Клон кадр - Павел Тетерский


Каждый неминуемо платит за свой выбор. Но какова цена и чем мы готовы пожертвовать, отстаивая право быть личностью?

На? Что? Вы? Готовы? Ради?..

Всего лишь на то, чтобы продавать свой талант и подчиняться чужой воле, или вы способны стать тем, кто влияет на ход истории?

…Вы? Готовы?..

Эти непростые вопросы звучат с первой до последней страницы дерзкого, по сути, и стилистике романа Павла Тетерского. Романа, который, безусловно, заинтересует всех, кто увлеченно следит за новейшей - не ведающей запретов - беллетристикой.

Содержание:

  • ОТ АВТОРА 1

  • МОЖНО НЕ ЧИТАТЬ 64

Павел Тетерский
Клон-кадр

ОТ АВТОРА

Всего две вещи.

Первая - стандарт: насчет сходства с реально существующими людьми и организациями. Оно, разумеется, есть. Причем умышленное. Но - только на уровне типажей, не на уровне фактов. Поэтому, если какое-нибудь из действующих юридических или физических лиц покажется вам знакомым (атак произойдет обязательно), это ни в коей мере не означает, что описываемое здесь имеет хоть какое-то отношение к реальным событиям из их биографий.

И вторая. Долгое время работая в журналистике, я позволил себе продублировать здесь кое-какие из своих публикаций: обрывки мыслей, абзацы или даже целые статьи, напечатанные в разное время, в разных изданиях и под разными псевдонимами. Поэтому опять-таки: если вам покажется знакомым какой-либо определенный кусок текста - будьте уверены, это не дежавю и не плагиат.

Собственно, это все. Если есть что-нибудь третье, я за него не в ответе.

Поезд прибывал в Москву в шесть с копейками утра. Казанский вокзал сначала замедлил, а потом и вовсе прекратил поступательное движение против хода состава. Матерясь и зевая, ублюдки продрали глаза и вяло зашевелились в тесном пространстве, заряженном перегаром и остатками семидесятидвухчасовой агрессии.

Глаза продирались неохотно. Шесть утра - не лучшее время для подъема после трех суток пьянства, бычки и драк.

Итак, все началось с взаимоналожения именно этих двух вещей - Казанского вокзала и поезда Владикавказ - Москва. Вторая нарисовалась в первой, и все пришло в соприкосновение. Первая - прогорклый эликсир из отходов жизнедеятельности человечества (включая представителей человечества). Вторая - квинтэссенция этого эликсира.

Я уже что-то около получаса стоял в тамбуре с собранным и готовым к выносу рюкзаком. Не хотелось после всего этого еще лишних пятнадцать минут толкаться в этом чертовом вагоне. Я хочу сказать: это был действительно говенный, на редкость неприятный вагон. Его почти бесплатно предоставил (в погоне за молодыми фанатскими голосами) лидер какой-то очередной метящей вверх партии. ЛДПР, по-моему. А может, и не ЛДПР.

На платформе я оказался одним из первых. Непрогревшийся утренний воздух, похожий на свежезамороженную кока-колу, ударил в голову отрезвляющим молотом. Все, приехали. Конец эпопеи.

Я закурил "LD" (дерьмо редкостное, но и "Парламент" - такое же дерьмо. Так что из двух зол я выбираю то, что дешевле: пыль в глаза мне пускать некому, да и незачем). Пока я прикуривал (на ветру, от кондовой зажигалки "Федор"), ушлые фантики расстреляли у меня чуть ли не полпачки. Ну и хрен с ним, берите, дети. Дерьма не жалко.

Попрощавшись за руку с теми, кто меня знал (а знали меня, слава богу, немногие), я, не дожидаясь попутчиков, заковылял в сторону Большого Города. Он, как обычно, встречал утро обрывками чужих разговоров, руганью и клаксонами. Он меня ничем не удивил.

Я спустился в подземный переход и вышел к остановке. Присел на изнасилованный пивными разводами парапет и стал дожидаться трамвая. Моя нора находится почти в центре - мне повезло. Это практически полностью избавляет меня от такого пренеприятнейшего феномена, как метро.

Отупение. Так можно назвать это состояние. Дело даже не в ранних часах и не в контрабандном спирте, который осетинские проводники имели неосторожность заныкать в вагоне, набитом как минимум сотней здоровых и падких до алкоголя русских мужиков. Нет, дело не в этом.

Имеем: до крови разбитый правый кулак, тугую и мешающую ходить гематому (площадью этак десять на десять) на левом бедре чуть выше колена, незначительный перелом костей черепа в основании носа и, может быть, заячью губу до конца жизни (это как срастется)… Дело не в этом. Я говорю: отупение.

Фотоаппарат: "Зенит-Е" тысяча девятьсот семьдесят какого-то года с объективом "Индустар-50-2". Кондовая вещица. Никогда не был поклонником всех этих новомодных цифровых камер на столько-то мегапикселей. Я имею в виду: не могу найти с ними общий язык. Не хочу сказать ничего плохого о мировом прогрессе - просто пользуюсь "Зенитом". У меня получается пользоваться "Зенитом" - мои фотографии идут на ура.

Та пленка, что заперта (пока что заперта) внутри этого кондового фотоаппарата, наверняка тоже пойдет на ура. Выезд фанатов "Спартака" в опасный и быдлячий город Владикавказ. Типовой набор: фанаты "Спартака" скопом метелят не в меру упрямого гопника с лицом кавказской национальности; фанаты "Спартака" скопом удирают от осетинской милиции (в первых рядах - русский мусор, со светло-рыжим хайром и золотой фиксой, высвечивающей белой точкой на дебильном лице); собирательный портрет болельщиков "Алании" (семечки, семечки в квадрате и еще раз семечки); фантики, поджигающие на трибуне дымовую шашку и т. д. Впрочем, какие-то из этих снимков могут не получиться - не знаю.

Стандартная цена стандартных снимков с футбольного выезда: фанзин - пару бутылок пива за все; журнал "Спорт-Экспресс" - 1000 (плюс-минус) рублей за одно фото; глянцевая шняга - от 50 баксов (некоторые - от 100 баксов за отснятую пленку вне зависимости от того, сколько кадров с нее будет напечатано).

Журнал "Спорт-Экспресс" - suxx (не говоря уже о фанзинах), у меня договор с глянцевой шнягой. Не то чтобы я на этом разбогатею, но как минимум поездка окупится раза три. Большего не надо - это моя жизнь, я так на нее зарабатываю.

Если честно, я не очень старался - во время самых серьезных махачей фотик лежал на пятом этаже гостиницы "Владикавказ" (с фантазией в одноименном городе, как я неоднократно убедился за время его посещения, туговато - она просто отсутствует), в номере каких-то олдовых парней из "Калдырь Бойз Вэрриорз". "Калдырь Бойз Вэрриорз" в шутку называют себя бандой. На самом деле они - посткризисные (среднего возраста) алкоголики, которых держат за шутов и допускают до движухи только из сочувствия. Самые серьезные махачи эти люди проспали или (в лучшем случае) прое…али, пытаясь в номерах отрезвить друг друга холодной водой и экстремальным блевом "два пальца в рот", чтобы хотя бы к началу матча более-менее твердо встать на ноги. Зато у них есть деньги на номер в полузвездочном отеле - они все работают какими-то спортивными журналистами на НТВ или в "Советском спорте" и (по сравнению с пубертатными лысягами-фантиками) нормально зарабатывают. В любом случае, польза от них налицо: в их номере я спрятал фотик, который во время настоящего, жестокого месилова могли разбить аланские гопники или мусора. А уже перед матчем я забрал его и снял несколько мелких потасовок по пути на стадион - к тому моменту серые в городе спохватились, и что-либо серьезное исключалось в принципе. Любой глянцевой шняге этого будет более чем достаточно, а риска разбить аппарат - ноль.

Я вытащил кассету с пленкой из фотика. Затем, порывшись в дебрях рюкзака, выудил из его недр цилиндрическую коробочку и заключил кассету в нее. Потом, уже в тандеме, они обе - и пленка, и коробочка - перекочевали в карман, где лежал еще один такой же комплект. Семьдесят два кадра в общей сложности. Выше крыши.

Предполагалось, что я должен отпечатать фотографии уже сегодня - в журнале "FHQ" был дэд-лайн (у них всегда дэдлайн), а лживая (длинная и злободневная) статья какого-то дебилушки до сих пор оставалась без арта. Даже не читая ее, я примерно представлял, что там написано. Не знаю, зачем они вообще решили сделать такой материал. Таким изданиям нельзя вые…ываться, их удел - тупо продолжать печатать свой стандартный набор для среднестатистических даунов: сиськи, кеттлеры, снова сиськи и глупые, высосанные из пальца рецепты установления отношений с противоположным полом в целях последующего вступления в сексуальную связь.

Вместо трамвая пришел автобус. Они обычно выходят на рейс, если с трамваем случилась какая-нибудь беда типа облома "рогов" или отключения электроэнергии на линии.

Хотя общественный транспорт - сам по себе одна большая беда. Независимо от наличия рогов и количества вагонов. Им приходится пользоваться, когда у тебя нет машины (машина - это тоже беда, если ты, конечно, не коротко стриженный придурок на "девятке" с поднятым задком и тонированными стеклами, которого процесс пробуксовки передних колес способен довести до оргазма).

Втолкнув непрогретое и несмазанное тело в автобус (банальный "Икарус"), я стою в окружении ярко-зеленых поручней, свисающих со всех сторон. Они похожи на щупальца какого-то морского монстра, объевшегося ЛСД и засиявшего ядовито-кислотной иллюминацией - сравнение натянутое, но мы же не выбираем того, что приходит нам в голову.

А в мою голову почему-то приходит именно этот мифический спрут, который сидит на крыше каждого "Икаруса", жрет кислую и через специальные дырки свешивает в салон свои щупальца-поручни.

Снова достаю из рюкзака фотоаппарат и пленку (новую). У меня всегда с собой пара-тройка новых пленок - так, на всякий случай. Заряжаю, навожу. Выдержка: 1/30, диафрагма: 3,5. Света достаточно, но я хочу, чтобы на фотке все получилось светлее и расплывчатее, чем в реале. Главным здесь будет задний план: я хочу, чтобы его заполнила размытая салатовая кислота - чем дальше в глубь кадра, тем более расфокусированная. Мне нужны галлюциногенные капустные заросли.

Я часто делаю фотки в самых неожиданных местах. Имеется в виду: вообще по ходу моих перемещений по Большому Городу. Иногда это вызывает недоумение у окружающих (сейчас: не вызывает - я вижу это по их реакции, точнее, по ее отсутствию; в это время суток вообще трудно ожидать от людей реакции на что-либо, кроме недосмотренных снов или - у некоторых - антипохмельной бутылки пива).

Уже через пару остановок я понял - что-то в привычном до боли ландшафте претерпело радикальный ченч за трое суток моего отсутствия. Правда, я никак не мог вычислить, что именно. Ченч в таких случаях витает в воздухе, он воспринимается не визуально. Предчувствие?

С одного из сидений поднялась чья-то толстая жопа, обтянутая почти истлевшим кримпленом эпохи сухого закона. Я оглядел внутренности "Икаруса" на предмет обнаружения претендующих на вакансию стариканов и, не заметив таковых, резво плюхнулся на сиденье. Оно еще хранило неприятный запах только что отпочковавшейся от нее задницы (вперемешку с запахом почти истлевшего кримплена). Родина…

Родину я не люблю. Пассивно, но все же. Пару раз я дискутировал об этом с патриотами (всего пару раз - потому что патриотов я не люблю уже активно). Я просил их конкретизировать это абстрактное понятие. Родина - это (на выбор): березки-валенки; розовая картинка СССР из атласа мира за 1989 год; койка в палате городского родильного дома № 1, в котором заляпанная кровью акушерка вытащила тебя из счастливой мамаши; быдлан Леха из города Читы, который приходится тебе братом по национальности, и т. д. За все время я не получил ни одного вразумительного ответа - любовь ко всем перечисленным пунктам попахивает как минимум фетишизмом (не говоря уже об антицерковном грехе педерастии в последнем случае).

Любить родину легко, когда любить больше нечего.

Ею начинаешь гордиться, когда нет причин гордиться собой: ну и что, что я глупая, никчемная и плохо пахнущая скотина, зато я одной национальности с Пушкиным (который умер сто семьдесят с лишним лет назад и к тому же был негром)… Лично у меня нет причин гордиться собой, но, видимо, все же не до такой степени.

И еще на эту тему: даже если бы после волшебного путешествия в город Владикавказ я снова захотел стать футбольным хулиганом, у меня не было бы ни малейшего шанса. Уж там-то все патриоты, один другого краше. Меня бы в этой тусовке не поняли.

Я прислонился виском к прохладному стеклу. В преддверии зарождающейся жары вкупе с минимальным, но все же наличествующим в организме сушняком стекло играло роль неплохого транквилизатора и (одновременно и парадоксально) релаксанта. Автобус немного постоял на светофоре и грузно вывернул на Каланчевскую улицу. Я расфокусированно уставился на проплывающий мимо урбан-пейзаж - стандартный и безо всяких изюминок, если не считать красной прозрачной надписи "Аварийный выход. Выдернуть шнур, выдавить стекло", расплывчато зависшей на периферии зрения в левом верхнем углу кадра.

Через несколько остановок и десяток рекламных объявлений (резким голосом, прямо над ухом - но пересаживаться подальше лень, тем более что от рекламы не скроешься) я вдруг понял, что трамвайные рельсы, которые пролегали здесь всю жизнь, отсутствуют. Мало того, от них не осталось никакого следа. Ни одной мало-мальски значимой детальки, указывающей на то, что их здесь вообще когда-то прокладывали. (Когда-то? Последний разя пользовался трамваем ровно три дня назад, когда ехал на вокзал - этим же маршрутом, только в другую сторону.)

А потом я взглянул по ходу движения автобуса - и выпал в культурный осадок.

Слева по борту маячило нечто. Огромное и нелепое, как родная страна. Одиозное. Мрачное и безвкусное. Настолько, что гостиница "Россия" выглядела бы рядом с этим как утонченный шедевр эпохи Возрождения.

То, что нарисовалось слева по борту и медленно надвигалось на меня против хода "Икаруса", было раза в два больше самой высокой сталинской многоэтажки. И даже каких-нибудь "Алых парусов" (во всяком случае, так казалось). Издалека (как я понял уже потом, когда смотрел на это издалека) оно напоминало исполинский торт. Вроде тех, которые американские фермеры пекут всей деревней, дабы увековечить свою безызвестную пердь в Книге рекордов Гиннесса.

А вблизи все выглядело еще хуже. Все ярусы-наслоения были выполнены в совершенно разных, несовместимых друг с другом стилях: сталинское барокко, совковый кубический примитивизм, дорические и ионийские колонны, европейская концепция XIX века, ультрамодный гелиоматик и стеклопластик, навесные стены Ван дер Роэ, чуть ли не какая-то допотопная базилика - здесь присутствовало все. Я имею в виду: вообще все.

Это был архитектурный Вавилон. Во всяком случае, только этим замыслом хоть как-то можно было оправдать действия тех, кто в рекордно короткие сроки воздвиг созерцаемого мною исполинского уродца.

Меня не было в Москве три дня. За три дня мегаполис изменился на сто восемьдесят. В нем появилось это.

"Скорость нашей жизнедеятельности неуклонно растет. Мы живем в век новых технологий, хайтека и сотовых телефонов". Так пишет в глянцевые журналы каждый второй бумагомаратель, пытаясь выцыганить для своей нетленки лишнее (оплачиваемое) количество знаков. За три дня хайтек учинил очередной прорыв. Я точно знал, что, когда я ехал на вокзал (этим же маршрутом, только в другую сторону - вы помните?), в этом месте не намечалось даже намека на начинающееся строительство. Были казарменного вида постройки эпохи дореволюционного промышленного подъема, пыльные газоны с собачниками и алкоголиками; намека - не было.

А больше всего меня удивило то, что всем остальным пассажирам "Икаруса" было абсолютно плевать на заоконного каменного монстра. Они продолжали чинно трястись в автобусных внутренностях, уткнувшись носами в газеты или в собеседников. Надутые (прямо с утра) ганджей студенты лыбились Джа, воткнув в пол и изредка толкая друг друга под локоть, чтобы произнести отрывочно-обкурочную фразу, в ответ на которую получали еще одну порцию улыбки Джа. Профессорского вида дед с сакральным видом деловито рылся в авоське - так, будто в ней спрятана именно та последняя и единственная спичка, при помощи которой Брюс Всемогущий Уиллис в очередной раз спасет мир. Несколько кримпленовых задниц толкались у выхода, схватившись за подвесные ручки из бежевого кожзама. Малолетка с зачатками будущей блядской симпатичности с трогательной улыбкой читала журнал "Fool". А прямо напротив меня толстый мальчик с умным видом вписывал в кроссворд слово "головастик". Ручка у него была тоже толстая и темно-синяя. На ее корпусе почему-то был изображен Юрий Шевчук. Наверное, чей-нибудь презент из питерского магазина "Castle Rock". Больше таких вещей нигде в России не продают.

Я хочу сказать: никто не пялился в окно, не показывал на это пальцем. Никто ничего не высказывал по поводу столь странного возникновения нового небоскреба. Его просто игнорировали - при том, что Москву никак нельзя назвать городом небоскребов. Игнорировали так, как будто это примелькалось им с рождения, став одной из неброских деталей среды обитания. Тех, которые замечаешь только тогда, когда с их крыши на тебя гадит голубь. Или когда одухотворенные дети кидают в тебя каким-нибудь дерьмом с их балконов.

Это было обнесено чугунными прутьями забора, такими же одиозными и монументальными. По центру в забор вклинивались ворота (одна из их створок показалась мне приоткрытой), а между ними и собственно этим простиралось несколько десятков квадратных метров абсолютно ровного газона. На фоне всего остального пыльного урбана его патологическая зелень казалась искусственной.

Автобус нырнул под лениво подергивающийся и пропитанный выхлопом массив, который в теплое время года заменяет обитателям мегаполисов листья деревьев. Отвратительный глюк скрылся из виду. Сквозь гущу каштановых зонтиков теперь просматривался только шпиль - тупоносый и невнятный, как памятник российско-грузинской дружбе работы Церетели. Я еще немного помозолил об него глаза и отвернулся. Призрачный стикер, извещающий граждан о местонахождении аварийного выхода (еще его называют запасным, ударение на второй слог), занял свое прежнее место в левом верхнем углу картинки.

Снова включили рекламу. Лживый голос популярного медиамагната, человека и парохода Ролана Факинберга предлагал пассажирам посетить какой-то очередной потребительский Клондайк (дайк-клон, клайконд - все массмедиа с незапамятных времен любили тиражировать его уникальную способность придумывать анаграммы на ходу, прямо в момент произнесения основного слова), открытый на энном километре МКАД им и ему подобными манимейкерами (римейкаменами, керимайменами).

Мне подумалось, что все это я почему-то буду помнить очень долго. Всегда. Всю ситуацию. И детище хайтека, враз выросшее на пути следования трамвая и вытеснившее его вон, освобождая пространство для гигантского спрута своих подземных коммуникаций. И ядовито-кислотные поручни - флуоресцентно поблескивающие конечности другого гигантского спрута. И кучку кримпленовых жоп у выхода (одна сказала другой: "Все, пока, Валентина, я пошла"). И толстого мальчика, вписывающего в кроссворд слово "головастик". И Юрия Шевчука в формате 2D, беспомощно подрагивающего очками в такт движениям ручки…

И лживый голос Ролана Факинберга. Странное ощущение.

Дальше