Наконец группа из пятнадцати - двадцати человек побежала вниз по холму в направлении Суини-Хаус. Другие, включая меня, потянулись за ними. Прячась в толпе, я чувствовал себя наблюдателем, хотя на самом деле просто участвовал в событиях, как и все остальные. Другой вопрос, любопытствовал ли я или уже стал частью толпы, руководимой Руди и Сетом?
- Правильно, ребята, только Сверхкозел может спасти нас! - кричал Руди.
Бегущие во главе группы уже несколько минут барабанили в дверь квартиры Сверхкозла. Разбудить его у них храбрости хватило, а вот как только он появился на пороге, одетый лишь в цветастое кимоно, и взглянул спросонья в лица потревоживших его нахалов, сразу отпрянули назад. Потом кто-то вышел из толпы и указал рукой в сторону часовой башни. Слышалось шушуканье да звук сирены полицейской машины, с запозданием прибывшей к Кэмпанайл. Сверхкозел грустно покачал головой, однако направился вверх по холму к злополучной башне. Мы шли неподалеку, воодушевленные тем, что идем в ногу с супергероем, чувствуя себя игроками сценария, который вот-вот будет реализован на деле, игнорируя то обстоятельство, что он написан Руди, Сетом и "Джеком Дэниелсом". Пусть развевающееся кимоно не слишком походило на накидку с капюшоном, полагающуюся этому персонажу, Сверхкозел туго затянул пояс и уверенно шагал вперед, протирая глаза сжатыми в кулаки руками.
Удачный исход дела, казалось, только еще больше раздраконил Руди и Сета, которые неистовствовали и глумились, как хотели, пребывая на недосягаемой высоте.
- Ба-ба-ба, Сверхкозел! - ревели они. - Тебя подводит звериное чутье? Обкурился сегодня травкой, да? Пошел ты, супергерой!
Сет поднял над головой огромную скрепку и размахивал ею, словно силач гирей.
Полиция уже отводила студентов от основания башни, однако при нашем появлении все ринулись назад. В наступившей суматохе молодые полицейские растерялись и просто не знали, что делать. Поднимаясь на цыпочки, чтобы видеть происходящее, я следовал за вереницей ребят, шедших за Сверхкозлом. А наверху Сет держал скрепку так, будто у него в руках гитара и на ней можно бренчать. Потом стал потряхивать скрепкой над нашими головами, словно огромным фаллосом.
- Поцелуй меня в зад, Сверхкозел!
Толпа затаила дыхание, когда Сверхкозел, скинув громоздкое кимоно, начал стремительно взбираться вверх по отвесной башне. Его кожа лоснилась в лунном свете, над ягодицами виднелись заросли седых волос. Сверхкозел старел. На минуту он исчез за обширной веткой дерева, растущего рядом с Кэмпанайл, затем появился вновь. Совершал ли он свои действия под давлением толпы, еще окончательно не проснувшись, или действительно хотел проявить героизм, надеясь принести пользу людям, - в любом случае супермен проглотил наживку. Он поднимался вверх, изумительно работая руками и ногами, но студенты с ужасом ждали момента, когда герой окажется на башне, где эти идиоты приходили в полное бешенство. Руди, так же как и его друг, поднял над головой скрепку.
И вдруг случилось несчастье. Вмиг воцарилась мертвая тишина. Мы все онемели, даже кричать не могли. Шесть этажей - все-таки приличная высота. Взмахнув скрепкой, Руди потерял равновесие. Сверхкозел, продолжая держаться руками, вытянул в сторону ногу - некоторые из нас видели, другие только рассказывали впоследствии, - но не поймал налету Руди, а лишь подхватил изделие скульптора. В тот момент Сверхкозел находился на высоте третьего этажа. Впоследствии мы много спорили о том, мог ли он удержать на лету человеческое тело. Руди с грохотом упал на землю прямо у ног полицейских. Теперь обнаженному волосатому человеку-козлу оставалось лишь не спеша, осторожно спускаться вниз, держа под мышкой злополучную скрепку. Сет Браммел умолк и замер у циферблата, крепко держась за стойку. Вскоре охранники открыли маленькую дверцу за его спиной и, негодуя, потащили в безопасное место.
Руди Крюгерранд выжил после падения. Он получил перелом позвоночника и не мог ходить. Нижняя часть тела полностью онемела. В сентябре он мужественно прибыл на занятия в инвалидном кресле. Руди учился и по-прежнему пьянствовал, хотя стал более сдержанным, мягким и склонным к размышлениям. Его часто можно было видеть на вечеринках дремлющим где-нибудь в уголке. После увечья он пьянел от небольших доз алкоголя. Если бы Руди умер, это событие, очевидно, стало бы предметом бурных дискуссий и превратилось в легенду. Вместо этого о нем предпочитали помалкивать.
Сосуществование в небольшой коммуне таких личностей, как Руди и Сверхкозел, которому предложили преподавать на кафедре общественных наук, представлялось странной и неразрешимой проблемой-загадкой. Потерпел ли супергерой поражение в критический момент? Спровоцировал ли он происшествие сам? Или трагическое событие было вызвано глупостью двух оболтусов, один из которых поплатился за проделку своим здоровьем?
Я размышлял над этим дзэнским коаном-ребусом в течение целого года, продолжая обучение на последнем курсе в Калифорнийском университете, находящемся, слава Богу, на расстоянии трех тысяч миль от Коркорана, который стал теперь местом обитания Сверхкозла. В последующие десять лет я не видел его и не думал о нем.
* * *
Самой замечательной студенткой, какую я когда-либо встречал в жизни, была итальянка по имени Анжела Веруччи. Высокая, с бронзовой от загара кожей, с насмешливым выражением лица, одетая вне зависимости от погоды в аккуратный брючный костюм или юбку с гольфами. На глазах очки в черепаховой оправе, светлые волосы завязаны в тугой, как носят японцы, пучок. Необычная аура, серьезность и средиземноморское великолепие выделяли девушку на фоне вежливых, вечно жующих попкорн и одетых в футболки американских студентов, в чей среде она материализовалась каким-то чудесным образом. Анжела Веруччи была старше своих сокурсников, уже успела поучиться в Оксфорде и приехала в США, получив стипендию Ривса. Она говорила на безупречном английском и, несмотря на проблемы с аккредитацией, считалась таким же сильным специалистом по истории средних веков, как и я. События происходили в университете штата Орегон в городке Корваллис, где я в течение двух лет работал над докторской диссертацией, окончив шесть курсов в Ирвине. Штат Орегон стал шестой остановкой в ходе турне, совершаемого Анжелой Веруччи по Америке. Она также проучилась год в Колумбийском университете и по чистой случайности - один семестр в Коркоране.
Как поступает тридцатилетний профессор с самой милой студенткой, какую он когда-либо встречал? Он ждет окончания семестра, подает прошение на кафедру факультета о предоставлении краткосрочного отпуска и ранней весной предлагает девушке отправиться к самой высокой точке графства под названием Саттер-Парло, возвышающейся над всей горной грядой. Анжела Веруччи прибыла на встречу в туфлях на высоких каблуках, очевидно, не вполне понимая, куда ее, собственно, приглашают. Таким образом, мы отказались от восхождения на гору, решив вместо этого выпить по бокалу вина "Орегон пино нуар" в ресторане, стилизованном под патио на высоком берегу реки Уилламет. Отличное место встречи для уроженца Бруклина и сицилийки.
Через два года мы поженились на острове в Италии. Церемония свадьбы проходила в строгом католическом духе. Я не возражал. Широкий круг моих знакомых узнал о счастливом событии исключительно из сообщений по электронной почте. Потом мы с Анжелой вернулись в наше тихое уединенное бунгало, которое мы арендовали в городке Нью-Брансуик, штат Нью-Джерси. Я тогда защищал вторую докторскую в Редгерсе и мечтал получить должность преподавателя. Не то чтобы собеседования проходили без всякого успеха: мне не давали от ворот поворот, приглашая для второго и третьего разговора, неизменно предлагали прочитать курс пробных лекций. После этого кандидат и комитет по приему на работу обменивались вежливыми посланиями, уверяя друг друга в полезности встречи. Однако постоянной работы я так и не получал.
Так что к тому времени, когда меня пригласили на собеседование по поводу преподавания в Коркоране, просторы Новой Англии, моей альма-матер, не казались такой уж плохой перспективой. Шла неделя празднования Хэллоуина, стояла великолепная погода, так что в любом случае приятно было совершить путешествие в знакомые края, вне зависимости от результата собеседования. Мы отправились рано утром, прокатились по проселочным дорогам Нью-Хэмпшира, устроили пикник возле пруда Коркоран, и только потом я записался на прием в колледже.
В учебном заведении происходили какие-то финансовые передряги, разразился скандал, связанный с должностными нарушениями. В администрации шли чистки. Однако сады, яблони и белые заборы оставались все теми же. Пока Анжела совершала ностальгический осмотр кампуса и общежитий, я отправился на запланированное судилище, где меня допрашивали досточтимые пэры, некоторые из них уступали мне в возрасте. В комнате царила весьма напряженная атмосфера: кое-кто одобрял мою кандидатуру, иные ставили на другого претендента. Никто не испытывал сентиментальных чувств по поводу того, что я являлся питомцем этого колледжа, припасая всяческие трогательные излияния для ужина в мою честь, который должен был состояться вечером. После серии дружеских рукопожатий меня отвели в кабинет ректора. Она хотела поговорить со мной наедине, что я счел за добрый знак.
Ректор спросила, как мне понравилось собеседование, и мы поболтали о всяких пустяках. Она интересовалась временами, проведенными мной в колледже, и я рисовал все исключительно в розовых тонах. А потом она спросила:
- В таком случае вам, наверное, знаком Сверхкозел?
- Конечно, - ответил я. - Однако я не посещал его лекции.
- К моему удивлению, он попросил меня пригласить его на ужин сегодня вечером. Обычно этот человек не участвует в общественных мероприятиях.
- Он все еще здесь? - удивился я.
Столько знакомых уже куда-то исчезло, а вот Сверхкозел то и дело появляется на моем пути.
- Да, хотя его присутствие уже носит чисто символический характер и обусловлено неоспоримыми заслугами этой личности. Он больше не преподает, но пользуется всеобщей любовью. Студенты шутят, что его можно увидеть в кампусе пару раз в семестр. А если вам захочется поговорить с ним, можно составить ему компанию во время традиционной прогулки.
- Он узнал меня по имени?
- Похоже на то. Вам следует приготовиться к встрече. Он очень слаб теперь.
- Сколько ему лет?
- Точно не знаю. Тем не менее процесс старения налицо. Да вы сами увидите.
Возможно, супергероизм - это своего рода токсин типа стероида, который оказывает губительное действие на здоровье. Я размышлял на эту тему, покинув кабинет ректора. Пройдя через лужайку кампуса, я миновал стоянку автомобилей и спустился вниз по холму. Там, возле коркоранской бухты, стояла наша любимая скамейка, где меня поджидала Анжела. Я первым заметил жену. Она сидела, поджав под себя ноги. Снятые туфли валялись на земле. Анжела читала толстенную, в твердом переплете, биографию Руссо. В отдалении умирающее октябрьское солнце отбрасывало плавные тени на Белую гору. Внезапно я представил нас сидящими здесь целую вечность и испытал прилив самых радостных чувств.
- Как прошло собеседование? - спросила она, заметив меня.
- Друзья и враги разделились поровну. Кое-кто дремал.
- А ректор?
- Очень мила, но держалась скрытно.
Я обнял ее за плечи. Она закрыла книгу.
- Ты где-то далеко от меня, - проговорила Анжела. - Вспоминаешь былое?
- Да.
Я размышлял о Сверхкозле. Никогда раньше не задумывался о той жертве, которую он принес, провозгласив в далеком прошлом свои диссидентские политические взгляды. По моему мнению, совершенно напрасно. Чего он этим добился? Достигли Сверхкозел чего-то за пределами формата комиксов? Пусть это и пустячная работа, но все-таки котят тоже нужно снимать с деревьев. Человека в жилете также необходимо порой побеждать. А вот зачем надо было отказываться от имени Ральф Герстен, если в итоге жизненной деятельности ты просто становишься талисманом кампуса?
Мне хотелось поделиться своими размышлениями с Анжелой, однако я не знал, как начать.
- Когда ты училась здесь… - начал я и умолк.
- Да?
- Ты знала Сверхкозла?
Я почувствовал, как она напряглась.
- Ну конечно. Все знали его.
- Он до сих пор здесь.
Я наблюдал за Анжелой и видел, как она опустила глаза.
- Ты встречался с ним?
- Нет, но он придет на ужин вечером.
- Как… неожиданно.
Анжела задумалась.
- Ты училась у него?
- Прослушала несколько лекций.
- Мне казалось, тебе они не нравились.
Она пожала плечами.
- Было любопытно.
Я пытался понять. В траве начали трещать сверчки. Солнце исчезло за горизонтом. Нам уже пора идти в дешевую гостиницу, где мы остановились, чтобы переодеться для вечеринки. Обычно такие мероприятия носили довольно нескладный характер. Собиравшиеся на них преподаватели отлично знали друг друга и неизменно в ходе разговора высказывали давние обиды. Что-то во мне противилось перспективе присутствовать на ужине. Откровенно говоря, я с ужасом ждал его начала.
- Эверет.
Анжела хотела мне что-то сказать.
Нужно опередить ее.
- У тебя что-нибудь было со Сверхкозлом?
Вот так грубо мы спрашивали друг у друга о наших былых амурных делах. Я сел поближе к ней, чтобы видеть ее глаза.
- Да ничего особенного.
- А точнее?
Она пожала плечами и щелкнула пальцами, словно пытаясь разогнать собиравшийся туман.
- Так, дурачились несколько раз. Глупости.
Я почувствовал, как горький яд ревности проникает в мою кровь.
- Не знаю почему, но мне это кажется отвратительным.
- О Эверет.
Анжела подняла вверх руки, успокаивая меня, зная, как болезненно я переживаю ее измены, пусть и совершенные в прошлом, когда мы еще не были знакомы. Разумеется, она не понимала, какие отношения связывали меня со Сверхкозлом. Да я и сам толком не понимал. А ей я вообще про него никогда не говорил.
- Я была глупая девчонка, - мурлыкала она нежным голосом. - И с тобой еще не познакомилась.
Неудовлетворенный таким объяснением, я хотел услышать из уст жены, что Сверхкозел принудил ее к сексу. Вот только оснований для этого у меня не имелось. А она, будучи итальянкой, легко относилась ко всяким там романчикам.
- Может быть, тебе лучше не идти на ужин?
Она нахмурилась.
- Глупости. Он давно уже забыл меня. Да мне и наплевать. Пустяки все это, дорогой. Ты - моя любовь.
Сверхкозел явился последним в дом ректора, так что на время мне показалось, что пронесло и супергерой сжалился надо мной. Его вид, когда он наконец вошел, поразил меня. Он не просто состарился, но как-то весь съежился. Сомневаюсь, что в нем осталось пять футов роста. Как всегда, он не носил обуви и был одет в муслиновую пижаму с пурпурной окантовкой. На коленях пижамных штанов виднелась грязь. Наблюдая его, медленно передвигающегося среди гостей, я понял причину появления пятен на его одежде. Когда ноги подводили его, он опускался на четвереньки. Стоя так на земле, он отряхивался, будто мокрая собака, а затем вновь поднимался на дрожащие от слабости ноги.
Из вежливости никто не обращал на него внимания. Гости пили коктейли и вели себя так, как принято на подобных вечеринках. Спотыкаясь, Сверхкозел проследовал мимо нас в гостиную. По всей вероятности, он уже не мог общаться с людьми и даже разговаривать. Он уселся за длинным столом. Сморщенное лицо, прищуренные глаза и потертые рога пришлись практически на уровне верхней части стола. Только тогда мы оставили наши коктейли и, ощущая даже какое-то смутное чувство вины, потянулись в столовую. Муж ректора указал нам места, строго закрепленные за каждым из приглашенных. И лишь Сверхкозел мог садиться там, где ему хотелось. Я сидел по правую руку от ректора и слева от председателя комитета по найму персонала. Вновь добрый знак. Анжела расположилась напротив. Сверхкозел пристроился на другом конце стола.
Во время ужиная почти забыл о нем. Насколько я мог судить, он не проронил ни слова, а женщины, сидящие рядом, беседовали с соседями. В завершение трапезы подали коньяк и десерт, а муж ректора раздал сигары, хвастая тем, что они настоящие кубинские. Некоторые дамы тотчас покинули свои места, чтобы не дышать сигарным дымом; другие гости продолжили общение в различных уголках комнаты. Именно во время перемещений Сверхкозел покинул свой стул и занял место, только что освобожденное ректором. По дороге он лишь однажды опустился на четвереньки, нисколько при этом не теряя чувства собственного достоинства.
Анжела осталась сидеть за столом. В отличие от большинства американок она не отказалась от сигары и теперь прикуривала от огня зажигалки, учтиво предложенной ей пожилым профессором, которого она развлекала разговорами в ходе ужина. Когда Сверхкозел приблизился ко мне, она встретилась со мной взглядом. Лицо ее выражало любопытство и симпатию.
Сверхкозел прикоснулся пальцем к моей руке. Я повернулся к нему. Из-под густых бровей сверкали черные зрачки. Великолепные пучки волос поредели, шерсть на лице походила на марлю, покрывающую увядшие черты.
- Я… знавал… вашего… отца.
Он говорил замогильным голосом.
- Да, - ответил я просто, стараясь не повышать голос.
Пока никто еще не обращал на нас внимания. Разве что Анжела.
- Вы… помните?
- Конечно.
- Мы… любим… джаз.
Я не знал, имел ли он в виду отца или меня самого. В сущности, с годами я тоже полюбил эту музыку, хотя мои предпочтения отличались от отцовских. Он уважал Орнетта Коулмана и Раасана Керка, а я - Дюка Эллингтона и Флетчера Хендерсона.
- Покер…
- Он обыграл вас вчистую, - напомнил я.
- Да-а… хорошее было время… красивые женщины… - Он пытался взять себя в руки, сглотнул слюну, заморгал. - Вся эта полемика… ничего не стоит…
- Мой отец не участвовал ни в какой полемике, - услышал я свой собственный голос, хотя прекрасно понимал, что Сверхкозел говорит лишь о себе и о своей неудавшейся карьере.
- Истинная правда… он знал, как надо жить…
Анжела откинулась назад и плотно сжала губы, наслаждаясь своей сигарой. Разговоры в комнате как будто стали умолкать.
- Так… много… горьких воспоминаний…
- У нас с вами есть нечто общее, кроме моего отца, - сообщил я Сверхкозлу.
- Да-а… да-а?
- Ну конечно.
Теперь я уже понимал, что мы привлекли к себе внимание присутствующих и все хотят послушать сладкие воспоминания Сверхкозла, но я не мог закончить беседу, не высказав прежде то, что думаю. Более того, заручившись вниманием гостей, я возвысил голос, и мои слова готовы были зажурчать, как бурный ручей. Теперь я стал звездой вечеринки. И еще не успев договорить, высказать все, что долгие годы копилось в душе, я уже знал, что не видать мне работы в колледже. Однако я в ней больше не нуждался. О других последствиях своего выступления я мог только догадываться. Жена не отводила от меня взгляда, попыхивая сигарой. Позже отвечу на все ее вопросы, если только она предоставит мне такой шанс.
Я хотел наговорить ему столько всяких гадостей. Ревность закипала в моей груди. Однако прежде чем мои уста успели произнести все это, я понял, что моя ненависть имеет более глубокую подоплеку и, возможно, восходит к детским переживаниям по поводу весьма чувствительной темы - болезненному отношению к героизму родного отца.
В итоге я сказал лишь следующие слова: