Только он исчез, я сразу закурила ещё одну, и развернула бумажицу. "Стриптизная" - гордо красовалось название. Вот тебе и раз, чего же боле? Это ж Шут, сука! Сам писал, небось! Интересненько…
Вечером, внимательно изучив текст, я нашла его неплохим, и мне стало непереносимо интересно - и какая же музыка должна сопровождать подобное? Набрала номер Шута, и согласилась встретиться с ним прямо утром, и всё обсудить. Универ соответственно, не сдохнет, впрочем, как обычно.
Прискакала по назначенному адресу - оказался какой-то полуподвал, довольно тесный, но светлый, и заставленный всякой звукозаписывающей всячиной - типа пульта, колонок, профессиональных микрофонов. Тут и там связки проводов, запутаться можно! Валяются и висят гитары разной модификации, и самая прикольная деталь - на столе в вазочке для варенья связка разноцветных медиаторов на шнурочке, и коробка с запасными струнами, железными и нейлоновыми.
Меня радушно встретил Шут, он был пока один. Сели покурить - дверь заскрипела, и пригнувшись вошёл какой-то длинный чел. Он вёл за руку девицу в чёрном.
- Ой, Гаюшка, здарова! - поднялся ему навстречу Шут.
- Вот, Дикая, знакомься, это новый продюсер наш, "Детей Смерти"! Ну, и мой проект вести будет. Вместо безвременно покинувшей реальность Вики! - пафосно представил Шут.
- Очень и очень рад знакомству! - голос продюсера низкий и приятный. А вот глаза… Чёрные настолько, что кажется без зрачка вообще, насквозь пронизывающие, смаргивают редко. Чел с глазами чёрта… снял пальто, и додумался наконец представить свою девку:
- Моя подруга, спутница, х-мм, так скажем - жизни! - они с Шутом многозначительно переглянулись. Задрали они уже с этими своими играми в смерть! Тоже мне, готы сырые. Мы с девицей кивнули друг другу. Зовут её красиво - Ева. Она откинула капюшон пальто, показав короткую стильную стрижку на светлых волосах, и тяжелые витые серьги тёмного серебра. Молча и почти угрюмо села напротив, закурила. Видно, что от природы полна, но будто иссушена. Что это - инъекции героина? И взгляд в упор, глаза безжизненные, не движутся. Как и у Шута… Чтобы посмотреть на что-либо, она странно поворачивалась чуть не всем телом. Больная какая-то, или скорее наркоманка. Сдержанная до суровости, говорит тихо, и только Гаю что-то на ухо. Неприятная и отталкивающая манера. Вскоре подошли все прочие - барабанщик Кайф, скрипачка Джойс, и звукарь Мортал. Жуткая у них компашка, один к одному все… Разбрелись по местам, каждый к своему инструменту, принялись настраиваться, матерясь и переговариваясь между собой. Меня будто никто не замечал, кроме Шута, который всё бегал от микрофонной стойки ко мне, пытался шутить и улыбаться. Совал мне коньяк, отбирая у других. Я про себя тихо напевала, примеряя текст по бумажке. Вскоре звукарь дал команду вперёд, и я вздрогнула как ужаленная от первых аккордов. Началось…
Я чувствовала себя никудышным лошонышем… Голос срывается, текст не ложится. Волнуюсь очень, ведь у меня совсем нет опыта студийной работы. Шут объясняет, что это очень просто, всё равно, что дома. Советует закрыть глаза и не заморачиваться. А у меня на уме Ветер, Ветер - куда он делся, не звонит, ни дома ни на работе нет, и Ленка не отвечает… Что за дела? Какая нахрен песня в таком состоянии?? Ещё и Гай этот сильно отвлекает - сидя в тёмном углу напротив, сверлит меня блестящими наркотическими глазами, насквозь. Как бы сказать ему, что мне это мешает и сдёргивает?? Чёрт бы его побрал! Зато уважения к Шуту немного добавилось - ему бы нервничать и психовать, ведь я ему все сроки ломаю! Раз согласилась - надо дело толком делать, а я не в силах собрать себя, разбросанную по кусочкам - один в универе за сессию переживает, другой дома с мамой - что на скажет на всю эту байду, если выгонят посреди учебного года? Третий опять по наркоте скучает, четвёртый - тот, где сердце, по Ветру сохнет, и мучительно бьётся в вопросе, что с ним, где он?? Но Шут терпелив и ненавязчив, поит чаем и коньяком, в сотый раз совершенно спокойно объясняет на пальцах одно и то же, даёт длинные передышки, утешает, что всё нормально, так ведь и бывает всегда с певцами… К тому же, перехватив мой болезненный взгляд в сторону Гая, вытолкал его нафиг, объяснив тем, что девушка волнуется. С его исчезновением, стало легче, хоть и ненамного. Мандраж не желал отставать. Я дышала глубоко, пробовала снова… Короче, волей-неволей, а пришлось расслабиться, напиться, отойти, снова напиться, протрещать с Шутом всю ночь на студии о том-о сём, убейте на помню о чём, но что-то весело нам было, втроём со звукарём, прикольным пацанчиком лет двадцатидвух! - и записать-таки песню эту так, что от зубов отскакивала, и лилась как из брансбойта! На одном дыхании писались, на одном дыхании отслушали!
Тут же пришла идея клипа - как без клипа раскручиваться? "Ведь шоу, твою мать, должно продолжаться!" Мне невыносима была сама мысль выхода из угара, возвращения к себе на квартиру. Я оттягивала момент столкновения с той действительностью, где исчез Ветер, и я могу узнать что-то страшное о нём, чую ведь! И сессия, долбанная сессия! Нет уж!!!
Домой, к сожалению, пришлось отлучиться, не могла же я поселиться на студии Шута, пережидать тяжкую полосу жизни. Там поругалась с мамой, она требовала, чтоб я так больше не исчезала, с выключенным телефоном, им с папой потом морги обзванивать, и ещё много каких-то гадостных вещей. Досталось в первых рядах и моему обновлённому в сине-зелёные тона ирокезу. Раньше-то, мол, она молчала, когда он хоть цвет свой натуральный имел, но теперь!! Да уж… Я отстреливалась, как могла, почти послала её на хуй, едва удержавшись от прямых оскорблений. Короче, об этом четырехдневном простое я пожалела ещё как! Я уж чуть не возжелала как спасения звонка Шута, с приглашением на съёмки, овала, чтоб я так больше не исчезала, с выключенным тедлефоном, чтоб им потм морги обзванивать, и еще много каких-когда он наконец сделал это, будто выждав самого кульминационного момента. Я чуть бегом не побежала на его голос, прямо в час ночи. Уж лучше, чем все эти косые взоры, и бесконечные напоминания, что я непременно пропаду в клоаке жизни, если буду так обращаться с собой и своими близкими! Тока я собралась повесить трубку, как - сюрприз! - он спросил:
- А ты не можешь прямо сейчас подъехать?
Я остолбенела - неужели так прямо сейчас и можно выскочить к чёртовой матери отсюда, и снова окунутся в распрекрасный процесс творчества? Пусть бы и с Шутом. Последний опыт общении показал его в несколько более выгодном свете, и по-любому, он сейчас мне в компанию лучше, чем неуёмная, совершенно невтемачная забота мамы!
- Могу!! - заорала я так, что кот подскочил на диване. Моментально собралась - то есть сунула фляжку коньяка в карман, наличное бабло, зарядку для мобилы, ключи, намотала шарф, застегнула гады-куртку-кепку, и бежать! Такси вызвала пока с лестницы сбегала, маме звякнула, что я ушла дела делать, и не надо больше ругаться. Уже в машине уточнила адрес у Шута, и вся во вздрюченных чувствах примчалась на место. Это оказалась обычная крохотная квартирёшка, в каких обитает основная народная масса. Хозяин, "нахлобученный" парень лет семнадцати, кивнул мне, приглашая пройти в зал, напутствовал делать что угодно, тока его не трогать, и сам исчез в другой комнате, плотно затворив дверь.
- А вот и наша красавица! - встретил меня Шут радостными объятиями. А с дивана приветственно помахала сигареткой - конечно, снова Портвейн! Кому же ещё в этом поганом городе и снимать клипы нам, забывшим бога злобным неформалам? Мы поцеловались, как старые подружки, выпили на троих, пока ждали приезда оператора. Того всё не было, и я вспомнила, что не жрала уже часов семь-восемь. Порта кивнула на мой голодный вой, и Шут натащил с кухни разных бутылок, пачку масла, хлеба чёрного и белого полузасохшего, варенье, чай в железных кружках, две банки кофе, ещё чего-то. Я завопила, что нам столько не съесть, но Порта остановила - это, мол, не столько для утоления естественных потребностей тела, сколько для души, то есть антураж для клипа! И жрать надо как можно свинячнее, оставляя огрызки хлебных корок, лужи варенья на столе, окурки, куски консервов в открытых банках, и прочую гадость. Да уж… интересное кино должно у нас получиться, при таком раскладе! Под радостное одобрение Порты, мы втроём нагрызли и нахерачили на столе так, что смотреть страшно! Не выносящая свиноты, я только вздохнула, глядя на это безобразие - чтож, раз надо!
Наконец явился заснеженный оператор Сникерс, пожаловался на дурную погоду, и они с Портвейном начали строить свет. Передвинули тяжелый дубовый стол на середину комнаты, уставили его початыми наполовину бутылками, стаканами, накидали тех самых огрызков. А меня усадили у дивидишника, изучать профессиональный стриптиз.
- Только ты не заморачивайся на всей этой байде, девочка! - наставляла Порта: - Они ж профессионалки, скока лет учились! Не старайся повторять, просто вдохновись, ну, там и возьми что-то для себя, что глянется!
- Ты ведь тем и хороша, что естественна, природной пластикой и душевной сексапильностью, я бы сказал! - присоединился Шут.
- Да, делай лучше, как Белка, как Лёля! - встрял оператор Сникерс: - Чтоб красиво и от души!
- Ну ладно, ладно, поняла я! - они меня уже начали доставать, я не могла сосредоточиться на экранных танцовщицах. Как дитю втирают, ей богу! - А то я до этого голая никогда не плясала!
- Ну, так наверное на надо! - нашёлся Шут, - а то слишком чувственно получится, народ потом пачками хоронить придётся!
Посмеялись, и начали. Я переоделась прямо при всей компании, в серебристое прозрачное платьице-слип до коленок и длиннющие сапоги на шнуровке, принесенные Портвейном. На шею гламурные крупные белые бусы, завязанные узлом где-то в районе пупка. Добавили длинные синие атласные перчатки, и жемчужные браслетики. Потом накрасили по-быстрому, напялили паричок блондинистый, длинный. Башка в нём сразу запарилась, но искусство, как известно, требует жертв, сука такая! Я боялась в зеркало взглянуть… Но пришлось, и от увиденного вырвался вопль:
- Вот бля, кукла-проститняга!
На это Шут радостно кивнул:
- То, что надо, Дика!
А оператор заржал:
- С-с-супер-р-р!
- Теперь давай, на пробу изобрази чего-нить такого! - махнула мне довольная Порта.
- Вы кого из меня сделать хотите, все потом будут думать, что я блядь какая-то! - деланно завозмущалась я, хотя образом осталась довольна. Начала двигаться под фанеру, приплясывать и кривляться, как считала нужным, но Порта остановила жестом:
- Дика, ну это ваще-то что?
- А что надо? - моментально обиделась я. - Ты же ничего не объяснила!
- Расслабься, ты как мороженная!
- Или пластмассовая, - поддержал Шут, стоявший в тёмном углу, так, что лица не видно, только скрещенные на груди руки.
- А голова фарфоровая! - поддержал общую травиловку Сникерс.
- Так чё мне делать-то? - возопила я. Но меня никто будто не услышал - они уже загорелись какой-то новой коллективной идеей.
- А что если её куклой сделать, такой пластмассовой, для стриптиза! - орала возбужденная Портвейн.
- Да, точно, и пусть танцует, задирая платьице, так механически, моргая как дурочка, и губки надувает крупным планом! - поддерживал, блестя глазами Шут.
- И ножкой так - опа! - по банкам всем этим! - изобразил, как именно я должна это делать оператор. Я сразу попробовала повторить, и чуть не сверзлась с высоты этих долбанных неудобных сапог! Вот чёрт, а меня-то никто не спрашивает, как мне вообще идейка?
- Народец, а я что, на столе должна плясать?
- А ты думала? Конечно! - повернулись ко мне все разом. В это время я зачем-то зачерпнула варенья из банки грязной ложечкой, и вылила его обратно.
- Не, не так! - тут же взвыл оператор, подскочив ко мне: - Сними перчатку, на секунду!
Я послушно сняла.
- Портвейн, смотри, а если так! - вопил над ухом длинный Сникерс: - Ну-ка, зачерпни пальчиком вареньица, и вот так, в ротик положи, оближи, и посмотри в камеру!
Он уже нацелился на меня своим горящим видео-глазом, и я повторила предложенное, как можно старательнее моргая.
- Стоп! - заорал Сник, отрываясь.
- Ну, так и что же такого там? - резонно спросила Порта.
Мы сели отсматривать тут же полученный кадр, прямо на мониторе камеры. Получилось клёво, нечего сказать, очень кукольно.
- И вот это вот - в начало самое, пока ещё музыка не началась, и тока после она на стол вспрыгивает, и ручками вот так! - Сникерс показал как, очень деревянно. Порта согласилась, и я полезла на стол, размахивать руками, топать ножками, задирать платьице, и прочее, что могла бы совершить наглая пластмассовая кукла-стриптизерша в натуральную женскую величину.
По-честному, получалось не очень, я всё норовила то поскользнувшись на варенье, грохнуться к чёртовой матери и переломать все кости; то забывшись, делала одно неверное слишком человеческое движение, и всё по новой… жуть. Потом сползал парик, или чесалась не в тему лодыжка под длиннейшей шнуровкой, да так, что ни терпеть, ни тем более работать дальше невозможно - приходилось, матерясь, расшнуровывать, чесать и обратно зашнуровывать. В итоге Порта пригрозила, что прибьёт меня на месте, и натянув на суставы суровые нитки, сделает из моего трупешника марионетку, чтобы самой управлять, тогда уж всё как надо без трабла пройдёт! На этом месте молчавший Шут возопил, что это охренительнейшая из слышанных им идей, и надо непременно её воплотить! Из всех нас, один лишь он был всё так же бодр и весел. Сволочь, это когда мы все уже чуть не валимся от усталости! Я тоскливо посмотрела в зашторенное окно - оказалось, уже дневной свет сочится. Ни хрена себе, это сколько же сейчас времени?? В конце-концов, я же спать хочу, блиннн! - подумала я, и показала "фак" прямо в камеру. Сникерс, оказывается, всё еще снимал, и мой жест его взбесил:
- Дика, зачем так-то, думаешь, ты одна такая замученная?
- А что там? - заинтересованно повернула голову Портвейн. Сказано - профессионал, всегда ушки на макушке, вдруг чего пропустит.
- Да вот, смотри-любуйся! - зачем-то разозлился Сникерс. Порта заглянула в монитор, и захлопала в ладоши:
- Это ж как раз что надо, в конец клипа! Последним кадром, а?
Сникерс недоверчиво посмотрел на неё, Шут закивал. Я заглянула тоже, мне прокрутили назад: оказалось, мой жест очень неплохо лег на плёнку, очень по-человечески, сумрачно.
- Но ведь кукольности никакой не осталось! - возразила я неуверенно.
- Так это же самое оно, в финале поставить, вроде как, кукла ожила! - отмахнулась режиссёрша. Мы со Сникерсом одновременно пожали плечами, при том он недоверчиво покосился на меня, и я отвернулась.
- Я ваще-то спать хочу, - сказал я тупо, стягивая перчатку. Больше не могу, ей богу!
Улеглись, кто где, я даже умываться не стала, и не переоделась. Повалившись на продавленный диван, завернулась в толстый старый вонючий плед, и лишь сомкнув глаза, уплыла туда, где…
Мы втроём, напившись злого неразбавленного виски "Джэк Дэниелс" развлекались на полную катушку: разыграли сценку обыска арестантки, типа Ветер на улице задержал Гдетыгдеты и привел в "отделение" (ко мне на хату). Там я уже дожидалась их, при всем параде "полицейской": в косухе, узенькой кожаной юбочке с широким ремнём за который вместо резиновой дубинки или шокера заткнута почему-то садитская плётка. Видон дополняли мои излюбленные тяжелые гады, чулки в сетку и строгая кепочка надвинутая на правую бровь.
- Добрый вечер, сержант, что у вас сегодня? - усмехнувшись, я подошла к "задержанной". Та нагло ухмылялась мне в лицо, играя свою роль как по писанному. Я рассмотрела Гдеты как следует - ну, самого проституточного вида. Коротенькая джинсуха с замочками, майка с неприлично-глубоким декольте, в котором сразу видно, что лифчик девочка забыла дома. К этому всему джинсовая юбчонка, по ширине больше похожая на пояс, голый живот, чулки с рисунком, лаковые сапоги на огромных каблуках. И в завершение образа чёрный обвод глаз, алая помада, волосы во все стороны, огромные серьги-кольца, жевачка и кроваво-красные накладные ногти. Ей, конечно, не особо-то идёт - у неё фигура не слава богу. Но в этом и был особый "шарм", проститутская уличность. Я просто удивилась - ведь может же! Чего раньше выебывалась, тихоня?
- Эта девушка подозревается в торговле телом и незаконном хранении наркотиков! - ответил Ветер.
- Значит, будем искать! - сказала я, и принялась лапать подружку, "обыскивая". Нашла в трусиках гашиш, и с воплем:
- О-хо-хо, сержант, взгляните-ка на это! - отдала его Ветру.
- Ты должна бы знать, чем тебе это грозит, шлюшка! - помахала я перед лицом наглой девки, и резко приблизившись, впилась в её накрашенные губы. Потом снова грубо всунула в неё пальцы, и "довела" Гдеты так, под предлогом "Сейчас изнутри проверим!". Сама смотрела из-за её дрожащего плеча на Ветра, как он любуясь нашей забавой дрочит жадно. Вынув влажные и липкие пальцы, похотливо облизала, и посмотрела на Ветра:
- Что вы думаете по поводу этой сучки, офицер?
- Продолжайте, офицер, она должна получить хороший урок правосудия! - холодно бросил он.
Тогда я согласно кивнув, развела ей ноги ещё шире, так, что она чуть не упала, едва удержавшись, и стала трахать её концом плети. Она вскрикивала, запрокидывая голову, и кусала губы, пока Ветер не остановил нас, отобрав плётку. Он властно поставил Ленку на колени, заняв ей рот, меня притянул к себе, раздвинул ноги и трахал своими длинными пальцами, доставая кажется, до самого сердца… Пока я ласкала себе соски и клитор.
Потом все злобно и бурно кончили, и раскурились мирно Ленкиным гашем. Расслабон…
Я с наслаждением вдыхала теплый мутный дым, когда голос Портвейн ворвался в сознание, безжалостно вырывая из нашей чудной компании извращенцев:
- Дика, эй, девочка, работать!
- А? - резко распахнулись мои глаза. - Что за херня?
- Какая херня, всё, вечер уже, работать надо! - Порта сидела передо мной на корточках. Я тупо смотрела на неё, слишком медленно приходя оттуда - сюда. Чёрт! Сон, явь - свихнуться можно!
- Уже и Шут пришёл, ты и так дольше всех спала, дорогая! - увещевала режиссёрша, пока я размазывала по лицу остатки грима, продирая глазки.
- Мы уж и пожрали, и свет отстроили, всё жалели тебя, не будили, думали, сама, пока суть да дело встанешь!
Я кое-как поднялась, и поплелась умываться. Портвейн - за мной:
- Платьице-то отдай, погладить надо!
Потом я поела торопливо, и снова за дело!
Сегодня вся работа заключалась в том, чтоб как можно более кукольней и сексапильней распиннывать остатки засохшей жратвы, танцуя на столе. А Шут, пока я отдыхала, изображал добухавшегося до "белочки" извращенца, которому явилась его больная фантазия - кукла-шлюха.
Измотавшись до тихой истерики, я упала как вчера под утро, на диван, и не помня себя, уснула.
На следующий вечер всё повторилось. Только сегодня мы снимали крупные планы - я надувала губки, строила глазки, моргала, и кочевряжилась так и этак, под строгим глазом камеры Сникерса, и окриками Порты.