Сейчас бы homo живёхонького, с юношеской силой чувств, с трепещущим как от ударов тока очком, едва расчехлившего фольгу на гениталиях. Хотя, при чём тут фольга? у homo фольги не бывает - у них это… белок, мясо.
- Ну, что, Елдоп? Какие будут предложения?
К этому моменту я чётко реинсталлирую, что ни в коем случае не должен сообщать им своё настоящее имя.
Это будет непросто: Елдом и Елдоп - имена созвучные, и в семье мать часто называла меня именно Елдопом, а отец дразнил еще Елдославом Елдометровичем.
Какие предложения…
- Давайте прежде всего озаботимся едой, а не елдой, - предлагаю я, - нет смысла скрывать очевидное: без подпитки мы - ржа. И никакая переплавка не поможет.
- Yes, - поддерживает Мамочка.
Я канифолю её резьбу с продолжительным скрежетом, но Ефим Тимофеевич вмешивается:
- Сейчас всё дело в молекулах. Где по молекуле зарок, - там новый уровень. Про заговор ментовской ноги слыхал?
Мы шелушим сектора и меняемся данными.
- Прямота BB всегда умиляет, - гудит Дрозд, - мы, уважаемые, можем зарядиться гораздо более простым способом: если разойдёмся сейчас врозь - каждый в сторону своего сектора. Я отсканировал этот путь через сохранившиеся с прошлого плана фильтры.
- Но разве нас собирали втроём в той комнате, чтобы затем мы расстались? - шелестит Мамочка.
- Почему мы обязаны следовать их планам? - сверлит Тимофеевич, - логично предположить, что внешние силы рассчитывают на наши совместные действия в воплощённом уровне. Поэтому самое время распределиться для синхронной блокировки: разойдёмся в противоположные стороны, и если моя догадка верна, очень скоро мы снова встретимся, и наши батареи будет полны…
- Чтобы замести ментальный след, сдвинем по сектору, - предлагаю я, перенастраивая целку.
- Принято!
Мы поворачиваемся друг к другу спинами и соскальзываем в стороны.
Поначалу я не чувствую ничего, кроме отупения.
Некоторая усталость присутствует, но я знаю, что усталость - это атавизм.
Уставать могут люди. Румбо - не устают никогда.
"Потому что мы железные: стоим, либо падаем замертво".
А мне нужно - всего лишь двигаться. Вперёд, в полосу тумана на горизонте; размеренно, не торопясь…
- Да что, в самом деле, за хуйня такая, - думается мне, - на хуй всё… на хуй эти вечерние посиделки с бледноголовыми… на хуй капризы: подай бельё, потуши свет… на хуй балерину в динамической трубе, на хуй споры, на хуй лохмотья… свисающие лохмотья, старые драные, которым сам чёрт не брат…
Что я несу?
Откровенную чушь какую-то.
А надо-то мне всего лишь - двигаться.
Ловить волну. Подсосаться к волне всего лишь.
Я перемещаю тело. А тело - не перемещается. Очень тяжело им двигать: каждому предстоит встретиться когда-нибудь с этим чувством. Даже несмотря на то, что железным всё нипочём - кажется иногда, что вот-вот и оно надломится, треснет, согнётся, - потому что там какие-то молекулярные связи нарушены: смех без причины, немотивированная агрессия, подавленные страхи, - а если проще: тщательно-маскируемая трусость, - и еще куча всего такого, что каждое в отдельности может привести кое-куда… кое-куда глубже.
Внезапно я понимаю, что пытаюсь по-человечески переставлять ноги, но в то время как сам лежу на спине. Лежу под сильным источником света.
Возле меня Ефим Тимофеевич и Мамочка.
Из моих запястий торчат трубки.
В ушах мягкий звон, словно звенят серебряные кубки.
Обхуярен, похоже, я в дым.
- Елдомкрат, дышите глубже! - гудит доктор.
- Дыши глубже, Елдом! - вторит ему сестра милосердия.
- Что? Где я?
- Успокойтесь. Спокойствие - прежде всего.
- Расскажите это своему елдоконструктору, уважаемый…
Я не хочу придерживаться этикета с этими ржавыми докторишками, для которых я - лишь испытательный кролик, хуеголовый писунишка.
- Елдомкрат. Вы находитесь в центральной нервно-распределительной клинике. Вас доставил к нам ваш друг Ергодыч… Ергодыч Залупигной. Припоминаете такого? Вам стало плохо в циркульном перемещателе… припоминаете?
- Определённо.
- Так вот, с тех пор вы не приходили в себя. А сейчас у вас налицо улучшение. Помимо лобных анализов это ясно читается по трезвому взору, которым вы смотрите сейчас на меня, и мою помощницу № ВВ05350150. Я распорядился, чтобы принесли дозу: после восстановления от циркульной контузии организм настойчиво потребует подпитки.
- Понимаете ли, доктор… у меня только что было ощущение, то есть, своего рода глюк… и в этом глюке вас звали Ефимом… а вашу помощницу…
- Не стоит рассказывать это вслух! - перебивает меня @, - ваши глюки - ваше личное дело. Здесь же встаёт вопрос о делах 0бщины.
Я смотрю на Мамочку, затем на свёрток фольги на подносе, выезжающий из распределителя пневмо-подачи.
Надо поверить в себя. Поверить в собственные силы.
Смотрю на поднос: треугольный амулет е-льда, электрод и колба "о-п" из тяжелых солей и сукровицы.
- То есть, что значит, позвольте спросить, 0бщинных? - я впрыскиваю себе 8 точек "о-п", отодвигаю поднос, вертикалю туловище, сканирую торчащие из запястий трубки.
(Я, я, - повсюду здесь один я, - другого не ищите! - взрывается в мозгу генерирующий поток мыслеформы.)
- Молотишь сурьму? Шелестишь? - сверлит Мамочка.
- Принимая во внимание, что вы находились вне сознания около двух лунных фаз, - с вялой торжественностью объявляет доктор, - вы не имели возможности исполнить предписанный вам поцелуй Паяла…
…Ах, вон они о чём!..
Я хочу встать, но @ делает решительный жест в мою сторону:
- Мы предъявили вашу опись sанитарной sлужбе - прошу вас, присядьте. С сожалением вынужден сообщить, что данное обстоятельство, хотя и принято в реестр приемлемых выводов, но в целом, при учёте разброса по весам в остальных показателях, как то: бороздистость, чебохто-бохто, сопротивляемость жилы, устойчивость к стрессу, пугливость, пронырливость… и ещё рядом сопутствующих… комиссия, в общем, однозначно склонилась к решению подвергнуть вас переплавке.
- Но…
- Комиссия приняла во внимание смягчающие обстоятельства, и вынесла вердикт о переплавке под общим наркозом. Вы ничего не почувствуете. Вас усыпят, как homo перед изъятием органов.
- Я имею границы опротестовать решение комиссии? - с надеждой корочу капиллярами.
- Только постфактум. Это решение разряда АА+. Усыпитель уже поступает по катетерам.
- Ах, вы… - я дёргаюсь, вырываюсь, бью доктора формой застывшей ладони - ответный лязг подобен треску лопнувшей рессоры, - я прорываюсь и лечу наугад…
Сейчас голова пуста.
Сердце гонит волну.
Что-то сугубо личное, выстраданное долгим как дельфинья елда путём проб и ошибок.
Желтоватый туман вокруг меня. Степь в низко постеленном желтом тумане.
Сбавляю темп и плыву навстречу возвышающейся впереди постройке.
Это платформа на сваях. И на платформе - нечто вроде цистерны.
Deja-vu? Это было со мной недавно, хотя временами я готов поклясться, что видел лишь навязчивый сон.
Неужели окружающее меня сейчас и есть мой реальный вторичный подуровень?!
Я втягиваюсь по жирному стержню, опрокидываю люк и врастаю в помещение.
Вижу вокруг себя стены: узкие стены. Вытянутое помещение: как обрубок коридора. Обрубок.
Передо мной Дрозд.
Он заглядывает мне в глаза и произносит:
- Эй, ты очнулся?
<Это он мне… вы поняли?>
Эхо в ушах.
И постепенно начинаю понимать, что произошло.
Мамочка льнёт к Ефиму, потираясь передним контактом.
Пару раз они отчётливо искрят.
В воздухе запах озона; от электромагнитного всплеска ноют зубы.
Мамочка расчехляет панцырь. Мы с Дроздом наблюдаем её е-блок.
У Мамочки завидный е-блок.
Дрозд расчехляет фольгу и предъявляет рудный калач.
У Дрозда солидный калач.
Электричество гудит в моей голове причудливым ритмом
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
Яркие голые туловища Дрозда и Мамочки неестественно контрастируют с невыразительной серостью интерьера.
Ефим Тимофеевич разворачивает Мамочку, и я вижу, как она вся дрожит, в предвкушении е-блока.
Тела с глухим звоном соприкасаются, я наблюдаю рудный калач, ввинчивающийся в е-блок и заставляющий Мамочку вздрагивать, закатывая глаза.
Вот он принимается размеренно биться, точно зависнувшая в трансе поршневая система.
Мамочка глубоко дышит, жмурится и сжимает пальцы на ногах.
От неё идёт сильный запах.
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
- Присоединяйся, - выхлюпывает Дрозд, распространяя угрюмое металлическое зловонье.
- Хочу в рот… в рот… - шепчет Мамочка, а я охватываю корень происходящего, ощущая набухающее в стекловолокне жало.
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
Она тянется ротовой помпой к zалупе.
По телу волнообразно расходится приятная щекотка.
Щекотка исходит словно бы от раздражающего предмета в заднем проходе, захватывает и постепенно становится как бы на грани переносимого.
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
В момент ясного осознания, что всё это неминуемо должно как-то разрешиться - в этот самый момент несдерживаемое спазмирующей мышцей семя устремляется вон…
Кабель Мамочки красный и липкий. Её гортань издаёт звук, напоминающий трение напильника о вращающийся точильный камень, тело выгибается и вздрагивает с неравномерными вспышками.
Е-блок пробивает меня и точно крючьями цепня зацепляет на моём сердце щупальца.
И начинает душить меня.
Душить.
Ум-ца-ца
Ум-ца-ца
- Что же это, - кричу я извергающемуся в глубину нутра Тимофеевичу, - что это за шизопровокация?! Вы изволите совокупляться, а я - непоправимо смущаюсь. Коррозия…
- Не сочиняй, какая коррозия… стыд есть эмоциональное преступление. - Уверенно рубит @.
- Объясните сначала, почему я изволил здесь оказаться? Что это за переплавка такая, ёб-вашу мать? Мы уже в третий раз встречаемся, перед этим вы были доктором @, а сейчас - снова Ефим Тимофеевич. И всякий раз я влезаю в этот бак и лечу по степи, весь в лимонных испарениях. Имею ощущение зацикленности.
- Всё верно! - Дрозд расслабляется, но не выходит из Мамочки: та покачивается на его хуе, вибрируя клитором.
- Что верно? - я оставляю калач в восстанавливающей ванночке рта.
- Верно, что ты зациклился и коррозируешь. Оглянись назад: как ты прожил последние, ну, скажем 5 фаз? Что значительного происходит в твоей жизни помимо минета паяльнику и латентной копролингвистической деятельности? Неужели ради подобной ржи гнул ты гвозди, будучи юн и отважен? Твоя задача - выйти из цикла, покинуть эту крысиную гонку… Мы, Боевое Подполье, сознательно перетянули тебя на свой слой, использовав циркульную травму!
- Боевое Подполье?! - вырывается у меня с приглушённым бряцаньем (Мамочка вылизывает мошонку). - Это вы организовали травлю золотого офицерства? пустили ядовитый газ в Парке Оргий на северном жидоумертвителе? распространяли объёмный порно-сериал про ебущихся в пепле сфинксов? убили наместника 9-го земляного барона? Я привык думать, что таких, как вы, ребята, не бывает…
- Как видишь, одним из нас оказался твой старый приятель Ергодыч! - покачивается Ефим Тимофеевич.
(В этот момент из его жопы со звоном выпадает здоровенная какашка.)
- Вот это да! - потрясён я.
- Ергодыч - не просто один из нас, - продолжает Дрозд, - Ергодыч Залупигной оказался не просто подпольщиком. Он оказался одним из Тощих, - то есть, одним из руководителей движения.
- Вы хотите сказать, что Ергодыч - Тощий? - я сжимаю медные волосы Мамочки. Ртуть семени выкатывается из её рта.
Стены помещения начинают светиться голубым перламутром.
- Не только он. Ещё кое-кто из тех, кого ты хорошо знаешь. Тебе грозила переплавка, и мы устроили так, чтобы всё прошло, как будто тебя ушатало циркулем. А потом перетащили тебя на наш слой, используя метод "возвратной фистулы", результат действия коего ты сейчас наблюдаешь.
- Но для чего?
- У нас к тебе деловое предложение: сплавься с нами - развари стволы родовластия! Пойми: расщепление радиоактивных металлов - вовсе не прерогатива правительства! Директорий насквозь прогнил и состоит в основе своей из наместников малоизвестных семей, где с Традицией зачастую соседствует самое zверское долбилово и перемазанная спермой времён Губернаторства садо-мастурбация. За что казнили старину Наебнибалдая? Кто дал право калечить плавку детей бронзовых прапорщиков? Почему козырным сплавам не сообщили о надвигающемся сдвиге по фазе?
- Почему… ответы на эти вопросы не знает даже головной оракул, - с неуверенной усмешкой я бью тяжелеющим калачом по губам Мамочки - голова её гудит словно колокол.
- Головной оракул может не знать. - Соглашается Дрозд, - мы - знаем.
- И что же?
- Правительство Грибов необходимо убить!
- Хм… и кто придёт на смену? Семья Тугоплавких? Или, возможно, клан Д%?
- Мы опровергнем аксиомы центральных уровней и используем радиоактивные металлы для повышения сопротивляемости, как завещал великий Румбо!
- Вы верите в существование Румбо? - искренне удивляюсь я.
- Я видел Румбо собственными глазами во время 2-ой Главной Шизопровокации. Я находился в подвижном колодце времени и в моменты рассоединения пространств мог перемещаться в прошлое.
- Вы видели Великих Предков? С ума сойти… почему я должен вам верить?
- Ты не должен. Ты волен покинуть помещение тем же путём, и болтаться опять по степи в хищных выхлопах.
- В хищных выхлопах?
- Этот жёлтый туман. Он живой. Его капли вызывают коррозию. Никакие присадки не спасут от этой дряни. Он жрёт тебя, словно стая пираний.
- Альтернативы нет? - с сомнением я смотрю в люк.
- Тебе решать. Да только ты сам давно уже всё для себя решил. Осталось последнее: вступительная жертва и клеймение.
Я понимаю всё сразу, без запинки.
Отступаю, высвобождая фаллос, а затем обрушиваю на шею Мамочки сабельный удар рабочим полотном рук.
Голова Мамочки катится по перламутровому полу.
Я насаживаю её трепыхающуюся глотку и возвратно-поступаю, легонько посвистывая.
- Клянёшься ли ты отворить фистулу, когда Грибы захотят укоротить тебя в мясорубке? - вопросительно вспыхивает @.
- Пэссарь! - отвечаю ему, с лёгким шелестом.
- Клянешься ли "спрашивать за дозволенное" только по выкатыванию шара одним из Тощих?
- Пэссарь!
- Клянёшься ли сечь непослушных?
- Пэссарь!
- А теперь, сотвори ключом!
Я выхожу из тела Мамочки (оно золотисто всхлипывает), продолжая потеть и прерывисто вздрагивать.
Впервые убеждаюсь в том, что женщина может жить без головы.
Выжимаю из вены клапан, распускаю "бантик", затем прокусываю целку, вскрываюсь.
В глазах мигает, перламутр стен невыносим.
Высверливаю утробно-серебряным голосом:
Глиной буду - не просрусь
Сукой буду - не проснусь
На хуе вертел я брови
Ваш на веки - брат по крови
Буду резьбы рвать - казните
Будут плавить - помяните:
"Был негибок, срал в упряжке,
И сорвался на растяжке."
@ мерцает кабелем, а затем испускает горловой фистулой тонкий прерывистый скрежет.
Скрежет включает подъёмник и открывает вмонтированный в стену прокатный агрегат (ПА).
Дрозд набивает код.
Стальные катки приходят в движение.
Мы цепляем дрожащее тело Мамочка ручными крюками и загружаем вместе с головой в судно.
Тело поступает в ПА и медленно плющится.
Из продолговатой щели выползают полосы тонкой розоватой фольги.
Намоточный вал накручивает фольгу ровным тугим рулоном.
Я касаюсь рулона: он липкий от крови.
Я смотрю на @: @ потирает щуп.
- Эта ячейка - на самом деле вагон циркуля, - сообщает он мне с желтоватой вспышкой.
- Вагон циркуля?! Здесь?!.. А лицензия… без лицензии целку повредить можно…
- Лицензии нет. - @ разматывает рулон, отрывает изрядный кусок фольги и протягивает мне с мелодичным свистом, - но её заменяет смекалка. Держи - намотай на целку, да поторопись: мы отстали от графика.
шумы священного
грибное разотождествление
Створ внешнего контура бесшумно отъехал, открыв вход в овальный тоннель с зеркальными стенами. Острый фиолетовый свет приторно сочился из невидимых человечьему глазу отверстий, пропиленных в виде направляющих дорожек дренажным лазером.
Румберт всосался, вяло перебирая пальцами в складках плаща из чёрной местами кучерявой кожи, проскользил к пропускному клапану, зажал в кулаке радиевый код-шарик, представил левое щупало.
Щупало углубилось в отверстие. Пропускное устройство сканировало шарик. В случае несоответствия специальный механизм либо отсекал конечность, либо зажимал гидравлическими тисками, так что вырвать её никогда уже не представится возможным.
Выкрикнуло сигнал о-п, и Румберт извлёк жирно вспотевшее щупало из пропускного клапана.
Зеркальная плита за спиной свернулась спиралью, впуская на Грибной этаж: стены из танталовых плит с арт-полировкой; хромированное кружево пола пульсирует утверждающим пси-излучением.
Румберт скользил, зная, что десятки электронных глаз следят за ним, десятки уловителей считывают мозговую карту, десятки пси-инфильтрантов пытаются потревожить и без того издёрганное за последние фазы тонкое тело.
Хорошо, что путь недолог: вот и приёмная.
Здесь сидит Мо-Бру, сквозной секретарь Бнильбо.
Сам Гриб-907 Углегандон Бнильбо ожидал посетителя в кабинете о-п, сконструированном из сумрачного оттенка мрамора, коим отделывали до зимы склепы и опочивальни. Здесь возвышался молибденовый стол, с подсветкой микшированного лазера, гусь-гроб, трафаретник "viii"; сияющий золотом каркас таил витые дисковые норы. Водородные подсвечники яростно тлели во рту и гениталиях железной кобылы, чью освинцованную с иттриевым сердечником статую венчала корона из цельного куска гигантского био-бриллианта. В углу на ванадиевой подставке маслянисто вращалась стильная треугольня.
Бнильбо полулежал на просторном топчане палладиевой стружки, вертя руках пульт пневмо-подачи.
- Румберт 99999 в приёмной, - сообщил Мо-Бру тюнингованным под звон серебряных пластин голосом.
- Пэссарь. - кивнул в оповещающий шар Бнильбо.
Невидимая ядовитая бахрома убралась в стены, открывая пульсирующую разрядами дверь-жало.
- On-булдысвич, - высверлил пароль Румберт.
Дверь втянула его вспышкой магнитного поля.
Бнильбо сдержанно поздоровался, серебряный буж выполз из седла титановой струны кресла.
- Кирнёшь? - Углегандон явил левитационный бар.
- "Урановый штепсель".
- Такого не держим… - Бнильдо с недоумением загрузил инфо-спираль, - что это за дрянь? типа ториевой колбы?
- Помощнее… - уклончиво прогудел Румберт, ловя форсункой пузырёк "либидо".
- Собрался в Парк Оргий? - подрезал Углегандон после паузы.