Я обнаружил, что мои коллеги начали собираться в маленькие группки, чтобы работать поближе друг к другу. Стоило кому-нибудь куда-то отлучиться, как все сразу же начинали беспокоиться, хотя раньше они просто решили бы, что исчезнувший перешел работать на новый участок. Начали анализировать и вспоминать прошлое, всех тех, кто пропал (как думали раньше - просто вернулся обратно в Низковольтье) или погиб (как думали раньше - неосторожно оставшись снаружи во время импульса).
"Как давно оно среди нас? - вопрошали они. - Что ему от нас нужно?"
Я по-прежнему никому не рассказывал о том, что видел, о том, что знал. Я держался особняком от коллег под предлогом большой загруженности, особенно когда они собирались, чтобы побеседовать на эти темы, нарочно затягивая свою работу подольше.
В отличие от меня они даже не знали, как оно выглядит.
Они думали, что все дело в увеличившемся напряжении импульса или в каком-то злобном электронном вирусе-божестве, вырвавшемся на свободу, чтобы свести нас с ума. Они не подозревали о существовании огромной многоногой твари, которая сверкала и искрилась, стремительно и грациозно передвигаясь в рассеченном проводами небе, словно гигантский спрут, вынырнувший из темных глубин океана.
Я видел ее теперь повсюду.
Отчасти дело было в воображении, отчасти в поврежденной сетчатке, но существо видится мне в любом сплетении проводов и металла, на которое падает мой взгляд. Оно оборачивается то боковиной телеметрической вышки (три толстых черных кабеля - вме-сто конечностей, стоящая под углом балка - вместо тела), то бухтами кабеля забытой рабочими на площадке опоры. Оно - это та невнятная тень, что всегда таится в уголке твоего глаза.
Существо преследовало меня.
Как-то ночью мне приснилось, что я падаю, и я проснулся в холодном поту, не вполне понимая, что это - следствие испуга или восторга. Я падал, металлические поверхности проносились мимо меня со скоростью триста миль в час, а я летел в струях дождя словно бабочка, постепенно сужая круги, направляясь в Низковольтье - туда, где мчится поток машин, горят огни круглосуточных заправок и мерцающая неоновая эмблема первого исландского Макдоналдса.
Отстегивая страховочную Цепь от распорки, к которой я пристегнулся часом раньше, я замечаю, как осторожно стали передвигаться мои коллеги, как они постоянно оглядываются, а время от времени даже пристально смотрят на меня - как будто догадываются.
Вероятно, они все-таки заметили, что все это время я не принимал участия в бурных обсуждениях странных происшествий. Может, они и впрямь подозревают, что я что-то знаю? Или хуже того - они полагают, что я каким-то образом связан со всеми этими странными смертями и исчезновениями?
Четыре работника уже вернулись в Низковольтье - событие неслыханное, если учесть, что срок их контракта еще не истек. Они попросту спустились вниз, перебираясь с опоры на опору, пока не превратились в такие же черные точки, как и все люди там, внизу.
Две ночи тому назад я заметил, как небольшая группа инженеров медленно приближается к моему рабочему месту. Я неспешно (чтобы они не подумали, будто я избегаю их общества) взобрался на самую верхушку башни, на которой я работал, затем заполз на какой-то пучок кабелей, прогнувшийся под моим весом, и сделал вид, что продолжаю работать. Какое-то время они наблюдали за мной с приличного расстояния, а затем убрались восвояси.
Не знаю уж, что они стали бы делать, если бы подошли ко мне ближе, но я внезапно начал сильно беспокоиться по поводу моей безопасности и безопасности моего рюкзака. Я боялся, что они найдут внутри рюкзака очки и сочтут их доказательствам моей вины; я даже намеревался выбросить их, но не решился.
Меня зачаровало зрелище пылающих небес, я был одержим выслеживавшим нас странным существом. Несмотря на риск, я все-таки не выбросил очки. Но иногда я нуждался во сне. Со времени моего последнего отдыха уже прошло две недели, и я не мог больше ждать. Я забрался так далеко от остальных, как только смог, и решил заснуть на час (этого мне бы хватило еще на неделю бодрствования). Спать дольше было опасно - за это время меня могли выследить.
И тем не менее это случилось - случилось, когда я бодрствовал, в тот момент, когда я заменял магнит, установленный в одном из телеэкранов, которые они каким-то образом умудрились установить по соседству от меня. Они обступили меня кольцом, отчего мне сразу вспомнилась паутина - конструкция, состоящая, как известно, из сужающихся концентрических окружностей. А вспомнив о паутине, я тут же вспомнил и о существе.
Я попытался ускользнуть, но на этот раз они следовали за мной неотступно, постоянно сокращая дистанцию. Воздух той ночью был необычно теплым, он окутывал меня, мои руки в перчатках стали мокрыми и липкими. Тут я заметил, что еще одна группа спускается сверху, - и застыл на месте.
Было ясно, что они все продумали заранее. Я посмотрел вниз, через стальные переплетения, из которых состоял наш мир, на крохотный серо-черный город вдали, напоминавший унылую картину, нарисованную больным маниакально-депрессивным синдромом. Начал накрапывать легкий дождичек - россыпь серебряных капель-пуль, с каждой из которых можно было при желании проделать весь путь вниз, до самого бетона крыш.
Воспоминания о страхе перед падением в Низковольтье переполнили мой мозг, вздрогнувший за опухшими, покрасневшими глазными яблоками. Я моргнул, чтобы стряхнуть с ресниц слезу (глаза все время были у меня влажными - очевидно, в результате воздействия очков).
Тем временем их становилось все больше и больше. Они медленно приближались ко мне.
Сбросят ли они меня вниз, если решат, что я повинен в гибели их товарищей? Разумеется.
Я прислонился спиной к широкой трубе, чтобы не поскользнуться на влажной поверхности металла.
Я должен рассказать им, я должен рассказать им все, что я знаю.
Они резко остановились, когда от ближайшего из них меня отделяло уже не больше тридцати футов. Я почувствовал, что над головой у меня висит уже целый рой этих насекомообразных людей. Некоторые из них почему-то втягивали ноздрями воздух. Внезапно яркий сполох рассек воздух слева от меня, и я понял, почему они это делали.
От волнения я и не заметил, что приближается время очередного импульса.
На какое-то мгновение мои противники застыли в нерешительности, раздираемые между желанием набросится на меня и инстинктом самосохранения, призывающим их укрыться в убежищах. Когда шел дождь, это приобретало особенное значение, потому что электропроводность влажного воздуха была намного выше и импульс достигал нашего участка гораздо раньше.
Затем один за другим они попятились назад.
Но я знал, что в следующий раз мне вряд ли так подфартит.
Даже внутри убежища я чувствовал, что на этот раз импульс будет сильнее обычного. Теплый воздух, дождь - все это повышало проводимость.
Я уже больше не задавался вопросом, надевать мне очки или нет, - они были у меня на лице с того самого момента, как я закрыл за собой резиновый клапан, и мои глаза тут же радостно окунулись в привычное им изображение в инвертированном спектре. Сердце мое все еще часто билось после недавнего столкновения; я опасался, что после окончания электрической бури они повторят свою попытку.
Похоже, они убедили сами себя в том, что я опасен для них, и все же, несмотря ни на что, я не мог даже на миг допустить мысли, что выдам им мою тайну. Я созерцал каждую ночь Многоцветие Рая - я не мог позволить им лишить меня этой возможности.
Электронное сирокко зашуршало по стенкам моего пузыря, молнии рассекали воздух, словно лезвия гильотин под звуки мощного техногенного гула, который становился все громче и громче с каждым мигом, словно отсчитывая время, оставшееся до светопреставления. Несмотря на то что пузырь все время раскачивался, я неотступно вглядывался в ярящееся небо, смотрел, как голубые волны энергии прокатываются вдоль кабелей и труб, лаская и дразня их.
А затем черная тень коаксиального существа возникла на горизонте в нескольких милях от меня; мерцающий хищник стремительно мчался, словно гигантский ополоумевший краб, и я понял, что он мчится прямо на меня! У меня перехватило дыхание, я потерял его из виду и теперь отчаянно пытался отыскать его вновь среди теней и металлических хребтин телеметрических вышек.
Вот оно мелькнуло опять, ближе и правее, зависло над соседним убежищем.
Я увидел очертания его обитателя, беспокойно ворочающегося внутри.
Внезапно какая-то сила разорвала резиновый пузырь, который тут же судорожно заколыхался под воздействием ворвавшейся внутрь чудовищной энергии.
Затем тень существа скользнула туда, где сплетение кабелей было гуще, и исчезла из моего поля зрения. Я метнулся к другой стенке моего приюта, очки чуть было не свалились у меня с головы, и мне пришлось придерживать их в том месте, где порвалась стягивающая их изолента.
Вспышка
Мрак
Вспышка
Я пытался расшифровать то, что видел, но все сливалось в моих глазах в какое-то механическое спагетти, усеянное огненно-красными пустулами.
Вспышка
Я засек его, я его увидел.
Совсем близко. И вновь далеко и намного выше, легко порхающее в воздухе с одного массива металлоконструкций на другой.
Вспышка
Я следил за этим существом на протяжении нескольких недель, пытаясь разгадать, в чье лицо мне удалось заглянуть - бога или безумия. Оно хватало нас одного за другим и низвергало нас обратно, вниз, в Низковольтье, потому что на небесах мы были чужаками, мы были захватчиками.
Я следил за ним…
А оно - оно сейчас следило за мной.
Вспышка
Оно зависло над моим убежищем.
Черное паукообразное тело. Тонкие, как у креветки, конечности обвили мой пузырь, толстое, мясистое туловище легло прямо на вершину резиновой сферы.
Время остановилось для нас на какой-то миг.
В полумраке я видел, как шевелится его голова; существо склонило голову на сторону, не переставая все крепче и крепче обвивать эластичными, словно щупальца, конечностями резиновый шар.
Я слышал его дыхание, ровное и басовитое. Импульс приближался к завершению.
Я заглянул существу прямо в глаза.
Вскоре мои товарищи начнут вылезать из своих убежищ.
Мои глаза саднило от увиденного. Я ждал, что скоро стану добычей существа, потому что оно продолжало сдавливать мое убежище все сильней и сильней.
Затем вспышка прорезала воздух и раздался какой-то визг. Это был звук лопающейся резины - убежище лопнуло, и горячий влажный воздух ворвался внутрь, отбросив меня к дальней стенке. Я увидел восемь суставчатых конечностей, мелькнувших в воздухе, и сжался, ожидая испепеляющего электрического удара, но все вокруг было спокойно. Воздух пах гарью. Прохождение импульса завершилось в положенное время.
Я лежал, прислонившись к ржавой трубе; с обеих сторон от меня разверзлась пропасть глубиною в восемьсот футов. Капли дождя и пота струились по моему лицу.
Я заглянул в глаза коаксиальному существу и понял, что никогда еще не был так близко к смерти, как сейчас. Существо шевелило жвалами, по обе стороны его морды торчали в стороны какие-то отростки, похожие не то на кости, не то на пневматические цилиндры. Кожа, обтягивавшая череп, потрескивала от бегающих по ней искр.
А затем оно бросилось на меня, широко разинув пасть, и мне ничего не оставалось, как только откинуться назад, слетев с трубы, и упасть в холодный, пустой, пронизанный статическими полями воздух.
Я помню лица некоторых моих товарищей, мимо которых я пролетал, задевая в падении растяжки, сворачивая на лету нерабочие разрядники, а коаксиальное существо гналось за мной, пока его конечности не застряли в решетчатой платформе, мимо которой я благополучно пролетел.
А еще я помню, как приятно чистый воздух холодил мне кожу.
Теперь я снова живу в Низковольтье, но легче мне не стало.
Я чувствовал себя чужим в этом месте перед тем, как отправился в Высоковольтье, и за время моего отсутствия более родным оно мне не стало. Я все никак не могу привыкнуть к земле под ногами.
Я по-прежнему ношу страховочный пояс. Цепь бесполезно болтается у меня между ног, когда я иду по улице. На заброшенном складе, который я приспособил себе под жилье, я пристегиваюсь к потолку на время сна и болтаюсь в десяти футах над полом.
Я хожу в толпе среди обывателей, постоянно болтающих с кем-то по мобильным телефонам, тащащихся куда-то с ноутбуками в руках, и мне кажется, что я проплываю сквозь этих людей, не задевая их. Я здесь чужой.
Когда бы я ни посмотрел на небо, оно мерцает, и я знаю - это потому, что там, в вышине, существует целый мир из металла, который некогда был моим домом. А время от времени я замечаю проносящуюся по небосводу тень - огромную, насекомообразную, - но не вижу того, кто ее отбрасывает, и понимаю, что здесь, на земле, я нахожусь в гораздо большей безопасности.
Я мечтаю о возвращении в Высоковольтье - но это только мечты.
Оно отвергло меня, как прежде отвергло меня Низковольтье, так что я обречен жить между двумя мирами.
Я наполнил склад телевизорами, чтобы они создавали привычный мне постоянный треск статических разрядов. Я сплю в подвешенном состоянии по часу раз в две недели. Большую часть времени я брожу по городу, собирая различный электронный лом и изготовляя из него кое-как работающие устройства или индустриальные скульптуры.
Как-то ночью я начал взбираться на опору ЛЭП, ведущую к коаксиальной сети, но, взобравшись всего лишь на сотню футов, оглянулся и остановился.
Я по-прежнему ношу сварочные очки.
И лик божества навсегда врезался в сетчатку моих глаз.
Нетадеталь
› я художник
› и в то же время механик
› я рабочий
› и в то же время раб
› я мертв
› и в то же время жив
› я нетадеталь
Давным-давно я догадался, что повторяющийся орнамент, нанесенный на бесконечную металлическую ленту конвейера, скользящую у меня перед глазами, придуман для того, чтобы гипнотизировать. Когда конвейер движется, к его неприятному скрежету привыкаешь, и он перестает казаться таким уж неприятным - как грубые слова, сказанные шепотом, вовсе не кажутся грубыми.
Орнамент не действует, если смотришь прямо на него. Он колышется перед твоим взором, заполняя визуальный хаос, возникающий в промежутках между загрузками, когда внезапно на какое-то время детали перестают поступать на линию. Но когда конвейер несет на себе свои влажные, мясистые дары, орнамент оживает. С мрачной настойчивостью, словно кровавый фонтан, брызжущий из перерубленной топором шеи, его пульсация окутывает тебя легким, как пух, мороком, и ты впадаешь в транс. Еще на один день.
Мы даже не замечаем, когда это случается с нами. Я пребывал бы в неведении, как и все остальные, если бы несколько месяцев назад у меня не случилась закупорка сосуда.
› бессмысленные проволочные сплетения, колючая проволока, протянутая
› через мои артерии, затем кровотеченье
› отрывистые судороги, отторжение собственных биожидкостей
› я упал замертво на фабричный пол
› и пролежал там несколько часов
› пока меня не обнаружил надзиратель, на планшетке
› прикрепленной к его груди - жирный крест
› там, где на схеме - мое рабочее место
Я смутно помню свое возвращение к жизни, а также те монтажные столы и приборы, которые мои собратья использовали для того, чтобы спасти меня. Металлические спицы в моих ногах и набор гидравлических клапанов, прикрепленных к моим вискам для того, чтобы спускать пар, когда давление становилось слишком большим.
Мелкие модификации.
Время от времени им подвергается каждый из нас, но только теперь я начал задаваться вопросом, какая из них изменила меня сильнее - ржавая стальная маска, приваренная к моему лицу, или же то, что я успел увидеть за секунду до падения на пузырчатый бетонный пол - послание, зашифрованное в кажущемся случайным узоре, выгравированном на металлической ленте.
Обычно изучение узора прерывает прибытие очередной заготовки: красного, влажного кома, из которого торчат несколько трубчатых выступов.
И тогда я, точно так же, как проделывал это уже тысячу восемьсот семьдесят шесть раз до этого, лезу в карман моего пластикового фартука, достаю оттуда маленькую полую трубку и приподнимаю на лежащей передо мной заготовке слой плоти, словно это какая-то странная луковица. Затем я засовываю трубку в образовавшуюся щель и отпускаю слой, который упруго возвращается на место.
Я не знаю, что случается с заготовкой на следующем этапе, не знаю и того, каким операциям она подвергается на предыдущих стадиях. С каждой стороны от меня возвышается металлическая переборка, так что мне не видно ничего, кроме глухой кирпичной стены по другую сторону конвейера и ржавого лестничного пролета у меня за спиной. Но я могу слышать других рабочих. Хотя их заглушают шипение пневматики и пронзительный скрип огромных смазанных маслом шестерней, приводящих в действие непостижимые для нас устройства, я все равно слышу их.
Они кричат.
Я смотрю на плывущую по конвейеру заготовку только что подвергнувшуюся модификации/ апгрейду/ обезличиванию. Она слегка задерживается перед тем, как нырнуть в отверстие с зазубренными краями, и я вижу, как она на мгновение вздрагивает.
Затем ее ухватывает какая-то ржавая клешня, высунувшаяся со стороны соседнего рабочего места, зазубренные пальцы плотно сжимают ее, так что на ленту из заготовки выдавливается какая-то жижа, а затем она исчезает вместе со своей добычей.
И вот снова ничто не отвлекает меня от рассматривания узора на ленте, и я равнодушно вглядываюсь в него.
Я слегка наклоняюсь вперед, чувствую какое-то дребезжание за глазными яблоками и как вскипает во мне кровь.
Я чувствую, как крохотные гидравлические насосы, пристроившиеся на моих висках, приходят в движение, неохотно, со скрипом, сдвигаются с места. Узор скользит у меня перед глазами, и я, как никогда прежде, уверен, что он распадается на отдельные символы.
Я прикасаюсь к ленте, провожу моими утомленными, покрытыми шрамами пальцами по его причудливым изгибам и гипнотическим завиткам и начинаю понимать их значение.
Пар внезапно вырывается из лотка слева от меня, и это застигает меня врасплох, хотя подача заготовок происходит с той же ритмической регулярностью, как и работа всех окружающих меня механизмов.
Я отдергиваю пальцы от ленты и протягиваю руку за следующей заготовкой, в то время как моя вторая рука уже извлекает очередную трубочку из покрытого пятнами и надорванного кармана на моем фартуке. Но из облака пара ничего не появляется.
Я пытаюсь нащупать заготовку, заранее предвкушая ее влажную теплоту, но когда облако пара развеивается, лента пуста.
Часы соскочили с ритма, на шестерне пробуксовал зубец.
Я снова протягиваю руку туда, где должна появиться заготовка, где она всегда появлялась раньше и всегда будет появляться, потому что я не умею делать ничего другого. Я умею делать только это.
Но опять не нахожу ничего, кроме пустоты.
Я утираю пот со лба и поворачиваюсь к металлической лестнице, которая ведет в мою комнату отдыха.