- Вы про TR-3B?
- Наш самолёт-невидимка? Нет, репортаж про чёртовы гигантские треугольники, которые появлялись столько лет из-за прежней цензуры на TR-3B. Теперь штука подпитывается сама собой.
- LoFlyte и ASTRA тоже та ещё лажа, - сказал парень голосом, лишённым выразительности. Казалось, его мучила свирепая апатия.
- Объяснитесь, доктор Вольф.
- С чувственным удовольствием. Мы обнаружили корреляцию - уменьшение визуализаций летающих сегментов находится в обратной пропорции с ростом интернета. Видите ли, то, что повсеместно давит цензура, свободно распространяется в сети - и служит водостоком. Сама по себе сеть безопасна - с целью компрессии там намешана и мудрость, и мусор. И тенденция благоприятна нам, поскольку комбинация тотальной цензуры в других медиа и экспоненциальная петля обратной связи в вопросах феномена НЛО скоро повлекли бы к подлинному бедствию в космическом пространстве.
- Небо завшивело бы блюдцами, - сказал Адмирал.
- Так в чём проблема?
- После стольких лет гордого трёпа хакеры, наконец, делают вирусы, действительно угрожающие сети, как мы видели по распространению таких багов, как Love, Kournikova и Valis. С помощью вот этого молчаливого фанатика невообразимого насилия мы можем разработать случайный план, чтобы обеспечить безопасность интернету. Этот пацан - известный хакер Цифровой Геморрой, по общему мнению, величайший из ныне живущих.
Что-то появилось в выражении лица юноши.
- Правильно, мальчик мой, - улыбнулся доктор Вольф, - мы Выбрали тебя из хора за содержимое твоего переносного ада. - Он указал на голову парня. - Вынужден грубо напомнить, что выбора у тебя нет. Ты видишь, мы в плачевном состоянии. И из мрачных глубин нетривиального опыта могу тебя уверить, мы люди слова. В отличие от твоей шайки, богоподобной в отказе принять ответственность за свои действия.
Адмирал наклонился к лицу парня.
- Мёртвая правда - это главное достоинство психушки, клавиатурный мальчик.
Потом Цифровой Геморрой всегда думал, что один или все участники сознательно отрежиссировали эту сцену как часть некой загадочной игры власти. Он был достаточно молод для мысли, что такие классически таинственные фигуры, служащие параллельного правительства, чьи карьерные кривые рисуются невидимыми чернилами, предприняли бы собственное исследование. Но в тот момент, когда он сказал им, доктор Вольф так резко встряхнул его, что едва не повредил.
- Перезагрузочный вирус?
- Ну да, надо перезагружаться каждые двадцать четыре часа, или он обрушится на сеть. Каждый настоящий хакер ставит его себе на случай ареста..
- И тебе надо быть на свободе, чтобы перезагрузиться сегодня с утра?
- Он блефует, - сказал Адмирал.
- Ага, - добавил Киммит. - Если пацан считает себя опасным, как правило, это означает, что он начитался стихов.
Лакей в униформе вошёл и шепнул что-то на ухо Адмиралу, и все поехали наверх в стеклянном лифте. Доктор Вольф завопил, когда над ними появилось небо, забитое, как пазл. Миллионы подобных булкам форм накладывались друг на друга, набитый информацией зигзаг сходился с горизонтом. Киммит начал ухать, как сова, когда углы схлестнулись, и клацанье отражалось от стен, пока вырастало замкнутое пространство.
- Я только сейчас понял, что надо было делать, - вздохнул доктор. - Распространить теорию по всей сети. И всё.
Осталась только одна дыра, крошечный белый треугольник в небе. Последний кусок встал на место, опрокинув мир во тьму.
Обречённый на Тусовку: Кто Виноват, Что Делать
Представьте любое социальное событие. Соглашения ходят кругами, как хищники. Каждое приглашение в бар - растворитель. В одной комнате может быть двадцать или даже больше ушей, но их не стоит ни упоминать, ни использовать для слушания. Похороны динамита и веяние пепла не одобряются, но, как и многие другие правила, эти никогда не произносятся вслух. Однако столь многие правила остаются невысказанными, что нам приходится возводить собственный протокол на основании многих лет проб и ошибок. Ниже приведены обрывки пространства точного знания, которое я сумел выразить. По всему тексту, ссылаясь на Гордона Брауна, я использовал мужские местоимения исключительно для удобства.
1. Приезжать на крошечной машине, лопающейся от злости.
2. Уступать несуществующим шантажистам и оставлять трепетный автограф на лице перепуганного ребёнка.
3. Шептать "Одолжите мне автоматический прикол" и демонстрировать зубы как зубные скобки.
4. Проявить цветную плёнку над своим носом, убрать плафон и обернуть её вокруг лампочки, погружая комнату в красно-коричневое очарование.
5. Начинать фанатично молиться.
6. Привязывать свою губу к оконной раме.
7. Ходить сквозь стены их снисходительности, продолжаясь по ту сторону.
8. Вежливо называть жилище хозяина "эта ваша смертельная ловушка".
9. Сказать, что папоротник - ваша чудесная мать. Повторить.
10. Быстро жонглировать своими добродетелями, дабы произвести впечатление, что их больше; или медленно, чтобы лучше скрыть своё измождённое, пустое лицо.
11. Оскорблять человека без соответствующих сведений; оскорбления станут клубком зигзагообразных догадок. Вязнуть в задыхающейся скороговорке пошлостей.
12. Обращаться к своим ноздрям как к "замочным скважинам болезней".
13. Указывать на чужую жену со словами: "Я дам за неё вдвое больше уплаченной цены".
14. Демонстрировать явное нежелание прекратить целоваться с собакой.
15. Затыкать неловкую паузу в разговоре одной или несколькими из следующих фраз: (а) Я же приказывал, чтобы меня не тревожили, (б) Жгучий секс - могучий секс, (в) Гарантирую воду у меня в голове, (г) А вы что стали бы делать с парой ворованных шкатулок? (д) Попытавшись утопиться, я дрожал на бледной заре, (е) Души не спасают вашу породу бекона, (ё) Ритм сосания, (ж) А ты, я гляжу, аномально кроткий, (з) В кружке червяк, (и) Дама так дерзко выставляет свои бока, (й) Чур, докторов не звать, (к) Темница какая-то неровная, правда? (л) Моё лицо на вкус как ячмень, (м) Сдохни, (н) Алгоритмическая обезьяна, (о) Два часа проспорили, не узнали ничего нового.
16. Не разворачиваться, пока другие могут двигаться.
17. Стоять на страже до последней капли крови, но из комнаты никого не выгонять, пока не начнут гадить.
18. Насаждать хихиканье над инструментальным столиком, наслаждаясь неопознанным грызуном. Твоё лицо запятнано подсветкой, генетика сияет. Ты соскребаешь слизь с раны мотылька. Ты безнадёжен для мира, где социальное накопление больше, чем диверсия. Тлеет рассвет.
Возмущённый
Все говорят, у меня вырастет опухоль размером с аэростат заграждения, если я не успокоюсь. Такая моментально разорвёт человека моей комплекции. Прости и забудь, говорят они, и либо тупо смотрят, либо злятся, когда я спрашиваю, как, по их мнению, другие люди прижимают нижнюю челюсть к верхней, даже не задумываясь. Они используют лоб исключительно для того, чтобы спрятать мозг, а не как экран, на который можно выводить горькие умозаключения через сеть бьющихся вен. Неохотно я признал, что надо что-то делать.
Я решил сохранить своё негодование во внешнем накопителе. Поразил себя иглой на двенадцать и вычесал пучок нервов, который протянулся через комнату в богатый холином питательный чан - там их окончания плавали, как корни ряски. Из рук вон трепанируя себя, я думал - получится вытащить целых девять ярдов, и там они будут как дома. Обуздать ненависть и ярость в сомнение и голод - шаг вперед к ничтожествам.
Каждый вечер я прокладывал шнуры нервов и отправлялся спать, просыпаясь свежим и готовым к противостоянию с очередным адом манипуляций. Я действительно стал спокойнее и начал тренироваться подставлять другую впалую щёку.
На третье утро я обнаружил, что кабель нервов отцепился и стелется по полу - другой конец всё ещё погружён в бак. Я стал прицеплять бак на ночь прямо к ране, которую с этой целью держал открытой, и такой вариант оказался даже лучше, чем прежний. Сны о правосудии откачивались в питательный раствор, их освобождение отмечалось ростом горького шара паутины размером с яйцо. Скоро оно вытянулось до формы окаймлённого бахромой спинного мозга, вокруг колыхались бледные вены, прицепившиеся к грязным стенам чана. Наблюдать эти ежедневные мутации оказалось даже интереснее, чем унылую рыбку, которую я там запер.
Аквариум замутнялся, а моё настроение очищалось. Он наполнялся, я опустошался. На самом деле я стал уютно бессодержательным. Думаю, друзья заметили перемену. Суки очень порадовалась, а я был безмятежен, как Мёртвое море.
Суки сидела на кухне на столе и читала вслух новости. Что-то там случилось, оно случалось и раньше, и произойдёт ещё не раз, но газета описывала потрясение, не связанное, в общем-то, с поводом. Это пресса, ей надо зарабатывать деньги, у них всегда есть надувная мораль на крайний случай, и я не чувствовал ни малейшего омерзения или обиды.
- Ты что, болен, маньяк? Я говорю, тут очередной чувак слетел с нарезки, а они пишут то же самое, что в прошлый раз, делают стремительные движения ртом. Ты как считаешь, гений? Куда там сегодня задевались твои мнения?
Я достал молоко из холодильника.
- О, я уверен, у них свои причины всё обгадить, дорогая. Чего тут напрягаться.
- А как тебе вот эта газетёнка, пентюх, - совершенно непоследовательные позиции в один день, от страницы к странице. Да что с тобой такое?
- Да, ужасные дела творятся.
- Слушай, придурок, твоя реакция связана с твоим этим, нейронным экспериментом?
- А ты умна - умнее, чем я.
В спальне биомасса карабкалась по стене, как плесень, варикозные каналы достигли потолка.
На работе мой беззаботный образ жизни принёс озлобленные плоды. Недоуменные взгляды тех, кто раньше говорил мне воспрянуть духом под стробом мигрени и притвориться, что я доброволен и весел. Дома я вошёл в комнату и обнаружил, что коралловые рифы плоти покрывают стены, а розовая паутина растянулась резиной по потолку, и из центра свисает пуповинный канделябр. Цитоплазмические выступы пульсировали и потели. Как раз когда я смотрел, дендриты расползались, как иней на ветровом стекле. Суки была в шоке.
- Ты что, ошизел? Псих? Думаешь, нормально, что такое количество плоти висит на потолке? Как транспаранты. Это, по идее, должно внушать любовь? А это что - кодеин?
Я выхватил у неё таблетки.
- От нервов.
- Ты ещё шутишь на эту тему? Как будто остальные развешивают паутину ганглиев над плафоном? Посмотри на этот мешок-пузырь в углу, он пульсирует, как ублюдок.
- Я самовыражаюсь, солнышко, а не держу всё в себе - мне даже больше не нужен синаптический кабель, эта штуковина и так знает, что я думаю. Тебе стоило бы порадоваться за мой успех.
- Успех? - Она в сердцах пнула протуберанец. - Это кровь? Господи, как отвратительно, с меня довольно. - И она ушла, хлопнув дверью.
Я оказался настолько пассивен, что достал первую попавшуюся книгу и открыл на словах: "Когда один человек нападает на другого, жизнь приказывает пойти на компромисс, пока создаётся нетленный побочный продукт. Это ни признаётся, ни отвергается - это ядерная начинка законного бунта". По плотской решётке пробежала дрожь, когда я обдумывал эту мысль. Какого чёрта книга предлагает совет, имеющий практическую ценность?
На следующий день меня уволили за то, что я назвал начальника "Хозяином". ("Тебе тут скучно?"/"Да, Хозяин"). Когда он сказал, что я уволен, я хохотнул из учтивости, решив, что это такая бородатая шутка. У меня был полон рот кофе, и он обрушился на распределительный щит, оставив без света всё здание. Сам я не напрягся, но когда вернулся домой, вся квартира представляла собой душные мясные джунгли, мебель свисала с качающейся корочки. Когда я вырубал топором проход, я думал позитивно - у всего есть положительный аспект, надеюсь, что это не он.
Исследование вещества показало, что оно растёт экспоненциально. Наверняка для него найдётся денежная ниша. Я вынес несколько пластов на улицу. С маркетинговым изяществом гиббона я поставил плакат со словами: "Дешёвые Прорастающие Внутренности", и думал, что детишки будут раскупать их, как Слизь, которую я так любил есть в их возрасте. Но вместо успеха мне пригрозил арестом какой-то дебил, решивший, что его шляпа в чьих-нибудь глазах сможет добавить ему роста. Очевидно, нужна лицензия, чтобы продавать здесь недифференцируемое сплетение, и никаких намёков, как решить вопрос.
- У тебя не будет никаких проблем с ростом, если ты сунешь эту прелесть под шляпу, говорю тебе.
Но он объяснил, что хотя незнание законов не освобождает от ответственности, уход от насилия тоже осуждается - похоже, я вынужден помочь ему, притворившись, что это честная битва.
- Представь, что окажется возможным выследить и запомнить сотни кусков закона, попадающих в список каждую неделю, - заметил я спокойно. Но пласты мышц в моей тележке растеклись и слились воедино, как кипящий жир, образовав подобие моего собственного лица, скрученного яростью. Эта испещрённая жилами голова начала раздуваться всё больше и больше, и выкрикивать классические пассажи про выжженную землю на коппера и мир в целом. Штаны Билла наполнились тем, что он использовал вместо мозгов, и когда он с воплями убежал, балаболящее вещество прыгнуло на землю и дёрнуло прочь, шлёпая к водостоку, как выброшенный на берег скат. Разжижившись, оно проскользнуло сквозь решётку и исчезло. Перебор для свободного рынка.
Приближаясь к дому, я увидел, что здание треснуло спереди и дендритовая слизь течёт наружу, как лава. Машина всплыла и медленно опрокинулась, окна разбились. Крышка люка треснула, и окаймлённое жиром нервное вещество вытолкнулось из-под него, как убежавшее тесто. Оно пришло в ярость и образовало гигантский рот, вопящий про неизбежное присутствие пасты в каждой божьей лондонской еде.
Насколько сложнее жизнь, чем пытался доказать нам дантовский "Ад".
Вдумчиво побродил по городу, земля грохотала вокруг меня. У меня здесь проблема отношения - нельзя было держать негатив в себе, и выпускать тоже не следовало. Что требует отказаться от моего существования на правах чувствующей сущности. В конце концов, я молодой мужчина, белый, англичанин - умение должно быть у меня в крови. Мы довели мир до отказа, и вот я разрушаю дома этим знанием.
Улица лезла вверх, изгибаясь. Невероятная злоба проламывала поверхность как спину кита. Я спешил, пытаясь не думать ничего плохого про это кровавое голубино-серое десятилетие. Проходя мимо налоговой инспекции, подумал про миллионы, потраченные на исследование уже известных вещей. Проходя мимо наркоклиники, подумал про законодателей, ликующе привыкших к кокаину. У церкви думал про геноцидальное избиение, освящённое апокалипсическими писаниями. Вот суд, где уничтожают фактическую реальность. И я ничего не чувствовал.
Но здания разрывались под напором цветущей гнойной массы. Теленовости в окне магазина показывали неясный ущерб, а нервы возмущения крест-накрест ползли по городу, как телефонные провода. Комментатор в новостях выразил искреннее недоумение. Понимаю его чувства. Когда я шёл прочь, магазин взорвался в потоке церебральной слизи. Есть разница между выбросом дряни из своей системы и выбросом самой системы. Разница в признании собственности и стремлении к дерзости.
Я начал прикалываться, что могу дать себе выход современным способом.
Формальная жалоба. Я шёл к Парламенту, потом побежал - ярость неслась по улице позади меня, опрокидывая мостовую, как домино.
Ангельская Пыль
Кассета с записью ангела проникла всё-таки в порномагазин, и на неё нарастили обильную плоть. Три белых простака, усталые и сбитые с толку, исчезли в шумящей редакции, которая завивалась вверх, как противопожарный занавес. Автор дневника стоял в роящемся аду психостатики, его края разъело хаотичной токсичностью.
- …право исчезнуть, - говорил он. - Мораль - идеальная машина времени.
В своём доме без окон Капер Тел в замешательстве обнаружил, что его редкая радость прервана дьявольским арлекином, носящимся в эдаком кислотном инферно. Он взорвался, как цепеллин, когда призрак повернул что-то в своих выдутых из стекла руках.
- Тот, кто знает, не говорит; тот, кто говорит, не знает, - пробурчал он. - Поэтому мудрость по-прежнему из рук в руки не передаётся.
В руках у него был "Колокол Свободы", эсхатологическая винтовка, снаряженная, чтобы избежать вознесения - душа жертвы должна совершенно и бесполезно рассеяться. Призрак преломил её и вновь воздвиг, вставив куски собственной клейкой ткани в разрыв, где они сдавились и сжались, как крошечные кулачки.
- Земля, где разум на целые поколения прячется, как рецессивный ген. Посмотри: вызванная законом пещерная жажда устава, карта возможностей, запятнанная родительским долгом, предположение, что тот, кто видит ясно, будет счастлив, осколочный сон плоских жертв. Гигантские машины, не знающие ничего кроме улья. Хорошие люди становятся скелетами. Мишурная тирания унижает героизм. Всё обоснованно и бренно. Безразличие и опыт сожительствуют, и оба гибнут.
Когда он поднял прахобой, лучинки на плечах раскрылись, скатившись по желобкам на крылья, словно плавленый сыр.
- Боже. Мясной мозг в шёлковой мантии. Позволь окинуть взглядом книги, и суждение последует за завистью. Человек преувеличивает это, хотя его глаза обращены на чёрную воду. То, что видел я, превратило бы их в слезоточивый газ. - Он уставился в прицел. - Прах - социален; кости - помеха. Обнажение оружия - чайная церемония Америки. - Он переключил винтовку наоборот и выстрелил в собственное лицо. В сердце хаотичного взрыва ангел провис, как штормовой фонарь. Образ погиб и плёнка, оцепенело осознал Капер, кончилась.
Капер стал одержим этой горькой контрабандой, покупал всё больше порнографии в том магазине и ускоренно просматривал до конца. Несколько анонсов, но никаких ядовитых небесных притч. Призрак должен быть на сотнях, тысячах прежних плёнок. Находили ли их здесь другие? Может, поэтому эти нарочито бесцеремонные бизнесмены возвращались туда снова и снова?
Несколько недель спустя зубья пилы уничтожения поднялись вверх снова, и появился наездник на шторме нервов, его анатомия - сплошь сочленённый пюпитр и свисающие внутренности. Клейкая голова и кристально чистые вечные глаза. Задний фон мчался, как пламя растворителя.
- …эти годы касаются плеча цивилизации. Что испортило Мне настроение, так это правда, её отдельная территория. Голова незнакомца - провинция хаоса, но суматоха триллионов, благочестивый водосброс истерии благословили меня на нанесение увечий. Математика соединяет внутренности головной боли, отвергнутые боги дают пищу сплетням, улыбки растрачиваются на рекламу, мрак бьющих в голень дипломатов, тусклый шпионаж и абстрактная ответственность.
Ангел калибровал этиграфическую решётку на плавниковой пушке. Эта разновидность смертельной метлы превращала цель в чистую информацию, выстраивала её в схему и принимала решение о ней так быстро, как только возможно. Капер не увидел бы её за работой. Эта камбала плотского пляжа казалась набором заявлений бесконечной независимости.