Я забираю из рук Жени дорогую вещь, самому иногда приходится вести фоторепортажи, но у меня фотоаппарат подешевле.
– Пользоваться хоть умеешь? – Женя расстаётся неохотно с ним.
– Свой я забыл дома, когда отправлялся сюда, у меня подобный, не волнуйся.
Идём на выход, Анна Васильевна встречает нас у ворот, улыбается, говорит:
– Во потеха, тьфу! На вас трижды тьфу!
– Чур, меня! Что не говорите, Анна Васильевна, – поддерживаю я её.
Мы идём по Поповке. Половина "граждан", как и я сам, одеты и обуты повседневно. Пристающие, рукоблудствующие, предлагающие и ряженые – все направляются на пляж Казантипа, где вот-вот начнётся грандиозное представление, я в ожидании чуда.
Мне интересно, и я спрашиваю:
– Тот, кто не в форме, превращается в зрителя?
– Непосвящённые должны впадать в шок и осадок, – говорит Женя. – А посвящённые махать красными труселями и обливаться "шампанским". Я здесь во второй раз. Кое-что знаю. Демонстрация начинается с "Марса".
Старшеклассницы Рита и Регина берут Женю под руки, как меня вчера. Я забегаю вперёд, фотографирую их. Рита поворачивается ко мне спиной, приподнимает полностью платье, оголяя ягодицы, – нижнего белья нет. Точно так же поступает Регина. Я успеваю сделать несколько снимков. Совесть – это пережиток прошлого на Казантипе. Её никто не отменял, конечно. Но здесь ею лучше не пользоваться. Не поймут. Такие ассоциации возникают, потому что я протрезвел. Но не вызывают протеста.
Я радуюсь. Это чувство было позабыто мной недавно напрочь.
13
Верьте или не верьте, но это самое прекрасное зрелище на свете!
Толпа ряженых фриков собирается на "Марсе", зарождается жизнь. Рита, Регина и Женя смешиваются в толпе. Те, кто пришёл без костюмов, начинают сооружать одеяние прямо на месте из подручной тары, пальмовых листьев и обёрток от конфет; кто-то принёс материал с собой (ненужные глянцевые журналы, скотч, степлеры, писчую бумагу, пищевой полиэтилен, фольгу) и делает костюмы, выдумывая образ с ходу – что получится.
Желающие разрисовывать – разрисовывают желающих быть разрисованными.
Желающие фотографировать – фотографируют желающих быть сфотографированными. (Я нацеливаю объектив налево и направо, меня окружает призрачный мир, и я стремлюсь успеть запечатлеть его.)
Желающие танцевать – танцуют под музыку желающих играть и петь.
"ПРЕДСТАВЬ СЕБЯ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ. СДЕЛАЙ ТО, НА ЧТО ТЫ НЕ СПОСОБЕН".
У одних при себе оружие – водяные пистолеты, деревянные и пластмассовые шпаги и мечи, у других лёгкие наркотики – мыльные пузыри, надувные шарики или презервативы; другая атрибутика карнавала на лице, грим и маски. Десятки Бэтменов, сотни принцесс, микимаусы, гуманоиды, марсиане, древние римляне и греки, Карлсоны, Гитлеры, Сталины и Ленины, Толстые и Карлы Максы – все собираются в колонну и ждут начала демонстрации. Результат общих творческих усилий создаёт своеобразную субкультуру, ибо, терзая подручный, ненужный материал, подрисовывая национальным героям женского пола усы, а их мужским аналогам создавая бюсты, мне вдруг кажется, толпа только на первый взгляд отвечает созданию хаоса. А в действительности, без всяких на то сомнений, она строит порядок, который сводит на нет путём всякого обессмысливания ценность материальных средств науки и труда.
Передо мной возникает зверюшка с ослиными ушами. Это девушка. Она превратила свой бюстгальтер пятого размера в уши животного – я её фотографирую, она начинает позировать. Делаю десяток снимков. Девушка улыбается, у неё милая улыбка. Потом она исчезает внезапно: чья-то мужская рука затягивает её в толпу фриков.
В кажущемся сумасшествии рычащей, улюлюкающей и свистящей орды присутствует – это заметно – даже своя религия, поскольку фрики, защищённые стенами Республики "Z", взывают к божеству Великого Оглупления. Там, за стенами Казантипа, присутствует другое божество, совсем иное, оно "псевдо", зовущееся Отупением. И я пытаюсь избавиться от этой насаждаемой веры, окунаясь с головой в происходящее действо.
И вот на сцене появляется Никита I.
– Этот парад, – объявляет он, – испытание для каждого и для всех вместе взятых. Будьте уверены, сухим из воды никто не выйдет. Тот, кто пройдёт все испытания, может смело заявить, что я прошёл огонь, воду и медные трубы!
Колонна двигается вперёд. Фрики, пританцовывая и прыгая, идут на центральную площадь Казантипа, поглощая своей массой опоздавших или загорающих на песке граждан, а так же тех, кто остался в стороне от всеобщего празднества.
Самый яркий персонаж, Полотенчико, укуренный и пьяный герой, веселит всех и вся, вызывает у толпы кучу позитива – он идёт как бы во главе демонстрации, но чуть в стороне, бросается словами на ветер – он предводитель!
Наконец перед колонной возникает стена. Она изготовлена из картона и пенопласта.
Полотенчико взывает:
– Чего стали! Для нас не существует преград! – И фрики ломают стену руками, ногами и лбами.
Я замечаю Риту, она снова в стороне от Регины, которая рядом с Женей. Рита действует одна, а Регина и Женя одно целое, но каждый из них остервенело рвёт картон, крошит пенопласт.
Всё продуманно – и хаотично, кажется. Есть шаблон, но нет сценария.
"НЕ СТОЙ НА МЕСТЕ".
Я тоже присоединяюсь к всемирному разрушению стены. Я делаю это вместе с Ритой, ибо я здесь, я "щастлив", а это почти настоящее счастье!
14
Фрик-парад заканчивается. Ниоткуда на самом высоком подиуме появляется Никита I, он говорит в микрофон:
– Когда там, за моим забором, идеи и мысли иссякают на глазах, становится скучно и не интересно, ты наелся, сыт по горло, кислые физиономии товарищей вызывают отвращение до рвотного рефлекса, как от прокисших щей, а твоя девушка говорит, что не испытывает с тобой оргазма в постели, не любит тебя – вены не режь, в петлю не лезь, не прыгай в окно, а сделай одно: собери чемодан с вещами, и – к нам! Республика Казантип – источник "щастья" на всю оставшуюся жизнь! Здесь тебя полюбят, полюбишь и ты – жить!
"РАЗВЕРНИ МНЕНИЕ В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ".
Фрики сбрасывают одежды и маски. Разрисованные девушки бегут в море, чтобы смыть засохшую и потрескавшуюся на теле краску.
Ко мне подходит женщина с микрофоном. Оператор начинает снимать.
– Львив-ТБ. Мэнэ звуть Эльвира, хочу поставыты вам дэкилька пытань. Вам подобается тут?
– Я должен отвечать? Извините, не понимаю. Здесь говорят по-русски, кстати. И вы этот язык знаете…
– Ага, вы звидкы? Нэ бажаетэ видповидаты?.. Гаразд, пошукаемо кого-нэбудь иншого…
Корреспондент и оператор уходят.
Женя наблюдает сцену со стороны, затем приближается ко мне, говорит:
– Смеются над нами, не понимая, что сами выглядят смешно.
Рита приносит шампанское.
– Кто будет?
– Не откажусь, – я делаю несколько глотков с горла.
Регина снимает с себя школьную форму, остаётся абсолютно голой. Рита повторяет действо. Взявшись за руки, девушки идут в воду.
Женя тоже скидывает с себя маскарад. Оставшись в плавках, он берёт бутылку "шампанского" из моих рук, делает глоток.
– Выпьем за секс на пляже, – говорит.
Я перехватываю у него из рук бутылку.
– Не, лучше за жизнь!
Звучит Sunset H20 – "First". Я тоже снимаю шмотки и бегу к девушкам, в море. Женя – за мной…
Вечер проходит на танцполе.
После полуночи уставшие, но в эту ночь трезвые, возвращаемся домой, к Анне Васильевне. Шаркаем тапочками по белой пыли Поповки.
– DJ Bobina – уникальное явление на российской клубной сцене, – заявляет Регина.
– Высокий мировой стандарт, – подтверждает Рита.
– Импортёр русской клубной музыки, – добавляет Женя.
Я соглашаюсь:
– Ничё! – А сам остаюсь при своём мнении: не моя музыка. Может, потому, что "твои друзья все как один – мудаки, но главный мудак среди них – это ты!"
15
Ложусь в постель.
Засыпаю и думаю, что в действительности свобода других продлевает мою свободу до бесконечности.
16
Внезапно просыпаюсь. В моей комнате кто-то есть, возможно. Дверь я не закрывал на ключ. Здесь некого бояться.
Я осторожно встаю с кровати, одеваюсь. Мои вещи разбросаны по комнате, я их собираю, а после выглядываю в окно.
Регина сидит за столиком, курит. Она замечает меня и даёт знак, чтобы я присоединился к ней.
– Тоже не спится? – спрашивает она.
Я не говорю, что кто-то или что-то разбудило меня. Видимо, она заглянула ко мне в комнату, и я проснулся.
– Как видишь. – И закуриваю тоже.
Лёгким движением руки Регина откидывает волосы с глаз, поправляет причёску; делает глубокую затяжку. В полутьме огонёк сигареты ярко вспыхивает. Я замечаю, что девушка волнуется. Неосознанно, поправляя волосы рукой, она хочет мне понравиться. И тут я понимаю, что меня до странности трогает вся эта обстановка, в сущности, очень обыденная: я пришёл домой, уснул, а меня ждёт человек на улице, который доверяет и желает той же взаимности.
– Ты хочешь что-то мне сказать, Регина. Я вижу.
Она смотрит в мою сторону. Возникает пауза. В её взгляде чувствуется глубокое чувство. Но определить точно его я не могу. Может, это любовь, а может, просто, доброта. И я начинаю понимать, что сексуальность – понятие в общем более широкое и глубокое, чем просто красота. Это – притягательность. Сексуально желанной женщину могут сделать не только длинные ноги, но и острый ум, необычные внешние данные или даже неожиданные поступки.
– Я тебя хочу, Кирилл… И не только я…
Делаю затяжку, выпускаю дым.
– Не понимаю…
– Женя тоже хочет. Но ты не такой.
– Он?.. – я удивляюсь.
– Да, Женя гомосексуалист. Неужели ты ещё не догадался?
"ГОМОСЕКСУАЛИСТЫ ПРОТИВ ШАУРМИСТОВ".
– Теперь понятно… О его сексуальной принадлежности я не задумывался, – мне становится смешно. – Ха, как всё запутано и запущенно!
– Он мне рассказывал, что в прошлом году повстречал здесь свою любовь. Это был парень из Москвы. Они договорились встретиться в новом сезоне, но он не приехал. И, видимо, не приедет совсем. Любовь у него сочетается с образом моря, с этой самой бурной из всех стихий, потому что, по его словам, именно в море они занимались любовью…
– Хватит! Регина, эта тема разговора мне не нравится, – я повышаю голос, но тут же смягчаюсь. – Женя такой, какой он есть, лишь бы ко мне не приставал, а то, я вижу, у него есть такие замашки.
– Хорошо, больше не буду. Зато я знаю, Кирилл, чего хочешь ты, не смейся.
– И не думаю. С чего взяла, что я стану смеяться?
– Ты рад мне, – говорит она утвердительно и улыбается. Улыбка получается скромной. – Иногда нельзя упускать такую возможность. Я говорила, что медик. Ещё учусь. Прохожу практику.
Я подсаживаюсь ближе к Регине, пододвигаю пластиковое кресло, обнимаю девушку за плечи. На ней одет короткий, махровый халат.
– Хочешь сказать, что я не прав по отношению к тебе? – спрашиваю с некоторым сомнением.
– Сухарь – вот кто ты! И слепец!
– Правда?
– Истинная… Надо торопиться жить, понимаешь?
– Нет.
– А я понимаю. Потому что жизнь мимолётна… Буквально за несколько дней до приезда сюда во мне перевернулось что-то, потому что в клинике я соприкоснулась с реальностью, Кирилл…
– Что произошло?
– Ему было восемнадцать лет, и у него был муковисцидоз (наследственное заболевание), симпатичный такой мальчик. Он мне нравился.
– У тебя был секс?
– Нет, не шути так. Я серьёзно говорю.
– Ладно, я слушаю.
– По негласной договорённости, мы его оставили последним на утреннем обходе. Накануне лаборатория обнаружила в его крови бактерии, быстро размножающиеся в гное, которым наполнены лёгкие больных на последней стадии болезни. Они печально известны своей сопротивляемостью антибиотикам, могут размножаться даже на пенициллине. Когда такая ба
рия попадает в кровь, смерть становится неизбежной: сепсис, сердечная недостаточность, функциональные сбои во многих органах. Конец… – Регина тушит сигарету в пепельнице. – Обычно я не курю, Кирилл, – говорит она, – ты, наверное, заметил…
– И что дальше?
– Тебе интересно узнать, как умер пациент?
– Нет, конечно. Такие истории мне не нравятся. Но кажется, ты хотела сказать больше…
– Сегодня у меня плохая ночь, в другой раз я бы не стала об этом рассказывать. Но раз начала… После небольшой дискуссии шепотом в коридоре мы зашли в его палату. Я нервничала. Это был первый случай у меня, когда пациенту нельзя было помочь. Парень не спал, сидел в своей кровати. В палате было темно. Плакаты на стенах, отец спит, скрючившись, на кресле в углу. Пациент смотрел, как мы входим. Когда я увидела выражение его лица, моё беспокойство усилилось… Мне показалось, он, наверное, знает о своём приговоре… И мальчик практически не слушал то, что говорил главный врач. Потом возникла тишина. Он посмотрел куда-то мимо всех и спросил: "Я умру?" В его устах это не звучало вопросом. Ответ главного врача был так же бесполезен, как всё, что мы ещё могли ему предложить… Понимаешь, Кирилл, никому не нравится, когда слово "смерть" смотрит на нас. Мы можем завесить его чёрной тряпкой, закрыть экраном из медицинских аббревиатур, повернуться и уйти. Но слово останется, оно будет преследовать нас, как солнце днём, как луна ночью…
Очень странно слушать подобные речи. Регина – будущий врач. Это впечатляет. И то, как она говорит, у меня, правда, в голове не укладывается. Я бы не смог работать врачом. Никогда. Чужая боль заставляет страдать. Лишь извращенцы испытывают от боли удовольствие. Нормальному человеку придётся заглушить в себе боль, стать безразличным, чтобы помочь. А как же иначе?.. И я спрашиваю, не могу удержаться:
– А Рита кем работает?
Регина улыбается:
– Ты предсказуем, Кирилл, я ожидала от тебя этого вопроса. Она будущий педагог.
Я целую Регину. Она отвечает взаимностью, жадно и пылко. Моя рука проскальзывает под халат, нащупывает упругий сосок. Странный способ предложить себя избрала она, кажется. Но виноват в этом я сам, отвергая её ранее. Но она сумела найти ко мне подход. Добиться своего.
Я увожу Регину к себе в комнату.
В этот раз дверь закрываю на замок…
– Случайные половые связи не характерны для меня. Там, за стенами Республики. А здесь воздух пропитан сексом. Я не святоша, – говорит Регина и снимает халат, под которым ничего нет.
Лень. Кофе. И секс. Лучшие слова из четырёх букв. Мы целуемся, обнимаемся, переплетаемся, соприкасаемся, возбуждаемся, соединяемся…
Кто-то стучится в дверь.
Я сползаю с кровати, выглядываю в окно.
– Это Рита.
– Открой, – говорит Регина.
– Уверена?
– Впусти её.
Рита заходит в комнату, смотрит на меня. Я стою перед ней. Её взгляд опускается вниз. Я возбуждён, эрекция не исчезла.
Ожидаю всплеска ревности. Но этого ничего не происходит.
– Продолжайте, – говорит Рита спокойно. – Я хочу посмотреть.
Я занимаюсь с Региной любовью. И тоже наблюдаю за Ритой.
Она скидывает ночную рубашку, прижимается спиной к стене и начинает гладить себя между ног правой рукой, левой сжимая правую грудь. Со времён королевы Виктории английским девушкам внушали, что каждый раз, как женщина получает оргазм, мастурбируя, бог убивает котёнка.
В эту ночь я насчитал пять трупов невинных зверьков. Они умирали тихо, испуская воздух из лёгких чуть протяжно, стараясь не привлекать к своей смерти меня и Регину.
Затем Рита одевается и уходит, оставляя дверь нараспашку.
Я хочу закрыть дверь за ней, но Регина выкрикивает:
– Не останавливайся! Не останавливайся, ****ь! Глубже суй! Ещё глубже! – и мне кажется, что этим криком она может разбудить всех постояльцев Анны Васильевны (или, напротив, возбудить)…
17
Просыпаюсь довольно поздно.
Регины уже нет в комнате. На столе обнаруживаю салфетку со следами губной помады. Наверное, девушка таким образом оставила мне безмолвный привет, воздушный поцелуй. Рядом другая салфетка. Со следами засохшей спермы.
Я сминаю салфетки, выкидываю в мусорную корзину. Иду в душ.
Намыливаю голову. Вода в Поповке жёсткая. Даже хороший шампунь не создаёт объёмной пены.
Выдавливаю на голову вторую порцию "себазола". Думаю о Рите. Я сожалею, что к ней так и не притронулся. Ночью я только наблюдал за ней.
– Рита, – говорю про себя и улыбаюсь. Пытаясь полюбить, я всегда получаю фиаско. Со своей бывшей женой, к примеру, я спал вместе, а питался раздельно…
Очевидно, Рита устала от своих оргазмов и ушла, напоследок слегка улыбнувшись. То была улыбка внезапного свидания с утраченным чувством любви. Миг разочарования. В нашу сторону Рита почти не взглянула, мне показалось. Её глаза были закрыты, дабы никого и ничего не видеть. Мастурбируя, ей хотелось показать себя. Только – кому? Мне или Регине? Выносить чужой взгляд на себе (я смотрел на неё, улавливая каждую эмоцию на лице – свет уличного фонаря позволял это делать) у Риты не было сил. Закрыв глаза, она оставалась одна. Её чувства сфокусировались на ощущениях. В тот момент, не сомневаюсь, она убрала, стёрла меня и Регину из комнаты, для неё мы не существовали, исчезли в космическом пространстве, в большой "чёрной дыре"…
А когда открыла глаза, Рита увидела сначала себя – нагая, она стоит возле стены, а после заметила нас – и Регина, и я восхищались ею: мы сделали паузу в сексуальной гонке преследования. И только тогда она слегка улыбнулась, чтобы уйти.
И это была не насмешка (хотя поза "по-собачьи" всегда вызывает улыбку со стороны), это была усталость, с трудом скрываемая. Мол, я пришла к финишу первой, действуя в одиночестве, моя усталость принадлежит только мне, она глубже. И становится понятно, почему она танцует одна, крушит пенопластовые стены одна – Рита одинока. Неосознанно, ей нравится это состояние. Хотя с другой стороны – с ней всегда рядом Регина.
Пена попадает в глаза. Неприятная боль! Видения прошедшей ночи вмиг исчезают. Я умываюсь, подставив голову под струи воды из-под душа… Краткость промежутка – резь в глазах – и вот я здесь, я "щастлив", а это почти настоящее счастье!
18
Я заставляю себя не думать больше о Рите. Почему-то, ловлю себя на мысли, мне это неприятно. Снимаю полотенце с крючка, вытираюсь, выхожу из летнего душа. Десять часов дня. Становится жарко.
Как раз когда я, блаженствуя, откидываюсь на спинку пластикового стула, вытягиваю ноги, оглядывая двор Анны Васильевны – он весь утопает в цветах, – вспоминаю, что от Андрея не пришло ни одного sms. Мне вдруг становится стыдно (малознакомое для меня чувство) за своё бездействие: я сбежал, так сказать, а его оставил одного. Я поступил, как трус. Это так. Может, что-то случилось, раз он молчит? А я прохлаждаюсь тут.
Хватаю сотовый телефон, делаю звонок.
– Привет, Кирилл! – слышу довольный голос Андрея, и мне становится легче.
– Как дела? Нет сообщений, смотрю. Решил тебя побеспокоить.
– В Абхазии я.
– Правда?!!
– Только приехали с женой. Сняли номер в местной гостинице. Понимаешь, в мой адрес поступила угроза. Сорвались с места быстро. Жену забирал с работы – ей пришлось отпрашиваться, брать отпуск без содержания.
– Значит, не просто так в Абхазии… Что произошло?