной станции. "Точно кровь пила, - подумал Ринтын, взглянув на ее губы. - А лицо как у пекаря дяди Павла".
- Леночка, опять опаздываешь, - сказала толстая женщина. - Анатолий Федорович где?
- Анатолий задержался в обсерватории. Обещал скоро прийти, - ответила Лена. - А это мой маленький друг. Как тебя зовут, мальчик? - обратилась она к Ринтыну.
- Ринтын…
- Какой хорошенький! - всплеснула руками жена начальника. - Вот уж не думала, что чукчи могут быть такими симпатичными!
Лена посадила Ринтына рядом с собой. На столе было много вкусных вещей. Глаза у мальчика разбежались: всего, что здесь было наставлено, он не только никогда не ел, но и никогда не видел.
Вошел Анатолий Федорович.
- Смотри, Толик, какой у Леночки гость, - сразу же обратилась к нему жена начальника полярной станции.
Лена, искоса поглядывая на замиравшего от страха Ринтына, рассказала, как она его застала с ножом у домика магнитной обсерватории.
Когда отяжелевший от непривычной еды Ринтын слез с высокого стула, к нему подошел Анатолий Федорович и, подавая руку, серьезно сказал:
- Будем друзьями, Ринтын.
Ринтын почти каждый день стал бывать на полярной станции. Если Лены не было дома, в ее чистенькой маленькой комнате, мальчик знал, куда идти: в радиорубку. В комнате, наполненной писком и таинственным миганием зеленых огоньков, Ринтын чувствовал себя в другом мире, на перекрестке невидимых путей, где навстречу друг другу со всех концов земли мчались новости на непонятном, птичьем языке. Ринтын любил слушать Москву. Почему именно Москву, он и сам не мог бы сказать. Просто однажды Лена включила приемник, и, когда комната радиорубки наполнилась звоном кремлевских курантов, она сказала:
- Говорит Москва!
Отзвенели куранты, и голос из радиоприемника в точности повторил слова Лены:
- Говорит Москва!
Ринтын мало понимал из того, что говорила диктор, но отдельные слова прочно застревали в мозгу, волновали воображение. Он даже во сне видел эти слова, которые сам вслух не мог бы произнести.
Через Ринтына Анатолий Федорович и Лена познакомились с остальными ребятами стойбища, и в хорошую погоду все вместе катались с горы на нартах.
После уроков и часов, проведенных на полярной станции, Ринтын с тяжелым сердцем возвращался в постылый дом, пропахший спиртом и загаженный собутыльниками отчима Гэвынто. Он чувствовал себя дома совсем одиноким.
13
Ранней весной, когда солнце стало высоко подниматься над горизонтом, Ринтын заболел желтухой. Он лежал в пологе и в маленькое окошечко, проделанное отчимом в стене, видел, как небо с каждым днем все больше голубело. Запахи весны проникали в полог, вытесняя прокисший, затхлый воздух.
Ринтына навещали ребята. Чаще других приходил Петя. Он неумело вползал в полог, устраивался рядом с больным и развертывал бумажный сверток со сладкими булочками. Он жаловался на Калькерхина, насильно выменявшего у него резиновый мячик на курительную трубку. Петя с любопытством разглядывал бледное, похудевшее лицо Ринтына и говорил:
- Ты совсем изменился. Лицо у тебя стало как у старика.
Однажды Петя увидел принесенный бабушкой Гивынэ амулет. Это был маленький игрушечный лук с колчаном и несколькими стрелами. Он висел над головой Ринтына, чтобы помочь ему быстро выздороветь.
- Давай меняться, - сразу же предложил Петя, успевший за зиму променять все свои городские игрушки на эплыкытэт, пращи, тюленьи кости и морские ракушки.
- Я не могу менять, - покачал головой Ринтын. - Это не игрушка, это амулет. Его сделал мой дед, когда меня еще на свете не было, он охраняет меня от злых духов.
- А какой хороший лук! - продолжал восхищаться почерневшим от времени и копоти амулетом Петя. - Давай посмотрим. Ты же бросил в огонь свой обычай.
- Нельзя! - Ринтыну вдруг пришло в голову, что он оттого и заболел, что сжег свою собачку. - Еще хуже будет, и я могу умереть.
- А ты духов этих видел? - вдруг спросил Петя.
- А как же! - ответил Ринтын и рассказал сон, виденный им незадолго до болезни.
Духи во сне оказались большими каменными людьми. Они перешагивали через яранги, словно через кочки, ловили руками китов и тут же откусывали им головы. Спали они на Кэнискунской горе, отломив от нее вершину, которую подкладывали под голову вместо подушки.
Слушая страшный рассказ Ринтына о злых духах, Петя по-прежнему не отводил глаз от лука.
- Слушай, Ринтын, - таинственно зашептал он, - а нельзя ли убить злого духа?
Не получив ответа, Петя еще немного посидел и ушел, взглянув еще раз перед уходом на амулет-лук.
После ухода друга Ринтын долго ворочался с боку на бок. Теперь ему было ясно, почему болезнь так долго держится в его теле. Во-первых, он разгневал духов тем, что сжег амулет, а во-вторых, разве может справиться с каменными злыми духами маленький, почти игрушечный лук, которым можно убить разве только мышь!