Чикатило ходил и вынюхивал всё, на что могут реагировать органы обоняния. Он напоминал Шерлока Холмса, который тоже лез во все дебри и вынюхивал километры кокаиновых дорожек, когда больше вынюхивать было нечего. В отличие от него, правда, у нас этих самых дорожек не было. Зато были какие-то шаткие деревянные мосты, которые Чикатило наводил через своих знакомых, знакомых своих знакомых, родителей своих знакомых и так далее. Он задействовал даже Лёню Свиридова, который после института получил какой-то низовой пост в крупной нефтяной компании и по этому поводу менял сиюминутные настроения от мегапафосных до запойных. В общем, Чик хотел узнать что-то про нефтяные месторождения и оборудование для их разработки. Он накапливал и систематизировал какую-то глупую инфу, словно какой-нибудь провинциальный маньяк-архивариус из фильмов про XIX век. Я ему в этом не мешал, потому что пусть каждый сходит с ума по-своему, психи - это хорошо. Иногда я даже выслушивал его немыслимые тирады, умозаключения и логические цепочки, которые он строил зачем-то вслух. Они были одиозны и нелепы, как голдовые цепи новых русских. Обычно я в них ничего не понимал. Очень зря, кстати. Но я ведь не знал тогда, к чему это всё приведёт.
…Максу, судя по всему, всё нравилось. Он сидел на лавочке напротив остроконечной высотки на Котельнической набережной, пил дорогое пиво и гнал. Даже под трамалом складывалось впечатление, что всю жизнь его рот держали на замке и открывали только перед тем, как ему надо было ехать на работу - руководить крупной компанией. А вечером снова закрывали и прятали ключ в чулок.
Макса несло, он говорил о том, что первый раз сидит вот так по-студенчески, на лавочке, а не в поднятом кабаке для толстосумов. Что он очень любит Москву, но плохо её знает, потому что почти всю дорогу жил за границей, а кстати, что это за дом такой большой?… Что он слушает "Depeche Mode", а из последнего ему дико понравились "Greenday" и "Offspring". Что первый раз его трахнули в тринадцать лет, это была пожилая немка, после которой ему долго претил вид голых женщин. Что надо чаще встречаться. Что он бы с удовольствием ушёл со своего идиотского поста, который убивает в нём всё человеческое, но у него больше нет вариантов. Если бы он был одет по-другому и если бы можно было стереть из памяти тот факт, что он наш босс и что он хочет поиметь Оленьку… В общем, как я уже говорил, он оказался абсолютно нормальным парнем, просто он рос не в той клетке, что мы. Не в той тарелке, не в том соку. А это не так незначительно, как кажется на первый взгляд. Но, в общем, вечер не был так уж напрочь и бесповоротно загублен - всё было нормально, мы пили за Максовы деньги дорогое пиво и шлялись по городу, как и подобает молодым придуркам в канун новогодней пьянки.
Оленьку просто выпирало от радости. На её глазах рушились предрассудки и стирались классовые границы. А мы с Чикатилой делали ещё один маленький шажок на пути к статусу взрослых парней. Чёрт возьми, да лучше бы она просто перепихнулась с Сынком и сделала карьеру, честное слово.
Я уже не помню, с чего начался этот разговор. Может, с чего-то совершенно не принципиального и левого. А может, он вообще ни с чего не начинался, а завязался откуда-то из середины - это не важно. Важно то, что в какой-то момент времени Чикатило оказался напротив Сынка и просто так, из любви к искусству, начал выкладывать ему очередную из своих нелепых логических цепей. Она должна была объяснить ему, Сынку, смысл аферы, которую он мутит с этим металлическим хламом. Это произошло как-то само собой и по взаимному согласию - Макс совсем не подумал о том, что рядом находится Оленька, которой про это знать нельзя, а уж Чикатило-то не подумал об этом тем более.
- Смотри, Макс, я сейчас выведу тебя на чистую воду! - говорил Чикатило с видом Гарри Каспарова, которого накормили сразу несколькими наркотиками и попросили прокомментировать последнюю партию с шахматным компьютером. - Я тут прикинул болт к носу и всё понял. Я скажу, а ты меня поправишь, если я ошибусь, ладно?
- Давай, валяй, - смеялся Сынок. В трамальном угаре он всё ещё не понимал, о чём идёт речь. То есть это-то он, скорее всего, понимал, но он просто не мог, не хотел вспоминать о той дистанции, которая существует между начальником и подчинёнными. Которую не сотрёшь никаким алкоголем, никакими наркотиками, а если стёр - то ты уже не начальник, уходи в отставку и прокалывай уши. О дистанции, которая не даёт гендиректору право обсуждать свои мошенничества с грузчиками.
- Я наводил справки, и мне объяснили, как осуществляется разработка нефтяных месторождений в непродвинутых бедных странах, - продолжал Чикатило. - Какой-нибудь подставной или купленный учёный, работающий на правительство, докладывает на заседании министерства промышленности, что, дескать, согласно моим последним исследованиям, есть очень большие шансы обнаружить нефть у подножия карпатской горы Парашки. При этом он клянчит у правительства буровую установку, которой у правительства нет и не было. В таких пердях ведь не водится нефть, правильно? Значит, не водятся и буровые установки. Потому что с чего им вдруг водиться там, где нет этой самой нефти.
- Ну, блин, ты молодец, - продолжал смеяться Макс. - Ты что, реально, сам догадался?
- Слушай дальше, - ухмылялся Чикатило. - Где они могут купить буровую установку? В России. Там всё дёшево и сердито. И обращаются к тебе, правильно? А ты отправляешь весь этот хлам какой-нибудь тамошней компании, которая выхлопотала правительственный кредит на разработку нефтяных месторождений и которая находится с тобой в коалиции. На всякий случай ты покупаешь в Сургуте несколько списанных запчастей от старой буровой вышки производства СССР и заставляешь кузьмичей покрасить их в яркий цвет, чтобы их можно было выдать за новые. На случай, если кто захочет вскрыть ящик и посмотреть, что ты пригнал. Ну, типа, вдруг правительство отрядит ревизора. Твои партнёры знают, какой именно ящик надо вскрывать, если что.
- А зачем мне это надо? - всё ещё улыбался Макс, хотя где-то в глубине его приход начинал таять, как Снегурочка, а вместо него освободившийся объём заполняла какая-то неприятная шняга.
- Потому что правительство этой кондовой страны выдаёт твоим партнёрам кучу денег на всю эту катавасию. А твои партнёры отвезут ящики в горы, где они простоят пару месяцев, и отрапортуют правительству, что учёный-то, видать, облажался, ничего-то мы не нашли. И попросят у правительства денег на то, чтобы разобрать вышку и оттранспортировать её в разобранном виде на переплавку. Правительство пошлёт твоих партнёров на х…, потому что страна бедная, и им там не до экологии. Но к этому моменту у вас уже будет заказ на буровую установку от какой-нибудь компании из третьей страны, такой же нищей и глупой. Компания эта, ясное дело, тоже будет в игре. И так будет до тех пор, пока ящики не вернутся к тебе. Ну что, я тебя раскусил?
- Нет, - сказал слегка ошарашенный Макс, - на самом деле всё не так. Я не могу сказать тебе, как именно, потому что ведь это даже не моё - за мной ведь стоят ещё люди. Но, блин, схема интересная, честное слово. Я обязательно над ней подумаю.
- Давай мутить бизнес, Макс! - предложил Чикатило. - Моя идея, твое исполнение. У меня свежая мысль, а у тебя возможность реализации. Давай создадим долбаную, мать её, команду.
Макс обещал подумать над Чикатилиными словами, но чем больше его отпускало, тем меньше ему хотелось иметь с ним дело. Это читалось у него на лице - такие вещи всегда читаются у людей на лицах, если у вас есть хотя бы капля шестого чувства. Чикатилу же отпускать и не думало. Он, как обычно, что-то орал и махал руками. Из его ора время от времени можно было вычленить слова "бизнес", "идея" и "команда". Слово "команда" вообще в то время стало очень популярным в определённых кругах - хотя в принципе оно модно и сейчас, это какое-то демисезонное слово. Мне не очень нравилось, что Чикатило так на нём зациклился, но я списывал это на трамал. На самом деле от некоторых слов веет какой-то тоской и неудачниками, которые эти слова хавают и принимают за чистую монету.
Мы ещё долго потом бродили по переулкам Китай-города, забираясь на холмы и спускаясь вниз по скользким тротуарам. Там не было всех этих витрин, дебильных синтетических ёлок и Санта-Клаусов с водкой и кока-колой. Это была суббота, предпоследняя суббота тысяча девятьсот девяносто пятого года.
ТРАНКВИЛИЗАТОР: виски "Джонни Уокер"
В последний понедельник тысяча девятьсот девяносто пятого года Макс уволил нас с работы. Он сделал это правильно и интеллигентно, с глазу на глаз. Вообще, для мажора из клана мошенников он вёл себя достаточно прямолинейно. Без обиняков сказал нам, что ничего личного, но он не может допустить, чтобы в его конторе работали люди, более хитрожопые, чем он сам. В этом своём "ничего личного" он был почти что Аль Капоне, которого полтора года назад так упоённо цитировал Чикатило.
- Это закон любого бизнеса, - объяснил Макс, - и не мне с ним спорить.
- Законы созданы для того, чтобы их нарушать, - возразил Чикатило просто для того, чтобы что-нибудь возразить.
- Совершенно верно. Вы именно так и делаете. А я - нет. У вас - своя фишка, а у меня - своя. Ваша фишка мне очень даже по душе, но меня уже не переделать.
- Ты позавчера это понял?
- Ну, да. А вообще меня всегда интересовали люди вроде вас. У меня этого не было, понимаете? Я сразу попал вот в это говно, прямо после детсада. Но я не приживусь в вашей тусовке, а из моей если выгоняют, то надолго.
Я же говорю: он был вовсе не глупый, этот Макс. Он понимал всё правильно, и это избавляло его от ошибок. Вроде той, что допустили мы, поддавшись на Оленькины разводы и согласившись на эту глупую субботнюю тусовку. Вообще мы переставали понимать, на чьей стороне Оленька. Хотя на самом деле она не должна была быть ни на чьей стороне, она ведь никому не давала никаких обязательств. Такие девушки должны делать именно то, что делала она - не ставить себя ни в какие рамки и пытаться стереть межклассовые границы, как бы глупо это ни выглядело. Скорее всего, нас просто бесило то, что она совершенно нормально чувствует себя как с нами, так и с людьми типа Макса. Что она органична в любой компании. Это всегда бесит, если до этого было по-другому. Хотя ничего плохого в этом нет - но вас ведь не обязательно бесит всё самое гадкое, иногда вас бесят, наоборот, самые хорошие и правильные вещи. Разумное, доброе, вечное, как говорится. В тот момент нас с Чикатилой бесило как раз это самое разумное-доброе-вечное.
- Парни, я понимаю, что я вас подставил, - сказал Макс и достал из своего шкафчика какой-то мегадорогой вискарь в квадратной бутылке. - Так что я нашёл вам другую работу. В офисе. Это компания моего знакомого. Он постарше меня, но к людям типа вас относится с пониманием. Если вы снимите серьги и чуть-чуть укоротите - не сбреете, а именно укоротите - бороды, всё будет нормально. Вы даже сможете ходить на работу в ваших широких штанах, если они будут глажеными и не очень старыми. Я обо всём договорился. Звоните мне после праздников.
Это было лучше, чем совсем ничего. Мы не считали себя мальчиками Банананами, мы вполне могли вытащить из ушей свои кольца и погладить штаны. С бородами, конечно, пришлось бы поработать - укорачивать их мы не собирались, но ведь можно было использовать всякие гели или лак для волос, на худой-то конец.
Макс налил нам виски на два пальца, но мы потребовали больше. Он же увольнял нас с работы, и мы имели полное право его развести. Мы выжрали эту квадратную бутылку меньше чем за час, разговаривая о вещах, не касающихся произошедшего.
А в том, что произошло, виноватых не было. Сынок действовал так, как он и должен был действовать. Либо Чикатило действительно разгадал его схему, либо, сам того не подозревая, случайно придумал новую, сулящую Максу неплохие бабки - не важно, Макс всё равно поступил правильно. В первом случае мы могли бы начать его шантажировать или лезть в долю - кто знает, как действует на людей возможность заработать большие доллары, я бы не мог дать голову на отсечение, что с нами это не случится. Сейчас во всяких модных книжках печатаются пафосные манифесты типа - "я не меняюсь", но попробуй-ка ты не изменись на самом деле. А что касается второго варианта - то Макс же мутил бизнес в России, где авторам идей деньги платить не принято. Это тоже придумал не он.
Где-то очень глубоко, на интуитивном уровне, я чувствовал позывы обвинить во всём Чикатилу с его языком. Или Оленьку с её жаждой эклектики. Но ведь Чикатило был Чикатилой, а Оленька - Оленькой, и с таким же успехом я мог обвинять негра в том, что у него белые ступни и ладошки. Да и вообще, искать виновного в твоём увольнении с работы почти так же глупо, как искать виновного в разрыве сексуальных отношений. Любовь кончается, помидоры вянут, а с работы отчисляют. В конце концов мы ведь неплохо провели время тогда, на лавочке напротив небоскрёба на Котельнической. Так что никто не парился. Тем более что новая работа сама шла к нам в руки. Причём не сию минуту, а после праздников, в течение которых никто не мог претендовать на нашу свободу - мы действительно считали это не самым плохим вариантом.
Мы сходили в бухгалтерию, где по специальному распоряжению Сынка досрочно получили причитающуюся зарплату. За неполный рабочий месяц на наш счет накапало что-то порядка трёхсот баксов на брата, и нас это вполне устраивало.
Последний понедельник тысяча девятьсот девяносто пятого года закончился во всех отношениях положительно. Впереди зазывно маячили праздники, подкрепленные только что полученной зарплатой и предвкушением нового этапа развития увечной раздолбайской карьеры. Слегка пошатываясь после вискаря, мы спустились в лифте и вышли на улицу, чтобы учинить панфиловский бой с бесчисленной армией уличных Санта-Клаусов.
Возле пафосного евроотремонтированного крыльца офиса, комкая первый грязный снежок, Чикатило вдруг вспомнил, что мы как-то синхронно и вопреки всем раскладам забыли зайти в отдел кадров, чтобы попрощаться с Оленькой.
ГЛАВА 96
2 ЧАСА С MTV: MUTO BOYZ
ТРАНКВИЛИЗАТОР: пиво из морозильника
Я продрал глаза и долго не мог вспомнить, что это за реальность. В этой реальности была перекошенная ёлка, ковёр из пустых бутылок и лежавшее на полу тело Алкоголиста. Оно напоминало труп тюленя. Под его голову кто-то подложил пуфик от кресла. Пуфик выглядел лишним и несуразным.
Из кухни доносилось чьё-то постукивание стаканами и неспешный разговор. Голос одного из говоривших отдалённо напоминал Чикатилин. Такой голос мог бы у него прорезаться, если бы он дал нон-стопом четырёхчасовой концерт в качестве вокалиста группы "Neurosis".
Какими-то выгоревшими красками мерцал телевизор, стоявший почему-то на полу. В нём какой-то робкий педикулёзник дрыгал ножками и выводил вытянутым на компьютере фальцетом: "Я не буду тебя больше жда-а-а-ать!"
Я даже не сразу понял, что дело происходит в моей квартире.
Новый год мы встречали с Чикатилиными друзьями-музыкантами и кучей женщин. Не пубертатных группиз, а действительно нормальных взрослых женщин далеко за двадцать. Я не знаю, где и как они умудрились с ними познакомиться. Вряд ли эти мадам ходили на их концерты - такие ходят в "Би Би Кинг" на "Stainless Blues Band" и - иногда - в ГЦКЗ "Россия" на "50 лет группе "Арсенал".
Если раньше я считал Алёшу и компанию практически состоявшимися торчками, то теперь я был готов забрать назад все свои слова и даже мысли. То ли они поменяли ориентацию, то ли торчали уже не по-детски и решили всем скопом слезть при помощи спиртного. Ибо они вели себя как прожжённые алкоголики, которых не собьют с пути истинного никакие кокаиновые диеты, никакие стога марихуаны или мозаичные панно из бумажных квадратиков ЛСД. Никогда не справляйте праздники с такими людьми - вот всё, что я могу сказать по этому поводу.
Мы с Чикатилой оказались самыми трезвыми и интеллигентными. Мы не только не проспали бой курантов, но и вполне достойно развлекали женский пол до самого открытия метро. Зато 1 января мы умудрились уйти в говно целых четыре раза. В восемь утра, в час дня, в шесть вечера и к полуночи. Такое происходило с нами первый раз, и это было страшнее, чем тексты дэт-металлистов. Но больше всего пугало то, что к Старому Новому году всё это ещё находилось в present continuous. Есть вещи, которые нельзя начать или закончить - они начинаются и заканчиваются сами. А вы при этом способны всего лишь быть сторонним наблюдателем - даже в том случае, когда они происходят с вами лично.
Эти две недели были похожи на байкальскую воду - сплошную, непрерывную и беспросветную. Кое-где из них нерпой выпрыгивали приятные кадры воспоминаний - выход в город, встречи с девушками, иногда даже заканчивавшиеся приятным сексом. Новые телефоны в записной книжке, выведенные дрожащим от всего этого почерком. Пара хороших фильмов по видео, разумеется, только с утра, и самый отвратительный в мире снеговик с острыми осколочными зубами и огромным снежным фаллосом. Дети соседей, следующим утром разбивающие снеговика ногами в тёплых сапожках.
На кухне зазвонил телефон. У меня не было желания бросать всё и бежать снимать трубку. Я продолжал думать о том, как переключить канал, не вставая с дивана, пульта дистанционного управления у меня тогда не было.
В комнату ввалился осоловевший и какой-то нелепый, как случайное недоразумение, Чикатило. В одной руке он держал телефонный аппарат, а другой зажимал трубку.
- Так, слушай, - быстро зашептал он. - Ты Николай Фёдорович Панков, генеральный директор ООО "Транссибнефтегаз". Я работал в твоей компании веб-дизайнером с мая девяносто четвёртого года. В рекламном отделе. Уволился, к твоему огромному сожалению, по семейным обстоятельствам. Я очень хороший веб-дизайнер. Я вообще самый лучший веб-дизайнер, который когда-либо работал в твоей виртуальной компании. Понял?
- Сам ты… блядь, Николай. Давай сюда.
Я не понял ничего, ни одного слова. Надежда оставалась разве что на моментальную память, которая работает независимо от понимания/непонимания.
- Алло, - прохрипел я в трубку незнакомым голосом.
- Николай Фёдорович?
- Панков… Это… это я. Я слушаю… Да, конечно, работал. Да, с мая девяносто четвёртого года. Уволился, к моему огромному сожалению, по семейным обстоятельствам.
- Хорошо, - согласились на том конце. - В таком случае, не могли бы вы дать ему рекомендации?
Я отказывался понимать происходящее. Еле ворочая языком, я попытался активизировать моментальную память:
- Какие рекомендации? Рекомендации здесь неуместны. Это очень хороший веб-дизайнер. Это самый лучший веб-дизайнер, который когда-либо работал в моей компании.
Я приготовился положить трубку туда, где она и должна находиться в это время суток - на телефонный аппарат, но этого моему невидимому собеседнику показалось мало. На том конце провода висел кто-то до предела назойливый, как муха. Он не собирался прекращать беседу, он продолжал помехами жужжать мне в ушную раковину:
- Николай Фёдорович, а вы говорите по-английски?
- Да, - ответил я по привычке, хотя в тот момент я очень плохо говорил даже по-русски. Чикатило схватился за голову и начал стучать по всем частям тела, чтобы показать мне, какой я идиот. Я и сам это понимал.