свою любовь было так же естественно, как для Эгора плакать. Она любила Эмобоя во всех
известных смыслах этого слова и ничего не просила взамен. Тело ее оказалось неожиданно мягким,
податливым и жарким, оно ежесекундно менялось в руках Эгора и под его чреслами, стараясь
доставить ему как можно больше удовольствия. Наконец-то Эгору открылось настоящее значение
слова "отдаваться". И отдавалась кукла ему так ненавязчиво и деликатно, что казалось, что она
боится, что любовник ее вот-вот прогонит. Иногда у Эгора возникало ощущение, что стоит ему
махнуть на нее рукой, и Мания покорно поплетется прочь. Но ему вовсе не хотелось расставаться с
ней. Мания наполнила его жизнь новым, простым и очень приятным смыслом и полностью
отвлекла от дурных мыслей. Образ Кити еще витал где-то в далеких заоблачных высях памяти, но
ее улыбка приносила все меньше боли. А потом Эгор научился вызывать в голове образ Кити без
всяких душевных мук, обнимая и целуя при этом отзывчивую куклу. Они занимались любовью
часами, а может быть, сутками. Эгор оказался неутомимым любовником, да и Мания не знала
усталости. Созданное для любви кукольное тело идеальных пропорций всегда было готово ответить
на ласки Эгора и принять в себя всю его боль и отчаяние, которые постепенно таяли, замещаясь в
душе юноши прохладной пустотой.
Шли дни. Они не знали, сколько прошло времени с первого поцелуя, они почти не отдыхали,
им не нужны были еда и сон, и все их страстные соития сплелись в один тугой канат охрипших от
оргазмического рыка связок Эгора. О прошедших днях напоминали лишь задубевшая, как подошва,
кожа на любовном орудии Эмобоя и заросшая дикими цветами комната. Эгор и Мания теперь
обитали не на пыльном бетоне, а в густой траве, среди маков, ромашек, васильков и незабудок.
Стены и потолок поросли плющом и цепкими лианами, покрытыми дурманящими ярким цветом и
немыслимым запахом тропическими цветами. Любовники постоянно царапались о колючки
розовых кустов, все больше теснивших их к центру комнаты-поляны. И никаких насекомых, только
цветы, цветы, цветы. Их пьяные зовущие ароматы слились в один афродизиачный поток,
пропитавший тела и мысли. А какие красочные сочные цветы роняли на них свой нектар! Но ни
один из этих цветов не притягивал взгляд Эгора так, как тот, что постоянно радовал его своим
бесстыдным жаром и стыдливой нежностью, идеальной формой росистых лепестков и сладким
дурманным благоуханием, кружащим моментально пустеющую голову, - великолепный цветок
Мании, вершина совершенства. А как приятно было будить упругие бугорки обычно невидимых
сосков куклы. О том, что он занимается любовью с куклой, Эгор старался не думать. Он вообще
старался не думать, и это у него неплохо получалось. Он перестал обращать внимание на пустоты
ее глаз и места сочленения головы, рук и ног с прекрасным туловищем. Мания просто была
чудесным подарком судьбы, давшим ему возможность позабыть про страдания. Она зализывала его
раны в прямом и переносном смысле, и Эгор начинал подумывать, что это и есть счастье. Они
почти не разговаривали. То есть сначала совсем не разговаривали, а когда в комнате стало трудно
дышать от ароматов удовольствий и цветов и нереальная реальность Эмомира смешалась с
галлюцинирующим безумием вселенной запахов и чувств, они стали рассказывать друг другу
коротенькие истории, которые всегда заканчивались ласками, по сути став неотъемлемой частью
любовной игры.
Например, Мания как-то раз рассказала Эгору очередную байку про барбикенов, над
которыми она не уставала прикалываться:
- Представляешь, многие барбикены считают, что они могли бы сделать карьеру в реальном
мире. Мало того, у них существует целое течение, которое верит, что главные медийные
суперзвезды реального мира на самом деле - барбикены, достигшие такой степени
самовлюбленности, что смогли материализоваться. И теперь они каждые тридцать семь минут
бегают туда-сюда. Все эти супермодели, телезвезды и киноактеры: "Ой, извините, мне срочно
нужно в туалет попудрить носик" - и шасть с подиума, эфира, съемки в Эмомир и обратно. Вот
прикол. А проблемные места, - Мания провела ладонью по гладкой кромке сочленения шеи с
телом, - они всегда чем-нибудь драпируют: брильянтовые колье, высокие воротники.
- Ну, или фотошоп, - сказал Эгор. - Вполне стройная теория. А почему вообще эмо-куклы
зависят от Реала, почему просто не питаются эмоциями, которые выделяют сами?
- Потому что они для нас несъедобны. Люди же тоже не питаются собственными
выделениями.
- Понято, - сказал Эгор и тихонько укусил Манию за тоннелизированную мочку.
Так они и жили. В любви, цветах и согласии. Во всяком случае, Эгор в это верил. Пока Мания
не ушла. Они лежали рядом, тяжело дыша и держались за руки, только что отлепившись друг от
друга.
- Я придумал стихи про тебя. Хочешь, прочту? - спросил Эгор.
- Прочти, - сказала кукла.
- Девушка с лицом слепца у воздушного дворца вся в предчувствии ответа. Девушка с лицом
слепца в ожидании венца, как застывшая комета. Девушка с лицом слепца уж согласна на глупца,
лишь бы был силен и нежен. Девушке с лицом слепца не видать вдали гонца - путь страданья
неизбежен. Девушка с лицом слепца. В предвкушении конца сердце бьется сбитой птицей. Девушка
с лицом слепца просит милости Творца. Но желаниям не сбыться.
Когда Эгор закончил читать, Мания своим спокойным тихим голосом сказала:
- Я ухожу, Эгор. Прости. Мне хорошо с тобой, но этого мало. Любви у нас так и не
получилось. А это главное для меня. Ты не моя половинка.
- Как это? - удивился Эмобой. - А эти цветы? А любовные стоны и конвульсии, а бездна
удовольствия? - Да, ты прав, все это есть. Но я - эмо-кид, меня не обманешь. Удовольствие
видела, радость видела, даже жалость, когда ты, видимо, вспоминал, что я кукла. Благодарность
видела, а любви от тебя я все-таки не дождалась. И не дождусь. Ты любишь другую. Моей любви
вполне бы хватило на двоих, но это меня не устраивает. Я ищу гармонию в любви, только она даст
мне долгожданные плоды. Спасибо тебе за все, прощай!
И она встала и ушла из цветущей комнаты, так же бесшумно и быстро, как когда-то здесь
появилась. Эгор тихо оделся, лег на спину, подложив сумку под голову, и закрыл глаз. Ему стало
больно, обидно, в горле колючим комом стояли слова, которые он не сказал Мании. Да и зачем,
если все, что она говорила, чистая правда. Ему было хорошо с ней, но сердце сто по-прежнему
висело на стене в комнате улыбчивой девчонки из другого мира. Так он и лежал, жалел себя и
плакал, пока растения в комнате не стали гнить из-за высокой влажности. Поддавшись всеобщему
тлену в комнате забытой любви, Эгор из солидарности с цветами тоже решил увять. Он перестал
плакать, мысли его замедлили свой ход и перестали читаться, превратившись в серый
телевизионный шум. Спина и конечности одеревенели, крылья-тряпочки, как осенние листья, прели
под лопатками, волосы на затылке слиплись и спутались с погибающими растениями, челка упала
на пол и пыталась пустить корни. Жизненные соки и токи в его организме теперь не бежали, а шли
медленным шагом, совсем уже зажившая было рана на груди снова капельно закровоточила, как
порез на березе весной. По его телу стали ползать короеды сомнений, мокрицы совести и черви
сожалений. Его бы точно съели или превратили в нафаршированного насекомыми зомби, если бы
однажды в комнату не вошли четыре здоровенных бугая.
- Вот он, гад, загорает, - услышал Эгор знакомый басок Тру-Пака, но сил открыть глаз уже
не нашлось. - Да тут же дышать нечем. Уф-фу.
- Как его только ползучие твари не заточили? Вот ведь печальная картина полного
морального разложения и физического истощения, - узнал он и Покойника.
- Ладно, хватит базлать! Взяли - понесли, только аккуратно. Чтоб не рассыпался. Королева
ждет. Повезло парню, что наша Маргит такая добрая и отходчивая…
ГЛАВА 22
Королевский секс
Вот уже три дня все тридцать три тысячи королевских фрейлин дружно приводили в чувство и
в форму так некстати ушедшего в депрессию жениха Королевы. Сама Маргит не отходила от
любимого Эмобоя ни на шаг, не выпуская из виду его воскрешающееся тело, словно боясь, что
строптивый жених опять что-нибудь выкинет. Королева простила Манию, потому что та покаялась
и рассказала, где прячется беглый Эмобой, чьи феромоны изгоя заглушили мощные цветущие
афродизиаки. А еще потому, что всегда тайно симпатизировала этой кукле-смутьянке: в роду
Мертвоголовых все оставались диссидентами и революционерами. И вполне возможно, в Мании
сидит имаго мертвой головы. Пусть живет эта чертова нимфоманка, главное, что герой, которого
упустили тупоголовые гвардейцы, нашелся. Маргит простила Манию, но к процедурам исцеления
Эгора не допустила - нечего ей здесь делать. И вообще хватит играть в куклы-наложницы! В этот
раз она не будет миндальничать с Эгором. Маргит нужно потомство. И она его получит. Конечно,
это не то, чего она ждала, и не то, что было обещано Великой книгой, где герой влюблялся в
красавицу Королеву с первого взгляда и они улетали вместе на седьмое небо играть красивейшую
свадьбу во Вселенной. Не суть. Главное - он здесь и вполне дееспособен. И сегодняшняя ночь
будет ее ночью. Ночью любви и зачатия новой расы сверхсуществ. Тысячи оматидиев-глаз Маргит
светились желанием и предвкушением счастья.
Первые сутки Эгор в абсолютной фрустрации пролежал в знакомой ванне, наполненной
розовой водой, а труженицы огневки, моли, бражники, медведицы дружно поливали его нектаром
из своих хоботков, и из него, как из червивого белого гриба, повылезали и повсплывали все черви
сомнений, слизни сожалений и клещи самообвинений. Ванна кишела паразитами угрызений
совести. Душа Эгора очистилась, в ней осталось только жаркое раскаяние, и Эгор потихоньку
приходил в себя, глядя на мир наливающимся осмысленностью глазом. Но Эмобой все еще был
очень слаб. На следующий день его перенесли в другую комнату, побольше и посветлее, и
положили в большую ванну из розовой яшмы, наполненную пенистым янтарным нектаром. Его
поили жидким сиропом из счастья, любви и радости с добавками бодрости и вдохновения, пока
Маргит не решила, что худое тело находится в достаточном тонусе, а в глазу хватает понимания
жизни. На третий день Эгора снова перенесли. На этот раз он оказался в темной-темной комнате на
чем-то мягком. Когда Королева зажгла свечи, он понял, что весь пол комнаты занимает огромная
мягкая перина. Хотя правильнее ее называть "чешуйчиной", поскольку наполнена она была не
пером, а волосками и мягкими чешуйками с крыльев бабочек.
- Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе боли, как все твои прошлые
любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, - нежно и даже печально сказала Королева, и
Эгор в очередной раз удивился ее способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть
горьковатый напиток, не похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
- Что это? Конский возбудитель? - Это были его первые слова, произнесенные после
расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие другие чувства, покинул его в
королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его
дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки
эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
- О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, - обрадовалась Королева. - Нет, это сок
растений из мира демонов и фурий, волшебный сок "Амаро-аморозо", который унесет тебя в ворота
счастья.
- С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье, пью счастье, ем счастье, но
почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот. Становлюсь все более и более несчастным, боюсь,
я не пролезу в эти чертовы ворота.
- Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не становился чаем? И даже не
отчаивался.
- Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю.
Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен.
Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой - Эмобой. Я решил плыть по течению.
Посмотрим, что будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы
Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор
почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
- Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.
- Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, - сказал Эгор, погружаясь в приятную
расслабленность. - Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое
волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
- Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу
доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
- Нет, - улыбнулась она, - мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты
попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.
- Не понимаешь ты, Эгор, насколько, - мягко продолжила Королева, перейдя на белый
стих, - для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта
жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает,
обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
- Да уж, - сказал Эгор, - и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне
жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу
после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг
другу интеллектуальное удовольствие?
- Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я - идеальное создание, поэтому у нас все будет
хорошо.
Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом
пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно
настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор
закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его,
сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими
ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких
лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые
картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он
получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам,
доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку
которого он ощущал нежной кожей. Массаж расслабил каждую клеточку тела Эмобоя и длился
долго, словно целую жизнь, пока Эгор не услышал громкий резкий звук. Это Маргит щелкнула
крючьями пальцев, и бабочки разом отпрянули от Эмобоя. Эгор, уже привыкший к новой одежде,
вдруг почувствовал себя таким голым и беззащитным, что даже испугался, что бабочки улетели
вместе с его кожей.
- Понравилось? - спросила Маргит, подлетев вплотную к Эгору.
- Неплохой массажик, - сказал Эмобой, чуть отклонившись.
- Выпей это, и тебе станет еще лучше, - протянула Маргит к его рту очередной кубок.
- Обычно я спаиваю девчонок, Королева. Может, хватит загружать меня всякой химией. А
может, это галлюциноген? Или анестезия? Хотя, наверно, это водка. Ты веришь в сказку, что не
бывает страшных баб, бывает только мало водки? Но, Маргит, в твоем случае мне столько просто
не выпить.
- Ты много говоришь, Эгор. Расслабили тебя неплохо, браво! Пей! Это "Деламорэ-
деламортэ", рецепт Кота и мой. Тебя в сплошной нейрон он превратит, чувствительность твою в
мильоны раз повысив.
- О, узнаю знакомый слог. Ну ладно, честно говоря, мне все равно. Надеюсь, что
козленочком не стану, хотя, возможно, это лучший вариант.
Эмобой осушил кубок до дна. Мир вокруг него моментально преобразился. Воздух стал
приятным на ощупь. Он слышал нетерпеливый стук сердца Маргит, которая опять отлетела от него
на пару метров и выжидающе блестела глазами. Ее волосатая эллипсоидная тушка, слегка
подрагивающая в озаренной свечами комнате, уже не казалась ему столь безобразной, как обычно,
и причиной тому явился запах. Вернее, тонкий аромат, что стало источать тело Королевы. Ноздри
Эгора затрепетали. Чудесный аромат ударил в голову, и Эмобой поплыл - в прямом и переносном
смысле. Аромат тайны, запах отчаянного желания и полной власти, которой Эгор уже был отдан.
Неведомая сила подняла его в воздух, и он понял, что это раскрылись за спиной его два больших
крыла, пронизанные сосудами, которые в один момент заполнил кровью этот острый и манящий
запах. Эгор висел в воздухе вровень с королевой, и в его затуманенном мозгу в который раз за
последнее время мелькнула спасительная подсказка: "Это сон, только сон", но вскоре и ее
заволокло густым кисельным туманом запаха-призыва. Запах запульсировал в Эгоре новым,
неизведанным чувством - чувством долга. Он еще не осознал, кому и что он должен, но каждая
его расслабленная бабочками клеточка тела вдруг сладко и тревожно напряглась в ожидании
выполнения миссии. Все тело, висящее на трепещущих крыльях Эгора, превратилось в натянутую
рояльную струну дрожащего нерва. А запах нестерпимо нарастал. Глаза Маргит, находящиеся
вровень с глазом Эгора, зажглись холодным болезненным огнем неутолимого желания. Как героиня
немого кино в порыве страсти, Маргит неожиданно схватилась всеми лапками за середину на глазах
увеличившегося в три раза набухшего брюшка и отчаянным усилием дернула конечностями, словно
пытаясь разорвать себя надвое по вертикали. И разорвала! Из появившейся розовой щели-раны в
комнату понеслось и за секунду наполнило ее такое райское благоухание, что потерявшему разум