Поэтому он сказал журналистам (в том числе и вашему покорному слуге) следующее: "У меня есть маленькие дети. Я отлично могу понять, что значит сойти с ума от песенки Барни! Если бы мне часами на максимальных децибелах прокручивали "Я люблю тебя, ты любишь меня", я вполне мог бы признаться в любом преступлении!"
Журналисты, понятное дело, засмеялись, но тут он быстро добавил: "И меня беспокоит вопрос, что еще может твориться в этих контейнерах под звуки музыки! А вдруг пленных избивают ногами? Может, они там сидят голыми, с мешком на голове? Или их подвешивают на цепях за щиколотки…".
Заметим, однако, что журналисты редко упоминали о подобных возможностях в своих репортажах.
К тому моменту, когда я встретился с Кеннетом, его чуть ли не тошнило от разговоров про динозаврика Барни.
- А знаете, - сказал мне Кеннет, - в этом отношении они сработали очень грамотно.
- Грамотно? - переспросил я.
Похоже, он намекал на то, что история про Барни сознательно и преднамеренно распространялась в СМИ таким образом, чтобы все нарушения прав человека, имевшие место в послевоенном Ираке, можно было свести к одной-единственной шутке.
Я озвучил ему эту мысль, но Кеннет просто пожал плечами. Он не знал, что именно происходит. И в этом-то, добавил он, вся суть проблемы.
Зато я доподлинно знал вот что: сержант Марк Хадселл - тот самый ПСИОПер, который подошел к журналисту Адаму Пьоре и спросил его, не хочет ли тот "поржать за депо", - получил за свою болтливость легкое дисциплинарное взыскание. Вот и возникает вопрос: уж не прав ли Кеннет? Уж не использовался ли динозаврик Барни для пыток иракцев лишь потому, что из этого получалась веселая история, над которой могла посмеяться тыловая общественность?
В здании полицейского участка на одном из лос-анджелесских холмов имеется склад, набитый баллончиками с перцовым спреем, электрошокерами и "зловонками": крошечными капсулами с порошкообразными "экскрементами в смеси с тканями мертвых млекопитающих, серы и чеснока", которые "прекрасно работают для разгона толпы" и от которых "потянет блевать и червяка". Моего гида звали коммандер Сид Хил из ПУЛА (Полицейского управления Лос-Анджелеса). Сид является вторым по значимости пропагандистом Америки в деле применения нелетальных технологий - после полковника Джона Александера с его Первым Земным батальоном.
Коммандер Хил и полковник Александер - "мой ментор", как его зовет Сид - частенько встречаются в доме Сида, где друг на друге проверяют новые электронные "мухобойки". Если тестируемое устройство приводит в изумление обоих экспертов, Сид внедряет его в арсенал правоохранительных органов Лос-Анджелеса. А затем - подобно тому, как это случилось с новомодным ДЭШО "Тэйзером" - такое ОНД иногда получает распространение во всем полицейском корпусе США. Когда-нибудь, наверное, найдется такой человек, который подсчитает, скольких людей полиция не застрелила до смерти благодаря коммандеру Хилу и полковнику Александеру.
Сид Хил посвятил свою жизнь поиску новых нелетальных технологий, поэтому я решил было, что он все-все знает про пытки с участием Барни, но когда я рассказал ему про мигающий фонарик, повторяющуюся музыку и карго-контейнер, он состроил озадаченную гримасу.
- Я не понимаю, зачем они это делают, - сказал я.
- Я тоже, - сказал он.
Молчание.
- А как вы считаете, они сами-то знают, зачем это делают? - затем спросил я.
- Да уж конечно, - ответил Сид. - Не думаю, чтобы кто-то решился потратить массу усилий на создание такой изощренной системы, если бы заранее не предполагал какую-то конечную цель. Мы друг на друге не экспериментируем. Не та у нас культура.
Сид помолчал. Он задумался насчет Барни и его песенок в сопровождении мигающего света… и тут на его лице мелькнуло ошеломление.
- А что, если… - Он сделал паузу. - Да нет, вряд ли…
- Чего? - спросил я.
- Это мог быть Букка-эффект, - сообщил он.
- "Букка-эффект"? - переспросил я.
И Сид рассказал мне о том, как впервые услышал про Букка-эффект. Дело было в Сомали, в ходе неудавшейся операции по применению липкой пены полковника Александера с (частично) катастрофическими последствиями. Тем вечером ОНД-эксперты, которые доставили эту пену в Могадишо, пребывали - и их легко понять - в меланхолическом настроении. Зашел разговор про "святой Грааль" этих экзотических технологий. И вот тут-то лейтенант Роберт Айрленд упомянул про Букка-эффект.
По словам Сида, все началось в 50-х годах, когда вертолеты стали вдруг один за другим валиться с неба. Падают и падают - без какой-либо видимой причины. Выжившие пилоты ничего объяснить не могли. Они, видите ли, летели как обычно, а потом на них неожиданно наваливались тошнота, головокружение, слабость… они теряли управление, и вертолет падал.
Тогда для решения этой загадки пригласили врача по фамилии Букка.
- И вот что обнаружил доктор Букка, - сказал мне Сид. - Оказывается, вращающиеся вертолетные лопасти создавали стробирующий эффект, и когда частота прерывания солнечного света совпадала с частотой мозговых волн, церебральная активность нарушалась, и мозг пилота терял способность посылать нужную информацию в организм.
В результате открытия доктора Букки был внедрен новый регламент полетной техники безопасности, в частности, обязательное ношение темных очков, шлема с противосолнечным забралом и так далее.
- Уж поверьте мне, - сказал Сид Хил, - есть куда более простые способы добиться депривации сна. Песенки Барни? Мигающий фонарик? Да, гипнодепривация может играть здесь какую-то роль, но, я думаю, речь идет о каком-то более глубоком и неявном эффекте. Например, задействован эффект Букки. Скажем, они нацелились на мозжечковую миндалину.
Представьте себе, - продолжал он, - что вы идете по темному коридору, и тут на вас выскакивает некий человек. Вы взвизгиваете, сигаете назад - и вдруг до вас доходит, что наткнулись вы на собственную жену… Так вот, - сказал далее Сид, - это вовсе не два отдельных куска информации. Информация-то одна и та же, но только она обрабатывалась в двух разных зонах мозга. Та зона, где вырабатывается умозаключение, требует порядка трех секунд. Однако рефлекторная зона - мозжечковая миндалина - срабатывает за долю секунду.
Поиск путей ухватиться за этот "мозжечковый" миг, это мгновение невыносимого и обезоруживающего потрясения - мало того, поиск способа, как продлить, растянуть его, насколько этого требует оперативная необходимость, - вот в чем может состоять цель применения эффекта Букки.
- Это была бы вершина всей нелетальной технологии, - сказал Сид.
- Получается, - предположил я, - что светомузыкально-стробирующая пытка имени динозаврика Барни, имевшая место в карго-контейнере на задворках ж/д станции Аль-Каим, в действительности может являться верхом нелетальности?
- Я не слышал, чтобы кто-то добился столь замечательных успехов, - ответил Сид. - Проблема в том, что граница между эффективным воздействием и полным разрушением психики настолько тонка, что…
И тут он умолк, потому что, как мне представляется, он понял, что если завершит свое высказывание, его мысли пойдут в нежелательном направлении, а именно - в сторону какого-то места на территории Ирака, где (в отличие от него) солдатам было плевать на вышеупомянутую границу.
- Но не исключено, что это им удалось, - сказал я.
- Не исключено, - с легкой завистью подтвердил Сид. - Н-да… Но любое ОНД, которое работает на допросах, не будет привлекательным для нас, потому что полученные улики запрещено использовать в суде.
- Однако в контейнерах Аль-Кайма таких ограничений не имелось, - заметил я.
- Нет, не имелось, - кивнул он.
- Хм, - сказал я.
- Вы понимаете, на что вы здесь натолкнулись? - спросил Сид.
- На что?
- На темную сторону.
Оставив Сида, я вернулся в Англию, где обнаружил, что мне прислали семь фотоснимков. Их сделал фотокорреспондент "Ньюсуика" Патрик Андрадэ в мае 2003-го. Все снимки шли под общим заголовком: "Беглеца возвращают в лагерь военнопленных в Аль-Каиме". Никаких следов громкоговорителей или динамиков, хотя на фотографиях действительно можно видеть внутренность одного из контейнеров на задворках заброшенной ж/д станции.
Итак, на первом снимке два американских солдата богатырского сложения пропихивают пленника сквозь лабиринт гофрированных стен и колючей проволоки. Я бы не сказал, что им было трудно его пропихивать. Потому что он тощий как грабли. Лицо спрятано под намотанной ветошью. Один из солдат держит пистолет приставленным к его затылку. Палец на спусковом крючке.
На всех других фотографиях пленник показан внутри карго-контейнера. Он бос, его щиколотки перехвачены пластиковой удавкой; сам он скорчился возле серебристой гофрированной стенки. Металлический пол засыпан коричневой пылью. Видны какие-то лужи. В самой глубине контейнера, полускрытый тенями, различается силуэт другого задержанного, который сидит на полу. Лица не разобрать - потому что ему на голову надет мешок.
Сейчас у первого иракца на глазах просто повязка, так что лицо видно хорошо. Оно изрыто морщинами, как у глубокого старика, хотя пробивающиеся усики намекают, что ему скорее где-то семнадцать. На нем рваная белая майка, покрытая желтыми и бурыми пятнами. На одной костлявой руке открытая рана; над раной кто-то черным фломастером написал номер.
Возможно, он совершил что-то ужасное. Я ничего не знаю о нем, кроме вот этих семи фрагментов из его жизни. Но я могу сказать вот что. На последнем снимке он кричит так страшно, что кажется, будто он заходится хохотом.
9. Темная сторона
"Мы друг на друге не экспериментируем, - говорил мне Сид Хил ранним апрелем 2004 года в Лос-Анджелесе. - Не та у нас культура".
Минула неделя-другая. И появились новые фотографии. На сей раз на них были иракские заключенные из тюрьмы Абу-Грейб, что находится в пригороде Багдада. Двадцатиоднолетняя американская резервистка по имени Линди Ингленд запечатлена в момент, когда она по полу тащит голого мужчину за накинутый на шею ремень. На другом снимке она ухмыляется с сигаретой во рту, показывая на гениталии обнаженных мужчин с пакетами на головах, которые выстроились шеренгой.
Рядовая Линди Ингленд, со своей озорной юной мордочкой и стрижкой а-ля Гаврош, была чуть ли не лидирующей фотомоделью, позируя на многих снимках. Именно она стоит, улыбаясь, возле пирамиды из голых заключенных. Возможно, именно ее нижнее белье было надето на голову одного из иракцев в тот момент, когда он извивался, будучи привязанным к какой-то металлической кровати.
Возникало впечатление, что небольшая группа охранников военной тюрьмы, сплоченная вокруг затейницы Линди Ингленд, использовала Абу-Грейб для воплощения личных сексуальных фантазий и что к скандальной расплате их привело не что иное, как желание обзавестись памятными фотографиями.
Министр обороны Дональд Рамсфелд лично посетил тюрьму. Собравшимся военнослужащим он сказал, что события, запечатленные на этих снимках, являлись делом рук "тех немногочисленных ренегатов, которые предали наши ценности и очернили репутацию нашей страны. Для меня это тяжелый удар. С теми, кто совершил эти преступления, мы разберемся, и американский народ будет этим гордиться, и иракский народ будет гордиться".
На тюремных воротах армия вывесила транспарант, где было написано: "Америка - друг всего иракского народа".
Линди Ингленд подверглась аресту. К этому моменту она уже находилась в США, была на шестом месяце беременности и выполняла канцелярскую работу в Форт-Брэгге. Выяснилось, что родом она из нищего поселка, расположенного где-то в захолустье Западной Виргинии, и что некоторое время жила в трейлере. В глазах ряда комментаторов это было полным и исчерпывающим объяснением.
"В ИРАК ПРИХОДИТ ИЗБАВЛЕНИЕ", гласил один из заголовков.
В американском фильме " Избавление "(1972) перекормленного страхового агента (Нед Битти) заставляют раздеться, после чего его насилует один из местных деревенских бандитов, заставляя при этом визжать по-поросячьи. Возможно, настало время пересмотреть наши взгляды и признать, что эти персонажи отнюдь не были преувеличением. Мисс Ингленд определенно вышла из деревенской глуши.
Трудно вообразить себе более отвратительные фотоснимки, но вдвойне омерзительными они были в глазах народа Ирака, в котором, между прочим, усиленно насаждались взгляды Саддама, что Америка-де в своем сердце является до предела империалистической и развращенной. И вот они увидели, что молодые мусульманские мужчины - вернее, заключенные - подвергаются унижению со стороны гротескного американского сексуального декаданса. Меня поразило столь несчастливое совпадение, что Линди Ингленд и ее веселые друзья умудрились создать серию "живых картинок", которые стали воплощением всего самого гнусного и отталкивающего, что только мог вообразить себе народ Ирака: тот самый народ, чьи умы и сердца были самыми желанными призами для коалиционных сил - так же как и для исламских фундаменталистов.
Но потом из уст адвокатов Линди Ингленд начали раздаваться заявления, что ее защита строилась на том факте, что она попросту выполняла приказы сверху, "размягчая" заключенных перед допросами. Мало того, приказы эти она получала именно от офицеров РУМО, то есть той самой армейской разведки, которой некогда командовал генерал-майор Альберт Стабблбайн-третий.
Печальные приходят мысли, когда задумаешься, чем, оказывается, обернулись шишки на носу, гнутое столовое серебро и прочие добрые намерения генерала Стабблбайна. Уж его-то солдаты никогда не совершили бы таких ужасных деяний. Нет, они бы проводили дух захватывающие парапсихологические эксперименты в сочетании с удивительными актами сострадания и филантропии.
Я ему позвонил.
- Какая первая мысль пришла вам в голову, когда вы увидели эти снимки? - спросил я генерала Стабблбайна.
- Первым делом, - ответил он, - я подумал: "Ну ни хрена себе!".
- А какой была ваша вторая мысль?
- "Слава Богу, не моя задница торчит из этой пирамиды".
- Так, а третья мысль?
- Моей третьей мыслью, - ответил генерал, - было вот что: "Нет, это вам не казарменный юмор в учебке для новобранцев. Тут чувствуется рука профессионала". Я так и сказал своей жене Риме: "Вот увидишь, это все с подачи контрразведки". Вот именно. Кто-то высоко-высоко в разведкругах все это разработал, спланировал, продавил сквозь руководство, возглавил, обучил кадры… Даже не сомневайтесь. И кем бы ни был этот человек, сейчас нам его не показывают.
- Контрразведка? - переспросил я. - Армейская? Ваши старые коллеги?
- Вероятность такая имеется, - ответил он. - Но я лично сомневаюсь.
- А кто же тогда?
- "Контора", - сказал он.
- Та "контора"?
- Та, та, - подтвердил он.
- Совместно с ПСИОПерами? - спросил я.
- Да говорю вам, я уверен, что это они руку приложили, - сказал генерал. - Точно вам говорю. Не сомневайтесь.
Молчание.
- Знаете, - вздохнул Стабблбайн, - если б они только придерживались идей Джима Чаннона, то ничего из этого дерьма бы не появилось.
- Под идеями Джима Чаннона вы понимаете громкую музыку? - спросил я.
- Ну-у… да.
- Стало быть, мысль обрабатывать пленных громкой музыкой, - продолжал я, - совершенно определенно восходит к Первому Земному батальону?
- Определенно, - подтвердил генерал. - И вопроса нет. Так же как и частоты.
- "Частоты"? - насторожился я.
- Ну да, частоты.
- И что делают эти… частоты?
- Они как бы выводят людей из равновесия, - ответил он. - С помощью частот можно проделывать самые разные штуки. Господи, да можно взять одну такую частоту и вызвать у любого парня понос. Или рвоту. Я вообще не понимаю, зачем устроили весь этот сыр-бор, что на фотографиях. Надо было просто хорошенько шарахнуть по ним частотами!
Молчание.
- Хотя… если призадуматься… - продолжил он с некоторым унынием, - я не уверен, что на этот счет сказала бы Женевская конвенция.
- Насчет громкой музыки и частот?
- Наверное, над этим просто никто не думал, - сказал генерал. - Наверное, с точки зрения Женевской конвенции мы имеем дело с неизведанным океаном…
12 мая 2004 года Линди Ингленд дала интервью денверскому тележурналисту по имени Брайан Маз.
БРАЙАН МАЗ: А в вашей тюрьме, с теми иракскими заключенными… случались ли вещи похуже, чем мы видели на снимках?
ЛИНДИ ИНГЛЕНД: Да.
БРАЙАН МАЗ: Можете об этом рассказать?
ЛИНДИ ИНГЛЕНД: Нет.
БРАЙАН МАЗ: О чем вы думали, когда делали те снимки?
ЛИНДИ ИНГЛЕНД: Ну, думала, что странно это все… Я же и не собиралась сниматься-то…
БРАЙАН МАЗ: А вот есть фото, на котором вы держите иракского заключенного на шлейке. Как так вышло?
ЛИНДИ ИНГЛЕНД: Мне приказали "встать вон там, взять в руку вот этот поводок и смотреть на вон ту камеру". И щелкнули фотку для ПСИОПовцев, а больше я ничего не знаю… И еще мне приказали встать, поднять большой палец и улыбаться за той кучей голых иракцев [на фотоснимке с "живой пирамидой"].
БРАЙАН МАЗ: Кто вам это приказал?
ЛИНДИ ИНГЛЕНД: Ну а кто приказывает в армии… Командиры… По каким-то там причинам ПСИОПу это было надо, а мы просто делали свою работу… И это значит, что мы просто выполняли, что нам прикажут, а результаты оказались хорошие. Они потом опять приходили, смотрели на снимки и говорили: "А! О! Хорошая тактика, молодцы, так держать. Она работает. Работает. Продолжайте в том же духе, это то, что надо".
Получается, Линди Ингленд утверждала, что фотоснимки были не чем иным, как изощренной пьесой ПСИОП-театра. Она сказала, что ПСИОПеры, приказавшие ей "продолжать в том же духе", не имели именных нашивок на униформе. У меня начало закрадываться подозрение, что все эти сценарии в действительности были тщательно просчитаны ПСИОП-специалистом по культуре с той целью, чтобы представить картину, которая способна вызвать омерзение у большинства молодых иракских мужчин. Что, если важны были не сами запечатленные события, а их фотоснимки? Что, если эти снимки предназначались для показа только отдельным иракским заключенным, чтобы испугать их и убедить сотрудничать, - а вовсе не для того, чтобы испугать ими весь мир?
Прослушав интервью с Линди Ингленд, я покопался в своих блокнотах, касавшихся моей экскурсии к военным психологам. Итак, ПСИОПеры разрешили мне побывать в их форт-брэгговской штаб-квартире и посмотреть там коллекцию компакт-дисков в октябре 2003-го, то есть в тот самый месяц, когда были сделаны снимки в Абу-Грейб. Я пролистал страницы насчет "неудовлетворенных потребностей" и "желательного поведения" и наконец отыскал беседу с дружелюбным экспертом в гражданском костюме, "старшим аналитиком-культурологом" по имени Дейв, который специализируется на Ближнем Востоке.