- Тому, кто снов не видит, объяснять бесполезно, - отбивал его выпады Гераскин. - Подхожу я к Петру Алексеевичу, так и так, мол, Ваше Величество, предлагаю я перестроить все питейное дело. Он сразу ухватил суть, не то что вы, потомки, обнял меня, трижды расцеловал, говорит: езжай, Евгений, к чехам, изучи, как у них дело поставлено в Пльзене, потом дуй в Баварию! Собрались тут Меншиков и прочие руководители, стали пробовать разные сорта, которые вводить мы с Петром хотели, - немецкое, ирландское. Я докладываю, сколько Россия сэкономит, если водочное безобразие кончится. Кто-то предложил перейти на брагу. Можно, конечно, и на брагу, только пиво дешевле и полезнее, я цифрами и кружками доказываю, увлекаю всех так, что решается в пользу пива. Начинается новый путь развития. В народе столько силы прибавляется, что никто Россию догнать не может. Считайте сами. Допустим, самое большее в день пять кружек. Вместо маленькой. Умножим в месяц, если кружками…
И он всех втянул в сладостные вычисления.
Молочков не соглашался, когда Петра изображали гулякой, пьяницей. Гульба бывала, пьянка бывала, но между делом, а не вместо дела. Причем и выпивки Петр устраивал с выдумкой, весельем, с фантазией, пусть странной, но была игра, было что-то, кроме глухого пьянства. Молочков рассказывал про карнавальные шествия, когда несли по улице князя-папу, следом на волах ехали кардиналы, а следом в санях, запряженных медведями, шуты, дьяконы. Сам Петр был дьяконом, угощал всех большим ковшом с гербом орла, и распевали гимны. Вроде такого, и Молочков читал нараспев:
Во имя всех пьяниц
Во имя всех скляниц
Во имя всех шутов
Во имя всех сумасбродов
Во имя всех
Во имя всех водок
Во имя всех вин
Во имя всех пив
Во имя всех медов
Во имя всех
Во имя всех
Во имя всех браг
Во имя всех бочек
Во имя всех ведер
Во имя всех кружек
Во имя всех стаканов
Во имя всех чарок
Во имя всех карт
Во имя всех Табаков
Во имя всех кабаков
Яко жилище отца нашего
Бахуса
Аминь!
- Аминь! - повторил Гераскин, и откуда-то из кармана у него появилась бутылка с темной жидкостью, которую он мгновенно разлил по чашкам. Противостоять искушению было невозможно, несмотря на строжайшие запреты врачей. Бывают моменты, когда дьявол обретает силу неодолимую.
Будучи на лечебных источниках неподалеку от Карлсбада, Петр получил приглашение от местной княжеской семьи. Хозяева привезли его в свой замок, где ждал обильный обед. Продолжался он долго, так что государь истомился. После обеда его повели осматривать замок. Государь с любопытством его обошел. Хозяева спросили, как ему понравились их владения. Здание великолепно, сказал государь, но есть один недостаток. Какой? - тотчас забеспокоился князь. Слишком велика кухня, - ответил Петр.
Подражать ни французскому монарху, ни немецким курфюрстам Петр не собирался. Его упрекают в насаждении западных порядков, он же на самом деле бросил вызов европейским дворам, отвергая культовые церемониалы, всеудушающие обычаи монархической Европы. Одновременно он разрушал и традиции русского царского двора.
- Зачем?
- Хотя бы затем, чтобы беречь казну. Деньги нужны были на дело. Прежние обычаи связывали его по рукам и ногам. То, что он стриг бороды у бояр, это ерунда, молодежь, кстати, приветствовала новый европейский облик. И одежду. Серьезней была революция в придворной жизни. Возьмите штатные расписания царского двора. Чего стоила огромная охота - псари, доезжачие, егеря - он их всех ликвидировал. Не с Европы брал пример, сам делал - сократил ключников, стремянных, стольников - такое сокращение штатов произвел, какого после него уже не бывало. Тысячу с лишним бездельников заменил несколькими денщиками и слугами. Имелось три тысячи лошадей для выездов. Да плюс четыре тысячи рабочих лошадей. Все это он сократил до минимума. В его обслуге остались один камердинер и шесть денщиков. По двое у него дежурили. Денщики были и за адъютантов, и за курьеров, и за секретарей. Он их держал за гайдуков и тех, что на запятках ездят, да еще они подушками служили. Когда в дороге сон сморит, он голову клал денщику на живот, чтобы лежать спокойнее. Людей он ценил по работе. И себя также по работе.
- То есть? Он царь, - сказал профессор. - Цени не цени, все царем останется.
- А он себе установил служебные звания. Армейские и морские.
- И что с того?
- Однажды на флоте освободилось вице-адмиральское место. Петр подал на конкурс. Были тогда уже конкурсы. Он в то время имел чин контр-адмирала. Дослужился. В сущности, он прошел одну за другой почти все должности на флоте. И теперь, по всем правилам, подал свои документы. Как и другие претенденты. Начинал чуть ли не юнгой у капитана Муса, да так ретиво, что страшно перепугал того. Этот Мус никак не мог принять всерьез, что царь действительно будет служить юнгой, и шутки ради приказал ему сделать узел на верхушке мачты. Петр не раздумывая бросился исполнять приказание. Дул сильный ветер. Капитан закричал, чтобы Петр немедленно спускался. Петр сделал узел, спустился и успокоил капитана. Иностранцы не могли понять, что царь способен служить матросом или, например, бомбардиром, причем по всем правилам. Все исполнялось всерьез, без поблажек. Петр описал в своем прошении все свои заслуги - участие в морских походах, сражения, написание Морского устава, кораблестроительные дела. Заслуг, кстати, набралось немало, он вполне смел рассчитывать на вакантное место вице-адмирала. Имел на то все основания.
Как происходило обсуждение в Адмиралтейств-коллегии, неизвестно, решение было - отдать вакантное место другому претенденту, контр-адмиралу, который дольше Петра служил на флоте. Что касается контр-адмирала Петра Алексеева, он получил учтиво-утешительный ответ: оказанные услуги флоту коллегия признает и уверена, что Петр Алексеев и впредь будет стараться и сможет надеяться на повышение при первом удобном случае.