- Это "пятерка", моя дорогая. Пятерка с плюсом. Замечательное сочинение, самое лучшее!
Сердце у Кэнди забилось от радости. Потому что все знали: если профессор Мефисто и ставит "пять с плюсом" за сочинение, то только одну на весь класс - по каждой отдельной теме.
- Спасибо, - выдохнула она.
- Я даже не сомневаюсь, - продолжил профессор Мефисто, снова вставая с кресла, - что у тебя это искренне. - Он нахмурился. - А то сейчас очень многие заявляют о чувствах глубоких и благородных, хотя на самом-то деле они ничего не чувствуют.
Он опять принялся мерить шагами комнату, время от времени останавливаясь, чтобы уважительно прикоснуться к какой-нибудь книге на полке или поднять руку, особо подчеркивая наиболее значимые места своей речи.
- В наше время немногие люди способны по-настоящему чувствовать… и я думаю, что причина - засилье коммерции; коммерческий взгляд на вещи убивает способность чувствовать… он уничтожает искусство чувствовать, ибо это и вправду большое искусство… чувствовать по-настоящему. Слова обесценились. Чем, собственно, и объясняется полный провал официальной религии… вечные ценности превратились в красивые словеса и не более того. Лицемерие! Неискренность - вот откуда все наши беды.
Он остановился за стулом Кэнди. Кэнди сидела вся напряженная и зажатая, глядя в пространство прямо перед собой. Ей было очень неловко, потому что другие ученики, которых она видела вместе с профессором, держались естественно и непринужденно, а вот у нее это не получалось. Она попыталась расслабиться, подражая этим ребятам - откинулась на спинку стула и отпила хереса, - и при этом она лихорадочно перебирала в памяти все журналы и книги, которые прочла в этом семестре, чтобы сказать сейчас что-нибудь умное и подходящее к случаю. Но она ничего не смогла придумать, потому что у нее в голове вертелась только одна мысль: "какой замечательный человек. Великий человек. И я с ним знакома!" Она слышала тяжелое дыхание профессора у себя за спиной, и ей представлялось, что вот так же, наверное, дышал человек из той книжки про давние времена - тот, который тащил на Голгофу крест. И на этот раз она уже не отстранилась и даже не вздрогнула, когда профессор положил руку ей на плечо и провел рукой вверх, ей по шее.
- Мне кажется, - тихо проговорил он, - что ты - девочка умная и проницательная и ты способна на чувства, на настоящие чувства, - он умолк на мгновение и добавил… шепотом: - И мне кажется, ты понимаешь, как меня тянет к тебе!
Его рука скользнула вокруг ее шеи, по горлу - вниз, к вырезу блузки, за вырез блузки, и Кэнди от неожиданности уронила свою рюмку с хересом.
- О Господи, - пролепетала она, вскакивая со стула, чтобы собрать с пола осколки, потому что рюмка разбилась. Ей было так стыдно и так неловко.
- Ой, простите, пожалуйста, я…
- Ничего страшного, - хрипло проговорил профессор, присев на корточки рядом с ней. - Это всего лишь вещь, материальный объект - химера бытия!
Он уткнулся лицом ей в шею и запустил руку ей под свитер.
- Ты же мне не откажешь, - прошептал он. - Ты меня не оттолкнешь. Я знаю, ты добрая девочка. Вовсе не эгоистка… И то, что ты написала в своем сочинении… я уверен, что это искренне. И ты мне нужна, так нужна… - Он заговорил, как в бреду: - "…особая привилегия, прекрасная и волнующая… отдаться полностью, целиком…", - прижимаясь к ней все теснее. Но Кэнди резко вскочила на ноги, и профессор не удержал равновесия и завалился набок, прямо на пролитый херес. Он попытался смягчить падение одной рукой, а другой - утянуть за собой Кэнди, но не преуспел ни в том, ни в другом; так что теперь он лежал прямо в луже хереса громоздкой неповоротливой тушей, тихонько стонал и барахтался в безуспешных попытках подняться - может, он сильно ударился, а может быть, просто ему было трудно подняться с пола из-за его тучной комплекции.
Кэнди жутко перепугалась. Она застыла на месте, прикрыв рот ладошкой.
- Ой, профессор Мефисто, я…
- Утешь того, кто так нуждается в утешении, моя девочка, - умолял он, лежа по полу и протягивая к ней руки - на тот случай, если она вдруг упадет к нему в объятия. - Ты же сама написала… "прекрасная и волнующая привилегия"…
Но бедная девочка была жутко напугана и по-прежнему очень расстроена из-за того, что разбила рюмку.
- Ой, я не знаю… - пролепетала она, чуть не плача. - Я… мне так страшно… я только хотела…
Она умолкла на полуслове, потому что дверь в кабинет распахнулась и вошел тот самый мальчик с угрюмым лицом, который с таким раздражением, чуть ли не со злобой передал ей приглашение профессора. Он взглянул на профессора на полу, потом - на Кэнди, и его глаза вспыхнули бешенством, а лицо стало белым как мел.
- Прошу прощения! - проговорил он с холодным высокомерием и развернулся, чтобы уйти.
- Подожди, Холи! - воскликнул профессор, с трудом поднимаясь на ноги. - Подожди… это всего лишь… - Он неуклюже оправил пиджак. Было видно, что он смущен. Мальчик застыл в дверях, выжидающе глядя на профессора.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - сказал он, так и не дождавшись никаких объяснений.
- Нет, Холи, нет, - профессор Мефисто взял себя в руки и шагнул к мальчику. - Пойдем во внутренний кабинет, - твердо проговорил он.
Мальчик мрачно взглянул на него. Он был уже не такой бледный.
- Пойдем, - повторил профессор уже мягче и положил руку мальчику на плечо. - Пойдем.
Перед тем как закрыть за собой дверь во внутренний кабинет, он обернулся к Кэнди:
- Прошу прощения. Мы буквально на пару минут.
- Да, конечно, - пробормотала смущенная девочка и снова уселась на стул. Из-за двери во внутренний кабинет доносился приглушенный гул голосов, потом там как будто хлопнула дверь. Наверное, мальчик ушел. Кэнди подождала еще пару минут, но профессор не вышел.
- Какая же я эгоистка! - корила она себя. Дура и эгоистка! Такой замечательный человек - великий человек - говорит, что она ему нужна! А она беспокоится только за свою драгоценную материальную оболочку! Ей было стыдно, ужасно стыдно. - Я ему так нужна, так нужна! И я его оттолкнула! Я оттолкнула его! Да как я посмела?!
Она прислушалась и услышала… да, это было приглушенное рыдание. У нее защемило сердце.
- О, профессор… - Она не могла это слушать. Это было невыносимо. Он там один, и он плачет, потому что он так к ней стремился, а она оттолкнула его… - О, Меф, Меф… - Она решительно встала со стула и направилась к двери. Она пойдет к нему и отдастся ему - полностью, целиком. Кэнди вспомнила, как сегодня утром она вышла из душа и посмотрела на себя, голую, в зеркало. Да, она очень красивая девочка. И она подарит ему всю себя, всю свою красоту - целиком, без остатка. Уже взявшись за дверную ручку, она пожалела, что не надела сегодня свой самый лучший комплект белья, хотя ладно: тот, который на ней, тоже очень хороший - свежий и симпатичный. За дверью снова раздался надрывный стон.
- Я иду к тебе, Меф, - прошептала она и тихонько открыла дверь.
Но молодой человек не ушел, и изумленному взору Кэнди предстало странное зрелище. Профессор и мальчик носились по комнате - оба голые, раскрасневшиеся, их одежда разбросана по полу как попало - и колотили друг друга мокрыми полотенцами, постанывая и рыдая.
Они не заметили Кэнди, а если даже заметили, то им сейчас было не до нее - они были полностью поглощены друг другом и своим странным занятием. Кэнди быстро закрыла дверь, пулей вылетела из кабинета профессора и побежала, вся в слезах, по пустынному коридору. Какая же она эгоистка, какая ужасная эгоистка… она оттолкнула профессора Мефисто, и он так огорчился, что… Кэнди даже не знала, что.
- О, как я могла?! Как я могла?! - повторяла она сквозь слезы. - Как я могла?!
Кэнди все-таки удалось успокоиться, так что домой она вернулась уже не в таких расстроенных чувствах; и еще ей не терпелось рассказать папе про "пятерку с плюсом" за сочинение.
Мистер Кристиан сидел в гостиной и читал газету.
- Привет, - сказал он и взглянул на часы. - Как прошел день?
При всей своей жуткой занудности, папа все-таки разнообразил свои приветствия и встречал Кэнди из школы то вопросом "Научилась сегодня чему-то полезному?", то вопросом "Как прошел день?", чередуя их по дням: день так, день так - причем никогда не сбивался и не повторял один и тот же вопрос два дня подряд.
- Хорошо, - Кэнди подошла к папе и чмокнула его в лоб. Принимая сие изъявление дочерней любви, папа лишь хмыкнул. - И еще у меня "пять с плюсом" за сочинение по философии. На курсе профессора Мефисто! А он если и ставит "пятерку с плюсом", то только одну на весь класс! Правда, здорово?
Вопросы мистера Кристиана были, конечно, чисто риторическими, но он все-таки интересовался успехами дочери, и если она о чем-то ему рассказывала, то он обязательно слушал - хотя бы вполуха.
- Да что ты? - от газеты он не оторвался, но при этом слегка нахмурился, как бы давая понять, что он просто бегло просматривает статьи, а так, конечно же, слушает дочь. - А тема какая была?
- "Любовь в современном мире".
Мистер Кристиан встряхнул газету и прочистил горло.
- Очень практично звучит, - сказал он и попытался изобразить смешок, чтобы обозначить свое отношение к философии как к предмету весьма несерьезному, но для подобного проявления чувств он был слишком сварливым и раздражительным человеком, так что он снова встряхнул газету, еще раз откашлялся и нахмурился, только теперь уже по-настоящему.
Кэнди сделала вид, что она ничего не заметила; она твердо решила насладиться своим успехом, как говорится, по полной программе, так что она не даст папе испортить ей настроение.
- И еще, - сказала она, усаживаясь рядом с папой, - профессор Мефисто пригласил меня к себе в кабинет! Чтобы "выпить по рюмочке" и побеседовать.
Имя профессора Мефисто и раньше упоминалось в рассказах дочери, и мистер Кристиан ненавидел его всей душой - со всей необузданной и безыскусной отцовской ревностью. Он взял свою трубку и принялся яростно выбивать из нее табак в ближайшую пепельницу.
- И чего он хотел? - спросил он с неприкрытым презрением.
- Ну, папа! Ну, ты вообще! Это большая честь, когда профессор Мефисто приглашает к себе, чтобы выпить по рюмочке. Я же тебе столько раз говорила!
- Выпить по рюмочке - чего? - спросил мистер Кристиан, изображая воистину ангельское терпение.
- Хереса, конечно! Я же сто раз тебе говорила!
- Херес - это вино? - папа насупился еще больше.
- Нет, молочный коктейль с бананом. Я на тебя поражаюсь, папа! Конечно же, херес - это вино! Между обедом и ужином он всегда выпивает рюмочку хереса с кусочком сыра - да, кое-кто предпочитает чай, но есть люди, которые убеждены, в этом недостает чего-то такого, я даже не знаю… А рюмка хорошего хереса - это изысканно и благородно, в то время как чай - это как-то совсем уже по-мещански, ты согла… ладно, в общем, так принято в свете, в самых высших кругах!
- То есть, он поит вином учениц? - этот вопрос явно никак не давал мистеру Кристиану покоя.
- Ну, папа!
Кэнди встала и подошла к окну. Она и так уже сомневалась насчет своей встречи с профессором Мефисто - что-то в ней было такое… двусмысленное, - а теперь начала сомневаться и в том, что мир в целом устроен правильно и справедливо.
Мистер Кристиан сердито пыхнул трубкой.
- Мне просто хотелось бы знать…
- Я не желаю это обсуждать, - Кэнди недовольно поджала губы.
Она так толком и не поняла, что творится сейчас в голове у папы. Вернее, она поняла, но не знала, как это выразить. Вот он сидит мрачный - мрачнее тучи. Он очень сердится на нее, это ясно, потому что он чувствует, что она ускользает из-под его родительской власти, и ему это не нравится, он будет спорить с ней до хрипоты, обижаться и злиться, но он ничего ей не сделает. Интересно, он сам понимает, что играет в заведомо проигрышную игру? Мало того: ей казалось, что ему это нравится - причем, не просто проигрывать, а безнадежно проигрывать. Но как бы там ни было, он тут же затронул другую "больную" тему.
- Тогда, может быть, мы обсудим вот что, - сказал он и поджал губы. - Миссис Харрис сказала, что ты опять разговаривала с Эммануэлем. Вчера.
Эммануэль - это мальчик-мексиканец, который приходит к ним стричь газон. Мистер Кристиан строго-настрого запретил Кэнди с ним разговаривать, когда заметил, что у нее вроде бы есть такое намерение. Мистер Кристиан сказал, что лично он, будучи человеком широких взглядов, ничего против этого не имеет, а вот соседям это может "показаться странным". И вот теперь папа как-то связал Эммануэля с профессором Мефисто.
Для Кэнди это явилось последней каплей.
- И это я обсуждать не желаю! - проговорила она, чуть не плача. - Мне так за тебя стыдно, папа. До смерти стыдно. Если бы профессор Мефисто слышал, что ты сейчас сказал, он бы никогда в жизни не пригласил меня к себе в кабинет! Никогда в жизни!
Голова у мистера Кристиана буквально раскалывалась от боли. Ему казалось, еще немного - и он потеряет сознание, но он все-таки взял себя в руки и произнес ровным, нарочито спокойным голосом:
- Мне самому это очень не нравится, но, наверное, придется давать тебе меньше карманных денег…
- Карманных денег!
Кэнди даже топнула ножкой от злости.
- Господи, папа! Я на тебя поражаюсь! Ты, вообще, можешь подумать о чем-то еще, кроме материальных благ?!
Раздраженно тряхнув головой, она развернулась, решительно вышла из комнаты и поднялась вверх по лестнице к себе в спальню.
Мистер Кристиан остался сидеть в гостиной. Он снова уткнулся в газету, пыхнул трубкой и медленно покачал головой. Теперь его губы и костяшки пальцев стали белее снега.
В ту ночь Кэнди долго не могла заснуть. Она все ворочалась на кровати и пыталась решить, что ей делать: отдаться садовнику-мексиканцу или сбежать из дома в Нью-Йорк.
Глава 3
На следующий день - это была суббота, так что уроков у Кэнди не было, - она проснулась только около десяти. Когда она спустилась вниз, мистер Кристиан уже ушел на работу. В субботу утром он всегда уезжал к себе в офис, "чтобы разгрести дела, накопившиеся за неделю".
Кэнди любила завтракать в одиночестве. Когда папы не было рядом, она могла спокойно пить кофе и не выслушивать его саркастические замечания, что "какао полезнее для растущего организма". В то утро она выпила целых две чашки. Она специально села поближе к окну, чтобы смотреть во двор - потому что сегодня Эммануэль придет стричь газоны. Он всегда приходил по субботам. А вчера вечером Кэнди приняла решение.
После завтрака (только кофе и тост - Кэнди решила, что она слишком возбуждена, и поэтому ей не хочется есть) она поднялась к себе, приняла ванну, надела свое самое лучшее летнее платье и надушилась любимыми духами, "Табу". Потом она снова спустилась вниз и вышла на задний двор.
Эммануэль уже пришел. Он стоял на коленях перед клумбой с цветами и разрыхлял землю садовым совком. Какой же он бледненький и худой, в этой своей бедной одежде! - подумала Кэнди. И как я ему нужна!
- Привет, - радостно проговорила она. Эммануэль удивленно взглянул на нее.
- Прывет, - сказал он. Он не очень хорошо говорил по-английски.
- Не самое увлекательное занятие, - сказала Кэнди, имея в виду его работу на клумбе.
- Чё?
Он нахмурился. Он подумал, что в жизни еще не встречал такой глупой девчонки - если судить по началу их разговора.
- Может быть, зайдешь в дом - выпьешь чего-нибудь? - предложила Кэнди и рассмеялась, показав белые ровные зубки и кончик влажного розового язычка.
- Мистеру Кристи енто не понравицца, - сказал садовник, когда до него наконец дошло, что она имеет в виду.
- Ой, да фиг с ним, с папой, - сказала Кэнди. - Могу же я иногда пригласить к себе в гости друзей, не спрашивая разрешения у папочки. - Хотя, конечно, она понимала, что Эммануэль прав. Так что в конце концов они договорились - после многих повторов и чуть ли не на языке жестов, - что встретятся в гараже. Садовник пойдет туда первым, а Кэнди подойдет чуть попозже и принесет выпить.
Когда Кэнди пришла в гараж, Эммануэль снова стоял на коленях - только на этот раз он подтачивал лезвия газонокосилки.
- Какой ты трудолюбивый! - воскликнула Кэнди, одарив его лучезарной улыбкой. - В такой замечательный день можно заняться и чем-нибудь поинтереснее!
- Чё?
Она протянула ему бокал. Подошла совсем близко, почти вплотную - чтобы он непременно почувствовал и тепло ее тела, и аромат "Табу".
- Это херес, - сказала она и указала на деревянный ящик, мол, давай сядем. - Надеюсь, тебе понравится.
- Чё?
Они сели на ящик, и Эммануэль осторожно пригубил вино. Только теперь до него начало доходить, для чего его сюда позвали.
- Хорошее! - сказал он, улыбнувшись в бокал.
- Да, - подхватила Кэнди. - Рюмка хорошего хереса - это изысканно и благородною. В отличии, скажем, от чая. Чай - это как-то совсем уже по-мещански, ты согласен?
- Чё?
- Ладно, - Кэнди решила поторопить события, потому что, на самом деле, она была возбуждена и взволнована до предела, хотя и старалась этого не показать, - расскажи о себе: чем ты живешь, что тебе интересно, какие у тебя планы на будущее? Мне все интересно - рассказывай. - Чё?
- Господи, Эммануэль, - Кэнди тихонько вздохнула, и взгляд у нее стал печальным и грустным. - Я понимаю, как тебе трудно, в чужой стране… одному…
Она прикоснулась к его руке, закрыла глаза и потянулась к нему, как бы желая утешить, показать, что она все понимает - и почувствовала, как ее грудь легонько прижалась к его предплечью. Это вышло случайно, но очень к месту. Кэнди была уверена, что сейчас будет жаркий, неистовый поцелуй, но ничего подобного не произошло. Она удивленно открыла глаза и увидела, что садовник смотрит на нее как-то странно - недоверчиво и подозрительно. Ей стало неловко за свой порыв, и она попыталась скрыть смущение, проговорив:
- Эммануэль, посмотри на меня. Послушай меня, - она взяла его за руку и продолжила очень серьезным, предельно серьезным тоном: - Я знаю, ты думаешь, будто папа… мистер Кристиан… тебя не любит. Но я хочу, чтобы ты понял, что мы очень разные, и не все такие, как он… я имею в виду, не все люди такие, как он. Понимаешь? В мире нет ничего прекраснее человеческого лица. - Теперь она говорила не просто серьезно, а даже строго, почти сурово, и садовник смотрел на нее с удивлением.
- Я знаю, ты все понимаешь, - продолжила Кэнди чуть мягче. - И ты понимаешь, что я не такая, как он - и ты очень мне нравишься. - Она опять потянулась к нему, закрыв глаза, и сама поцеловала его, прямо в губы, по-настоящему, опрокинув в процессе их бокалы с хересом. Она уже приготовилась сказать ему, чтобы он не беспокоился из-за каких-то бокалов, ведь это всего лишь вещь, материальный объект, не имеющий никакого значения, но в этом не было необходимости - потому что садовник не стал беспокоиться из-за каких-то бокалов. Он удивленно вздохнул, но быстро справился с изумлением и ответил на ее поцелуй - еще как ответил! При этом его рука скользнула за вырез платья и легла на грудь Кэнди, а другая рука угнездилась у нее между ног.
- Ты мой хороший, - прошептала Кэнди, - я тебе так нужна, так нужна!