Нотабене: еще я барыжил здесь ганджей. Только ганджей, принципиально и неумолимо. Даже в период пика местечковой популярности героина в рамках отдельно взятой Москвы - вы помните: ажиотаж у 1-й аптеки, мода на опиаты-заменители и разгром негроидных лумумбарийцев.
Пора рассказать про движение. Постараюсь не грузить.
У каждого нормально мыслящего человека есть свои мини-шестидесятые. Время, когда мир сходит с ума. Не объективный, а твой собственный. Личный. Набитый твоими частно-собственными тараканами.
В двигателях внутреннего сгорания (особенно старых, с подходящим к выработке ресурсом) иногда происходит такая вещь, как разбалансировка коленвала. Эта чугунная штука вращается вокруг своей оси, наматывает на себя сотни тысяч километров, исправно работает в течение какого-то времени, а потом вдруг слетает с катушек. Сходит с наезженного маршрута, меняет траекторию вращения. А после этого начинают случаться всякие зловредные казусы. Я к тому, что: то же самое происходит и с твоим личным миром.
Внешнее проявление таких вещей сводится к тому, что все, что происходит с тобой и с окружающими тебя персоналиями, почему-то начинает казаться очень важным. Ты тычешься глупой головой во все черные дыры и оттого счастлив. Мимо тебя ничего не проходит.
Вся идея - только в этом. А все остальное - дрэды, пирсинг, ирокезы (на выбор) и прочее самовыражение - всего лишь необязательные атрибуты. Главное то, что при всем при этом ты реально веришь, будто можешь что-нибудь изменить. В себе, в окружающих. В мире.
Изменить мир хотят все. Для этого можно объединяться в стаи и действовать в одиночку - не важно. Все равно ничего не получится. Правда, это заметно не иначе как с высоты прожитых лет - даже если их не так уж много (двадцать семь).
Мир нельзя изменить, но его можно менять - этот глагол в данном случае не может иметь форму совершенного вида.
Мир таков, каким мы воспринимаем его. Модная такая теория - наверняка ваши высоколобые друзья, обкушавшиеся кислой и обчитавшиеся эзотерической литературы, не раз и не два рассказывали вам о ней. Это правда или, во всяком случае, в это хочется верить. Поэтому пока вы меняете мир, он реально меняется. Каждый день, по нескольку раз. Даже если вы в это не врубаетесь и даже если тот самый меняющийся мир - всего лишь ваш собственный: модная теория утверждает… см. выше.
Все опять упирается в приобретенную мудрость (любопытно, кстати, что слова "мудрый" и "мудак" имеют фонетически сходные корни с разницей в один звук). Как только она появляется на горизонте, весь кайф сходит на нет. Что приходит первым: старение или понимание дальнейшей невозможности что-либо изменить? Никто не знает. Такая глобальная загадка человечества, еще одни яйцо и курица.
Но дело даже не в том, что ты собираешься что-то там изменить и на что-то повлиять - по сути дела, это ведь уже давно пройденная всеми хипповщина, не больше, и никакие ченчи на х… не нужны ни глобусу, ни населяющим его соседям (вашим) по лестничной клетке. Дело в том, что: только в процессе этих мнимых-немнимых изменений вас прет на всю катушку. Только в этом полностью отсутствует любой фейк, только это - Настоящее.
Настоящее: это когда ты проживаешь любимые места из понравившихся книг. Книги - настоящие, реальность же со временем все больше и больше начинает напоминать шоу Трумена.
Не хочу сказать, что Настоящее должно обязательно быть сопряжено с уличными приключениями, неформальной атрибутикой и молодежным бунтом. Просто так было конкретно в моем случае. А вообще Настоящему на атрибутику плевать. А также: плевать на то, один вы или в стае "инакомыслящих", морочитесь или не морочитесь по поводу всяких глобальных изменений, мужчина вы или женщина, какую музыку вы слушаете и какое кино смотрите, сколько места в вашей квартире занимают книжные полки и каким видом общественного транспорта (включая бесплатные свои две) вы предпочитаете пользоваться.
Как отличить Настоящее от подставного дерьма, которое предлагается вам взамен по истечении обозначенного ресурса? Да элементарно. Возьмите хотя бы тусовки. Настоящая вечеринка - это: спонтанная организация, спонтанный секс (а если и отсутствие такового, то хотя бы попытки с чьей-нибудь стороны), общение без взаимных претензий, желательно - уличная драка с каким-нибудь быдлом, полное отсутствие праздничного стола с салатом оливье и галимой селедкой в шубе, всенощная (на полу, вповалку, забив на гигиену) вписка и лишь в последнюю очередь - алкоголь с наркотиками. Подставная вечеринка: нудное мероприятие, планируемое за две недели и приуроченное к какому-нибудь празднику (самое ужасное, если к христианскому. Этим почему-то грешат все как один бывшие ваши друзья, пытающиеся таким образом отмыть годами загаживаемую карму). Праздничный стол: салат оливье, га-лимая селедка в шубе, относительно дорогой алкоголь и горячее (пьянеющая хозяйка пати не забывает время от времени сбегать на кухню, чтобы проверить духовку). Присутствующие - кучка давно не интересующих друг друга людей, объединенных общим прошлым и хорошими воспоминаниями. Общение ограничивается завуалированными подъё… - ками, высказыванием претензий и - иногда - сравнением доходов. Все, что объединяет присутствующих из настоящего времени, - это алкоголь и наркотики, к которым все по старой памяти до сих пор падки по большим праздникам. Сценарий: известен заранее и до боли стандартен. Периодические отчисления небольшими группками на балкон - покурить и перемыть (за глаза, разумеется) кости оставшимся за столом. Воздух, сотканный из повисших пауз и отсутствия тем. В лучшем случае - типовая застольная игра вроде "мафии" или "ассоциаций": изобретение, специально выдуманное для того, чтобы связывать общим делом людей, которым невообразимо пох…й друг на друга. Закончится все тоже до боли стандартно: пьяная хозяйка поссорится с еще более пьяным хозяином (из-за разницы в количестве принятого на клетку), а вы - поддатый, слегка обдолбанный, печальный и на хер никому не нужный - уйдете вон, в одно рыло, в начале первого, чтобы успеть на метро, или чуть позже, если у вас останутся деньги на такси. Скорее всего, кстати, они у вас останутся - вы теперь достаточно зарабатываете и уже давно отвыкли пропивать все, что есть у вас в кармане. КАК-И-ПОДОБАЕТ-НОРМАЛЬНОМУ-ЧЕЛОВЕКУ. Вы теперь можете называть себя так, таким вот составным ником-погонялом. Потому что все, что с вами происходит, может быть экипировано этим сложноподчиненным предложением. Любое ваше действие, любое ваше описание.
Если вам кажется настоящей ваша нормальная жизнь от заката до рассвета, от работы до работы и от любящей семьи к месту службы - вы просто врете себе. Или боитесь узнать правду (что случается еще чаще).
Ваши собственные шестидесятые: это наркотик, на котором вы сидели очень долго, а потом были вынуждены слезть. Солидная жизнь взрослых людей - такая глобальная клиника Маршака. "Восемь из десяти наших пациентов перестают употреблять наркотики и возвращаются к нормальной жизни". К той самой, от заката до рассвета (вы теперь редко нарушаете режим, у вас все так и идет - закат, рассвет, потом опять закат). Только все эти сраные криэйторы-копирайтеры, придумывающие тексты для рекламных роликов, молчат об одном. Десять из десяти пациентов - и те, кто возвращается, и стопроцентные (рифмующиеся с извращенцами) невозвращенцы - вспоминают свою зависимость как лучшее, что было в их жизни. Независимо от факта ее наличия в настоящем времени.
Не буду рассказывать о себе конкретно и по пунктам. Моя история - банальная история всех, кто хоть с какого-то боку соприкасался с так называемыми неформальными движениями. Вы, кстати, никогда не задумывались, почему все, даже самые глупые и утопические, объединения людей называют движениями? "Движение - это жизнь". Такой слоган "Мосгортранса" на обшарпанном боку трамвая с феерически безвкусным дизайном, детища Усть-Катавского вагонного завода.
С трамваями не поспоришь - это действительно жизнь. А как же тогда называть то, что вне движения? На трамваях об этом не пишут.
Можно, конечно, пойти на сделку с собственным разумом и просинонимировать движение с развитием личности, карьерным продвижением и сменой статуса. Так в общем-то и поступают 99 % народонаселения глобуса. Так поступили и все мои друзья-раздолбаи, товарищи по несчастью оказаться в движении (включая Клона и меня самого). Даже те, кто спился или сторчался.
В принципе нас можно понять. Усталость, боязнь оказаться не в теме, следование примеру авторитетов вкупе с надвигающимся старением организма, которое каждый четко осознает в период между 20 и 30. Никаких претензий.
У всех эта подмена ценностей происходит как-то тихо и спокойно, а большинству в конце концов очень даже удается убедить себя в том, что их жизнь и сейчас полна движения, только не такого явного. Медленное передвижение от дерева к дереву по весеннему парку в обществе Себя Любимого и своих мыслей. Бревнышко-за-бревнышком, step-by-step возведение собственного дома на дачном участке. Движение языка любимого человека по вашим интимностям и последующий естественный физический рост плодов любви (они же - цветы жизни). Достаточно?
Вся проблема в том, что меня, в отличие от вас, в отличие от всех, кто вырос из коротких штанишек и стал настоящим достойным членом (общества), никогда это не цепляло. Никогда не хотел врать себе, никогда не занимался высасыванием из пальца неполноценных синонимов. А может, это такой вид умственной отсталости.
Вся маргинально настроенная молодежь писает дымящимся кипятком от своей псевдо-непохожести на остальных. Все эти студенты со штангами на подбородках, все пришибленные тунеядцы, вернувшиеся из Гоа и заливающие ваши уши словесным поносом об осознании высокой истины, зальются краской и морально изведут вас в пыль, если вы скажете, что они суть такие же обыватели, как презираемый ими социум. Но вне своей тусовки они - просто беспонтовые неудачники. Развались она вдруг, рассыпься в труху по мановению волшебной палочки - просветленные ребята сядут на Арбате с четками (в лучшем случае) или начнут по-лошадиному резво, пока совсем не развалились на составные, стряпать профессиональные резюме на должности низовых менеджеров.
Только кажется, что вам насрать на социум. На самом деле вы без него не сможете. Вы задохнетесь от его неприятия и непонимания.
А что делать, если вы действительно не похожи? Вот тогда-то и начинаются самые вилы. Вилы, на которые вас насаживает одиночество. То самое, которое выглядело так романтично, когда вы читали Кастанеду. Тогда вы называли его путем одинокого воина, но время прошло, и - алле! - выясняется, что Кастанеда был одним из великих мистификаторов, а про воинов нынче пишет бородатый сказочник Коэльо.
Доставший всех и вся омерзительный голос с голубого экрана: "Вас все еще прикалывает Путь Одинокого Воина? Тогда мы идем к вам!"
В итоге - вы: либо сторчитесь и полностью перебазируетесь в наркотическую реальность, либо на коленках приползете к презираемому социуму: возьмите меня обратно, добрые дяди и тети. Они возьмут, если вы будете настойчивы. Посадят не то чтобы во главу угла, но на достаточно видное место за праздничным столом на тупой вечеринке бывших друзей, приуроченной к чьему-нибудь юбилею или христианскому празднику. Одно но: переть вас от этого не будет. Хотя в общем-то вы вполне сможете время от времени убеждать себя и окружающих в том, что вы счастливы и что именно этот период вашей жизни - то, о чем вы всегда мечтали.
Когда все мои соседи по разбалансированному коленвалу вышли из автомастерской - почти новыми, только старыми (зато готовыми к очередным километрам вращения в строго заданном направлении), - я долго думал и сделал то же самое. Я оперативно женился (по любви, подоспевшей как нельзя кстати) и спешно сделал минимально достаточную карьеру редактора периодического издания неформального толка. Моя жена была милой и доброй девушкой, мечтой поэта или топ-менеджера крупного производителя безалкогольных напитков. Она вкусно готовила, любила меня до беспамятства и мечтала о детях и тихом старении в шалашном раю (в роли которого выступала двухкомнатная квартира в Ясенево, оставленная ей в наследство пращурами по отцовской линии).
Я любил ее настолько, насколько позволял мне здоровый, мужской и (к тому времени) уже достаточно повидавший организм. Я был готов скорее отгрызть себе правую руку, чем сделать ей больно, честное слово. Проблема заключалась лишь в том, что каждое мгновение, каждую из двадцати шести тысячи двухсот восьмидесяти минут нашей совместной жизни мне было невыносимо скучно.
В этом не было вины моей жены. В этом была только моя вина - моя и наркотика, на котором я плотно сидел всю свою предсемейную биографию. Наркотика под названием Real.
Того, распробовав вкус которого вы уже вряд ли сможете коротать жизнь у телевизора вдвоем с любимой (пусть хоть трижды любимой) женщиной. А если и сможете - то каждую из оставшихся вам минут будете вспоминать То, Что Было До. Как благополучно слезшие выпускники клиники Маршака всегда вспоминают героин. Что вы станете делать с этими воспоминаниями, в какую метафизическую задницу их засунете - ваше личное дело, но они не дадут вам спать. Они гаденькими аспидами будут вползать в ваши извилины, как при встрече со старыми друзьями.
Люди считают опасными только наркотики, но самое опасное - знание, в то время как наркотики (да и то не все) дают всего лишь иллюзию знания. А самое опасное из знаний - знание о Настоящем. Истина, которая не для нормальных легких. Не каббала и не вечные трипы всяких оккультных психов. Не экскурсия в ад, предпринимаемая глупыми тинейджерами по накурке в общагах на улицах Шверников.
Все дело в том, что если вам один раз (но по-настоящему) сорвало голову - я имею в виду, реально сорвало, а не так, как приятно думать прыщавым пионерам, ушедшим в свой первый запой и клянущимся всем вокруг в своей ненависти к системе, - вас уже вряд ли когда-нибудь пробьет на простые человеческие радости. Если уж я вспомнил о том своем бэд-трипе: вы тоже теперь дышите воздухом, который не для нормальных легких. К предельной истине и прочим пубертатным навязкам это никакого отношения не имеет, но само определение здесь как нельзя кстати. Таких людей со снесенной психикой принято считать инфантами терриблями, монстрами и вырожденцами (типа, они неспособны любить, их не вставляет от основного предписания всех пророков основных мировых религий - плодиться и размножаться), но на самом деле у них просто другая система ценностей. Что вовсе не подразумевает их неспособность любить.
Просто любовь не всегда оказывается тем, что вы привыкли о ней думать. Она вовсе не обязательно сопряжена с не очень охотным, но (в силу возраста) необходимым оседанием в четырех стенах из-за навязчивой боязни одиночества.
Еще о любви. "Аll U need is Love", - пела самая главная мальчуковая группа всех времен и народов в эпоху, когда ее члены только-только поменяли двубортные пиджачки на псевдохипповские камзолы и начали отращивать патлы вместо стрижек под горшок. "Любовь убивает", - пела во время моих шестидесятых малоизвестная московская панк-группа "Пурген". Правы и те, и другие. Моя любовь меня - убивала. Била ломиком по голове и ковырялась в мозгах - целенаправленно и методично, ровно три года (что составляет, если напрячь внутренний калькулятор, двадцать шесть тысяч двести восемьдесят минут). Заставляла предавать. Сначала, как водится, друзей (они, правда, платили тем же), потом себя, а в конечном итоге вообще весь мир. Я ничего не мог поделать с этим постепенным и долгоиграюще-изнурительным схождением в могилу. Так же, как и вы, только осознавая присутствие этого процесса. К своему несчастью - осознавая.
Когда я был уже полутрупом, потерянной окоченевшей тушей со следами давно начавшегося разложения, в нашей семейной жизни появился Ролан Факинберг.
* * *
С каждым шагом панорама Манежной площади, наполовину скрытая останками самого Манежа, разворачивалась перед нами все основательнее: две третьих, три четвертых, четыре пятых, пять шестых. И так далее, прогрессия стремится к единому целому.
Ни намека на грандиозное шоу Ролана Факинберга. Сей факт тоже открывался нам - поэтапно, вслед за панорамой.
Это казалось странным (как минимум). Грандиозные шоу так не делаются. Грандиозные шоу рекламируются и готовятся заранее. Я хочу сказать: они не начинаются просто так, с полпинка. Задолго до действа на месте его проведения копошатся пролетарии, сооружаются трибуны-декорации, кипит деятельность. В нашем случае ничего этого не наблюдалось.
Пешеходы собирались в стаи возле светофоров по обе стороны от проезжей части, ждали зеленый и переплетающимися лентами текли во встречных направлениях. Самые нетерпеливые спускались вниз по ступеням подземного перехода. Над ними грохотали автомобили: закрыты окна - есть кондишен, открыты - нет. Типовая картина без признаков загадочности. И только когда мы собрались сворачивать налево, за решетку, к памятнику Ломоносову, уже боковым зрением я заметил человеческий сгусток возле дальнего от нас угла Манежа. Не то чтобы очень большой - так, мини-пародию на Вавилонское столпотворение. Едва тянущий на то, чтобы (с большой натяжкой) быть сочтенным за рака на безрыбье.
- Меняем траекторию, Клон, - сказал я. - Там что-то происходит. Вяло, но все же.
Когда мы дошли до того самого перехода (человечек на светофоре переместился на позицию вверх, принял статичную позу и покраснел), я уже видел, вокруг чего именно кучкуется народное любопытство. Левее экс-входа в экс-здание Манежа и ярусом выше фонтанирующих церетелиевских коняг с огромными гениталиями появилось новое строение. Фахверковый домик из средневековой Европы.
Двухэтажный. С необжитыми черными глазницами и наглухо задраенным входом.
Точная копия того, который я уже видел сегодня не больше часа назад - через оптику бинокля, из заменяющего стену окна редакционной кухни глянцевого журнала "FHQ".
Народ задирал (под небольшим углом) головы вверх, вяло (в соответствии с жаркой погодой) жестикулировал и перекидывался парочками неразличимых с нашей позиции фраз-стандартов: "Что за дерьмо", "На х…я это здесь построили", просто "Пи…дец, блядь". Такие фразы можно предположить даже с большого расстояния и не расшифровывая. Вероятность попадания в цель: 90 %.
Светофорный человечек прыгнул вниз и снова стал зеленым. Мы двинулись по направлению к новостройке. Я на ходу отстраивал выдержку/диафрагму/резкость, Клон - просто шел.
Собственно, даже возле новостройки (на поверку оказавшейся очень грамотно, на пять с плюсом законспирированной под настоящую средневековую помойку: покосившиеся стены, изъеденный насекомыми дуб, потрескавшаяся черепица, осыпавшаяся со стен штукатурка) ничего не происходило. Люди просто стояли и втыкали, а повтыкав минуту-другую, муравьями расползались по изначально заданным траекториям.
Возле дверей не было никакой таблички, а на подступах ко входу - никаких клерков или ряженых бедолаг, которые объясняли бы людям смысл рекламной акции или презентации. Внутри дома движения тоже не ощущалось: судя по пыльным окнам с обветшалыми рамами, их не открывали как минимум несколько лет. Во всяком случае, так казалось.