О Рейчел речи не было, но и Дилан, и Авраам прекрасно понимали, что говорить об этом районе - все равно что вспоминать о ней. Быть может, они и жили здесь до сих пор только ради нее, из желания сохранить ее дом. В этом разговоре они сами того не желая подошли к тому, о чем никогда не заводили речи: порочности Рейчел. Слово "животные" Авраам произнес с какой-то особой интонацией и теперь испытывал жгучий стыд.
- Мы живем в трудное время, - сказал Авраам, переходя на менее опасную тропинку, пытаясь отделаться от посетившей их обоих мысли. - Мир сошел с ума, этим все и объясняется.
Ответственность за человеческое тело на улице с надписью "ДОЗА" на спине нес Джеральд Форд или Аб Бим, а может, и сам иранский шах.
Кто-нибудь из здешних жителей, услышав слова "Иди к черту", вполне мог понять их буквально. Особенно люди с Невинс-стрит.
- Этот район погубит нас, и все по моей вине. Прости меня, Дилан. Мне следовало раньше подумать об этом. - Внезапно, почти автоматически, Авраам стал превращаться в себя обычного - во всем разочарованного, все презирающего. Возможно, его угнетали воспоминания о сегодняшней встрече в "Купер Юнион" или о Рейчел, или о чем-то еще, кто мог знать? Дилану от этого было не легче.
- Посмотри на нас, Боже! - простонал Авраам.
Единственный путь очищения от грехов начинался возле их ног.
- Он хоть жив?
- Не знаю, - ответил Дилан.
Авраам опустился на колени, осторожно положил руку на плечо человека, легонько потеребил его и попытался повернуть на бок. Дилан наблюдал за ним в немом ужасе.
- Вы… - нерешительно произнес Авраам. Какой вопрос уместно задать мертвецу? Вам удобно? Все в порядке? Авраам выкрутился, ограничившись коротким "Эй".
Невероятно, но человек на асфальте пошевелился, дернул руками и ногами и прохрипел:
- Какого черта?
Он покрутил головой и ударил в воздух локтем. Как бы долго он ни спал, проснувшись, вспомнил о каком-то конфликте, необходимости защищаться от кого-то или чего-то. В нос Аврааму шибанула вонь, он испуганно отдернул руку.
Они и не надеялись, что человек жив. И оба ужаснулись мысли, что разговаривали над спящим. Быть может, он даже слышал их.
- Все в порядке, приятель, - глухо произнес Авраам. Дилану показалось, отец решил, что человек на асфальте просто упал в обморок, а не врос в этот клочок земли, поселившись здесь. - Мы вызовем "скорую".
На улице появилась скучающая проститутка. Было тихо, машины почти не ездили, и зеленый свет светофора на перекрестке совершенно бессмысленно сменялся красным. Женщина раскачивающейся походкой перешла дорогу и обратилась к троице - мальчику, высокому, худому мужчине и грязному бродяге на земле.
- Развлечься не желаете?
Лучшие краски имеют замечательные названия: "прозрачная вода", "слива", "желтый Джона Дира", "фруктовое мороженое", "королевский пурпур". На них позарится даже слепой, если кто-нибудь прочтет ему эти названия. Краски - главное в создании объемных букв, украшенных заклепками и струйками крови, окруженных облаками звезд, зигзагообразными молниями или примостившимся сбоку, как церемониймейстер, котом Феликсом. Рисуются эти шедевры на стенках вагонов метро, на школьных заборах, оградах площадок для игры в гандбол, и уходит на все часов пять-шесть кропотливого труда посреди глухой ночи. Рисуют, распыляя краску из пульверизатора, двое ребят: наиболее талантливый берет на себя очертания и теневые эффекты, второй только заполняет контуры. Двое других парней обычно стоят на страже - в конце квартала или у входа в депо. Домой художники возвращаются в кошмарном виде, с головы до ног перепачканные краской. Бдительные родители сразу догадываются, в чем дело. Наркоманы не обращают на такие мелочи внимания.
Главное - подобрать нужные тона. То есть наведаться в "Маккрори".
Сегодня на Дин-стрит собирается артель: временная, быть может, на один раз. Ее возглавляет Мингус Руд. В составе команды Лонни, Альберто, Дилан и сам Мингус. У них есть план, намеченная схема действий, которая, как и само мероприятие, придумана Мингусом. Может, он узнал все эти секреты от других ребят, но это не имеет особого значения. Команда находит его план блестящим и со всем соглашается. Точнее, они в восторге от предложения Мингуса, опьянены, окрылены.
"Маккрори" - это универмаг на Фултон-стрит. Через квартал от него есть еще А&С - "Абрахам и Строс" - восьмиэтажный монолит в стиле арт деко, машина времени, встроенная в блистательную магазинную утопию. Там страшновато: попахивает Манхэттеном, разгуливают охранники - бывшие копы, - а лифтеры носят униформу. На седьмом этаже А&С - гастроном с длинными полками, полными шоколада, на восьмом - игрушки, паззлы и отдел, в котором продают коллекционные монеты и марки. А еще - музыкальный магазинчик, откуда еще ни одному мальчишке не удалось стащить пластинку. Уличные хулиганы А&С не трогают, быть может, удерживаемые воспоминаниями о том, как ходили сюда в детстве, садились на колени Санта Клауса. Атмосфера в А&С чересчур мечтательная.
В "Маккрори" провернуть дельце гораздо проще. "Маккрори" - это, по сути, подделка под "Вулворт". Тут пахнет попкорном, продают бижутерию, разложенную в витринах из оргстекла, есть фотобудка и закусочная. Дети заказывают там молочные коктейли на украденные здесь же деньги. На нижних этажах продают белье, детскую одежду и произведенные неизвестно кем паршивые кеды. Распродажи "Снова в школу" сменяются тыквами из гофрированной бумаги, те, в свою очередь, - нитями рождественских гирлянд, за которыми следуют валентинки, пасхальные штучки и летние акции. Над всем этим плавают записанные на пленку голоса. На первом этаже товары для дома. Вот сюда и направится команда Дин-стрит. У них все готово.
Как предусмотрено планом Мингуса, Дилан стоит, будто кого-то ожидая, в толпе снующих туда-сюда покупателей: большей частью темнокожих дам, волочащих за собой детей. Сегодня он надел очки и полосатую рубашку "Айзод", одолженную Мингусом, застегнул ее на все пуговицы, как самый настоящий тихоня-отличник. За плечами у него рюкзак, только набитый не учебниками, а мотками проволоки.
Лонни, Альберто и Мингус на первом этаже "Маккрори" переносят банки-распылители с места на место, ходят взад и вперед мимо указателей "НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ТО, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, СПРОСИ" и полок с фотоальбомами. Все трое - два черных мальчика и один пуэрториканец - привлекают к себе внимание охраны "Маккрори". Это им и нужно: их задача - накалить атмосферу. Они довольны, что вновь попались на глаза охране, когда тащили "Крайлон" в проход между полками, но банки прячут осторожно, когда в их сторону никто не смотрит. Пару раз, когда в руках ничего нет, они даже разыгрывают хулиганские сценки, показывая друг другу жестами, будто намереваются запихнуть банку с краской за пазуху.
Им весело, их смешит эта игра - подготовка к ограблению магазина.
Пять минут спустя там же появляется Дилан, делающий вид, будто к тем троим не имеет никакого отношения. Щуря глаза, он осваивается на игровом поле, оглядывает ярко освещенный лабиринт проходов между полками, покупателей, охрану и своих приятелей. Вдыхает запах попкорна. Охрана, состоящая в основном из крепких ямайских женщин, как и следовало ожидать, по пятам следует за Мингусом, Лонни и Альберто, двигающимися в глубь отдела, к полкам с мусорными ведрами, граблями и метлами, где следить за ними гораздо сложнее. Дилан хмурится, поправляет очки и с невинным видом подходит к полкам, которые они выбрали вчера днем. Наступает самый ответственный момент. С замиранием сердца, отяжелевшими от страха пальцами Дилан достает банки "Крайлона", спрятанные Мингусом, Альберто и Лонни, и складывает в рюкзак: "мандарин", "хром" "морская волна".
Сегодня ты белый парень, годный для дела.
И пусть Мингус и впредь думает, как использовать вашу непохожесть для пользы.
Дилан устремляется к выходу. Банки в рюкзаке тихо постукивают друг о друга. Настоящее сокровище. Продолжая создавать уже совершенно бесполезную сумятицу, трое друзей Дилана внезапно расходятся в разные стороны. Мингуса, лучшего актера, ловят и обыскивают две охранницы. Альберто орет им от дверей: "Пошли на хрен!". Просто так, потому что ему ничего за это не будет.
На Фултон-стрит они собираются у автостоянки - все тяжело дышат, хотя бежали меньше полуквартала. Добыча быстро оценивается, перекладывается в карманы. Теперь пусть самые ловкие на свете охранники попробуют догнать их! Они устремляются вниз по Хойт-стрит, воображая, что удирают от погони, смеясь и крича:
- Что, бегать не умеете? Ноги не двигаются? Вот придурки!
Животные, говоришь, Авраам? Мы покажем тебе животных.
* * *
Молча они отправились в путь - через Флэтбуш по Сент-Феликс к больнице из красного кирпича, примыкавшей к парку Форт Грин. Субботний день в начале апреля, прогревающийся воздух, щебет неугомонных птиц и захмелевшие от солнца дети. Звуки сливаются в радостную песнь и стучатся в больничные окна. Но и весенняя свежесть, проникающая в распахнутые окна, не в силах уничтожить вонь в палатах для алкоголиков и наркоманов - запах пропитанных ядом и лекарствами тел, зловоние умерших. Никто не опасался, что через окна в больницу залетят птицы: убийственный смрад останавливал их не хуже стекла.
Дилан остался на пороге. К нему подошла медсестра с изумленно приподнятой бровью. Авраам приблизился к кровати. Руки лежащего на ней человека привязаны к металлическому каркасу, кисти свисают, крупные и беспомощные. Пальцы одной заскорузлой ноги смотрят в сторону, вторая повернута вовнутрь, как у танцора, колени закрывает простыня. Левая бровь и щека сошлись будто в подмигивании. Из капельницы в руку перетекает что-то зелено-желтое, на постели под ней - пятно того же цвета. Все расплескивалось, делалось кое-как. Представить себе, что этот человек летал когда-то по небу, было почти невозможно.
Авраам нахмурился, видя привязанные запястья и зеленую корочку на игле капельницы, задыхаясь от омерзительного запаха. За больным не ухаживали как следует. С ним следовало обращаться как с человеком, а не как с пьяницей или преступником. Он выжил в невообразимых условиях и уже потому заслуживал внимания. Медсестра с Ямайки стояла у двери и, насупившись, наблюдала. Всем своим видом она выражала несогласие с посетителем, явно решившим, что больница не заботится об этом пропащем как подобает. Но ведь он сам себя сгубил, как тысячи других людей, и хотя его привез в больницу светлокожий человек, пьянчуга обойдется и без нежной заботы.
- Он что-нибудь ест? - спросил наконец Авраам.
Медсестра закатила глаза.
- Если хочет, ест. Мы не кормим пациентов силой.
- Я бы хотел побеседовать с врачом, - безапелляционно заявил Авраам.
- Доктор приедет в четыре часа, сейчас его нет. - Она подошла к кровати, вынуждая Авраама посторониться, и принялась демонстративно поправлять капельницу. - Не нужен здесь доктор.
- Тогда отведите меня к вашему начальству.
Медсестра хмыкнула, ничего не ответила, вышла из палаты и повела Авраама по коридору. Ее белые тапочки громко шуршали по выложенному плиткой полу.
Дилан остался один на один с больным.
Авраам был для этого человека спасителем, но пьянчуга не сказал ему ничего, кроме парочки ругательств. С Диланом же он когда-то встречался и сейчас вспомнил об этом. Опухшие веки раскрылись.
- А-а, белый мальчик.
Неужели он сейчас снова попросит деньги? Но какая польза прикованному к кровати больному от пятидесяти центов или даже доллара? Дилан инстинктивно опустил руки в карманы. Денег там не было.
- Подойди поближе, дай взглянуть на тебя.
Дилан шагнул к кровати.
- Мы виделись раньше.
Это был не вопрос, но Дилан все равно кивнул.
- Хе, хе. Открой-ка вон тот ящик. - Продолжая как будто подмигивать, человек кивком показал на тумбочку у кровати, на которой здорово бы смотрелись цветы, если бы кто-нибудь вздумал их сюда принести. - Ага, этот самый. Открой!
Дилан потянул за ручку, боясь обнаружить в ящике шприц с наркотиком, который летающему человеку приспичило вогнать себе в вену.
В ящике лежал потрепанный бумажник из искусственной кожи, плоский, как обложка для проездного, водительские права, выданные Аарону К. Дойли в Колумбусе, штат Огайо, в 1952 году.
И серебряное кольцо, которое Дилан видел в парке на пальце у летающего человека.
- Да, да.
- Кольцо?
- Я сдаюсь, я выхожу из игры, дружище. Больше не могу бороться с воздушными волнами.
- Вы хотите…
- Возьми его.
Когда Авраам и медсестра бегом вернулись в палату, человек на кровати метался и вопил в предсмертной агонии или белой горячке, или бог знает в чем еще. Все его тело покрывал пот, кровать содрогалась. Из-за привязанных рук казалось, что он и грохочущая койка - одно страдающее существо. Игла капельницы выскочила из вены, и зелено-желтая жидкость забрызгала все вокруг. Мальчик прижимался к дальней стене, но не паниковал, а спокойно наблюдал. Медсестра фыркнула, демонстрируя, что ничуть не удивлена, что насмотрелась такого вдоволь. Авраам, ничего не добившийся разговором со старшей сестрой, потянул мальчика к выходу. Надо полагать, ребенок наказан в достаточной мере. Рев больного сводит с ума. Слышать это очень тяжело.
Дилан сжимал подарок в кулаке, руку засунул глубоко в карман брюк. Кольцо будто пульсирует в его вспотевших пальцах, словно волшебный талисман, словно напоминание о припадке, в котором бился человек на больничной койке.
- Что он говорил? - осторожно поинтересовался Авраам, когда они прошли несколько кварталов и больничная желтизна начала казаться страшным сном.
Дилан только пожал плечами. Летающий человек много чего говорил.
Но, может, Дилану это только послышалось? "Борись со злом!" Нет, именно так он и сказал.
Глава 10
Начало лета 1977 года: многие выросли, многие сроки истекли. Взять, к примеру, Барретта Руда-старшего. Приговоренный к десяти годам заключения, он отбыл шестилетний срок, за примерное поведение досрочно освободился и едет теперь на "Грейхаунде", сидя у окна, наряженный в зеленый костюм из гладкой блестящей ткани, в котором он был на суде. В запотевших окнах танцуют под рев автобусного двигателя отражения зданий. Из багажа у Барретта Руда-старшего только черный портфель, он поставил его на пол между ног. В портфеле документы и пара фотографий: на одной подросток Барретт-младший со своей тогда молодой, а ныне покойной матерью, на втором - улыбающийся пятиклассник Мингус в докторской шляпе с квадратным верхом и кисточкой. Фотографии вставлены в искусно сделанные из пачек "Мальборо" и "Парламента" рамки. Еще в портфеле лежит пара запонок, сложенный в трубочку галстук и Библия в кожаном с позолотой переплете. Встретить Барретта Руда-старшего должен Мингус. Они возьмут такси и поедут на Дин-стрит. Конечно, Мингус захочет сам понести дедов портфель, но Руд-старший откажет ему. Без обид, дорогой мой внук, священник Барретт Руд еще полон сил.
А теперь взглянем на Аарона К. Дойли, спустя неделю появляющегося на этой же автобусной станции в старом пиджаке Авраама, с билетом до Сиракуз в нагрудном кармане. Это тот самый пиджак, в котором Авраам ходил на последнюю выставку Франца Клайна, организованную еще при жизни художника. Аарону Дойли пиджак маловат и чуть не трещит по швам. В Сиракузах его встретит представитель Армии спасения, который поможет ему устроиться в приют - там платят семьдесят пять центов в день и предоставляют койку в обмен на письменное обещание записаться в Общество анонимных алкоголиков, где среди остальных обделенных и потрепанных жизнью Аарон Дойли будет единственным черным. Все это будет, если он решится-таки сесть в автобус до Сиракуз. Гляньте-ка на него. Достал билет и задумался, наверное, прикидывает, не сдать ли его, чтобы получить деньги и купить на них бутылочку "Кольта". Все очень просто. К счастью, мы заблуждаемся. Аарон Дойли находит в себе силы отказаться от соблазна, садится в автобус, еще не выехавший из темного гаража, и начинает рассеянно крутить указательным и большим пальцами правой руки воображаемое кольцо на левой. Он не помнит, где и при каких обстоятельствах потерял его, и уверен, что оно теперь никогда к нему не вернется. Но оставим Аарона Дойли, он больше не таинственный летающий человек, а невообразимо одинокий алкоголик с забавным именем, поднятый с асфальта, вымытый, возвращенный к жизни и теперь покидающий этот город.
Перепрыгнем еще на две недели вперед: теперь в автобус забирается Дилан Эбдус. На указателе маршрута написано "СЕНТ-ДЖОНСБЕРИ, ШТАТ ВЕРМОНТ". Отец кивает на прощание, глядя на сына сквозь тонированное стекло. В последние дни он жутко зол на свой город и изгоняет из него всех, кого хочет защитить: сначала вытянутого из пьянства Дойли, теперь собственного сына. Дилан отправляется на север, в Новую Англию, на отдых, организованный фондом Фреш Айр. Рейчел в пятидесятых подобным же образом проводила время и всегда оставалась довольна. А если ей нравилось, должно понравиться и Дилану. Она одобрила бы их решение, это понимают и отец, и сын, не могут не понимать. Вскоре Авраам поймет, что интуиция его не обманула - во время июльской аварии и вызванного ею разгула преступности, в день бандитского нападения на магазин пуэрториканцев, осколки окна которого будут еще долго устилать тротуар. Отключение электроэнергии и охота на Берковича окрасят это лето оттенками беды, но Дилана несчастья обойдут стороной, он проведет июль далеко от Нью-Йорка, в полном довольстве.
Но не будем торопить события. Дилан еще не в Вермонте, пока даже не думает о нем. Сегодня первое утро после окончания седьмого класса. Учебный год позади, как и весна. На некоторое время о школе № 293 можно напрочь забыть и не появляться на Смит-стрит целых три месяца.
Восьмой класс - как не подтвержденный еще слух, очередной пункт, вписанный в намеченный план, но за целое лето измениться может все что угодно, Дилан это по опыту знает. Он и Мингус, и даже Артур Ломб свободны и от уроков, и от необходимости играть заранее определенную роль прогульщика или жертвы, впереди у них целое лето и уйма времени на полезные дела. Кто знает, какими они станут к концу каникул? Сейчас это не волнует Дилана. Он свободен, легкомыслен, восторжен и думает лишь об отдыхе.