- Блядь, а то я не знаю! Но он больше жить не будет. Ты не представляешь, что это такое - стоять в загоне, смотреть на всю эту хуйню, зная, что придет и твоя очередь. Что такое обсираться со страху, сломаться еще до того, как он положит на тебя руку. Помяни мое слово, любой из нас сдохнет, только бы добраться до этого мудилы.
- Вас тут вполне достаточно…
- Ё-мое, Крипе слишком осторожен. Он не дает нам ни малейшей возможности.
Гернзеец перестал нарезать круги.
- И поэтому мы притащили тебя сюда.
- Хотите, чтобы я его пришил?
- Нет, мы хотим, чтобы ты сделал так, что его сможем пришить мы. Приведи его ночью в убойный цех. Оставь одного. Просто приготовь его для нас тепленьким, вот и всё.
- Это то же самое.
- Этот мерзкий мужик - подлый убийца. Видел, что происходит из-за него? Это так и надо? Ну-ка, чувак, скажи-ка мне, это, по-твоему, так и надо?
- Нет, конечно. Но я не могу это сделать.
- Крипе от тебя не отвяжется, ты знаешь. Тебе кажется, то, что было сегодня, отвратительно, а он будет водить тебя в это помещение снова и снова, пока ты, блядь, не поверишь в то, что он с тобой делает. Тебе сегодня понравилось? Хочешь так себя чувствовать каждый день? Это придет, пижончик. И рано или поздно, если у тебя останется хоть капля мозгов, ты пожелаешь ему смерти, как и любой из нас.
- Я не могу этого сделать.
Стивен покачал головой, перед глазами у него поплыло. Он снова был в убойном цехе под кровавыми фонтанами. Со всех сторон в него тыкали хуем, он падал, пока не утонул в бассейне коровьих кишок. Воздух был красным, было тяжело дышать. Глаза закатились, закрылись, он падал в красном дыме, и струи спермы в горячей воде ударялись в него, догоняли сзади слова Гернзейца:
- Поразмысли об этом, чувак. Однажды ты захочешь этого так же сильно, как мы… Если не сломаешься раньше.
Он очнулся у стока на границе территории мясоперерабатывающего комбината. Ночь еще не закончилась, одежда на нем была мокрой. Он побрел домой. Было не так уж плохо, потому что люди давно спали.
Свет на кухне был включен, и Зверюга сидела за столом, зажав в кулаке вилку, перед ней стояла пустая тарелка. Утреннее городское небо за окном выглядело болезненным - напоминало грязную простыню больного лихорадкой, измазанную потными выделениями ночных часов. - Где мой блядский ужин? Я всю ночь жду, скотина. Ты где был?
Она скверно выглядела. Складки жира под подбородком посерели, глаза слезились. Казалось, ей тяжело ровно сидеть за столом. Стивен слишком устал для разговоров. Невероятно устал. Он подхватил для нее тарелку и для себя, проковылял в ванную. В нем, мертвецки усталом, измученном, полном отвращения к самому себе, жила некая тусклая память о плане, который уже запущен и требует продолжения и подпитки.
Ванная комната в флюоресцентном свете раннего утра выглядела голой и грязной. Он посрал мягким бледным говном, выходившим длинными тонкими бесформенными полосками. Жопа запачкалась, но он не заморочился подтереться, просто притащился назад в кухню и сел перед Зверюгой. Поел, не глядя на нее, вздрагивая, когда глотал гниющую массу. Но было не так мерзко, как раньше, усталость и привычка одолели сопротивление желудка.
И Зверюга поела, но защитная реакция у нее не выработалась, после первой же вилки она сблевала. Но есть не перестала, и Стивена радовали хлюпающие, скрипучие и удушливые звуки, издаваемые ею, пока она извращалась над тарелкой.
- И еще ты мне, блядь, не приготовил завтрак.
Стивен доел, покинул Зверюгу в луже блевотины, сам протошнился в комнате и рухнул на кровать. Пес поползал по комнате, обнюхал его вещи в запекшейся крови, потом свернулся калачиком и отошел ко сну.
Глава восемнадцатая
Вторая половина дня, на работу идти поздно. Стивен открыл глаза и, лежа, попытался определить, как он себя чувствует. Он боялся пробуждения, думая, что оно принесет последние убийственные ветви времени, проведенного в убойном цехе, - неминуемое признание унижения. Он ждал, что встанет запятнанным виной в том, что отнимал жизнь. Но все было не так. Ему было легко, он избавился от нечистот, обычно обрекающих его на нерешительность и страх. Как тогда в автобусе, он от чего-то освободился. Ему было сказочно хорошо.
Выходя из квартиры, он прошел мимо Зверюги, до сих пор сидевшей, навалившись на кухонный стол. Она, похоже, не двигалась с самого рассвета. Стивен задохнулся, голова закружилась от прилива крови. Он осторожно к ней приблизился. Могло ли все произойти так быстро от всего лишь двух порций? Он медленно протянул руку пощупать пульс на жирной шее. При мысли о будущем его рука затряслась. Но только пальцы его дотронулись до ее кожи, как по ней пробежала судорога, она фыркнула, обернулась и мутно на него посмотрела, стараясь сфокусировать взгляд.
- Ты куда?
- На работу.
- Мразь ебаная. Как ты мог оставить мамочку здесь, вот так, на всю ночь? Как ты мог, когда мама всю жизнь желала тебе только добра?
- Ты нехорошо выглядишь.
- Ха! Не обманывай сам себя, Стивен. Маме все известно про еду.
Она остановилась, набрала полный рот соплей из носа и плюнула на пол.
- Я протяну дольше, чем ты. Куда пошел?
Стивен вышел из квартиры. Безумный ее вопль проник сквозь деревянную дверь, когда он закрывал ее за собой:
- Что, блядь, с моим завтраком?
Наверху, на пятом этаже бред еще не унялся. Квартира была сплошной помойкой, и Стивен обнаружил, что Люси пытается с помощью зеркальца заглянуть себе в пизду. Она была рада его видеть и почувствовала облегчение, когда он обнял ее.
Они сели рядышком на кушетке и стали играть, будто они друг в друга влюблены. Каждый знал, что это не по правде, но оба они нуждались в этом обмане.
- Хочешь, я буду жить у тебя?
- Скоро будешь.
Стивен отнес ее в спальню, потому что знал, что мужчины так себя ведут с женщинами. Он произнес заученные фразы, и они потрахались. Ранним вечером они строили планы по всяким мелочам - расстановка мебели, в какой цвет покрасить дом.
Потом опять трахались. Он накачивал ее спермой, пока бедра ее не стали липкими. Ребенок был частью счастья, которое ему показал телек, к тому времени, как он родится, Зверюга умрет, они будут все вместе в безопасности жить в его квартире. В его квартире. ЕГО квартире. Да, так и будет. Он сделает так, что это случится. Он заполнит свою квартиру Люси, ребенком и прилежно скопированным образом жизни.
Ночью он встал, поел сырого мяса из холодильника Люси, дабы быть уверенным в действенности своего говна.
Люси поцеловала его у двери, и на следующее утро он ушел. Он думал о слове "жена", вдыхал запах облицовки из сосновых и кедровых досок и кожаной обивки новехонького джипа, стоящего под солнцем. Замки щелкают, ворота открываются и закрываются вдоль лабиринта, открывается путь, который принадлежит ему, если только у него достанет сил.
Он покормил Пса и пошел искать Зверюгу. Она в полусознательном состоянии лежала на полу перед своей комнатой, вся в моче и блевотине.
- Вставай, мама. Пора завтракать.
Она не пошевельнулась, когда он ее пнул, поэтому, обхватив ее за лодыжку, он потащил ее по коридору на кухню. Платье задралось до бедер, потом еще выше, и Стивен увидел, как открылась перемазанная липкая пизда с седыми волосами. Деревянные щепки облепили и покарябали комья жира вокруг ее задницы. Зверюга немного пришла в себя.
- Отъебись от меня, засранец. Пошел на хуй.
Хлопья засохшей блевотины свисали у нее с подбородка. Она попыталась сесть, но Стивен продолжал ее волочить.
- Еще немного осталось, мама.
Он взгромоздил ее на стул и оставил так с хрипом возвращаться к жизни, а сам ушел в ванную.
Дерьмо напоминало по цвету миндальную кожуру и было почти жидким. Оно сильной струей брызнуло из жопы и запачкало большие пальцы, которыми он держал тарелки под задницей. Мясо Люси отлично работало.
- Приятного аппетита, мама.
К говну Стивен подал нарезанный белый хлеб.
- Кушай, пока не остыло.
Зверюга подняла упавшую голову и неуклюже обмакнула кусок хлеба в дымящуюся массу.
- Думаешь выиграть, но до этого еще далеко. Силенок не хватит. Я тебя знаю, Стивен, нечего тебе и думать меня убить.
- А я не пытаюсь убить тебя, мама. Просто хочу, чтобы ты питалась правильно, а не всей этой хренью, которую ты обычно готовила.
- Педрила ебаный.
Зверюга проглотила пропитанный говном хлеб и начала блевать. Стивен тоже поел, но, к своему удивлению, счел еду почти сносной. Внезапно он понял, что голоден, высосал говно из хлеба, прежде чем проглотить, окунул еще, даже не прожевав до конца предыдущий кусок.
- Я тебе все еще могу врезать, Стивен. Тебе показать?
- Ты ешь.
- Почему ты так уверен, что тебе ничего не будет? Почему ты решил, что ты лучше меня?
- Да нипочему.
Стивен постарался не измениться в лице, но что-то холодное схватило его за яйца. Она слышит через потолок? Она знает о Люси?
Зверюгу вырвало последним куском хлеба с дерьмом. Немного вышло у нее через нос. Она откашлялась и высморкалась, потом уставилась своей мокрой физиономией на Стивена. Он вздрогнул.
- Ну да, тут что-то точно есть, пизденыш.
Я чую, как от тебя этим пахнет. Я выясню, в чем тут дело, и ты тоже это знаешь. А когда найду, отниму у тебя и засуну тебе в задницу.
- Нет тут ничего, честное слово, мама.
Зверюга продолжала есть, медленно, тщательно, кладя в рот понемногу, заставляя себя глотать. Пот прочертил дорожки на ее испачканном лбу, и под грязью белая кожа походила на воск. Она с трудом удерживала ложку.
- Пиздюлей тебе надо, Стивен. Эта хрень затянулась, тебе надо дать хороших пиздюлей, чтобы ты понял, что я все еще могу дать тебе пиздюлей.
Ее слова становились все неразборчивей, потом стихли. Она упала боком со стула и забилась в конвульсиях на полу, напустив у своей головы целую лужу пузырей из белой пенной желчи.
Пес, поскуливая от боли, пополз в комнату, освободив побольше места для Зверюги, и приблизился к Стивену. Стивен погладил животное по голове и заглянул в добрые доверчивые глаза. Он возьмет Пса с собой в новую жизнь, и Пес опять будет ходить, его хромая любовь будет вознаграждена.
Но сейчас Стивена скрючило от ужаса. Зверюга что-то подозревает. Со временем, очень скоро, она пронюхает о Люси и уничтожит ее.
Она возилась на полу, пытаясь подняться. Стивен быстро поцеловал Пса и отправился на работу, пока она не смогла до него докопаться и выудить ключи к разгадкам.
Глава девятнадцатая
В то утро ему захотелось пройтись до завода пешком, но по утрам, как и в любое другое время в городе, не считая глубокой ночи, было слишком много людей, постоянно мучительно напоминавших ему своим присутствием о том, как далек он от них. В автобусе было проще, люди находились там отдельно от него и не доматывались, их забором разделяли жесткие спинки сидений. Он занял место в самой темной части и задумался.
Они оба ждут его, в смысле Крипе и бык. Первый хочет продолжать его обучение в области самоэксплуатации, второй - в области мщения. Но ему не надо ни того, ни другого. При мысли о еще одном болте на скотобойне у него екнуло в желудке, домогательства коров не имели для его смысла. Сегодня на него будут давить с двух противоположных точек, две воли будут тянуть его то в одну, то в другую сторону. Они поделят между собой его силу, а именно сейчас она нужна ему в целости и сохранности. Вновь прикрепленный к мясорубке, он весь день крушил говядину. Пару раз он видел Крипса на дальнем конце цеха, как тот входил в убойный цех или оттуда выходил, но к нему бригадир не подошел. Ближе к концу смены, когда Стивен уже подумал было, что день пройдет без внимания со стороны человека или скотины, Гернзеец свистнул ему из вентиляционной решетки, вернув к реальности.
- Привет, парень, ты сегодня выглядишь лучше. Поразмыслил над тем, что мы тебе сказали?
Стивен не стал слезать с табурета, просто повернулся лицом к вентиляции.
- Как-то не очень.
- Что значит "как-то не очень"?
- Ко мне это все никак не относится. Придумайте способ сделать это как-нибудь еще.
- Слушай, чувак, к тебе это очень сильно относится. Ты думаешь, он от тебя отстанет теперь, когда ты убил несколько коровок? Ты наглухо ебнутый. Этот хрен не отстанет от тебя, пока ты не станешь одним из этих мужичков-забойщиков. Ты будешь продолжать делать это и делать. Думаешь, выдержишь? Смотри, как плохо тебе было после одного дня.
- Я оклемался.
Прозвучал гудок, и линия замерла. Рабочие покинули свои посты и потопали по домам, Стивен же остался на своем месте.
Гернзеец засмеялся:
- Подумаешь, у тебя на это ушел весь вчерашний день. Тебе следует узнать, что он припас тебе на сегодня. Убийство коровы - это только начало. Им дело не кончится, чтоб ты знал.
- А что будет сегодня вечером?
- Следующим шагом будет превращение тебя в сверхчеловека.
- Чего-чего?
- Подожди, увидишь. Окажи сам себе любезность, помоги нам от него избавиться. Тебе не понравится сегодняшний вечер. Тпру! Пора идти. Пока, пижончик. Хорошенько подумай.
Бык стремительно повернулся и исчез в трубе. Стивен услышал шаги. Это был Крипе, он стоял у его плеча и, улыбаясь, ждал.
Они молча прошли по пустынному перерабатывающему цеху в убойный.
Там никого не было, сегодня забойщики ушли вместе с остальными рабочими. Ноги Стивена хлюпали по засыхающей крови, и влажное эхо разносилось по стенам. Крипе привел его на убойную платформу; они стояли, навалившись на перила, и смотрели вниз в раскрытый проем рвача на нечто, покрытое брезентом.
- Ну, чувак, тот вечер был для тебя чересчур, так ведь? Не ссы. Я видел и раньше, что так бывает. Ты можешь через это пройти. Поверь мне, то, что сейчас кажется тебе ужасом, станет твоим триумфом. Та рвота поначалу покажется тебе малой ценой за свободу, которую это дело приносит.
Крипе сжал лицо Стивена своими шершавыми руками и посмотрел на него. Стивен ощутил себя женщиной, киношной женщиной, тающей от уговоров любовника. При этом, надо думать, он не любил Крипса, не испытывал к нему ни малейшей теплоты. Крипе был силой, превышающей силу других людей, чем-то, к чему не подходят обычные ярлыки "нравится - не нравится". Коровы сказали бы, что это зло, но это было очень приблизительным определением. Они сравнивали его с собой и другими людьми, и потому их сопоставления страдали с самого начала. Понятие "нравственность" не имело для Крипса значения.
Нет, Крипе не нравился Стивену. Он боялся его, ему были отвратительны преследования с его стороны. Но здесь, под его взглядом, в его руках, сила его воли была несомненна. В то мгновение, несмотря на ощущение оскверненности, вызванное предыдущими убийствами, невозможно было не желать, чтобы то, что говорил Крипе, оказалось правдой.
Крипе свел Стивена вниз к куче, находившейся в рваче.
- Твой следующий шаг, чувак. Может, и трудный, но необходимый.
Он нагнулся и, словно фокусник, сдернул брезент. На них смотрел Гамми, его откусанные губы в ярком свете имели неприятный оттенок. Голый, на четвереньках в луже мочи, обвязанный веревкой, словно индейка. Кости на тощей спине старика резко выпирали под бледной кожей.
- Ты, уебок! Не хер так со мной поступать. Я показал тебе, как пользовать корову, ты, ебаный сосунок, я тебе рассказал, для чего они нужны, и вот ты так со мной поступаешь! Это нечестно по отношению к старику Гамми. Просто ни хрена не честно.
Крипе проигнорировал визги Гамми.
- Вот, чувак, еще один способ обрести себя, раскрыть свой потенциал. На этот раз - человек, ну, почти человек. Больше возможностей, больше результата. Вот, возьми и заставь себя через это пройти.
Крипе сунул Стивену в руки секатор, отошел за него, прижался к его спине, ухватив за талию, и направил ножницы к заднице Гамми.
- Вскрой его, чувак. Этот старый мешок говна - твой пропуск в новый мир. Мир людей, где нет места страху.
Гамми попытался взглянуть на них через плечо.
- Крипе, ты наглухо ебнулся, урод. Ты был ебанутым, когда сюда пришел, и с тех пор тебе только похужало. Я не какой-то блядский пропуск, я старый человек. Я всего лишь старый человек…
Гамми стал ныть и повторять одно и то же.
- Чего ты ждешь, малыш? Возьми себя в руки.
Доверься мне и вскрой его.
Крипе толкнул Стивенову руку так, что одно лезвие секатора попало прямо в анус Гамми. Гамми дернулся, заныл и взмолился, чтобы они перестали. Но дело зашло слишком далеко, и Стивен не слушал. Крипе дышал ему в ухо:
- Пора, чувак. Больше не медли.
Крипе сдавил ладонь Стивена. Лезвия секатора легонько скрипнули, когда сошлись вместе и разрезали мышцы прямой кишки. Гамми визжал и блевал, кровь хлестала из разорванной задницы. Веревки врезались ему в бедра и предплечья. Стивен снова свел ножницы. Снова и снова, от жопы, по правому боку вдоль позвоночника. Поясничный отдел Гамми раскрылся, показались внутренности, вид сзади. Легко. Тут Стивен наткнулся на ребра, и работа усложнилась. Ему приходилось давить изо всех сил и делать резкий выпад вбок, чтобы ребра треснули. Попавшие в лицо струи крови каплями стекали вниз, с кончика носа, с подбородка, обратно на Гамми.
Гамми потерял сознание и перестал вопить. Стивен покромсал его так и сяк, до основания черепа.
Когда все закончилось, Стивен остановился, перевел дыхание и поглядел на дело рук своих, сознавая содеянное, не в силах поверить. Его затошнило и вырвало на разверстое тело. Вместе с блевотой силы оставили его, и он упал назад на Крипса, который помог ему опуститься так осторожно, что он сел, опираясь спиной на один конец рвача.
- Тише, чувак, тише. Посиди здесь и отдохни. Первый человек - это самый сложный барьер, и ты его одолел. Посиди здесь и почувствуй, как радость победы переполняет твое тело. Ты совершил то, на что пытаются осмелиться немногие. Ты изменил себя. Вот это и время, проведенное с коровами, изменили твою сущность. Вот увидишь. Когда тошнота пройдет, увидишь.
Стивен не слушал его. Чудовищность совершенного переполнила его чувства, и он видел и слышал только лишь черную замерзшую пустоту, укрывшую его. Снаружи он ощутил давление на кожу, когда Крипе поцеловал его в щеку. Потом он оказался наедине с мраком и тишиной. Крипе удалился, время шло. И когда прошло достаточно времени, он встал и пошел к автобусу, а потом дальше.
Пока не пришел на пятый этаж к квартире Люси и понемногу обрел способность действовать.
Он оказался в ее постели, смотрел, как она спит. Хирургические фотографии и тексты на полу выглядели красной глянцевой порнографией. Но они ничего не значили - ни безумия, ни отчаяния, ни возбуждения. Он осознавал лишь свое желание быть с Люси, свернуться рядышком калачиком. И спать.