Пока она вела себя уклончиво, не называла имени отца, не говорила, чем занимается и где живет…
– О, червячок шевельнулся? Думаю, я доверю эту вещицу моему другу Мориелю. Для хранения и изучения.
– Кто такой Мориель?
– Мориель? Я же тебе о нем рассказывала. Педераст! Педофил! И невесть кто еще…
– Ему? Так ты его считаешь надежным? Полчаса назад твой приятель едва не получил копьем в брюхо. Нет, с таким типом я не желаю иметь никаких дел.
– Такой тип может быть очень надежным и полезным. Ему ведь приходится быть крайне осторожным, чтобы не обнаружить некоторые особенности своего поведения. Да, он подходит нам идеально.
– А по-моему, он только саморекламой и способен заниматься.
– Может быть, но за рамки не выходит. А еще у него отлично развит инстинкт самосохранения. Он всегда знает, где нужно остановиться. Я не помню случая, чтобы его занесло. К тому же Мориель цирюльник, что дает ему доступ в самые разные круги. Его мастерская в верхней части города, на перекрестке Эсаглии и Каср. – Фессания допила вино. – Поторопись. Подожди его во дворе. Найдем тихую улочку, чтобы никто ничего не заметил.
– Я бы предпочел держать связь напрямую с тобой.
– Нисколько не сомневаюсь. Но в хорошей интриге самое важное – безупречный посредник. Тот, кто может держать руку на пульсе – собирать слухи, узнавать последние новости, быть в курсе скандалов. Тот, у кого есть порочные связи.
– А если Мориель уже ушел?
– Я бы очень удивилась.
Поведение Мориеля, когда они перехватили его во дворе, уже не показалось Алексу столь возмутительным, как при первой встрече. Взгляд стал осмысленнее, зрачки пришли в норму. Цирюльник определенно разрядил распиравшие его чувства.
Втроем свернули в ближайший переулок, замусоренный свежими очистками. Фессания провела переговоры. Кассета, завернутая в тряпицу, перекочевала из рук в руки. После этого Фессания отправила Алекса в одну сторону, сама двинулась в другую, а Мориель остался на месте – предаваться мрачным раздумьям.
Таким образом, Алексу не удалось проследить за своей новой знакомой и установить ее местожительство, если, конечно, она направилась домой. На постоялый двор он вернулся с желанием поскорее увидеть Дебору.
Во дворе Гупта разговаривал с хозяином – кругленьким лысым косоглазым мужчиной, судя по имени Камберчанян, армянином. Владея также и стриптиз-салоном, Камберчанян питал глубокую ненависть к кожевенной мастерской и делал все возможное, чтобы выкупить участок и перепрофилировать заведение в модное ателье. Таким образом он рассчитывал истребить мерзкий запах щелочи, золы, квасцов и навоза, вторгавшийся на территорию его нынешних владений каждый раз, когда ветер дул в их сторону. Вонь была причиной того, что постояльцы нередко сомневались в качестве приготовляемых блюд, а некоторых клиентов даже отвращала от его девушек. У разборчивых посетителей стриптиза – а свои надежды Камберчанян связывал именно с ними – развились странные фантазии: будто бы разоблачение девушек неким загадочным образом связано со снятием плоти, жира и шерсти с кожи животных. Дух смерти, витавший по одну сторону постоялого двора, мог отпугнуть тех, кто искал удовольствий по другую.
Все эти обстоятельства всплыли накануне вечером, когда удрученный хозяин присоединился к гостям в пивной. Несчастный Камберчанян никак не мог понять, что выбрал для модного ателье не тот район города.
Заметив Алекса, Гупта полетел на него, как шмель на цветок.
– А я тут подбираю зернышки деловой информации. Как? Получилось?
Алекс только хмыкнул.
– Ну же, расскажите дяде Гупте.
– Это не ваше дело. Вас оно не касается.
– Вот как? Тогда и дела нашей очаровательной Деборы не ваши. Вернувшись из храма, она собрала вещи и ушла.
– Шутите!
– Никогда не был так серьезен. Старик Камбер совершенно расстроен. Такая потеря. У этой женщины есть класс. Он-то собирался предложить ей весьма соблазнительную работу. Наш хозяин лелеет мечты о величии и славе. Никакого чувства реальности – хотя, казалось бы, реальность у него и перед глазами, и под руками! Может быть, поэтому девочки и держатся за него. Он внушает преданность. Уверенность! Поэтому я ищу у него совета, хотя и воспринимаю все им сказанное с долей здорового скептицизма. Процветание – оно как беременная лошадь: сегодня есть, а завтра нету. Или красота. Или невинность.
– Куда она ушла, Гупта?
– Понятия не имею.
У Алекса похолодело в груди.
– И вы не попытались остаться с ней па связи?
– В такие игры играете вы, но не я.
– А по-моему, вы лжете.
– Может, да, может, нет. То, что вы видите, всегда может оказаться иллюзией.
– Думаю, вы знаете, куда она отправилась.
– Вообще-то да. Она где-то здесь, в Вавилоне. Рано или поздно здесь все встречаются. Вот и вы когда-нибудь наткнетесь на нее. Может, завтра, может, через десять месяцев.
Тот мужчина в храме! Они обо всем договорились! Только он, больше некому. Значит, Дебора пошла с ним.
Алекс попытался вспомнить, как выглядел незнакомец. В годах, мускулистый, но не плотный. Высокий, с завитой черной бородой. На голове тюрбан. Дорогое платье. Трость, которой он помахивал с привычным апломбом, инкрустирована костью. Узор спиральный… Стоп. А не путает ли он его трость с другой, с той, которую держал в руке враждебно настроенный торговец, указавший ему неверный путь к храму?
Можно ли найти спутника Деборы? И как?
Ну, все не так сложно. Сам Алекс ничего сделать не мог, но Фессания наверняка приметила столь заметного мужчину. Весьма вероятно, что она знает его. Есть еще Мориель. Может быть, это он подстригал и завивал незнакомцу бороду?
Только вот стоит ли обращаться за помощью к цирюльнику? К тому, кто, несомненно, донесет на него Фессании? Хочет ли он, Алекс, давать ей дополнительный козырь против него? Заложника в лице Деборы?
Впрочем, выход есть. Дебора знает о существовании картриджа. Она могла рассказать о странной находке своему новому приятелю в тюрбане, который определенно занимает какое-то высокое положение. Следовательно, у Алекса есть все основания навести о нем справки и выяснить, не к нему ли отправилась Дебора.
В таком случае ссылка на какие-то особые чувства к Деборе вовсе и не обязательна. Она всего лишь знакомая, случайно увидевшая кассету у него в руках. Игра усложнялась: теперь уже он плел паутину интриги вокруг сбежавшей Деборы точно так же, как Фессания сплела ее вокруг него самого. Алекс понимал, что должен вытащить нужную информацию из Фессании – последовав примеру собирающего зернышки Гупты, – а иначе многого в Вавилоне не добьешься, особенно в делах сердечных. Собственно, других у него и не было. И ни в коем случае нельзя выдать Фессании свои истинные чувства!
Пожалуй, Алексу тоже не помешало бы перебраться в другое место. Почему Фессания должна знать, где он живет, а не наоборот? Если она предпочитает держать связь с ним через Мориеля, то почему бы и ему не сделать то же самое?
С другой стороны, Дебора может устать от своего вавилонского красавчика или он от нее. И тогда она, не исключено, вернется в "Меж двух шкурок". Увы, придется остаться.
– Какая затянувшаяся медитация, – сказал Гупта. – Вы снова что-то потеряли. На этот раз Дебору.
– Снова? А что я потерял раньше?
– Вы ведь испугались, что потеряли что-то вчера утром, а? Что касается вашей подружки, то, насколько я понимаю, у вас появился некий ключик. Вы бросились на поиски ее в лабиринте Вавилона. Мысленно, разумеется. И нашли путеводную нить, скользкую шелковую ниточку, столь же опасную и коварную, как та, из который плетет свою сеть маленький паучок.
Поразительная точность этого замечания всколыхнула прежние подозрения. Фессания упоминала о работающих на правительство шпионах, а Гупта уж слишком усердно водит наживкой у него перед носом. Для человека, прибывшего в Вавилон сравнительно недавно, индиец удивительно проворен. Поселившись на постоялом дворе Камберчаняна не более двух недель назад, он демонстрировал не свойственную новичкам осведомленность.
Действительно ли Гупта приехал в Вавилон вместе с Набу? Пожалуй, стоит спросить у самого нубийца. И еще одно: Гупта определенно понравился Деборе. Могла ли она рассказать ему о находке Алекса?
– А потом этот коварный паучок оплетает сетью несчастную простодушную муху и утаскивает ее в свое логово!
Нет, Гупте доверяться нельзя! Ни в коем случае.
– Может, оставила записку у меня в комнате, – небрежно сказал Алекс. Возразить против такого предположения индиец не мог, даже если и побывал в комнате Алекса во время его отсутствия. Даже если заметил, что из стены вынимали кирпич. – Пойду взгляну. А вы продолжайте собирать зернышки.
Проверив комнату и не обнаружив никакой записки, Алекс отправился к Набу.
Нубиец был у себя – обнажившись по пояс, он делал отжимания.
– Можно войти?
– Конечно. – Набу вскочил и, схватив полотенце, начал растираться. – Вот подумываю, может, лучше стать борцом, чем писцом.
Алекс закрыл дверь.
– Дебора ушла.
– Вот как? Жаль. Такая милая дама. Это из-за вас. Вы с Гуптой ее достали.
Алекс пожал плечами.
– Извини, если обидел тебя вчера. Я не хотел, честно. Можно задать вопрос?
– А кто мешает? Спрашивай.
– Вы с Гуптой поселились здесь в один день?
– Точно.
– А в Вавилон добирались вместе?
– Нет.
– Уверен?
– Конечно, уверен, черт возьми. А что?
– Думаю, Гупта здесь уже давно.
– Ты имеешь в виду на постоялом дворе?
– Да нет же! В городе.
– И чем он тут занимается?
– Шпионит понемножку.
Набу подошел к окну и выглянул во двор.
– Сейчас он болтает с Камбером. Это, по-твоему, и есть шпионская работа?
– Сказал, что выведывает у него кое-какую деловую информацию.
– Зачем ему, если он не новичок в городе, выведывать что-то у Камбера? Парень, у тебя паранойя.
Алекс сдержанно улыбнулся.
– Сервивалисты все параноики. Этот город основан на паранойе.
– Полнейшая чушь.
– А вот и не чушь. Вавилон – проект выживания. Выживание здесь не детская забава для наивных простаков.
– Типа меня, да? Я ведь наивный простак?
– Я имею в виду другое. Здесь с тобой может случиться все что угодно. Тебя могут подкупить, заманить в ловушку, уничтожить. У правительства наверняка есть секретные агенты.
– У какого правительства?
– Вавилонского. Не исключено, что своих шпионов могли прислать и другие. Греция, Индия, Карфаген. – Алекс криво ухмыльнулся. – Выживание – дело тяжелое.
– Все зависит от точки зрения. Судя по тому, какой путь выбрал ты, закончишь игру в темном переулке с проломленным черепом. Прими дружеский совет. Расслабься. Не напрягайся.
– Расслабься? И это советует человек, взмыленный, как скаковая лошадь.
– Ну и что? Зато я никого не задел, никому не наступил на мозоль.
– Вавилон – вот мой череп, – отвечая на собственные мысли, пробормотал Алекс. – Вот что я должен расколоть. Город – мой череп.
– Что ж, играй в свои игры, раскалывай черепа, – бросил Набу, – только меня в них не втягивай.
Так случилось, что в тот же день Набу покинул постоялый двор и исчез из жизни Алекса; разве что однажды, совершенно случайно и издалека, на вавилонской ярмарке в поле за вратами Адада ему попался на глаза чернокожий здоровяк с лоснящейся от масла кожей и почти голый, если не считать набедренной повязки и кожаных ремней на запястьях и лодыжках. Неф демонстрировал мышцы, обрабатывая черный вулканический камень, напоминающий более темный, мобильный, более пластиковый вариант диоритовой колонны на Дворцовой улице с начертанными на ней десятью тысячами клинописных знаков законами Хаммурапи, нравственными установлениями для города, который больше почитал их элегантное словесное оформление, нежели собственно содержание.
Однако же наказание в Вавилоне, как впоследствии узнал Алекс, могло настигнуть нарушителя внезапно и быть очень жестоким. Иногда, впрочем, правосудие состояло не в применении жестоких мер, а в освобождении от них.
Только такой вариант будущего и ждал нубийца. Чтобы взглянуть поближе и снять все сомнения, нужно было пройти меж шумными рядами мелочных торговцев, предсказателей, жонглеров и шутов, но сделать это Алекс не рискнул.
Короче говоря – подобно сказочному мальчику-с-пальчик, отправившемуся в опасное путешествие и захваченному лесными феями или обитающей на болоте заколдованной лягушачьей семейкой, принимающей человеческий облик не чаще раза в год, – в тот день нубиец навсегда исчез из его жизни.
Глава 3
в которой Алекс сорит деньгами и становится дурным предзнаменованием
Летели дни. Небритое лицо Алекса приобретало все более достойный вид по мере того, как щетина превращалась в бороду. Слоняясь бесцельно по городу, он исходил весь квартал Этеменанки, после чего приступил к знакомству с новым городом. Вернувшись однажды после длительной экскурсии, Алекс заглянул в греческий театр, где давали "Андромеду" Еврипида, некогда утраченную, но теперь обретенную.
Хвастовство матери Андромеды, не устававшей расхваливать красоту дочери, задело за живое владыку морей Посейдона, и он наслал на землю страшное чудовище. Чтобы откупиться от Посейдона, девушку приковали цепями к скале в качестве угощения для морского дракона.
Пока актеры в масках разыгрывали на сцене сию драму, Алекс прикидывал ее на себя.
Можно ли сравнить Дебору с несчастной Андромедой? И не Алекс ли выступит в роли смелого Персея, который спасет девушку, обойдясь без помощи знаменитого крылатого коня?
Разместившиеся во множестве на каменных сиденьях зрители бурно откликались на происходящее и вообще вели себя так, словно находились в театральной ложе. Они пили и ели. Аплодировали и дудели в дудки. И даже когда хор исполнял торжественный танец, интерлюдии сопровождались свистом тех, кто либо сокрушался из-за прискорбной утраты чистоты хореографии, либо выражал свое одобрение по противоположному поводу. И все же в самые трагические моменты при исполнении отдельных сольных партий в сопровождении одинокой флейты зал затихал. Один из таких монологов Андромеды запал в душу Алекса. Позднее он купил текст у театрального писца.
АНДРОМЕДА (в цепях):
Подобно той Елене, настоящей,
Что Трои не видала никогда,
За призраком которой корабли
В тщете носились, волны рассекая,
За призраком, что так любил Приам,
Видением, ниспосланным богами,
Чтоб разума навек лишить мужей,
Иль, может быть, видением богини,
Желающей Елену сохранить
От вожделения Париса и безумств
Тех, суждено кому разрушить Трою…
Я тоже в жертву отдана фантому
Тщеславия отца, что вызвал гнев
Великого владыки Посейдона.
Но смерть моя куда как не фантомом
Представится, когда придет морское
Чудовище, что эти берега
Из года в год привыкло разорять.
Что, если это чудище реально,
А не пиратами придуманные сказки,
И можно откупиться от него
Лишь кровью взлелеянной невинности моей!
И кто мои оковы разорвет, как не пират?
Ведь знают все: герои – пираты те же
Под другим прозваньем, с судьбой ведущие
Неравную борьбу, у времени похитить
Пытаясь мантию величья. У богов
Крадущие бессмертия огонь. И у самих
Могил забвение пытаются украсть.
И все ж не для того ль герои место
Желают у истории отнять,
Чтоб возвести на нем свой фаллос власти?
Не сыновей и дочерей чтоб породить,
Но имя, только имя героя,
Перед которым женщины должны,
Колени преклонив, молиться и стенать?
И все равно душа героя жаждет,
Пирата жаждет, чтоб взял меня
И муки ожиданья прекратил.
А может быть, герой с пиратом в схватке
Сойдутся и падут к моим ногам,
Оставив рядом меч окровавленный
И острый зуб чудовища морского,
Чтоб цепи разорвать и распилить.
Оковы сбросив, я б умчалась прочь
И стала жрицею в укромном храме леса,
Там, где не рыщет привиденье-бог,
Где не выходит, ухмыляясь, он из тени
В обличье безмятежном пастуха
И,не всплывает из глубин наядой
С грудями крепкими и прядями златыми,
А после, маску сбросив, предстает
Самим собой. Ах, рвется как душа
Моя меж страхом перед поруганьем
И страхом быть спасенной от него.
Ах, как безумно мучает меня
Желание обеих этих судеб…
Но что это, на берегу какой-то шум,
Какой-то скрежет когтей… Иль не когтей?
Шаги и звон железа? Я слышу: о воздухе
Доносится дыханье, какой-то шорох быстры
Словно конь в галоп пошел по облакам,
Его копыта на кружевах их оставляют дыры.
Из них сочится дождь, иль это слезы неба?
Откуда, с моря или с неба он идет?
Герой ли он? Бог? Зверь иль человек?
А может быть, я слышу сердца собственного
Стук, потока крови эхо в цепях,
Что держат крепко, как любовника объятья?*
За несколько дней до постановки "Андромеды" Алекс прогулялся до перекрестка Эсаглии и Каср, в душе опасаясь и отчасти надеясь, что не найдет там никакого салона.
Ни опасения, ни надежды не подтвердились. Заведение Мориеля стояло на указанном месте и представляло собой довольно внушительное угловое здание. Сводчатые проходы, снабженные крепкими ночными ставнями, открывались на расположенную на первом этаже парикмахерскую и на соседствующий с ней салон красоты. Надпись на греческом и клинописью извещала:
ДОСТОЙНЫЕ ВАС ОТДЕЛЬНЫЕ КАБИНЕТЫ НАВЕРХУ ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ЗАПИСИ
У входа в парикмахерскую раб с татуировкой на лбу и засунутым за пояс мечом сторожил впряженного в легкую колесницу серого жеребца. Другие клиенты, должно быть, прибыли пешком: пара бородатых брадобреев и два бородатых цирюльника усердно обрабатывали мужскую и женскую головы. Посетители восседали на деревянных тронах, цирюльники и брадобреи стояли на низеньких скамеечках. Заведение не бедствовало, что подтверждалось имеющимися в изобилии бутылочками с маслом и благовониями, горшочками с мазями, костяными гребнями, бронзовыми щипчиками, медными пинцетами, маникюрными наборами, морскими раковинами с румянами и краской для век, бритвами, квасцовыми палочками, щетками из верблюжьей шерсти, тазиками, зеркалами, завивочными клещами и маленькими угольными жаровнями для нагревания последних.
* Перевод Л. Криволапова.
Дожидаясь, пока мастер доведет до совершенства завитую и намасленную прическу клиента, Алекс задержался у входа. Наконец мужчина поднялся, полюбовался собой перед зеркалом, расплатился за работу и взял из вазы ореховую трость. Алекс тут же прошмыгнул в парикмахерскую и занял освободившийся трон.
– Чего угодно, господин?
– Э-э… угодно стрижку.
– Стрижку? Но у вас и без того короткие волосы, как же я могу сделать вам стрижку?
– Ну… тогда побрейте.
Мастер похлопал Алекса по щеке мягкой пухлой ладошкой.
– Я бы предложил обратное, господин. Хотя если вы предпочитаете брить лицо…