Однажды он отправился в Турцию, где надеялся получить от официальных лиц полную и достоверную информацию о передвижении судов по Черному и Средиземному морям. Здесь тогда происходили значительные изменения, и в его карте региона обнаружились неточности, что крайне раздражало владельца.
- Вы прибыли по адресу, - заявил холеный чиновник министерства транспорта, сидящий в кабинете, где гудели большие желтые вентиляторы, а секретарь подавал стаканы с чаем, который Клаус недолюбливал. - Знаете, мою родину называют перекрестком трех континентов. Турция является единственной страной, омываемой Средиземным и Черным морями, а подсчет кораблей на Босфоре - наше любимое занятие. Разумеется, я предоставлю информацию, в которой вынуждаетесь. Нет проблем. Пейте чай, пожалуйста.
Клаус проигнорировал его предложение.
- Однако я хочу извлечь небольшую пользу и для себя, оказывая вам услугу. Понимаете, что я имею в виду?
Клаус старался не поддаваться на фамильярность чиновника и терпеливо ждал, каковы будут условия сделки.
- Видите ли, Босфор просто переполнен кораблями, которые приходят из Средиземного моря, чтобы забрать нефть в странах, омываемых Черным морем. Вследствие этого безопасность нашего побережья находится под угрозой. Мы уже многие годы пытаемся воздействовать на международную общественность, чтобы она способствовала созданию прямого нефтепровода из Баку к турецкому средиземноморскому побережью. Нам просто необходимо разгрузить отечественные порты. Мы весьма благодарны за поддержку нашим американским друзьям, которые, естественно, не хотят, чтобы нефть оставалась в руках таких изгоев, как Россия и Иран. Дискуссии по этому поводу идут уже не первый год. Полагаю, если вы обозначите нефтепровод на вашей карте, это сыграет нам на руку, и дело сдвинется с мертвой точки. Не стоит откладывать предприятие в долгий ящик. Предлагаю нанести визит моим южным коллегам, чтобы вы смогли лично увидеть, как ведутся работы по сооружению нефтепровода. Вы также извлечете пользу и для себя: такая информация сделает вашу карту, как бы лучше выразиться, более предсказуемой. Разве я не прав?
Клаус уже давно с тревогой наблюдал за политическими играми, ведущимися вокруг создания нефтепровода Баку - Тбилиси - Сейхан, и надеялся на благоприятное разрешение проблемы.
- Я поеду. Скажите, с кем я должен встретиться.
- Мой секретарь Оцкан сообщит вам имя высокопоставленного чиновника в Сейхане. Он мой старый друг и сделает для вас все необходимое.
Следующим утром ровно в восемь часов Клаус покинул отель "Шератон" в Анкаре, погрузил свои вещи на заднее сиденье взятого напрокат автомобиля и выехал со стоянки. У ворот он остановился, внес название "Сейхан" в спутниковую навигационную систему, и женский голос доверительно сообщил ему на хорошем английском, что расстояние до места назначения составляет 515 километров.
Светило яркое солнце, на небе не было ни облачка. День сулил удачу. В сверкающих витринах международных магазинов весело отражались уличные сценки - люди читали газеты и говорили по мобильным телефонам. Мужчина в инвалидном кресле приклеивал плакаты с изображением Ататюрка на дверь покинутого магазина. Цель, которую преследовал Клаус, не позволяла ему задерживаться надолго, однако он не без удовольствия впитывал в себя впечатления от увиденного. Некоторое время он вел машину по утренним улицам, следуя указаниям электронного голоса, а потом город скрылся из глаз, и картограф понесся на юг по скоростному шоссе.
Какое-то время Анкара еще не отпускала его: мелькали автомобильные салоны, новые отели, блеклые склады, сады, огороды и бесконечные каркасы строящихся жилых домов, где даже в такой ранний час кипела работа. Но вскоре городские постройки остались позади, лишь изредка по сторонам стояли аккуратные белые домики. А потом даже они исчезли из вида, уступив место сплошному бетону и камню.
Прямая ровная дорога вела вниз через местность сухую и жаркую, как внутренность печи. Клаус включил кондиционер. Его обдал шипящий поток свежего воздуха, вмиг охладившего кабину. Он повернул ручку радиоприемника - приторная турецкая поп-музыка раздражала его. Стал искать на волнах что-то более приемлемое, пропуская религиозную какофонию и буйный рок, пробираясь сквозь потоки электронной музыки, и наконец остановился на трансляции оперы Бартока "Замок Синей Бороды". Он увлеченно слушал пение бедной Юдифи, которая со страхом открывала двери замка своего ужасного мужа.
Солнце стояло высоко над огненными кратерами и обелисками, лишь несколько одиноких оливковых деревьев произрастали на каменистой почве. Клаус представить себе не мог, что на земле могут быть такие пустынные места. Утро испарилось, уступив место знойному полудню, и солнечный диск разлился по всему небу, побелевшему от жара. Черная дорога превратилась в зеркальную полосу, исчезающую в ослепительно ярком свете. Горизонт дрожал, будто больной в лихорадке. На приборной доске температура в машине обозначалась цифрой 21, а рядом с ней высвечивалось число 48 - такая жара стояла на плато. Клаус понял, что совершенно не продумал свое путешествие: надо было прихватить хотя бы бутылку воды.
Электромагнитные свисты и завывания стали примешиваться к мелодичному сопрано Юдифи. Клаусу хотелось дослушать оперу, он надеялся, что после следующего спуска с холма качество приема улучшится. Однако голос певицы постепенно вообще затих и исчез, слышалось лишь невнятное бормотание и звуки, напоминающие стоны гигантских подводных чудовищ.
Мотор прислал тревожное сообщение: замигал красный огонек, предупреждая о перегреве.
- Черт возьми! - вскричал Клаус, ударяя руками по рулю. Не хватало еще застрять в этой пустыне.
На следующем повороте он свернул с шоссе. Поблизости должна быть деревушка, где можно достать воды, еды и охладить мотор. Надо передохнуть, а вечером вновь отправиться в путь. Жара просто сводила его с ума.
Он проехал около двенадцати километров, не встретив ни одной постройки или живого существа. Обезумевшая навигационная система продолжала указывать на Сейхан, настаивая на том, чтобы он развернулся в безопасном месте, однако Клаус упорно ехал все вперед и вперед в поисках селения, где можно найти пристанище.
Вдруг педаль под ногой перестала слушаться, машина заглохла и остановилась. Кондиционер отключился, и температура немедленно начала расти. Автомобиль не заводился, Клаус отчаянно потел, прилипая к сиденью. "Если я останусь здесь, то непременно умру от жары", - подумал он.
Попросить помощи?… Увы, мобильная связь здесь не действовала.
Картограф вышел из машины. Солнце безжалостно жгло голову, защищенную лишь густой шевелюрой, порывы ветра обдавали тучами пыли, которая сразу же прилипала к влажному телу. Он снял рубашку и повязал ею голову. Взял с собой ноутбук, договор о прокате машины и продолжил путь пешком.
Жара, кругом одна только жара. Он ничего не видел в условиях такого безумного зноя, не в силах был принимать какие-то решения. Дыша во всю силу легких, он отдавал беспощадной пустыне последнюю влагу. Ноутбук выпал из рук где-то по дороге. Наконец в голове раздался голос: "Какая на удивление быстрая и легкая смерть… Но как не хочется умирать в чужой Турции".
Влажную пленку пота на груди освежает ветерок; самая прохладная часть - вокруг сосков. Царит мрак, в котором просыпаются мертвецы. Вечная, лишенная света приграничная область ада, где пребывают души праведников, умерших до пришествия Христа, и порой чувствуется лишь легкое дыхание свободного ветерка, веющего среди небесных звезд.
Руки. Мягкие нежные руки ангелов. Они терпеливо впитывают в себя огонь. Кладут прохладную ткань на его голову. Вытирают горячий пот под мышками и на ступнях ног. Тихо движутся рядом, колыша воздух. Льют живительную влагу ему в горло.
Спустя некоторое время он понимает, что тело начинает дышать.
Ноздри раздуваются, грудь волнуется.
Возможно, удастся открыть глаза.
Вокруг все еще темно. Он лежит на матрасе, постеленном на полу. В некотором отдалении видно небольшое отверстие - неровное, каменистое. За ним сплошное небо. Когда глаза привыкают к темноте, становятся видны каменные стены. Все ясно, это пещера.
У входа появляется освещенный огнем силуэт. Клаус понимает, что перед ним женщина с большой лопатой водной руке, а в другой - да что ж это такое? - четыре или пять мертвых птиц с зажатыми в кулаке хвостами. Она похожа на старуху, подвигается очень живо. Кладет лопату на землю и подходит к Клаусу. Даже в слабом свете видно, как горят её голубые глаза на фоне оранжевого платка, повязанного на голове.
- А, проснулся. Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, хорошо.
- Ты был на грани жизни и смерти, мой друг! Еще бы немного и… Повезло, что я нашла тебя. Очень повезло. А вот стервятникам ничего не досталось. Они уже готовились к праздничному пиру. Ты походил на кусок старого твердого мяса, когда я принесла тебя сюда три дня назад.
К своему стыду Клаус вдруг понял, что лежит практически голый, в одних трусах. Он поспешно закутался в простыню.
- Одежда бы тебе не пригодилась. Ты, похоже, городской человек. Вы иногда ведете себя безрассудно. Отправляетесь в путь и совершенно не заботитесь о последствиях. Наверное, вас не учат, как функционирует тело.
- Спасибо, что выручили меня. Я вам очень благодарен.
- Мы знаем, как помочь людям, страдающим от жары. С нами, местными жителями, такое тоже нередко случается. Тела устроены одинаково - что у селян, что у горожан. Хотя я знаю, вы думаете иначе.
Она опустилась на стул возле матраса, положив птиц на колени. Поставила ноги на маленькую табуретку и начала энергично выщипывать перья.
- Поешь сегодня немного мяса. Ты очень ослабел. Вот я поймала нескольких овсянок.
Пещера была убогой, но чистой: деревянный шкаф, набитый одеждой, стоял у одной стены, рядом с ним - два стула и стол, у входа аккуратно разложены разнообразные стальные кастрюли. Полотенца и простыни висели на веревках, натянутых у другой стены. Рядом висела его грязная и мятая рубашка. На полу стоял ноутбук.
- Так ты из Германии? Немец… А лежишь здесь, возле моего дома, без сознания под палящими лучами солнца. Каких только чудес на свете не бывает!
С этими словами женщина продолжала ощипывать птиц, вырывая все перья до единого, прежде чем бросить голую тушку в стальной котел. Ступни её торчали перед глазами Клауса, и он стал пристально рассматривать их. Пальцы скошенные, костлявые, кожа лоснится, блестит и как бы прошита темными линиями. У него вдруг возникло странное ощущение, будто ступни ног женщины повисли в воздухе и покачиваются. Он пристально смотрел на старуху и никак не мог избавиться от навязчивого чувства: что-то ненормальное творится с его психикой, надо показаться врачу.
И тут пришло озарение. Клаус понял, что качается не женщина, а мерцает, скользит и легко движется в слабом свете стена за её спиной, покрытая жужжащим одеялом из розовых бабочек, соединяющихся тысячами крыльев в огромный живой коллаж, будто бы вытканный на замечательном красочном ковре. Иногда бабочки перелетали в поисках свободного места среди множества сородичей, поднимаясь высоко вверх и с высоты выбирая себе подходящее пристанище. Он смотрел на это чудо и видел, как в пещеру влетают новые бабочки и присоединяются к радужному гобелену.
- Ты заметил наших бабочек. Они создают красивые шторы, правда?
- Никогда не видел ничего подобного. Не знаю даже, к какому виду они принадлежат. Ведь в природе нет розовых бабочек.
- Тут ты сильно ошибаешься, немец. Ближайшие кусты покрыты куколками. Как только выводятся бабочки, они все прилетают сюда.
Быстрым и точным ударом ножа женщина отсекла голову одной из птиц и подержала тушку над миской, пока стекала кровь. Клаус старался смотреть в сторону.
- Расскажи-ка о себе, немец. Ты богат?
Вопрос сбил его с толку. Он не знал, что ответить.
- Наверное, солнце слишком сильно напекло тебе голову. Только сдастся мне, что ты богат. Откуда у тебя деньги?
Клаус усилием воли пытался заставить себя думать о своей жизни, которая сейчас представлялась ему далекой и нереальной.
- Я картограф. Собираю информацию о всяких отдаленных местах мира, а потом продаю ее.
Женщина бросила птицу в кровавую лужу, откинулась на стуле и захохотала.
- Ты шутник, немец! - воскликнула она. - Разве карты не сообщили тебе о том, что летом в Анатолии царит страшная жара? Что в этих краях нещадно палит солнце и совсем нет воды? Прежде чем ехать сюда, тебе следовало бы собрать информацию! Ты ведь чуть не умер из-за её отсутствия. Не смеши меня, мой розовый друг. Картограф!…
Она вновь взяла в руки птицу, одним ловким движением вырвала из нее все внутренности и бросила их в миску. Потом быстро начала орудовать ножом, который так и ходил, сверкая лезвием, в её натруженных умелых руках. Кровь продолжала капать, и у Клауса опять закружилась голова. Он взглянул на ряд выпотрошенных и ощипанных птиц и в изнеможении откинулся на подушку. Каменная опора над его головой пришла в движение.
- Дайте мне воды, - промолвил он слабым голосом.
- Вы, горожане, прямо как дети, - говорила старуха, чуть ли не на руках вынося его из пещеры. Она усадила Клауса возле отверстия в скале, дала ему кружку с водой, которую он тотчас жадно выпил, и сбрызнула его голову.
Головокружение прошло. Кауфман встал, сделал глубокий вдох и осмотрел отверстие, из которого лилась такая чистая и прохладная вода.
- В скале есть источник.
- Какое пустынное место, - тихо сказал Клаус, оглядываясь по сторонам. Перед пещерой скалы расступались, давая место равнине, поросшей кустами и небольшими деревьями. - Здесь ничего нет.
- Ошибаешься, немец. Повсюду растут оливковые деревья, я выращиваю здесь овес, овощи и держу коз. В моей пещере летом довольно прохладно, а зимой очень тепло. А там внизу - видишь? - стоит твоя машина. Можешь ли ты поверить в то, что я одна притащила тебя сюда наверх? Такая худая слабая старуха?
Клаус стоял, глядя на свой покинутый автомобиль, "Как же близок от смерти я был!" - подумал он.
Женщина окинула его взглядом.
- Знаешь, а ты красавчик. У тебя светлые глаза, темные волосы и борода. С такой внешностью ты можешь легко сойти за турка. Только ты, конечно, немец. Богатый, красивый немец. Даже интересно.
Клаус не мог понять, на что она намекает.
Спустя два дня Кауфман полностью пришел в себя и собрался продолжить путь. Машина завелась, однако он решил отказаться от поездки на юг и вернуться назад в Анкару. Отправиться решил сразу же после заката солнца, прихватив с собой запас воды, хлеб и сыр.
- Если автомобиль доехал сюда по страшной жаре в дневное время, то он легко покроет то же расстояние прохладной ночью.
- Хочется верить. Однако перед отъездом мне надо бы спросить тебя кое о чем.
Они только что поужинали жареными баклажанами, сидя у входа в пещеру. Солнце принимало более спокойную оранжевую окраску.
- До сих пор я ничего не говорила тебе о своей любимой дочери Дениз. Она молода, красива и мечтает увидеть дальние страны. Я скоро стану совсем старой и слабой и не хочу, чтобы она оставалась здесь, где жизнь зависит от того, пойдет дождь или нет. Поверь мне, приятель, было время, когда мы тоже чуть не погибли. Нам приходилось жевать горькие стебли растений, чтобы хоть как-то утолить жажду. Тогда весь урожай высох и превратился в пыль. Позволь же мне объявить цену, которую ты должен заплатить за гостеприимство: я хочу, чтобы ты приютил у себя в доме мою дочь. Возьми её в жены.
Лицо Кауфмана ожесточилось.
- Старуха, не думаю, что это удачная мысль. Я не тот человек, который может стать хорошим мужем для твоей дочери.
- Сначала взгляни на нее, немец, а потом скажешь, нравится она тебе или нет.
Девушка стояла перед ними - откуда она только взялась? - освещаемая лучами заходящего солнца. Клаус приложил руку к глазам, чтобы рассмотреть её лицо, но видел лишь голубой халат и длинную черную косу, которая спускалась по груди до самого пояса.
- Она не говорит, однако не беспокойся, ибо её слова будут звучать в твоей голове.
Солнце слепило Клауса, и он не мог различить черты лица девушки. Вернулось головокружение. Анатолийское плато, простирающееся перед ним, издавало тихий стон, который таило в себе в течение жаркого дня. Кауфман боялся произнести неуместные слова.
- Но как я провезу её в Германию? Даже если я куплю билет на самолет, твоя дочь не сможет полететь со мной, так как у нее нет визы, разрешения на въезд в страну и на пребывание в ней. Есть ли у нее вообще паспорт?
- У Дениз ничего нет. Во всем мире вряд ли найдется хоть клочок бумаги, на котором запечатлено её имя. Но это не твоя проблема. Я сама позабочусь о том, чтобы доставить ее.
Мысли все еще путались в голове Клауса, и он, не отдавая себе до конца отчета в своих действиях, согласился на предложение старухи.
- Теперь уезжай, немец. Солнце уже село. А мы с Дениз помечтаем о будущем. Я дам ей последний урок, после чего мы попрощаемся, ибо я сомневаюсь, что когда-либо увижу дочку вновь. Границы нечасто открываются для таких людей, как мы. Очень скоро она будет с тобой. Заботься о ней. Я навечно сохраню в памяти твое лицо, немец.
Кауфман сел в машину, в последний раз окинул женщин взглядом и уехал. Трясясь и подпрыгивая на сиденье, пробираясь по бездорожью к шоссе под небом с клочковатыми облаками пурпурного цвета, он слышал тихий голос, который нашептывал ему: "Прощай, карта моего мира. И знай: мои руки охлаждали тебя, когда ты спал. Они вскоре последуют за тобой".
Картограф жил в большом доме в центре лесистой местности, в зеленом предместье под названием Оффенбах. Дом построил в девятнадцатом веке богатый и эксцентричный купец, который пытался воссоздать средневековый немецкий дворец. Постройка имела величественный вход с массивной деревянной дверью и скошенными водосточными трубами в виде уродливых фантастических фигур. За толстыми непроницаемыми стенами тянулись коридоры, вдоль которых находились почерневшие от копоти свечей ниши. В одном из углов была встроена высокая башня с бойницами, увенчанная конической крышей с ржавым флюгером наверху.